Генерал поморщился.
– Разборки на личной почве?
– Предположительно, да. Но о причинах оба говорить не хотят.
– Что значит «не хотят»? Они на службе или в песочнице детсадовской?
– Отказываются наотрез. Без каких-либо объяснений.
– Взыскание наложено?
– Пока нет. Поскольку не выяснены причины инцидента, – пожал плечами полковник и добавил с кривой усмешкой: – У Миллера сломан передний зуб.
– Н-да, эта Хадсон – серьёзная особа, – хмыкнул Березин. – Ладно, пришлите её сегодня ко мне, попробую разобраться.
Попрощавшись с Лихачёвым, генерал принялся разгребать вороха текущих документов, накладывая лаконичные резолюции, припечатывая их своим электронным факсимиле.
Однако, Хадсон хорошо накачала мускулатуру. Может не только с крупнокалиберным лазером управляться, но и запросто зубы выбивать. Ясный перец, этот Миллер полез её лапать, ну и получил на орехи.
Всё-таки от женщин в армии больше хлопот, чем толку. С другой же стороны, Хадсон старше по званию, и это уже совсем другой коленкор. Эхма, верно говорят в народе: кто в армии служил, тот в цирке не смеётся.
Глава 11
Пассажирский лайнер «Ту-454» выполнял рейс Минск–Рейкьявик–Миннеаполис. На носу самолёта сверкало длинное плазменное копьё, кромсающее неподатливый воздух и превращающее его в разреженную мешанину ионов. Четыре двигателя под стреловидным фюзеляжем изрыгали ревущие потоки пламени. Набрав крейсерскую высоту и войдя в мезосферу, окутанный сиреневым сиянием титановый гигант достиг пятикратной скорости звука. Далеко внизу, под гроздьями туч, бушевал ночной океан, взлохмаченный громадным волчком антициклона.
В пилотской кабине командир корабля неторопливо смаковал чашечку кофе, его молодой напарник развалился в кресле, созерцая звёздные россыпи над головой. По нижней кромке блистера вереницей светляков ползли стандартные сообщения автопилота, вчитываться в них не имело ни малейшего смысла.
Для полутора тысяч пассажиров настало время ужина, и стюардессы сбились с ног, демонстрируя им традиционное для Аэрофлота гостеприимство.
В конце третьего салона импозантная дама смаковала красное белорусское вино из хрустального бокала, а паёк со своего подноса разделила между сыном и дочерью, которые покуда могли не беспокоиться о величине талии.
– Мама, а сколько папа будет зарабатывать на новой должности? – деловито спросил Питер Паттон, расправившись с куриной грудкой и запив её пепси-квасом.
– Полагаю, гораздо больше, – рассеянно ответила Кэтрин и промокнула губы бумажной салфеткой.
Питер сглотнул слюну.
– А всё-таки – сколько?
– Спросишь у него сам. – Кэтрин достала из сумочки помаду и зеркальце. – Я ещё не знаю точно.
– Мама, а тогда можно будет мне купить новый процессор? «Эльбрус-14 Профи»?
– Оу, разве твой теперешний так уж плох?
– Русский гораздо лучше. У него архитектура на 256 байт, – веско разъяснил Пит.
Кэтрин закончила подкрашивать губы и скосила глаза на сына.
– Мне это ничего не говорит, мой милый.
– Я тогда смогу поставить оболочку «Москва», она гораздо круче «Уиндоус», – вслух размечтался мальчуган. – И под ней можно играть в любые русские игры. Со всеми navorots!
– Разве американские хуже?
– Откровенно говоря, да. По сравнению с русскими, они barahlo.
Улыбнувшись, Кэтрин взъерошила выгоревшие волосы мальчугана бронзовой рукой.
– Не советую тебе говорить это при папе, мой дорогой. Он опять обвинит тебя в недостатке патриотизма. – Она убрала косметику в сумочку.
– Значит, то, что мы летим на русском samolet, это тоже непатриотично?
– Это прежде всего разумно, поскольку они стопроцентно надёжны.
Сестрёнка Питера шёпотом уговаривала свою куклу Василису съесть ещё кусочек сервелата. Царевна хлопала васильковыми очами, кивала и твердила «thank you, Mary». Её бисерный кокошник основательно запачкался в кетчупе.
Допивая вторую чашку кофе, командир «Ту-454» бросил рассеянный взгляд на сообщения автопилота.
Внезапно зелёные буквы налились алым свечением, раздалось мерное «би-и-ип, би-и-ип, би-и-ип».
«АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль».
Руки рефлекторно сработали, опередив сознание: тумблер автопилота, штурвал, клавиша диагностики... Однако ничего не изменилось.
Пластиковая чашка со стрёкотом прокатилась по полу, расплескав остатки кофе.
– Что за чёрт?! – вскрикнул лётчик, лихорадочно щёлкая тумблером автопилота.
«АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль. АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль», – монотонно вещал автопилот.
Все приборы показывали норму. Двигатели в порядке. Фюзеляж цел. Нигде ничего не горит.
«АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль».
– Сева, что за хрень? – вскричал второй пилот.
– Не пойму... Нет управления...
Лайнер клюнул носом и вошёл в крутое пике. Тело командира обволокла нежная жуть невесомости. Рука судорожно переключала тумблер. Туда-сюда, туда-сюда. Безрезультатно.
В салонах вопили от ужаса. Звёзды погасли, когда лайнер врезался в толщу грозовых облаков. Спустя полминуты «Ту-454» рухнул в Атлантику.
ПаттонКхан методично и не спеша пробирался обратным путём через цепочки роутеров. Акция прошла легко и просто, прямо как дохлую рыбёшку заглотнуть.
Впрочем, войдя в бортовую систему «Ту-454» через узенькую пуповину связи с навигационного спутника и полностью переключив управление на себя, ПаттонКхан вдруг ощутил авиалайнер как живой организм: гигантский титановый кальмар, могучее мезосферное чудовище, владыка воздушной пучины. Убивать его было жаль. Однако ни к чему, чтобы самка Паттона и его дети путались под ногами.
* * *
– Так в чём же причина? – повторил свой вопрос Березин.
Стоявшая перед ним навытяжку десантница с лицом голливудской кинозвезды потупилась.
– Это моё... приватное, товарищ генерал. К несчастью, в русском языке нет понятия «privacy». Но я надеюсь на ваше понимание, товарищ генерал.
– Мы с вами в армии, товарищ ефрейтор, – парировал Березин третьим служебным голосом. – И тут никакого privacy нет и быть не может.
– Сожалею, товарищ генерал.
Причину девица ни за что не назовёт, хотя и так всё ясно. Рядовой Миллер полез её лапать, вот и получил плюху в торец. Все американцы слегка помешаны на почве сексуального преследования. Даже дылда-десантница с лучемётом, лошадиной физиономией и вирельной маской раскрасавицы. И не даже, а тем более. А для солдатика некрасивых баб не бывает. Охо-хо, грехи наши тяжкие...
Серебряный диск медали лежал на мощном бюсте Хадсон почти горизонтально. Березин постарался сосредоточить взгляд на её чёрном берете с эмблемой проекта «Ч».
– До сих пор вы проходили службу образцово, – смягчив тон, заговорил генерал. – Проявили себя в боевой обстановке наилучшим образом. Имеете боевые награды. Вам присвоено внеочередное звание. Существенно улучшили свои физические данные, получили право носить тяжёлое оружие.
Он сделал паузу, едва не ляпнув: «Так какого же хрена?!» Хадсон отмалчивалась всё с тем же понурым видом.
– Однако вы проявили несдержанность, подняв руку на боевого товарища. Более того, он младше вас по званию. Это очень серьёзный проступок! Очень!
Девица зарделась и совсем повесила нос на квинту. Очень добротная вирельная маска у неё, с мимической нюансировкой и прочими прибамбасами. Березин тщетно старался взвинтить себя, чтобы влепить взыскание по всей строгости. Ведь чисто по-человечески тут всё понятно...
– Вы сказали, что сожалеете о своём поступке, – Березин всё-таки решил спустить дело на тормозах и наказать Хадсон по минимуму. – Значит, уже осознали свою вину. Отчасти это меняет дело.
Он сделал паузу. «Ну, скажи что-нибудь, поддакни. Не молчи, как упёртая дурёха».
– Разрешите уточнить, товарищ генерал. Я сожалела о том, что в армии, по вашему мнению, нет места для приватности. В тот момент я поступила просто как человек, а не ефрейтор-контрактник. И об этом не сожалею.
Подавляя приступ бешенства, Березин поиграл желваками.
Как гласит армейское присловье, лучше иметь дочку-блядь, чем сына-ефрейтора. Ну, а если ефрейтор женского пола, то вообще туши свет... Да ещё и типичные американские замашки, полный букет – начиная с privacy и кончая defend freedom. Нечего тут миндальничать, не в коня корм.
– Ну, что ж, с этой минуты вы больше не ефрейтор.
– Так точно, товарищ генерал.
– И ещё. У вас будет время на размышление. Предлагаю вам подумать о недопустимости штатских замашек в армии. Пять суток гауптвахты, рядовая Хадсон.
– Есть пять суток, – ответила десантница, бодро вскинув голову.
Березину померещилось, что на её губах мелькнула усмешка. Впрочем, это мог быть и глюк вирельной маски.
– Если подобное повторится, ваш контракт будет расторгнут, – счёл нужным добавить генерал. – По тридцать шестому пункту «в», без выходного пособия. Уяснили?
– Так точно, товарищ генерал.
Вообще-то американцев следует наказывать рублём, такое до них лучше всего доходит.
– Можете идти.
– Слушаюсь, товарищ генерал.
Хадсон молодцевато сделала «налево кругом» и растворилась в киберпространстве, не дойдя до двери.
На прощание она снова нагло ухмыльнулась. Вовсе не глючит у неё вирельная мимика. Экая несгибаемая стервоза. Хотя не будь она эдакой бой-бабой, сидела бы за рукоделием в своей захолустной Дакоте, рассудил Березин. Ладно, перемелется, мука будет.
Не снимая вирельного шлема, на ощупь он взял трубку, набил её табаком из кисета и закурил.
* * *
Кхан плыл по затопленному подземелью своим привычным прогулочным маршрутом, рассеянно созерцая облицованные рубчатой плиткой пешеходные дорожки. Он миновал распахнутые ворота пустой казармы, затем причал, где бок о бок ошвартовались три проржавевшие субмарины, обогнул ремонтный док, в котором покоилась четвёртая подлодка.
Бетонное перекрытие наверху окончилось, его сменила зыбкая плёнка водной поверхности, колеблемая ветерком, обструганная пологими лучами полярного солнца.
Мощно ударив хвостом, Кхан устремился вперёд. Ущелье расширялось, превращаясь в продолговатую бухту. От последнего, самого крупного причала веером разбегались рельсовые узкоколейки с вереницами пустых платформ, ныряя в жерла прорубленных сквозь скалу тоннелей. На краю причала стояла тележка с ровными рядами ржавых торпед, три батареи зениток вертикально топорщили дула, над ними лениво покачивалась полусгнившая маскировочная сеть. Дальше вдоль бухты тянулась вымощенная бетонными плитами взлётно-посадочная полоса. В её конце притулились четырехмоторный транспортный самолёт и полудюжина истребителей. До чего же убогая и примитивная военная техника. По идиоматическому выражению двуногих, допотопная, причём в буквальном смысле.
В жабрах клокотала чужая вода. Чужая. Совсем не та, что в бассейне. Вольная, дикая. Не отцеженная фильтрами, не оглушённая обеззараживающим излучателем, не облагороженная дезодорантами. Настоящая вода чужой планеты, без примеси привычных солей.
За причалом каменистое дно бухты там и сям устилали россыпи скелетов. Когда строительство громадной базы в толще материкового щита завершилось, излишки человеческого материала утопили здесь. Тысячи двуногих рабов, от которых остались только кучки обглоданных рыбами костей.
Над подводным кладбищем зыбились плотные сгустки психических шлаков: голод и боль, неотвязный страх, бессильная ненависть и тупая безнадёжность, вековечное истошное проклятье месту сему. За прошедшие долгие годы вся эта духовная гниль нисколько не выветрилась и, как облако густого трупного смрада, целиком заполняла бухту.
Всякий раз, когда Кхан заплывал сюда, терпкие миазмы мертвечины мощно взбаламучивали его сознание. При всём его отвращении к нечистотам это место обладало необъяснимой гнетущей притягательностью.
Он распластался над косо уходящим в глубину скалистым откосом, размышляя над причудами двуногих млекопитающих. Невесть почему они построили на необитаемом континенте колоссальное подземное сооружение с огромными складами провианта, боеприпасов и горючего, да так и забросили втуне. Причём это случилось задолго до того, как уровень океана поднялся и подземелье оказалось затопленным почти доверху. Рабов-строителей скормили рыбам, а не употребили в пищу. Наконец, эта военная база, где размещались подводные и воздушные боевые машины, одновременно служила, по всей видимости, чем-то вроде религиозного святилища. Об этом свидетельствовали многочисленные ритуальные эмблемы на стенах: кресты с переломленными перекладинами, изображения хищной птицы, сжимающей в лапах круг всё с тем же изломанным крестом. В одном из крупных помещений, очевидно, служившем для проведения собраний, на стене сохранилась громадная золочёная рама с лохмотьями гнилого холста и чешуйками вспузырившейся краски. Скорее всего картина служила культовым объектом поклонения.
Достойно удивления то, что теплокровные двуногие умудрились выйти из животного состояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30