Этот проект дает возможность оценить все последующие польские проекты преобразований. План Замойского мог всего лишь сохранить status quo, хотя в нем отразилось влияние городского купеческого сословия, проявившееся в предложениях ограничить для евреев свободу торговли. Реформа ратовала за включение всех евреев в число категорий, занятых полезными профессиями – торговлей, ремеслами, сельским хозяйством. Это положение предполагали внедрять путем отказа в выдаче брачных свидетельств евреям, посвящавшим себя занятиям, не подпадавшим под. эти категории. Равенство для евреев означало, что они будут нести все обязанности каждого сословия поляков, а вот соответствующих прав и привилегий им не полагалось. Предрассудки духовенства были удовлетворены тем, что появилось правило, по которому евреям запрещалось нанимать в слуги христиан. Таким образом, в этой реформе звучали лишь слабые отголоски поиска тех сложных и тонких путей решения еврейского вопроса, которые обсуждались тогда в Западной Европе.
Тем не менее, по мере того как по всей Европе разгорался спор о евреях, поляки все активнее участвовали в нем. Уже в 1780 г. общая неудовлетворенность существующим положением была сформулирована в брошюре под названием «Разговор в Гданьске между польским шляхтичем, швейцарцем и евреем». В ней критиковались недостатки управления в шляхетской Польше в целом, и в частности, недостатки еврейской автономии.
Средства, применявшиеся другими европейскими государствами, привлекали в Польше пристальное внимание. Начиная с 1782 г. здесь неоднократно переиздавался памфлет «О необходимости реформирования жизни евреев», который был предназначен познакомить поляков с решением еврейского вопроса на новый, французский, лад. Поляков призывали прекратить смотреть на евреев как на «особенное явление природы», предмет насмешек и преследований, и признать, что какие бы недостатки ни обнаруживались у евреев, они были не врожденными, но сформировались под влиянием религии, законов, воспитания. «Человек не родится ни злым, ни добрым, ни умным, ни глупым; он скорее рождается с теми или иными задатками». Саму по себе религию евреев автор памфлета характеризовал как основанную на любви к ближнему. Следовать же этой заповеди евреям до сих пор мешали лишь преследования со стороны христиан. Поскольку на евреев во многом не распространялись законы, защищавшие занятия большинства горожан, то они были вынуждены браться за мелочную торговлю, чтобы прожить, отчего только росло презрение, которым дарили их соотечественники-поляки. Автор утверждал, что прежде чем станет возможным нравственное перерождение евреев, необходимо будет изменить влияющие на них условия жизни в Польше. Например, заметил он, наконец-то евреи после 1775 г. получили право заниматься сельским хозяйством, но так поступили всего лишь четырнадцать семей – вероятно, оттого, что евреям так и не позволено было владеть землей.
«Наши законы в отношении евреев дурны. Их положение вне всяких сословий несправедливо. Неправильно отдавать власть над ними в руки частных лиц или собственных еврейских бюрократов. Неверно рассматривать их как дурной народ и не предлагать им отечества. Но хуже всего, что мы даем им жить по особым законам и обычаям. Благодаря этому они выступают как новый corpus in corpore, как государство в государстве; принимая во внимание, что еврейские законы и обряды отличаются от наших, такое положение вещей порождает конфликты, путаницу, взаимное недоверие, презрение и ненависть».
Реформы, предлагаемые автором памфлета, выглядели широкими, но должны были обойтись евреям недешево. Предполагалось допустить евреев в городское сословие, ослабить над ними власть воеводы, разрешить евреям голосовать на выборах магистратов и самим состоять в них, а также пользоваться другими правами и обязанностями торговых сословий. Взамен евреи должны были отказаться от своей уникальной политической и культурной автономии. Организационную структуру кагала следовало разрушить. Евреям предлагалось отказаться и от своего особого платья, и от «жаргона» (т. е. языка идиш). Но если этот анонимный реформатор дальше всех зашел в стремлении предоставить евреям самые широкие права, то почти всех его последователей в первую очередь привлекала в его проекте уверенность в необходимости ассимилировать евреев.
Эти идеи через печать распространялись среди все более широких кругов. Прогрессивная газета «Историко-политический дневник» (Pamietnik historyczno-polityczny), которую издавал Петр Свитковский, уделяла особое внимание проблеме еврейской реформы. Газета представила своим читателям достоверный портрет еврейского философа и реформатора из Берлина, Моисея Мендельсона, и начала конструктивную дискуссию по поводу идей Х.Дома. В своих передовицах газета давала отклики – причем не всегда сочувственные – на каждый нюанс в дискуссии, развернувшейся в обществе по еврейскому вопросу.
Как только эту проблему поставили, она сделалась предметом усиленного обсуждения на все последнее десятилетие XVIII в. Особенной остроты обсуждение достигло в период Четырехлетнего сейма (1788–1792), и это была последняя попытка внутриполитических преобразований в стране, прежде чем Польша исчезла с географической карты. Реформаторов побуждала к действию необходимость спасать Польшу от нависшего над ней несчастья, а революционные события во Франции служили им источником вдохновения и конкретным примером. Для противников консервации существующего положения вещей уже сама величина еврейского населения, достигавшего, по оценкам, свыше миллиона человек, являлась основанием для того, чтобы упорядочить его положение в обществе.
Публицисты сознавали, какие сложности проистекали, с одной стороны, от значительной автономности существования евреев в стране, а с другой – от целого громадного корпуса ограничительных законов, затруднявших евреям каждый шаг в повседневной жизни. Существовало и дополнительное соображение – как полагали, евреи обладали существенной экономической мощью, особенно выступая в обличье арендаторов и корчмарей. Следуя предписаниям экономистов-реформаторов эпохи Просвещения, известных как физиократы и считавших землю важнейшим источником национального богатства, польские реформаторы никогда не уставали отыскивать способы сделать евреев более «полезными», превратив их в крестьян или ремесленников. Впрочем, глубокие перемены в положении евреев были проблематичны. Всякое их «гражданское совершенствование» в духе идей Дома входило в противоречие с осознанными интересами самого главного их соперника, городского христианского населения.
Прогрессисты, направлявшие реформаторские усилия сейма, понимали, что нужно укреплять экономическое благосостояние городов с самоуправлением и собирать бюргеров в новую политическую коалицию в противовес узким сословным интересам магнатов. Их идеологи, такие, как трое прогрессивных священников, Гуго Коллонтай, Станислав Сташиц и Франтишек Езерский, строили планы, стремясь добиться поддержки со стороны городского населения. На эти старания их вдохновляла растущая активность самих муниципалитетов, символом которой стала так называемая Черная процессия, состоявшаяся в Варшаве в ноябре 1789 г. – политическая демонстрация представителей 141 королевского города, которых прислали местные муниципалитеты наблюдать за работой сейма. Интересы этих бюргеров-христиан были прямо противоположны интересам евреев. Так, в польских провинциях Речи Посполитой из 301 города на королевских и церковных землях двести, включая Варшаву и Краков, пользовались правом de non tolerandis Judaeis – запрета на проживание евреев, что надежно защищало их от появления еврейских колоний. И если евреи искали для себя «свободного гражданства и занятий», то города стремились к дальнейшему ограничению городских профессий евреев, действуя согласно распространенному изречению, гласившему, что «евреи разоряют город».
В этих условиях оказалось невозможно придумать такой компромисс, который мог бы одновременно удовлетворить хотя бы минимальные требования как со стороны христиан, так и со стороны евреев. Те же шаги, которые были предприняты, лишь возбуждали антиеврейские настроения, что привело 16 мая 1790 г. (по н. ст.) к беспорядкам в Варшаве, вызвавшим широкий общественный резонанс. Несмотря на длительные переговоры с участием делегатов от королевских городов, полномочных представителей более сотни еврейских общин, королевского представителя Пьяттоли и ряда ведущих деятелей сейма, в первую очередь – Гуго Коллонтая, не удалось прийти ни к какому компромиссу. (А между тем королю Станиславу Августу было чрезвычайно важно, чтобы нашелся законный выход из положения – еврейские общины предложили заплатить пять миллионов злотых на нужды государства и королевского дома.) Но даже такой законопроект, который мог бы всего лишь гарантировать уже существующие права евреев, как его ни проталкивали, все-таки остался без обсуждения на последнем заседании сейма 29 мая 1792 г. (по н. ст.).
Однако, несмотря на отсутствие практических результатов, период работы Четырехлетнего сейма важен как этап широкого обсуждения еврейского вопроса, как время, породившее целый поток предложений по еврейской реформе, которые отчасти повлияли потом на русских реформаторов, столкнувшихся со сходными проблемами ровно десятью годами позже. Эти дебаты развивались в двух основных направлениях – экономическом и социальном.
Обсуждение экономических вопросов носило куда более откровенный характер, чем дискуссия по социальным проблемам. Представители городских сословий, которым евреи составляли конкуренцию, не могли придумать ничего остроумнее прямой дискриминации и изгнания. И хотя прогрессивные деятели нуждались в политической поддержке бюргерского сословия, они не могли согласиться с программой, столь противоположной господствовавшим современным доктринам, особенно доктрине свободной торговли. Реформаторы из сейма намеревались использовать евреев на благо государства, а не изгонять их. Авторов большинства предложений заботила необходимость наладить «извлечение пользы» из присутствия евреев. Это приводило к появлению неопределенных планов превращения евреев в крестьян. Все реформаторы были единодушны в своем стремлении отлучить польское еврейство от сельского арендаторства вообще, и от торговли спиртным, в частности. Эта проблема напрямую перешла по наследству от польских реформаторов к их русским коллегам.
Социальная проблема была гораздо сложнее, так как она влекла за собой далеко идущие последствия. В самом упрощенном виде она сводилась к задаче включения евреев в структуру польского общества, которое все еще оставалось сословным. Простейший выход – сделать евреев полноправными членами городских сословий, встречал отчаянное сопротивление как раз тех элементов, которые реформаторы пытались вовлечь в свою политическую коалицию. Преодолеть это фундаментальное противоречие между правами и ограничениями реформаторам так и не удалось.
В одном из первых вариантов законопроекта еврейской реформы, составленном Матеушем Бутрымовичем, предлагалось предоставить всем евреям «государственное гражданство» – кроме тех, кто проживал на территориях, где это запрещалось. Его коллега и главный инициатор еврейской реформы, Гуго Коллонтай, требовал для евреев права заниматься торговлей, ремеслами и сельским хозяйством, но так, чтобы не нарушать уже существующих прав городов. Пожалуй, изобретательнее других оказался Тадеуш Чацкий, председатель Финансового комитета сейма. Его план приписать евреев к новым социальным сословиям еврейских торговцев, ремесленников или крестьян (причем для тех, кто избрал бы последнее, предусматривались особые налоговые льготы), имел то преимущество, что расширял для них поле экономической деятельности.
Неудача в попытке реформаторов надежно закрепить за евреями место в социальной системе Польши выбивало почву из-под другого их важнейшего постулата – о жестком ограничении, если не полном запрещении, еврейской автономии. Могло ли быть приемлемо для евреев подчинение «общегородской администрации» (как рекомендовали Чацкий, Свитковский, Сташиц и Коллонтай), когда именно эти органы до сих пор обладали неограниченной властью изгонять и дискриминировать их? Последствия такой политики стали очевидны всем в 1792 г., когда евреи были изгнаны из Варшавы на основании неблагоприятного для них истолкования нового полицейского устава, причем в это время еще не истек срок полномочий сейма. Даже некоторые бюргеры нехотя признавали явную несправедливость такого обращения со стороны властей. В плане «еврейской реформы», поданном представителями королевских городов, направленными в Варшаву, чтобы оказывать влияние на решения членов сейма осенью 1791 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Тем не менее, по мере того как по всей Европе разгорался спор о евреях, поляки все активнее участвовали в нем. Уже в 1780 г. общая неудовлетворенность существующим положением была сформулирована в брошюре под названием «Разговор в Гданьске между польским шляхтичем, швейцарцем и евреем». В ней критиковались недостатки управления в шляхетской Польше в целом, и в частности, недостатки еврейской автономии.
Средства, применявшиеся другими европейскими государствами, привлекали в Польше пристальное внимание. Начиная с 1782 г. здесь неоднократно переиздавался памфлет «О необходимости реформирования жизни евреев», который был предназначен познакомить поляков с решением еврейского вопроса на новый, французский, лад. Поляков призывали прекратить смотреть на евреев как на «особенное явление природы», предмет насмешек и преследований, и признать, что какие бы недостатки ни обнаруживались у евреев, они были не врожденными, но сформировались под влиянием религии, законов, воспитания. «Человек не родится ни злым, ни добрым, ни умным, ни глупым; он скорее рождается с теми или иными задатками». Саму по себе религию евреев автор памфлета характеризовал как основанную на любви к ближнему. Следовать же этой заповеди евреям до сих пор мешали лишь преследования со стороны христиан. Поскольку на евреев во многом не распространялись законы, защищавшие занятия большинства горожан, то они были вынуждены браться за мелочную торговлю, чтобы прожить, отчего только росло презрение, которым дарили их соотечественники-поляки. Автор утверждал, что прежде чем станет возможным нравственное перерождение евреев, необходимо будет изменить влияющие на них условия жизни в Польше. Например, заметил он, наконец-то евреи после 1775 г. получили право заниматься сельским хозяйством, но так поступили всего лишь четырнадцать семей – вероятно, оттого, что евреям так и не позволено было владеть землей.
«Наши законы в отношении евреев дурны. Их положение вне всяких сословий несправедливо. Неправильно отдавать власть над ними в руки частных лиц или собственных еврейских бюрократов. Неверно рассматривать их как дурной народ и не предлагать им отечества. Но хуже всего, что мы даем им жить по особым законам и обычаям. Благодаря этому они выступают как новый corpus in corpore, как государство в государстве; принимая во внимание, что еврейские законы и обряды отличаются от наших, такое положение вещей порождает конфликты, путаницу, взаимное недоверие, презрение и ненависть».
Реформы, предлагаемые автором памфлета, выглядели широкими, но должны были обойтись евреям недешево. Предполагалось допустить евреев в городское сословие, ослабить над ними власть воеводы, разрешить евреям голосовать на выборах магистратов и самим состоять в них, а также пользоваться другими правами и обязанностями торговых сословий. Взамен евреи должны были отказаться от своей уникальной политической и культурной автономии. Организационную структуру кагала следовало разрушить. Евреям предлагалось отказаться и от своего особого платья, и от «жаргона» (т. е. языка идиш). Но если этот анонимный реформатор дальше всех зашел в стремлении предоставить евреям самые широкие права, то почти всех его последователей в первую очередь привлекала в его проекте уверенность в необходимости ассимилировать евреев.
Эти идеи через печать распространялись среди все более широких кругов. Прогрессивная газета «Историко-политический дневник» (Pamietnik historyczno-polityczny), которую издавал Петр Свитковский, уделяла особое внимание проблеме еврейской реформы. Газета представила своим читателям достоверный портрет еврейского философа и реформатора из Берлина, Моисея Мендельсона, и начала конструктивную дискуссию по поводу идей Х.Дома. В своих передовицах газета давала отклики – причем не всегда сочувственные – на каждый нюанс в дискуссии, развернувшейся в обществе по еврейскому вопросу.
Как только эту проблему поставили, она сделалась предметом усиленного обсуждения на все последнее десятилетие XVIII в. Особенной остроты обсуждение достигло в период Четырехлетнего сейма (1788–1792), и это была последняя попытка внутриполитических преобразований в стране, прежде чем Польша исчезла с географической карты. Реформаторов побуждала к действию необходимость спасать Польшу от нависшего над ней несчастья, а революционные события во Франции служили им источником вдохновения и конкретным примером. Для противников консервации существующего положения вещей уже сама величина еврейского населения, достигавшего, по оценкам, свыше миллиона человек, являлась основанием для того, чтобы упорядочить его положение в обществе.
Публицисты сознавали, какие сложности проистекали, с одной стороны, от значительной автономности существования евреев в стране, а с другой – от целого громадного корпуса ограничительных законов, затруднявших евреям каждый шаг в повседневной жизни. Существовало и дополнительное соображение – как полагали, евреи обладали существенной экономической мощью, особенно выступая в обличье арендаторов и корчмарей. Следуя предписаниям экономистов-реформаторов эпохи Просвещения, известных как физиократы и считавших землю важнейшим источником национального богатства, польские реформаторы никогда не уставали отыскивать способы сделать евреев более «полезными», превратив их в крестьян или ремесленников. Впрочем, глубокие перемены в положении евреев были проблематичны. Всякое их «гражданское совершенствование» в духе идей Дома входило в противоречие с осознанными интересами самого главного их соперника, городского христианского населения.
Прогрессисты, направлявшие реформаторские усилия сейма, понимали, что нужно укреплять экономическое благосостояние городов с самоуправлением и собирать бюргеров в новую политическую коалицию в противовес узким сословным интересам магнатов. Их идеологи, такие, как трое прогрессивных священников, Гуго Коллонтай, Станислав Сташиц и Франтишек Езерский, строили планы, стремясь добиться поддержки со стороны городского населения. На эти старания их вдохновляла растущая активность самих муниципалитетов, символом которой стала так называемая Черная процессия, состоявшаяся в Варшаве в ноябре 1789 г. – политическая демонстрация представителей 141 королевского города, которых прислали местные муниципалитеты наблюдать за работой сейма. Интересы этих бюргеров-христиан были прямо противоположны интересам евреев. Так, в польских провинциях Речи Посполитой из 301 города на королевских и церковных землях двести, включая Варшаву и Краков, пользовались правом de non tolerandis Judaeis – запрета на проживание евреев, что надежно защищало их от появления еврейских колоний. И если евреи искали для себя «свободного гражданства и занятий», то города стремились к дальнейшему ограничению городских профессий евреев, действуя согласно распространенному изречению, гласившему, что «евреи разоряют город».
В этих условиях оказалось невозможно придумать такой компромисс, который мог бы одновременно удовлетворить хотя бы минимальные требования как со стороны христиан, так и со стороны евреев. Те же шаги, которые были предприняты, лишь возбуждали антиеврейские настроения, что привело 16 мая 1790 г. (по н. ст.) к беспорядкам в Варшаве, вызвавшим широкий общественный резонанс. Несмотря на длительные переговоры с участием делегатов от королевских городов, полномочных представителей более сотни еврейских общин, королевского представителя Пьяттоли и ряда ведущих деятелей сейма, в первую очередь – Гуго Коллонтая, не удалось прийти ни к какому компромиссу. (А между тем королю Станиславу Августу было чрезвычайно важно, чтобы нашелся законный выход из положения – еврейские общины предложили заплатить пять миллионов злотых на нужды государства и королевского дома.) Но даже такой законопроект, который мог бы всего лишь гарантировать уже существующие права евреев, как его ни проталкивали, все-таки остался без обсуждения на последнем заседании сейма 29 мая 1792 г. (по н. ст.).
Однако, несмотря на отсутствие практических результатов, период работы Четырехлетнего сейма важен как этап широкого обсуждения еврейского вопроса, как время, породившее целый поток предложений по еврейской реформе, которые отчасти повлияли потом на русских реформаторов, столкнувшихся со сходными проблемами ровно десятью годами позже. Эти дебаты развивались в двух основных направлениях – экономическом и социальном.
Обсуждение экономических вопросов носило куда более откровенный характер, чем дискуссия по социальным проблемам. Представители городских сословий, которым евреи составляли конкуренцию, не могли придумать ничего остроумнее прямой дискриминации и изгнания. И хотя прогрессивные деятели нуждались в политической поддержке бюргерского сословия, они не могли согласиться с программой, столь противоположной господствовавшим современным доктринам, особенно доктрине свободной торговли. Реформаторы из сейма намеревались использовать евреев на благо государства, а не изгонять их. Авторов большинства предложений заботила необходимость наладить «извлечение пользы» из присутствия евреев. Это приводило к появлению неопределенных планов превращения евреев в крестьян. Все реформаторы были единодушны в своем стремлении отлучить польское еврейство от сельского арендаторства вообще, и от торговли спиртным, в частности. Эта проблема напрямую перешла по наследству от польских реформаторов к их русским коллегам.
Социальная проблема была гораздо сложнее, так как она влекла за собой далеко идущие последствия. В самом упрощенном виде она сводилась к задаче включения евреев в структуру польского общества, которое все еще оставалось сословным. Простейший выход – сделать евреев полноправными членами городских сословий, встречал отчаянное сопротивление как раз тех элементов, которые реформаторы пытались вовлечь в свою политическую коалицию. Преодолеть это фундаментальное противоречие между правами и ограничениями реформаторам так и не удалось.
В одном из первых вариантов законопроекта еврейской реформы, составленном Матеушем Бутрымовичем, предлагалось предоставить всем евреям «государственное гражданство» – кроме тех, кто проживал на территориях, где это запрещалось. Его коллега и главный инициатор еврейской реформы, Гуго Коллонтай, требовал для евреев права заниматься торговлей, ремеслами и сельским хозяйством, но так, чтобы не нарушать уже существующих прав городов. Пожалуй, изобретательнее других оказался Тадеуш Чацкий, председатель Финансового комитета сейма. Его план приписать евреев к новым социальным сословиям еврейских торговцев, ремесленников или крестьян (причем для тех, кто избрал бы последнее, предусматривались особые налоговые льготы), имел то преимущество, что расширял для них поле экономической деятельности.
Неудача в попытке реформаторов надежно закрепить за евреями место в социальной системе Польши выбивало почву из-под другого их важнейшего постулата – о жестком ограничении, если не полном запрещении, еврейской автономии. Могло ли быть приемлемо для евреев подчинение «общегородской администрации» (как рекомендовали Чацкий, Свитковский, Сташиц и Коллонтай), когда именно эти органы до сих пор обладали неограниченной властью изгонять и дискриминировать их? Последствия такой политики стали очевидны всем в 1792 г., когда евреи были изгнаны из Варшавы на основании неблагоприятного для них истолкования нового полицейского устава, причем в это время еще не истек срок полномочий сейма. Даже некоторые бюргеры нехотя признавали явную несправедливость такого обращения со стороны властей. В плане «еврейской реформы», поданном представителями королевских городов, направленными в Варшаву, чтобы оказывать влияние на решения членов сейма осенью 1791 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51