В 1959 году у них родился сын, которому при крещении дали имя Стивен Ганди Джонс, затем Джонсы усыновили троих малышей из сиротского приюта: двух азиатов и одного негритенка, чтобы семья была, как они говорили, «всех цветов радуги». Те, кто знал этого сверхнабожного молодого человека еще подростком, недоумевали: дело в том, что Джим Джонс в юности был расистом. Ему пришлось приспособиться к новой ситуации, ведь размахивающий Библией белый расист, презрительно цедящий сквозь зубы «ниггер», вряд ли имел шанс проповедовать перед паствой, в основном состоящей из представителей черной расы. В то время, на исходе пятидесятых, в стране активизировалось движение за гражданские права негров. Как религиозный деятель, выступающий на стороне чернокожих, численность которых в городе постоянно росла, преподобный Джонс нашел свое место в жизни, причем весьма доходное.
Надо сказать, что извлечь выгоду он умел всегда и делал это виртуозно, открыто прибегая к банальным рекламным приемам, чтобы создать себе хорошую репутацию и добиться щедрых пожертвований. По всему городу были расклеены плакаты, кричащие о его сверхъестественных способностях: он и проповедник, он и пророк, он и целитель. В то время как традиционные церкви предлагали своим прихожанам обычную программу из песнопений и нравоучений, «Народный храм преподобного Джонса» выступил как Городская христианская миссия – то есть такое место, где каждый, кому не повезло в жизни, получал не только духовную поддержку, но также и пищу, и кров, и редкую возможность стать для кого-то своим в чужом, неприветливом городе. А еще здесь давали работу. Дешевые рабочие руки требовались на основанных Джонсом малых предприятиях, откуда денежные ручейки стекались в «Народный храм».
Процветание церкви, в свою очередь, привлекало зажиточную публику, и вскоре «Храм» стал чуть ли не самой богатой общиной в тех краях, с хором в сто голосов и ликующими и пляшущими толпами прихожан, собиравшихся на воскресные службы. В будни «Храм» тоже гудел как улей: Джонс все время расширял сферу своей деятельности – то выводил свою паству на демонстрации, ратующие за равноправие в жилищной политике, то присоединялся к маршам протеста «новых левых», чтобы привлечь внимание средств массовой информации, – и вскоре молодой энергичный проповедник стал считаться видным политическим деятелем районного масштаба. 1961 год показал, каким политическим весом обладал Джонс: его назначили председателем городской комиссии по гражданским правам.
Успеху сопутствовали и приметы нового общественного положения Джонса: бриллиантовые перстни, туфли из крокодиловой кожи, путешествия со всеми мыслимыми удобствами. В начале шестидесятых Джонс уже не показывался на публике без свиты, без помощников и телохранителей. Никто из его паствы не обращал внимания на то, что Джонс, проповедуя в основном среди чернокожих, набирает себе приближенных только из белых мужчин. Но если кто и подивился этому, то смолчал, потому что Джонс не терпел инакомыслия и уничтожал его в зародыше. При малейшем ропоте «возмутителей спокойствия» разоблачали и обрабатывали поодиночке.
«Храм», по словам самого Джонса, «собирал урожай с разных полей», но основной доход напрямую зависел от увеличения числа прихожан. Наряду с обычными сборами пожертвований часто проводились так называемые подписные кампании, когда члены общины передавали на нужды церкви свой заработок или пособие, а то и карточки социального страхования. Некоторые доходили в своем рвении так далеко, что переписывали недвижимость и ценные бумаги прямо на имя Джонса.
Джонс был способным проповедником, но главным его коньком было «исцеление верой». Как и прочие целители, он умело нагнетал религиозную истерию, на фоне которой ему сходили с рук все банальные трюки, которыми ловкачи одурачивают публику. Специально нанятые люди разыгрывали роль калек, а потом, якобы исцеленные Джонсом, отбрасывали прочь костыли или выскакивали из инвалидных колясок. На Джонса также работали тайные осведомители, фиксируя все, что говорится в шутку, или с глазу на глаз, или просто слетает с языка. И каково же было удивление доверчивого прихожанина, когда его имя, вместе с тайными помыслами, произносилось с кафедры в назидание прочим.
И все же Индианаполис был тесен для Джонса, чья мания величия требовала больших масштабов. Да и главный источник дохода за несколько лет успел иссякнуть. Пошли слухи, что в «Храме» обирают до нитки, а городские власти стали неодобрительно посматривать на безудержный поток рекламных объявлений, гласящих, что преподобный Джонс излечивает от рака, артрита и сердечно-сосудистых заболеваний.
При первых признаках неудачи Джонс заявил, что ему было дано откровение свыше. Он сообщил своей пастве сенсационную новость: оказывается, сам Господь Бог явился ему и предупредил, что скоро произойдет ядерный взрыв, после которого на земле мало что уцелеет. Правда, Бог оставит невредимыми два города, где праведные могут спастись: Белу-Оризонти в Бразилии (там Джонс побывал со своей «миссией» в 1962 году) и Юкию в Калифорнии, в ста милях к северу от Сан-Франциско. Юкия оказалась предпочтительнее, и Джонс с толпой самых верных своих последователей – а таких нашлось больше сотни – пустился в долгий путь через всю страну. Во главе каравана легковых машин и микроавтобусов двигался черный «кадиллак» Джонса. Это было первое наглядное доказательство того, что некоторые готовы пойти за ним хоть на край света.
Джим Джонс настолько ценил себя, что не нашел иного образца для подражания, кроме Святого Отца. Этот сказочно богатый негритянский проповедник своими зажигательными речами привлек к себе огромное число последователей из числа неимущих темнокожих переселенцев, наводнивших в 20 – 30-е годы крупные северные города. «Царство небесное», созданное восторженными почитателями Святого Отца на земле, а именно в бывших гостиничных зданиях на Лонг-Айленде, еще процветало в шестидесятые годы, когда Джонс обдумывал собственный путь. Он верно заметил, что в «Царстве небесном» прекрасно уживались вместе церковь, бизнес и политика. Приверженцы Святого Отца считали его Богом. А белые политиканы называли его черным Цезарем, гениальным политиком, которому стоило только кивнуть – и негритянское население проголосовало бы так, как ему нужно.
В конце пятидесятых жена Святого Отца Сара опубликовала его биографию под названием «Святой Отец – Священный муж», где заявила: «Случись Отцу погибнуть, это бы с неизбежностью привело к массовым самоубийствам негров – его последователей… Что стало бы позором для Америки».
Столь смелое высказывание заинтриговало Джонса, и в начале шестидесятых он со своей свитой отправился в Филадельфию, чтобы лично познакомиться со Святым Отцом. Каково же было его разочарование, когда его кумир оказался не в состоянии его принять – настолько он был стар и слаб. Святой Отец скончался в 1965 году, как раз когда «Народный храм» готовился к переезду в Калифорнию. Джонс с нетерпением ждал сообщений о предсказанных массовых самоубийствах, но ничего подобного не произошло. Хуже того, вдова Святого Отца с кучкой особо приближенных переехала в пригород и стала буквально купаться в роскоши. Об Отце быстро забыли, имя его осталось разве что в трудах ученых-историков. Джим Джонс дал зарок, что с ним такого не случится.
Джонс ни с кем не собирался делиться властью. Сразу же после переезда из Индианы в Калифорнию он основал новый «Храм», четко давая знать прихожанам, кто в нем настоящий хозяин. Распаляясь во время обличительных речей, он мог запросто швырнуть Библию на пол, крича собравшимся: «Слишком многие смотрят на ЭТО, а не на МЕНЯ!»
Не боясь показаться смешным, используя самые избитые театральные приемы, он стал разыгрывать роль «Отца» (он требовал, чтобы именно так его теперь называли) – роль предводителя, которого почему-то преследуют неведомые враги «Храма». Тема преследования была теперь лейтмотивом каждой его проповеди. В 1968 году, после убийства Мартина Лютера Кинга, Джонс напугал прихожан следующим спектаклем: во время воскресной проповеди он упал на алтарь, облитый кровью цыпленка, и выкрикнул, что в него стреляли. Собравшихся охватила паника, кто-то кричал, кто-то безмолвно воздевал руки, а «Отец» тем временем бился в конвульсиях, не забывая читать молитвы, и наконец вскочил на ноги, чудесным образом исцеленный. Публика ревела от восторга.
Хотя Господь и указал на Юкию как на возможное убежище в случае ядерной катастрофы, Джонсу было там неспокойно. Превратив общину в лагерь, где избранных обучали стрельбе, навыкам самозащиты и искусству выживания в трудных условиях, Джонс снова решил переместить «Храм» – на этот раз в Сан-Франциско. Полмиллиона долларов ушло на переделку старого большого «Масонского дома» на Гиэри-стрит, в районе, где жили темнокожие, причем в двух шагах от храма находилс штаб «черных пантер». Сотни сподвижников Джонса расселились в домах по соседству с новым «Храмом» и стали готовить почву для привлечения новичков.
За основу был взят индианаполисский вариант, только разыгрывался он в более крупном масштабе: Сан-Франциско семидесятых годов, с его вольными нравами, предоставлял гораздо больше возможностей для вербовки юных искателей приключений.
«Храм» вскоре стал обращать на себя внимание: на многолюдных шумных сборищах Джонс одновременно клеймил грешников и исцелял больных. По воскресным дням там яблоку негде было упасть. «Храм» с небывалым размахом занялся благотворительностью, устраива бесплатные обеды, открывая приюты для бездомных, которые затем отрабатывали свой хлеб, трудясь на пользу «Храма». Джонс открыл бесплатную поликлинику, где делали рентген, лечили венерические заболевания и брали анализ крови на выявление малокровия. Открыл он и больницу для наркоманов, а также наладил попечительство о детях и престарелых.
Неутомимый Джонс внедрился в районную администрацию, свел знакомство с политиками, активно занимался общественной работой, вел занятия в вечерней школе, по ходу дела набирая все новых и новых последователей. Как и прежде, повсюду расклеивались весьма лестные для «Отца» плакаты. На одном плакате его именовали «пророком, учителем и государственным деятелем», уверяя, что он «обладает даром ясновидения и спасает всех, кто к нему обращается», и даже «чудесным образом» исцеляет от рака. Листовки заманивали в «Храм» новичков, обещая хор в 185 голосов и бесплатный банкет.
Если говорить о денежных доходах Джонса, то он жил на широкую ногу и разъезжал с шиком, всегда в окружении помощников и телохранителей. Политическая его карьера тоже шла в гору: все политики и журналисты отмечали активнейшее участие его церкви в программах социальной помощи и хвалили его кипучую христианско-просветительскую деятельность. Разумеется, от таких заметок росло число новообращенных и пожертвований.
Джонс сосредоточивал в своих руках власть, как мелкий чиновник районного масштаба, вознамерившийся стать мэром. По его указке то и дело затевались массовые кампании по сбору подписей, а многотысячные толпы отряжались на участие в какой-нибудь демонстрации протеста или в политическом митинге. Кандидаты на государственные посты выстраивались в очередь, чтобы заручиться его поддержкой. В 1976 году во время предвыборной президентской кампании ему наносили визит видные политические деятели, у него даже был неофициальный обед с Розалин Картер, женой кандидата от демократической партии. Учитывая сферу его влияния, ему предложили возглавить местное отделение Национальной ассоциации по улучшению жизни цветного населения – этому назначению способствовало письмо, подписанное всеми прихожанами его «Храма». Он приглашал на свои службы репортеров – чтобы они познали «радость»; он делал щедрые взносы в различные журналистские фонды. Он свел знакомство с Карлтоном Гудлетом, известным негритянским издателем, чья газета «Сан-репортер» назвала Джонса самым популярным политическим деятелем.
В прессе постоянно приводились высказывания Джонса о насущных проблемах городской жизни. За общественную работу его чествовали и награждали. После очередной кампании по сбору подписей, проведенной его «Храмом», Джонса назначили членом комиссии по жилищному строительству; он вскоре её возглавил благодаря мощной поддержке прихожан, которые могли продвинуть любое начинание и захлопать любой возглас протеста.
«Этот парень просто не может сделать ничего плохого», – так отзывался о Джонсе некий газетчик.
Но душевное состояние Джима Джонса оставляло желать лучшего. За глянцевым рекламным образом – за аплодисментами, наградами, высокими назначениями – проглядывало что-то нечистое. Как ни странно, все темные истории сохранялись в тайне, пока не стало слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Надо сказать, что извлечь выгоду он умел всегда и делал это виртуозно, открыто прибегая к банальным рекламным приемам, чтобы создать себе хорошую репутацию и добиться щедрых пожертвований. По всему городу были расклеены плакаты, кричащие о его сверхъестественных способностях: он и проповедник, он и пророк, он и целитель. В то время как традиционные церкви предлагали своим прихожанам обычную программу из песнопений и нравоучений, «Народный храм преподобного Джонса» выступил как Городская христианская миссия – то есть такое место, где каждый, кому не повезло в жизни, получал не только духовную поддержку, но также и пищу, и кров, и редкую возможность стать для кого-то своим в чужом, неприветливом городе. А еще здесь давали работу. Дешевые рабочие руки требовались на основанных Джонсом малых предприятиях, откуда денежные ручейки стекались в «Народный храм».
Процветание церкви, в свою очередь, привлекало зажиточную публику, и вскоре «Храм» стал чуть ли не самой богатой общиной в тех краях, с хором в сто голосов и ликующими и пляшущими толпами прихожан, собиравшихся на воскресные службы. В будни «Храм» тоже гудел как улей: Джонс все время расширял сферу своей деятельности – то выводил свою паству на демонстрации, ратующие за равноправие в жилищной политике, то присоединялся к маршам протеста «новых левых», чтобы привлечь внимание средств массовой информации, – и вскоре молодой энергичный проповедник стал считаться видным политическим деятелем районного масштаба. 1961 год показал, каким политическим весом обладал Джонс: его назначили председателем городской комиссии по гражданским правам.
Успеху сопутствовали и приметы нового общественного положения Джонса: бриллиантовые перстни, туфли из крокодиловой кожи, путешествия со всеми мыслимыми удобствами. В начале шестидесятых Джонс уже не показывался на публике без свиты, без помощников и телохранителей. Никто из его паствы не обращал внимания на то, что Джонс, проповедуя в основном среди чернокожих, набирает себе приближенных только из белых мужчин. Но если кто и подивился этому, то смолчал, потому что Джонс не терпел инакомыслия и уничтожал его в зародыше. При малейшем ропоте «возмутителей спокойствия» разоблачали и обрабатывали поодиночке.
«Храм», по словам самого Джонса, «собирал урожай с разных полей», но основной доход напрямую зависел от увеличения числа прихожан. Наряду с обычными сборами пожертвований часто проводились так называемые подписные кампании, когда члены общины передавали на нужды церкви свой заработок или пособие, а то и карточки социального страхования. Некоторые доходили в своем рвении так далеко, что переписывали недвижимость и ценные бумаги прямо на имя Джонса.
Джонс был способным проповедником, но главным его коньком было «исцеление верой». Как и прочие целители, он умело нагнетал религиозную истерию, на фоне которой ему сходили с рук все банальные трюки, которыми ловкачи одурачивают публику. Специально нанятые люди разыгрывали роль калек, а потом, якобы исцеленные Джонсом, отбрасывали прочь костыли или выскакивали из инвалидных колясок. На Джонса также работали тайные осведомители, фиксируя все, что говорится в шутку, или с глазу на глаз, или просто слетает с языка. И каково же было удивление доверчивого прихожанина, когда его имя, вместе с тайными помыслами, произносилось с кафедры в назидание прочим.
И все же Индианаполис был тесен для Джонса, чья мания величия требовала больших масштабов. Да и главный источник дохода за несколько лет успел иссякнуть. Пошли слухи, что в «Храме» обирают до нитки, а городские власти стали неодобрительно посматривать на безудержный поток рекламных объявлений, гласящих, что преподобный Джонс излечивает от рака, артрита и сердечно-сосудистых заболеваний.
При первых признаках неудачи Джонс заявил, что ему было дано откровение свыше. Он сообщил своей пастве сенсационную новость: оказывается, сам Господь Бог явился ему и предупредил, что скоро произойдет ядерный взрыв, после которого на земле мало что уцелеет. Правда, Бог оставит невредимыми два города, где праведные могут спастись: Белу-Оризонти в Бразилии (там Джонс побывал со своей «миссией» в 1962 году) и Юкию в Калифорнии, в ста милях к северу от Сан-Франциско. Юкия оказалась предпочтительнее, и Джонс с толпой самых верных своих последователей – а таких нашлось больше сотни – пустился в долгий путь через всю страну. Во главе каравана легковых машин и микроавтобусов двигался черный «кадиллак» Джонса. Это было первое наглядное доказательство того, что некоторые готовы пойти за ним хоть на край света.
Джим Джонс настолько ценил себя, что не нашел иного образца для подражания, кроме Святого Отца. Этот сказочно богатый негритянский проповедник своими зажигательными речами привлек к себе огромное число последователей из числа неимущих темнокожих переселенцев, наводнивших в 20 – 30-е годы крупные северные города. «Царство небесное», созданное восторженными почитателями Святого Отца на земле, а именно в бывших гостиничных зданиях на Лонг-Айленде, еще процветало в шестидесятые годы, когда Джонс обдумывал собственный путь. Он верно заметил, что в «Царстве небесном» прекрасно уживались вместе церковь, бизнес и политика. Приверженцы Святого Отца считали его Богом. А белые политиканы называли его черным Цезарем, гениальным политиком, которому стоило только кивнуть – и негритянское население проголосовало бы так, как ему нужно.
В конце пятидесятых жена Святого Отца Сара опубликовала его биографию под названием «Святой Отец – Священный муж», где заявила: «Случись Отцу погибнуть, это бы с неизбежностью привело к массовым самоубийствам негров – его последователей… Что стало бы позором для Америки».
Столь смелое высказывание заинтриговало Джонса, и в начале шестидесятых он со своей свитой отправился в Филадельфию, чтобы лично познакомиться со Святым Отцом. Каково же было его разочарование, когда его кумир оказался не в состоянии его принять – настолько он был стар и слаб. Святой Отец скончался в 1965 году, как раз когда «Народный храм» готовился к переезду в Калифорнию. Джонс с нетерпением ждал сообщений о предсказанных массовых самоубийствах, но ничего подобного не произошло. Хуже того, вдова Святого Отца с кучкой особо приближенных переехала в пригород и стала буквально купаться в роскоши. Об Отце быстро забыли, имя его осталось разве что в трудах ученых-историков. Джим Джонс дал зарок, что с ним такого не случится.
Джонс ни с кем не собирался делиться властью. Сразу же после переезда из Индианы в Калифорнию он основал новый «Храм», четко давая знать прихожанам, кто в нем настоящий хозяин. Распаляясь во время обличительных речей, он мог запросто швырнуть Библию на пол, крича собравшимся: «Слишком многие смотрят на ЭТО, а не на МЕНЯ!»
Не боясь показаться смешным, используя самые избитые театральные приемы, он стал разыгрывать роль «Отца» (он требовал, чтобы именно так его теперь называли) – роль предводителя, которого почему-то преследуют неведомые враги «Храма». Тема преследования была теперь лейтмотивом каждой его проповеди. В 1968 году, после убийства Мартина Лютера Кинга, Джонс напугал прихожан следующим спектаклем: во время воскресной проповеди он упал на алтарь, облитый кровью цыпленка, и выкрикнул, что в него стреляли. Собравшихся охватила паника, кто-то кричал, кто-то безмолвно воздевал руки, а «Отец» тем временем бился в конвульсиях, не забывая читать молитвы, и наконец вскочил на ноги, чудесным образом исцеленный. Публика ревела от восторга.
Хотя Господь и указал на Юкию как на возможное убежище в случае ядерной катастрофы, Джонсу было там неспокойно. Превратив общину в лагерь, где избранных обучали стрельбе, навыкам самозащиты и искусству выживания в трудных условиях, Джонс снова решил переместить «Храм» – на этот раз в Сан-Франциско. Полмиллиона долларов ушло на переделку старого большого «Масонского дома» на Гиэри-стрит, в районе, где жили темнокожие, причем в двух шагах от храма находилс штаб «черных пантер». Сотни сподвижников Джонса расселились в домах по соседству с новым «Храмом» и стали готовить почву для привлечения новичков.
За основу был взят индианаполисский вариант, только разыгрывался он в более крупном масштабе: Сан-Франциско семидесятых годов, с его вольными нравами, предоставлял гораздо больше возможностей для вербовки юных искателей приключений.
«Храм» вскоре стал обращать на себя внимание: на многолюдных шумных сборищах Джонс одновременно клеймил грешников и исцелял больных. По воскресным дням там яблоку негде было упасть. «Храм» с небывалым размахом занялся благотворительностью, устраива бесплатные обеды, открывая приюты для бездомных, которые затем отрабатывали свой хлеб, трудясь на пользу «Храма». Джонс открыл бесплатную поликлинику, где делали рентген, лечили венерические заболевания и брали анализ крови на выявление малокровия. Открыл он и больницу для наркоманов, а также наладил попечительство о детях и престарелых.
Неутомимый Джонс внедрился в районную администрацию, свел знакомство с политиками, активно занимался общественной работой, вел занятия в вечерней школе, по ходу дела набирая все новых и новых последователей. Как и прежде, повсюду расклеивались весьма лестные для «Отца» плакаты. На одном плакате его именовали «пророком, учителем и государственным деятелем», уверяя, что он «обладает даром ясновидения и спасает всех, кто к нему обращается», и даже «чудесным образом» исцеляет от рака. Листовки заманивали в «Храм» новичков, обещая хор в 185 голосов и бесплатный банкет.
Если говорить о денежных доходах Джонса, то он жил на широкую ногу и разъезжал с шиком, всегда в окружении помощников и телохранителей. Политическая его карьера тоже шла в гору: все политики и журналисты отмечали активнейшее участие его церкви в программах социальной помощи и хвалили его кипучую христианско-просветительскую деятельность. Разумеется, от таких заметок росло число новообращенных и пожертвований.
Джонс сосредоточивал в своих руках власть, как мелкий чиновник районного масштаба, вознамерившийся стать мэром. По его указке то и дело затевались массовые кампании по сбору подписей, а многотысячные толпы отряжались на участие в какой-нибудь демонстрации протеста или в политическом митинге. Кандидаты на государственные посты выстраивались в очередь, чтобы заручиться его поддержкой. В 1976 году во время предвыборной президентской кампании ему наносили визит видные политические деятели, у него даже был неофициальный обед с Розалин Картер, женой кандидата от демократической партии. Учитывая сферу его влияния, ему предложили возглавить местное отделение Национальной ассоциации по улучшению жизни цветного населения – этому назначению способствовало письмо, подписанное всеми прихожанами его «Храма». Он приглашал на свои службы репортеров – чтобы они познали «радость»; он делал щедрые взносы в различные журналистские фонды. Он свел знакомство с Карлтоном Гудлетом, известным негритянским издателем, чья газета «Сан-репортер» назвала Джонса самым популярным политическим деятелем.
В прессе постоянно приводились высказывания Джонса о насущных проблемах городской жизни. За общественную работу его чествовали и награждали. После очередной кампании по сбору подписей, проведенной его «Храмом», Джонса назначили членом комиссии по жилищному строительству; он вскоре её возглавил благодаря мощной поддержке прихожан, которые могли продвинуть любое начинание и захлопать любой возглас протеста.
«Этот парень просто не может сделать ничего плохого», – так отзывался о Джонсе некий газетчик.
Но душевное состояние Джима Джонса оставляло желать лучшего. За глянцевым рекламным образом – за аплодисментами, наградами, высокими назначениями – проглядывало что-то нечистое. Как ни странно, все темные истории сохранялись в тайне, пока не стало слишком поздно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9