теология есть кормилица, извлекающая вещи из этого колодца, но главное лицо – природа, мать, в муках рождающая ребенка, которого она носит под своим сердцем в продолжение девяти месяцев, – совсем не принимается во внимание при этом объяснении, бывшем некогда младенческим, ныне ставшим ребячливым. Во всяком случае это объяснение красивее, уютнее, легче, удобопонятнее и убедительнее для божьих детей, нежели объяснение естественное, которое только постепенно, через бесчисленное количество препятствий пробивается из мрака на свет. Но ведь и тот способ, каким наши благочестивые отцы объясняли град, падеж скота, засуху и грозу действиями магов, волшебников и ведьм, гораздо «поэтичнее», легче и убедительнее еще и теперь для необразованных людей, чем объяснение этих явлений из естественных причин.
23
«Возникновение жизни необъяснимо и непонятно»; пусть будет так; но эта непонятность не дает тебе права для тех суеверных выводов, которые теология извлекает из пробелов человеческого знания; она не оправдывает твоих попыток выйти за пределы естественных причин, ибо ты можешь только сказать: я не могу объяснить жизнь из этих мне известных естественных явлений и причин или из них, каковыми я их знал доныне; но ты не имеешь права сказать: жизнь принципиально вообще необъяснима из природы – ведь ты не имеешь основания считать, что ты исчерпал океан природы до последней капли; ты не имеешь права допущением воображаемых существ объяснять необъяснимое; ты не имеешь права объяснением, не дающим никакого объяснения, обманывать и вводить в заблуждение себя и других; ты не имеешь права свое незнание естественных материальных причин превращать в небытие таких причин; ты не имеешь права обожествлять, персонифицировать, объективировать свое невежество в такое существо, которое должно преодолеть это невежество, но которое на самом деле только выражает сущность твоего невежества, отсутствие положительных, материальных основ для объяснения. Ведь это нематериальное, нетелесное или бестелесное, внеприродное, внемировое существо, посредством которого ты объясняешь себе жизнь, не есть ли точное выражение отсутствия в твоем уме материальных, телесных, естественных, космических причин? Но вместо того, чтобы быть честным и скромным и сказать прямо: я не знаю причины, я не могу объяснить, у меня нет данных, нет материалов, – ты этот недостаток, это отрицание, эту пустоту собственной головы превращаешь с помощью фантазии в положительные существа, в существа, которые представляют собой имматериальные, то есть не материальные, не естественные, существа, ибо ты не знаешь никаких материальных, никаких естественных причин. Впрочем, невежество удовлетворяется имматериальными, бестелесными, не природными существами, но неизменная спутница невежества, пышная фантазия, всегда занятая высшими, высочайшими и сверхвысочайшими существами, тотчас возводит эти несчастные создания невежества в ряд сверхматериальных, сверхъестественных существ.
24
Взгляд, будто сама природа, мир вообще, вселенная имеет действительное начало, что, следовательно, некогда не было ни природы, ни мира, ни вселенной, есть убогий взгляд, который только тогда убеждает человека, когда его представление мира убого, ограниченно; это представление есть фантазия, бессмысленная и беспочвенная фантазия, будто некогда не было ничего действительного, ибо совокупность всей реальности, действительности и есть мир или природа. Все свойства или определения бога, превращающие его в предметное, действительное существо, представляют собой лишь отвлеченные от природы, природу предполагающие, природу выражающие свойства – такие свойства, которые исчезают, как только кончается природа. Правда, у тебя остается сущность, совокупность таких свойств, как бесконечность, сила, единство, необходимость, вечность, даже тогда, когда ты отвлекаешься от природы, когда ты отвергаешь ее существование в мыслях или воображении, то есть когда ты закрываешь свои глаза, изгоняешь из себя все определенные чувственные образы естественных предметов, следовательно, представляешь себе природу не чувственной (не конкретной, по выражению философов). Но эта сущность, остающаяся за вычетом всех чувственных свойств и явлений, есть не что иное, как отвлеченная сущность природы, или природа в абстракции, природа в мыслях. И в этом отношении твое выведение природы или мира из бога
– не что иное, как выведение чувственной реальной сущности природы из ее абстрактной, мыслимой сущности, существующей только в представлении, только в мыслях; это выведение кажется тебе разумным потому, что ты всегда предпосылаешь абстрактное, всеобщее как ближайшее для мышления, следовательно, более для мысли высокое и раннее единичному, реальному, конкретному; между тем в действительности наоборот:
природа предшествует богу, другими словами, конкретное предшествует абстрактному, чувственное – мыслимому. В действительности, где все течет только естественным порядком, копия следует за оригиналом, образ – за вещью, мысль – за предметом, но в сверхъестественной, причудливой сфере теологии оригинал следует за копией, вещь следует за образом. Блаженный Августин говорит:
«Это удивительно, но это верно, что мы не могли бы знать этот мир, если бы он не существовал, но он не мог бы существовать, если бы бог его не знал». Это как раз значит: сначала мы познаем, мыслим мир, а потом он начинает существовать реально; да он существует лишь потому, что его помыслили, бытие есть следствие знания или мышления, оригинал есть следствие копии, сущность есть следствие образа.
25
Если свести вселенную, или мир, к абстрактным определениям, если превратить мир в метафизическую вещь, следовательно в простой предмет мысли, и принять этот абстрактный мир за действительный, то логически неизбежно мыслить его конечным. Мир нам дан не мыслью, во всяком случае не метафизической и сверхприродной мыслью, абстрагирующей от реального мира и полагающей в этой абстракции свою подлинную высочайшую сущность; мир нам дан жизнью, созерцанием, чувствами. Для абстрактной, только мыслящей сущности нет света, ибо у нее нет глаз, нет теплоты, ибо у нее нет чувств, у нее вообще не существует никакого мира, ибо у нее нет органов для его восприятия, вообще для нее ничего не существует. Итак, мир нам дан только благодаря тому, что мы – не логические или метафизические сущности, что мы – другие существа, что мы больше, чем простые логики и метафизики. Но как раз этот плюс представляется метафизику минусом, это отрицание мышления представляется абсолютным отрицанием. Для метафизики природа есть только нечто противоположное духу – «его другое». Это исключительно отрицательное и абстрактное определение он превращает в положительную сторону природы, в ее сущность. Поэтому ему претит мыслить в качестве положительной сущности такой предмет или, скорее, небытие, которое сводится к простому отрицанию мышления, которое есть нечто мыслимое, но по природе своей чувственное, противоречащее мышлению, духу. Для мыслителя истинное существо есть мыслящая сущность; само собой понятно, что существо, которое не является мыслящей сущностью, не есть истинное, вечное, первоначальное существо. Духу претит помыслить нечто чуждое самому себе; он в согласии с самим собой, он в пределах своего бытия, когда он мыслит лишь самого себя (спекулятивная точка зрения) или во всяком случае (теистическая точка зрения) мыслит сущность, выражающую лишь сущность мышления. Такая сущность дана лишь через мышление и, стало быть, сама по себе есть только мыслимая, во всяком случае пассивная сущность. Таким образом, природа превращается в ничто. Тем не менее, она как-то существует, хотя она не может существовать и не должна существовать. Итак, как же метафизик объясняет ее наличность? Только мнимо добровольным, в действительности же противоречащим его глубочайшей сути, лишь принудительным самоотчуждением, самоотрицанием, самоотказом духа. Но если с точки зрения абстрактного мышления в ничто превращается природа, то, наоборот, с точки зрения реального миросозерцания исчезает этот создающий вселенную дух. При таком взгляде все дедукции – мира из бога, природы из духа, физики из метафизики, действительности из абстракции – оказываются логической игрой.
26
Природа есть изначальный и основной объект религии, но даже там, где она оказывается непосредственным объектом религиозного почитания, как в естественных религиях, она не является объектом в качестве природы – другими словами, в таком виде, в таком смысле, в каком мы ее рассматриваем с точки зрения теизма или философии и естествознания. Скорее природа первоначально представляется человеку объектом, как то, чем он сам является, как личное, живое, ощущающее существо; таков взгляд на природу, когда она созерцается глазами религии. Человек первоначально не отличает себя от природы, следовательно, не отличает и природы от себя; поэтому ощущения, которые в нем возбуждает объект природы, он непосредственно превращает в свойства самого объекта. Благоприятные, положительные ощущения и аффекты вызываются благим, благодетельным существом природы; отрицательные, вызывающие страдания ощущения – жар, холод, голод, боль, болезнь – причиняются злым существом или, во всяком случае, природой в недобром состоянии, в состоянии зложелательства, гнева. Таким образом, человек непроизвольно и бессознательно превращает природное существо в существо душевное, субъективное, то есть человеческое. Превращение это происходит необходимо, хотя эта необходимость только относительная, только историческая. Нет ничего удивительного, что человек затем уже вполне определенно, сознательно и намеренно превращает природу в религиозный объект, в объект молитвы, другими словами, в объект, который определяется человеческим чувством, его просьбами и служением. Человек уже тем сделал природу податливой, себе подчиненной, что он ее ассимилировал своим настроениям, что он ее подчинил своим страстям. Впрочем, необразованный, первобытный человек не только приписывает природе человеческие мотивы, влечения, страсти, он в естественных телах усматривает настоящих людей. Так, индейцы Ориноко принимают солнце, луну и звезды за людей, они говорят: «Те, наверху находящиеся, – это люди, как мы»; патагонцы считают звезды за «некогда существовавших индейцев»; гренландцы видят в луне и звездах «своих предков, которые при особых обстоятельствах были взяты на небо». Таковы же были мнения прежних мексиканцев, что солнце и луна, почитаемые в качестве богов, некогда были людьми. Обратите внимание! Так подтверждается высказанное в «Сущности христианства» положение, что человек в религии обращается лишь к самому себе, что его бог есть только его собственная сущность, подтверждается даже самыми грубыми, низшими видами религии, в которых человек почитает наиболее отдаленные, не схожие с ним предметы – звезды, камни, деревья, даже клешни раков и раковины улиток, – ведь он почитает их только потому, что он переносит в них самого себя, мыслит их в виде таких существ, каков он сам, или же считает, что они наполнены подобными существами. В связи с этим религия обнаруживает удивительное, но весьма понятное и даже неизбежное противоречие:
в то время как с теистической или антропологической точки зрения она потому человеческое существо почитает за божественное, что оно ей представляется существом, отличным от человека, существом нечеловеческим, наоборот, с натуралистической точки зрения она нечеловеческое существо потому почитает за божественное, что оно ей представляется существом человеческим.
27
Изменчивость природы, именно в явлениях, в наибольшей степени заставляющих человека чувствовать свою зависимость от нее, есть главное основание, почему природа представляется человеку в виде человеческого, наделенного волей существа и составляет для него предмет религиозного почитания. Если бы солнце непрерывно стояло на небе, оно никогда бы не зажигало в человеке огня религиозного аффекта. Человек только тогда преклонил свои колени перед ним, охваченный радостью при неожиданном возвращении солнца, когда оно исчезло из его глаз, обрекши человека на ночные страхи, а затем вновь появилось на небе. Так, древние апалачи во Флориде приветствовали хвалебными гимнами солнце при его восходе и закате и вместе с тем умоляли его вновь вернуться в надлежащее время и обрадовать их своим светом. Если бы земля неизменно приносила плоды, отпало бы основание для празднеств, связанных с посевом и жатвой. Только благодаря тому, что природа то открывает свое лоно, то скрывает его, плоды ее представляются добровольными, обязывающими к благодарности дарами. Только непостоянство природы делает человека мнительным, смиренным, религиозным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
23
«Возникновение жизни необъяснимо и непонятно»; пусть будет так; но эта непонятность не дает тебе права для тех суеверных выводов, которые теология извлекает из пробелов человеческого знания; она не оправдывает твоих попыток выйти за пределы естественных причин, ибо ты можешь только сказать: я не могу объяснить жизнь из этих мне известных естественных явлений и причин или из них, каковыми я их знал доныне; но ты не имеешь права сказать: жизнь принципиально вообще необъяснима из природы – ведь ты не имеешь основания считать, что ты исчерпал океан природы до последней капли; ты не имеешь права допущением воображаемых существ объяснять необъяснимое; ты не имеешь права объяснением, не дающим никакого объяснения, обманывать и вводить в заблуждение себя и других; ты не имеешь права свое незнание естественных материальных причин превращать в небытие таких причин; ты не имеешь права обожествлять, персонифицировать, объективировать свое невежество в такое существо, которое должно преодолеть это невежество, но которое на самом деле только выражает сущность твоего невежества, отсутствие положительных, материальных основ для объяснения. Ведь это нематериальное, нетелесное или бестелесное, внеприродное, внемировое существо, посредством которого ты объясняешь себе жизнь, не есть ли точное выражение отсутствия в твоем уме материальных, телесных, естественных, космических причин? Но вместо того, чтобы быть честным и скромным и сказать прямо: я не знаю причины, я не могу объяснить, у меня нет данных, нет материалов, – ты этот недостаток, это отрицание, эту пустоту собственной головы превращаешь с помощью фантазии в положительные существа, в существа, которые представляют собой имматериальные, то есть не материальные, не естественные, существа, ибо ты не знаешь никаких материальных, никаких естественных причин. Впрочем, невежество удовлетворяется имматериальными, бестелесными, не природными существами, но неизменная спутница невежества, пышная фантазия, всегда занятая высшими, высочайшими и сверхвысочайшими существами, тотчас возводит эти несчастные создания невежества в ряд сверхматериальных, сверхъестественных существ.
24
Взгляд, будто сама природа, мир вообще, вселенная имеет действительное начало, что, следовательно, некогда не было ни природы, ни мира, ни вселенной, есть убогий взгляд, который только тогда убеждает человека, когда его представление мира убого, ограниченно; это представление есть фантазия, бессмысленная и беспочвенная фантазия, будто некогда не было ничего действительного, ибо совокупность всей реальности, действительности и есть мир или природа. Все свойства или определения бога, превращающие его в предметное, действительное существо, представляют собой лишь отвлеченные от природы, природу предполагающие, природу выражающие свойства – такие свойства, которые исчезают, как только кончается природа. Правда, у тебя остается сущность, совокупность таких свойств, как бесконечность, сила, единство, необходимость, вечность, даже тогда, когда ты отвлекаешься от природы, когда ты отвергаешь ее существование в мыслях или воображении, то есть когда ты закрываешь свои глаза, изгоняешь из себя все определенные чувственные образы естественных предметов, следовательно, представляешь себе природу не чувственной (не конкретной, по выражению философов). Но эта сущность, остающаяся за вычетом всех чувственных свойств и явлений, есть не что иное, как отвлеченная сущность природы, или природа в абстракции, природа в мыслях. И в этом отношении твое выведение природы или мира из бога
– не что иное, как выведение чувственной реальной сущности природы из ее абстрактной, мыслимой сущности, существующей только в представлении, только в мыслях; это выведение кажется тебе разумным потому, что ты всегда предпосылаешь абстрактное, всеобщее как ближайшее для мышления, следовательно, более для мысли высокое и раннее единичному, реальному, конкретному; между тем в действительности наоборот:
природа предшествует богу, другими словами, конкретное предшествует абстрактному, чувственное – мыслимому. В действительности, где все течет только естественным порядком, копия следует за оригиналом, образ – за вещью, мысль – за предметом, но в сверхъестественной, причудливой сфере теологии оригинал следует за копией, вещь следует за образом. Блаженный Августин говорит:
«Это удивительно, но это верно, что мы не могли бы знать этот мир, если бы он не существовал, но он не мог бы существовать, если бы бог его не знал». Это как раз значит: сначала мы познаем, мыслим мир, а потом он начинает существовать реально; да он существует лишь потому, что его помыслили, бытие есть следствие знания или мышления, оригинал есть следствие копии, сущность есть следствие образа.
25
Если свести вселенную, или мир, к абстрактным определениям, если превратить мир в метафизическую вещь, следовательно в простой предмет мысли, и принять этот абстрактный мир за действительный, то логически неизбежно мыслить его конечным. Мир нам дан не мыслью, во всяком случае не метафизической и сверхприродной мыслью, абстрагирующей от реального мира и полагающей в этой абстракции свою подлинную высочайшую сущность; мир нам дан жизнью, созерцанием, чувствами. Для абстрактной, только мыслящей сущности нет света, ибо у нее нет глаз, нет теплоты, ибо у нее нет чувств, у нее вообще не существует никакого мира, ибо у нее нет органов для его восприятия, вообще для нее ничего не существует. Итак, мир нам дан только благодаря тому, что мы – не логические или метафизические сущности, что мы – другие существа, что мы больше, чем простые логики и метафизики. Но как раз этот плюс представляется метафизику минусом, это отрицание мышления представляется абсолютным отрицанием. Для метафизики природа есть только нечто противоположное духу – «его другое». Это исключительно отрицательное и абстрактное определение он превращает в положительную сторону природы, в ее сущность. Поэтому ему претит мыслить в качестве положительной сущности такой предмет или, скорее, небытие, которое сводится к простому отрицанию мышления, которое есть нечто мыслимое, но по природе своей чувственное, противоречащее мышлению, духу. Для мыслителя истинное существо есть мыслящая сущность; само собой понятно, что существо, которое не является мыслящей сущностью, не есть истинное, вечное, первоначальное существо. Духу претит помыслить нечто чуждое самому себе; он в согласии с самим собой, он в пределах своего бытия, когда он мыслит лишь самого себя (спекулятивная точка зрения) или во всяком случае (теистическая точка зрения) мыслит сущность, выражающую лишь сущность мышления. Такая сущность дана лишь через мышление и, стало быть, сама по себе есть только мыслимая, во всяком случае пассивная сущность. Таким образом, природа превращается в ничто. Тем не менее, она как-то существует, хотя она не может существовать и не должна существовать. Итак, как же метафизик объясняет ее наличность? Только мнимо добровольным, в действительности же противоречащим его глубочайшей сути, лишь принудительным самоотчуждением, самоотрицанием, самоотказом духа. Но если с точки зрения абстрактного мышления в ничто превращается природа, то, наоборот, с точки зрения реального миросозерцания исчезает этот создающий вселенную дух. При таком взгляде все дедукции – мира из бога, природы из духа, физики из метафизики, действительности из абстракции – оказываются логической игрой.
26
Природа есть изначальный и основной объект религии, но даже там, где она оказывается непосредственным объектом религиозного почитания, как в естественных религиях, она не является объектом в качестве природы – другими словами, в таком виде, в таком смысле, в каком мы ее рассматриваем с точки зрения теизма или философии и естествознания. Скорее природа первоначально представляется человеку объектом, как то, чем он сам является, как личное, живое, ощущающее существо; таков взгляд на природу, когда она созерцается глазами религии. Человек первоначально не отличает себя от природы, следовательно, не отличает и природы от себя; поэтому ощущения, которые в нем возбуждает объект природы, он непосредственно превращает в свойства самого объекта. Благоприятные, положительные ощущения и аффекты вызываются благим, благодетельным существом природы; отрицательные, вызывающие страдания ощущения – жар, холод, голод, боль, болезнь – причиняются злым существом или, во всяком случае, природой в недобром состоянии, в состоянии зложелательства, гнева. Таким образом, человек непроизвольно и бессознательно превращает природное существо в существо душевное, субъективное, то есть человеческое. Превращение это происходит необходимо, хотя эта необходимость только относительная, только историческая. Нет ничего удивительного, что человек затем уже вполне определенно, сознательно и намеренно превращает природу в религиозный объект, в объект молитвы, другими словами, в объект, который определяется человеческим чувством, его просьбами и служением. Человек уже тем сделал природу податливой, себе подчиненной, что он ее ассимилировал своим настроениям, что он ее подчинил своим страстям. Впрочем, необразованный, первобытный человек не только приписывает природе человеческие мотивы, влечения, страсти, он в естественных телах усматривает настоящих людей. Так, индейцы Ориноко принимают солнце, луну и звезды за людей, они говорят: «Те, наверху находящиеся, – это люди, как мы»; патагонцы считают звезды за «некогда существовавших индейцев»; гренландцы видят в луне и звездах «своих предков, которые при особых обстоятельствах были взяты на небо». Таковы же были мнения прежних мексиканцев, что солнце и луна, почитаемые в качестве богов, некогда были людьми. Обратите внимание! Так подтверждается высказанное в «Сущности христианства» положение, что человек в религии обращается лишь к самому себе, что его бог есть только его собственная сущность, подтверждается даже самыми грубыми, низшими видами религии, в которых человек почитает наиболее отдаленные, не схожие с ним предметы – звезды, камни, деревья, даже клешни раков и раковины улиток, – ведь он почитает их только потому, что он переносит в них самого себя, мыслит их в виде таких существ, каков он сам, или же считает, что они наполнены подобными существами. В связи с этим религия обнаруживает удивительное, но весьма понятное и даже неизбежное противоречие:
в то время как с теистической или антропологической точки зрения она потому человеческое существо почитает за божественное, что оно ей представляется существом, отличным от человека, существом нечеловеческим, наоборот, с натуралистической точки зрения она нечеловеческое существо потому почитает за божественное, что оно ей представляется существом человеческим.
27
Изменчивость природы, именно в явлениях, в наибольшей степени заставляющих человека чувствовать свою зависимость от нее, есть главное основание, почему природа представляется человеку в виде человеческого, наделенного волей существа и составляет для него предмет религиозного почитания. Если бы солнце непрерывно стояло на небе, оно никогда бы не зажигало в человеке огня религиозного аффекта. Человек только тогда преклонил свои колени перед ним, охваченный радостью при неожиданном возвращении солнца, когда оно исчезло из его глаз, обрекши человека на ночные страхи, а затем вновь появилось на небе. Так, древние апалачи во Флориде приветствовали хвалебными гимнами солнце при его восходе и закате и вместе с тем умоляли его вновь вернуться в надлежащее время и обрадовать их своим светом. Если бы земля неизменно приносила плоды, отпало бы основание для празднеств, связанных с посевом и жатвой. Только благодаря тому, что природа то открывает свое лоно, то скрывает его, плоды ее представляются добровольными, обязывающими к благодарности дарами. Только непостоянство природы делает человека мнительным, смиренным, религиозным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12