— Так вот почему он берет в плен каталистов, — внезапно понял Сарьон. — Он получает через них Жизнь!
— И использует ее для того, чтобы держать под контролем майора Боуриса и закрывать Коридоры.
— Не верю! Чушь собачья! — Мосия, державшийся в тени и почти забытый всеми, отказывался верить в услышанное. Выступив вперед, он переводил умоляющий взгляд с принца на Джорама и Сарьона. — Симкин все это придумал! Они не могут перебить нас всех, всех в Тимхаллане! Это тысячи, миллионы людей!
— Могут и перебьют, — прямо ответил Джорам. — Они и прежде устраивали геноцид в собственном мире, в древние времена, и когда они отправились к звездам и обнаружили жизнь и там, они снова повторили это — перебили огромное количество существ, единственным преступлением которых было то, что они просто оказались на них не похожи. Были разработаны очень эффективные методы убийства — оружие, которое за несколько минут может уничтожить все население мира. Но они не станут использовать его здесь, — задумчиво добавил Джорам. — Менджу нужно, чтобы магия в этом мире оставалась целой и невредимой. Он не рискнет использовать высокоэнергетическое оружие, опасаясь повредить Жизненную силу...
Гаральд покачал головой.
— Я согласен с Мосией. Это просто невозможно.
— Возможно! — в гневе воскликнул Джорам. — Не будьте такими наивными! Признайте опасность! Да, здесь живут миллионы людей! Но там, за Гранью, — сотни тысяч миллионов! Их армии громадны. Они могут прислать войска, численностью в три раза превышающие все население Тимхаллана, если пожелают! Мы будем сражаться, мы будем защищать наши города, — пожал плечами Джорам, — но в конце концов мы проиграем. Нас просто задавят числом. Тех, кто переживет осады и битвы, будут систематически выслеживать и уничтожать — мужчин, женщин, детей... Волшебник оставит некоторое количество каталистов, чтобы их порода не вымерла, но это все. Он завладеет этим миром, его магией, и он с еще несколькими вроде него за Гранью станет неуязвим.
— Погибель мира... — Гаральд произнес эти слова прежде, чем успел подумать. Сарьон заметил, как вспыхнуло лицо принца, и бросил взгляд на Джорама. — Проклятье! — вдруг воскликнул принц, ударив ладонями по столу. — Мы должны их остановить! Должен быть способ!
Джорам ответил не сразу. В камине полыхнул огонь, и в это мгновение Сарьон увидел в его отблесках, как губы Джорама искривились в мрачной полуулыбке. И внезапно каталист оказался не в доме лорда Самуэлса в засыпанном снегом Мерилоне. Он снова стоял в кузнице в деревне чародеев. Он видел, как свет горящих углей отражается в темных глазах, он видел, как юноша бьет молотом по странно сверкающему металлу. Он снова видел озлобившегося, жаждущего мести юнца, кующего Темный Меч...
Но не он один хранил такие воспоминания. Кое-кто еще в этой комнате мог сравнить Джорама теперешнего и прежнего. Мосия смотрел на человека, который всего год назад был его лучшим, единственным другом.
Он смотрел на человека, которого больше не знал.
Среди суматохи и опасностей вчерашних дня и ночи он мог как-то избегать нового Джорама, который за этот год состарился на целых десять лет, который побывал в ином мире и видел чудеса, которых Мосия не мог ни представить себе, ни понять. Теперь, в этой пугающей тишине, Мосия не мог удержаться от того, чтобы посмотреть на лицо, которое он знал так хорошо — и, оказывается, не знал совсем. Глаза его туманились от слез, и он упрекал себя за то, что думает не о страшной трагедии, не о приближающейся гибели его мира, его народа.
Но это было слишком огромной бедой, чтобы осознать ее. Он сосредоточился на личной трагедии, чувствуя себя эгоистом, но не в силах поступать иначе. Голос Джорама звучал для Мосии словно из загробного мира; общаясь с другом, он не мог отделаться от ощущения, что это какой-то призрак говорит голосом Джорама.
Чувствовал ли то же самое Сарьон? Мосия посмотрел на священника, который тоже не сводил взгляда с Джорама. Печаль мешалась в лице каталиста с гордостью и любовью, Мосия от этого почувствовал себя очень одиноким. Каталист был столь же горячо привязан к этому взрослому человеку, как тогда к юноше. А почему бы и нет? В конце концов, Сарьон пожертвовал жизнью ради этой любви.
А Гаральд? Мосия посмотрел на принца. Ему явно легче было найти в этом человеке друга, которого он видел в юном Джораме. Тогда их дружбе мешала разница в возрасте. Теперь же они сравнялись годами. И место Мосии занял Гаральд.
Мосия бросил горький взгляд на Симкина. Джорам мог вернуться назад саламандрой, но это совершенно не повлияло бы на чувства этого шута. Больше никто не имел значения. Лорд Самуэлс и леди Розамунда были слишком потрясены и не проявляли никаких чувств, кроме смятения, скорби и горя.
Именно такие чувства испытывал поначалу и Мосия, но потом их вытеснили куда большие страхи, а шок прошел сам собой. Теперь он чувствовал только пустоту и печаль — и от взгляда Джорама ему становилось еще тяжелее, поскольку в его глазах Мосия видел отражение собственной горькой потери. Никогда они не вернут того, что было прежде. Для него Джорам умер, когда переступил границу. Мосия потерял друга, и он никогда не вернется.
Тянулись долгие минуты. Единственным звуком, нарушавшим тишину в кабинете лорда Самуэлса, был голос Гвендолин. Он то взлетал, то затихал, то врывался в комнату, то убегал, как расшалившийся ребенок. Каким-то странным образом для Мосии он стал частью тишины и самой тишиной. Если бы у тишины был язык и она могла разговаривать, то она говорила бы именно таким голосом. А Гвендолин вдруг умолкла. Незаметно от Сарьона, который погрузился в мрачные размышления о былом, она ускользнула из гостиной.
Теперь было слышно, как падали капли в водяных часах, отмеряя время, и от этого звука по глади молчания разбегались круги прошедшего времени. Снаружи снегопад сменился дождем, уныло барабанящим по крыше, падающим с глухим хлюпаньем в сугробы. Пласт снега, подтаявший из-за дождя, соскользнул с крыши и с громким хлопком обрушился в сад. В комнате было так тихо и присутствующие были так напряжены, что от этого звука вздрогнули все, даже вышколенные Дуук-тсарит. Черные капюшоны колыхнулись, пальцы непроизвольно сжались.
Наконец Джорам заговорил.
— У нас семьдесят два часа, — сказал он. Голос его был тверд и решителен. — Семьдесят два часа на то, чтобы поступить с ними так, как они намерены обойтись с нами.
— Нет, Джорам! — Сарьон встал с кресла. — Ты не можешь так поступить!
— Уверяю тебя, отец, именно так. Это наша единственная надежда, — холодно возразил Джорам. Его белые одежды чуть светились в серой мгле комнаты, озаряемые отблесками пламени. — Мы должны уничтожить врагов до единого человека. Никто не должен остаться в живых, никто не должен вернуться за Грань. Как только мы уничтожим их, мы сумеем восстановить границу и отгородиться от Вселенной раз и навсегда.
— Да! — решительно сказал Гаральд. — Мы нанесем удар быстро и внезапно!
Подойдя к столу, Джорам склонился над картой.
— Враг сосредоточился вот здесь. — Он провел по карте пальцем. — Мы приведем сюда Мастеров войны из Зит-Эля, кентавров и гигантов из Внешних земель. Мы можем атаковать их с этих позиций... — Он нетерпеливо обвел взглядом собравшихся. — Я не вижу. Нужен свет...
В воздухе тут же вспыхнул светящийся шар, вызванный Дуук-тсарит.
— Полевые маги будут сражаться! — с воодушевлением сказал Мосия, поспешив к столу, где стояли Джорам и принц.
— Мы представим этот план моим приближенным на совещании нынче вечером. — Принц стал торопливо свертывать карту. — Вопрос только в сроках выступления.
— Как скоро мы будем готовы?
— Завтра вечером. К тому времени наши люди отдохнут. Мы сможем нанести удар завтра ночью.
— И мы всех их перебьем! Всех, до единого!
— Ну и ну! Как удачно! — подал голос Симкин. — У меня как раз и костюмчик есть под названием «Кровь и раны»!
— Да смилостивится Олмин над их душами! — холодно сказал принц Гаральд, знаком приказывая Дуук-тсарит подать его меч и плащ.
— Олмин! Как же, смилостивится он!
Хриплый крик Сарьона заставил всех вздрогнуть. Джорам с Мосией обернулись, принц Гаральд огляделся по сторонам.
— Простите, отец, — извиняющимся тоном сказал принц. — Я не хотел кощунствовать.
— Кощунство? Вы что, не понимаете? Вы слепы! Нет Олмина! Не будет милости! Я не смел в этом признаться самому себе до сих пор, но теперь — говорю открыто! — Сарьон был словно в лихорадке, взгляд его блуждал, как у безумного. — Но я уже давно это знал... Я знал, когда смотрел, как Ванье уносит крохотного ребенка на смерть. Я знал, когда видел, как Джорам шагнул за Грань. Я знал это, глядя в бесконечные туманы день за днем, пока мне ломали пальцы, пытаясь вырвать оружие, выкованное из тьмы! Я знал это, глядя на железных тварей, с ревом ползущих по нашей земле!
Сарьон сцепил покалеченные руки, словно в молитве, но изуродованные пальцы превратили этот жест в насмешку.
— А теперь я слышу, как вы говорите о еще больших смертях, об убийстве! Нет Олмина! Ему плевать! Мы остались одни и играем в нелепую игру!
— Отец! — Перепуганный насмерть Мосия бросился к Сарьону и положил ему руку на плечо. — Не говорите так!
Сарьон в гневе стряхнул его руку.
— Нет Олмина! Нет милосердия! — с горечью кричал он.
Грохот в соседней комнате прервал каталиста. Крик служанки заставил всех, даже Дуук-тсарит, сорваться с места и броситься из кабинета в столовую. Всех, за исключением Симкина, который воспользовался суматохой, чтобы исчезнуть быстро и незаметно.
— Гвендолин! — Джорам подхватил жену. — Что с тобой? Отец, быстрее! Она поранилась!
Шкафчик был разбит, его деревянные панели раскололись, стекло, находившееся внутри, разлетелось вдребезги и рассыпалось по полу. Посреди разгрома на коленях стояла Гвендолин, держа в руке осколок бокала. С ее пальцев капала кровь.
— Он очень сожалеет. Правда, — сказала Гвен, обводя их ясным взглядом. — Но вы так всё изменили, что он уже не узнает собственного дома.
ГЛАВА ПЯТАЯ
СЫН ИМПЕРАТОРА
Шум толпы, собравшейся снаружи, был слышен даже внутри Собора. Звуки, подобно океанскому прибою, поднимались с улиц и разбивались о прозрачные стены.
Стоя у кресла и глядя на сотни людей, собравшихся в дождливых сумерках, епископ Ванье стискивал правую руку в кулак в бессильной ярости. Он и левую стиснул бы, если бы та не висела бессильно вдоль его тела. Ванье задумчиво потер руку, отказывавшуюся ему повиноваться, злобно глядя сверху вниз на толпу и раздражаясь все больше.
— Что им от меня надо? — спросил он, отвернувшись от стены и сверля злобным взглядом кардинала, который даже съежился от страха. — Что я, по их мнению, должен сделать?
— Возможно, поговорить с ними, сказать пару слов... Сказать, что Олмин с ними... — предложил успокаивающим тоном кардинал.
Епископ фыркнул так громко, что напугал кардинала, которого и так била нервная дрожь. Он готов был уже сказать своему министру, что думает об этой идее, когда толпа вдруг замолчала, и оба снова обратили свое внимание к ней.
— И что теперь? — пробормотал Ванье, повернувшись к хрустальной стене. Кардинал торопливо подошел к нему. — Видишь? — Епископ снова фыркнул. — Что я тебе говорил?
Над толпой верхом на черном лебеде появился принц Гаральд. А с ним — Джорам. При виде человека в белом по толпе прошел возбужденный ропот. Епископ, прижавшись лицом к хрустальной стене, слушал крики.
— Ангел Смерти! — зло усмехнулся Ванье, обернувшись к дрожащему от страха Радисовику. — И ты хочешь, чтобы я сказал им, что Олмин с ними, кардинал? Ну да! Их ведет принц чародеев, дьявол, который вошел в союз с Мертвым! Он ведет их прямо к гибели! А они, не желая быть просто послушными овечками, наоборот, еще быстрее бегут к пропасти, в которой и сгинут!
Сердито поджав губы, епископ снова повернулся к стене, чтобы следить за происходящим.
Принц Гаральд, спустившись с лебедя, встал на мраморную платформу, которая парила над толпой. Отбросив капюшон плаща, он стоял под дождем с открытой головой, подняв руки, чтобы заставить толпу замолчать. Джорам последовал за ним, только гораздо медленнее. Он нервничал, оказавшись на скользкой от дождя платформе так высоко над землей.
— Граждане Тимхаллана, слушайте меня! — воскликнул принц Гаральд.
Крики прекратились, но воцарившееся молчание было пронизано гневом и казалось куда более громким, чем прежний шум.
— Я знаю, — начал в тишине Гаральд, — что вы считаете меня врагом. Точнее, я был вашим врагом, поскольку больше я вам не враг!
Ванье что-то пробормотал.
— Что, ваше святейшество? — спросил кардинал, который не понял, что сказал епископ.
Ванье, внимательно слушавший принца, слова которого едва доносились сквозь хрустальные стены, лишь раздраженно махнул рукой.
— Вы все слышали вести о битве, — говорил принц. — Вы слышали о железных тварях, которые уничтожают взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48