Всех людей отвели в сторону, чему они весьма радовались, а Анджела, Геронда и три их служанки суетились над ребенком, пытаясь накормить его.
Прошло немного времени.
— Черт меня побери, — произнес Брайен, но тихонько и обращаясь только к Джиму, конь которого беспокойно перебирал ногами возле коня Брайена. Оба находились от остальных в стороне. Брайен вздохнул. Глаза его встретились с глазами Джимa. — Ну ладно!
К этому моменту ребенок почему-то затих, а вскоре подошли женщины и сказали, что он заснул.
Оставшийся путь к аббатству в свете угасающего дня прошел беспокойно. Энджи наконец убедили — главным образом Геронда — привязать ребенка к спине лошади, как он, несомненно, и путешествовал и к чему привык, пока были живы его родители. Она нехотя сдалась, и всем немного полегчало. Солнце еще стояло над горизонтом, когда кавалькада выехала из леса в поле, окружавшее строения из темного камня. Это оказался настоящий замок, и их пропустили без всякой задержки, как только часовому были объявлены имена и положение Брайена и Джима. Джим был чрезвычайно рад возможности проехать на своем коне через ворота во двор замка, а еще больше спешиться, отдав поводья одному из своих людей, и войти в освещенную переднюю. Внутри было так же холодно, как и снаружи, разве что ледяной ветер не пробирал до костей.
Воинов провели в конюшни, где масса соломы и одежды, которая была при них, помогла им зарыться и устроить лежбище, чтобы не замерзнуть ночью. А если бы кто-то и замерз, аббатство должным образом опечалилось бы случившимся, но… на все воля божья. Оруженосцы — и Джима, и Брайена — зашли в замок, где обоих разместили возле кухни, в каморке чуть больше собачьей конуры.
Джим и его спутники, войдя в замок, обнаружили лишь несколько каминов с еле тлевшими дровами, но в комнате с голыми каменными стенами и узким закрытым ставнями окном горел большой огонь. Комната предназначалась для Энджи и Джима.
Однако Джим тут же обнаружил, что его гонят из теплого местечка — оно в момент превратилось в детскую, которую заняли Энджи, Геронда и женская прислуга. Оказалось, что ребенок нуждается в массе вещей, ведь он попал к ним без запасной одежды или няньки, которая ухаживала бы за ним, Джим смутно помнил, как все происходит там, в мире двадцатого века, где даже бездетные женщины могли накормить младенца молоком. Энджи, конечно, могла об этом знать. Тем временем оказалось — Джим понятия не имел, каким образом, — что известие о прибывших успело распространиться по всей округе и аббатство уже послало в соседние села, которыми владело, просьбу прислать сюда кормящую мать. Джима отослали в каморку Брайена — ее трудно было назвать комнатой, — где тот уже разместился. Тем не менее, здесь тоже горел камин и, благодаря небольшим размерам, комната быстро обретала обжитой вид.
Брайен с удобством расположился за небольшим столиком с вином и едой, предоставленными хозяевами. Красное вино искрилось и выглядело заманчиво, вероятно, его доставили из подвалов для высокопоставленных гостей. Однако из еды имелась лишь рыба, которую здесь называли сушеной сельдью. Запах сельди Джим почувствовал, как только вошел. На селедку Брайен даже не глядел — постная пища его мало интересовала.
— Сядь и выпей, Джеймс! — воскликнул Брайен. Он вольготно раскинулся на бочкообразном табурете, вытянув ноги. Мокрые подметки его походных сапог, похожих на кожаные чулки без каблуков, какие носили в средние века, покоились на багаже, рядом с горящим камином. — Нет, не из графина. Из бутыли, что стоит за ним. Я взял с собой прекрасное вино. Грех растратить его впустую, если какой-нибудь случайный гость графа забредет ко мне там.
Джим немедленно последовал совету друга. Он уселся с кубком на единственную оставшуюся в комнате мебель, такой же бочкообразный табурет, стоящий перед огнем. Вытащил бутыль с кипяченой водой из собственного багажа, добавил в свой кубок скромный глоток и с наслаждением выпил.
Жар от камина уютно охватил его, согрел руки и уже начал подбираться к телу, тогда как вино из бутыли Брайена позаботилось о его горле и желудке. Вино и впрямь хорошее, признал Джим и вспомнил, что, когда он попал в этот мир, то различал вина только по цвету.
Джим блаженно вздохнул.
— Конечно, — заметил Брайен, — приятно согреться и изнутри, правда, Джеймс? Кто бы мог подумать, что ты и леди Анджела приедете к графу с ребенком на руках? Детей не приглашают на рождественские праздники, разве, когда они повзрослеют, чтобы самим искать себе развлечение, но даже в этом случае это выглядело бы необычным. И все же…
— Долго нам завтра добираться до графа?
— Меньше половины дня. Если я хоть немного соображаю, то лучше тебе поспать у меня. В комнате леди Анджелы будут ночь напролет толочься женщины.
— Скорее всего, ты прав. Трудно предположить, что есть реальная опасность попасть в передрягу по дороге отсюда, особенно теперь, когда у Энджи появился требующий заботы ребенок.
— Нет-нет, — успокоил его Брайен, — местность там по большей части открытая. Теперь не о чем беспокоиться. У меня нет никаких опасений насчет завтрашнего дня.
Он протянул свободную руку к столу, взял одну из сушеных селедок и начал с философским видом жевать, глядя в огонь и запивая рыбу вином. Брайен был явно доволен жизнью.
Джим сидел, попивая вино, с гораздо меньшим удовольствием, чем его друг. Он не обращал внимания на сушеную рыбу, отвратительно вонявшую и, наверняка, еще более мерзкую на вкус. Брайен всегда радостно воспринимал все, что ему приходилось делать, дурное или хорошее. Джиму не удавалось достигнуть такого уровня самодисциплины. Вот и сейчас его тело могло пребывать с Брайеном, а мысли витали рядом с Энджи и женщинами в ее комнате, где находился внезапно обретенный ребенок. Несмотря на замученный вид, женщины, казалось, были счастливы заполучить нового члена своего общества. И было бы преуменьшением сказать, что Энджи тоже счастлива. Она ощущала нечто гораздо большее, чем счастье. Это-то и являлось настоящей причиной, почему Джим не был так доволен, как Брайен.
Сегодня все обстояло просто прекрасно, но Энджи придется отдать ребенка. В голове у Джима еще не сложилось четкой картины, как это случится и когда до этого дойдет, но смутное предчувствие все же беспокоило его.
У Джима были опасения.
Глава 5
— Прекрасно. Это уже на что-то похоже, — сказала Энджи.
Джим согласился. Слова Энджи относились к двум комнатам, которые им предоставили у графа. Они оказались намного лучше, чем ожидал Джим, но достались им только потому, что Джима принимали как барона. Это было следствием поспешной лжи Джима, — появившись в этом мире, он представился бароном из Ривероука.
Ривероук был небольшим городком, где находился колледж, который они с Энджи закончили и где работали в качестве младших преподавателей.
Но даже это, размышлял Джим, не давало им права на две комнаты, если бы не ребенок. Не то чтобы ребенок много значил в этом мире, когда немыслимое число детей не задерживалось на свете и полугода после рождения, но хорошая история всегда много значила.
В этом-то и заключалась причина — общество получило настоящую романтическую историю об убийстве в лесу. Кроме того, уже опознали и убитого рыцаря — его опознали по сделанному Брайеном описанию герба, имевшегося на доспехах рыцаря. Им оказался сэр Ральф Фалон, мечтатель, — и правда, кто, кроме дворянина со свихнувшимися мозгами, мог путешествовать с таким небольшим эскортом в здешних местах? Разве что богатый и могущественный барон из Шена. Нашедшие рыцаря привезли его для погребения в аббатство Эдсли. Туда же привезли и тело бывшей с ним леди, которая оказалась его молодой третьей женой. Тот факт, что ее тоже убили и из всех остался в живых только ребенок, делало историю достойной своего времени. Особенно же всех покоряло то, что история эта приключилась в праздник рождения младенца Христа, что придавало Джиму и его свите почти библейскую ауру.
Все это дало графу возможность широко, почти по-королевски, проявить себя — такая возможность всегда высоко ценилась среди великих мира сего в средневековом обществе. Граф поднялся на уровень, который давала эта возможность, проявляя большое рвение во всем, что касалось Джима, Энджи и ребенка. Он позаботился о том, чтобы их обеспечили всем самым лучшим. Лучшее включало и две комнаты, по средневековым понятиям, большие, чистые, хорошо обставленные и даже с плотными ставнями на двух высоких окнах, — комната располагалась в главной башне.
Джим и Энджи получили то, что можно было приравнять к маленькому личному королевству, одну из комнат которого отвели под детскую; там же поселилась и мокрая от слез кормилица из аббатства. Женщину смогли нанять потому, что ее собственный ребенок умер. Вторая комната королевства стала гостиной и спальней. В обеих комнатах имелись приличные камины и не было недостатка в дровах.
Кроме того, благодаря ребенку, ни один из подгулявших гостей графа не осмеливался постучаться в дверь Джима и Энджи после полуночи, чтобы выпить еще немного с соседом. Джиму и Энджи даже позволили поставить у дверей охрану.
— Да, — признал Джим, — это намного лучше, чем я ожидал.
Сейчас они находились одни в комнате, дверь которой, выходившая в коридор, была заперта. Во второй, внутренней комнате, двери не было, ее заменял плотный гобелен, закрывавший проход между помещениями. До Джима и Энджи доносились голос капризничающего ребенка и звуки, производимые большим хозяйством замка, но этого уже было не избежать.
— Этот крошка, — начала Энджи, усевшись у огня рядом с Джимом на табурет и взяв в руки кубок вина, которое Джим налил добрых два часа назад и которое она едва пригубила, — этот крошка — барон Шен!
— Не уверен, что его можно считать бароном уже сейчас, — сказал Джим. — Может случиться, что его необходимо сначала признать в суде или ему должно исполниться сколько-то лет до того, как он по закону наследует баронство. — Он немного помолчал и продолжил: — Во всяком случае, сейчас он находится под опекой короля.
— Короля! — повторила Энджи и выпрямилась.
— Да, — подтвердил Джим, стараясь не глядеть на жену. Он сознательно подбросил эти сведения, чтобы подготовить Энджи к тому, что ребенка, возможно, придется отдать в другие руки почти без предупреждения. — В любом случае, когда умирают супруги-землевладельцы высокого ранга, а их ребенок остается в живых, его опекуном становится король. Король же, в свою очередь, может передать опеку тому, кто пожелает.
— Этот пьяный старикан в Лондоне? Да он способен отдать Роберта любому! — Имя ребенка было вышито на его вещах.
— Он не все время пьян, — утешил ее Джим, — Кроме того, вопрос об опекунстве над таким богатым ребенком, возможно, решает даже не король, а влиятельные люди из его окружения, такие, как сэр Джон Чендос.
— А сэр Джон любит тебя, — подсказала Энджи.
— Да, пожалуй, — согласился Джим, — но это только один голос. Более существенно, что король обо мне в целом хорошего мнения из-за истории с Презренной Башней, которая прибавила ему популярности.
Речь шла о появлении во множестве народных баллад, воспевавших спасение Энджи от Темных Сил, которое как раз и случилось в Презренной Башне. Этому способствовали Брайен, Aparx, валлийский лучник Дэффид ап Хайвел и Каролинус. Первые сказители, чтобы воспеть это событие, придумали вводную часть, повествующую, как Джим сначала встретился с королем и испросил разрешения на битву со злом в Презренной Башне. Король милостиво дал разрешение. Таким образом создавалось впечатление, что все сделано по приказу короля. Король это любил.
— Это верно. — У Энджи немного отлегло от сердца.
Заметив это, Джим решил рискнуть и добавить еще чуточку скверных новостей.
— По правде говоря, сестра сэра Ральфа Фалона сейчас здесь, у графа.
Энджи вновь застыла на своем табурете. Она отставила кубок, так и не притронувшись к нему:
— Сестра?
— Да, леди Агата Фалон. Младшая сестра сэра Ральфа. Они были единственными детьми предыдущего барона. Вообще-то, я полагаю, что она, скорее, его сводная сестра. Агата родилась от брака барона со второй женой, той, что была перед Мери Бритен, но она все же претендует на поместье…— Он постарался, чтобы последнее сообщение прозвучало непринужденно. — Но раз у сэра Ральфа была новая молодая жена и раз его сын жив, это, вероятно, исключает сестру из числа наследников.
— Разве? — мрачно поинтересовалась Энджи.
— Да.
— Что ж, это только справедливо. Малютка Роберт должен получить все. В конце концов, он единственный, кому предстоит готовить рыцарей от своего баронства и вести их на битву за короля. Когда станет взрослым, он сделает это, а она, скорее всего, никогда ничего не сделает за всю свою жизнь!
Джим с трудом мог представить знакомых ему в этом средневековом мире женщин, которые бы никогда ничего не сделали в своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Прошло немного времени.
— Черт меня побери, — произнес Брайен, но тихонько и обращаясь только к Джиму, конь которого беспокойно перебирал ногами возле коня Брайена. Оба находились от остальных в стороне. Брайен вздохнул. Глаза его встретились с глазами Джимa. — Ну ладно!
К этому моменту ребенок почему-то затих, а вскоре подошли женщины и сказали, что он заснул.
Оставшийся путь к аббатству в свете угасающего дня прошел беспокойно. Энджи наконец убедили — главным образом Геронда — привязать ребенка к спине лошади, как он, несомненно, и путешествовал и к чему привык, пока были живы его родители. Она нехотя сдалась, и всем немного полегчало. Солнце еще стояло над горизонтом, когда кавалькада выехала из леса в поле, окружавшее строения из темного камня. Это оказался настоящий замок, и их пропустили без всякой задержки, как только часовому были объявлены имена и положение Брайена и Джима. Джим был чрезвычайно рад возможности проехать на своем коне через ворота во двор замка, а еще больше спешиться, отдав поводья одному из своих людей, и войти в освещенную переднюю. Внутри было так же холодно, как и снаружи, разве что ледяной ветер не пробирал до костей.
Воинов провели в конюшни, где масса соломы и одежды, которая была при них, помогла им зарыться и устроить лежбище, чтобы не замерзнуть ночью. А если бы кто-то и замерз, аббатство должным образом опечалилось бы случившимся, но… на все воля божья. Оруженосцы — и Джима, и Брайена — зашли в замок, где обоих разместили возле кухни, в каморке чуть больше собачьей конуры.
Джим и его спутники, войдя в замок, обнаружили лишь несколько каминов с еле тлевшими дровами, но в комнате с голыми каменными стенами и узким закрытым ставнями окном горел большой огонь. Комната предназначалась для Энджи и Джима.
Однако Джим тут же обнаружил, что его гонят из теплого местечка — оно в момент превратилось в детскую, которую заняли Энджи, Геронда и женская прислуга. Оказалось, что ребенок нуждается в массе вещей, ведь он попал к ним без запасной одежды или няньки, которая ухаживала бы за ним, Джим смутно помнил, как все происходит там, в мире двадцатого века, где даже бездетные женщины могли накормить младенца молоком. Энджи, конечно, могла об этом знать. Тем временем оказалось — Джим понятия не имел, каким образом, — что известие о прибывших успело распространиться по всей округе и аббатство уже послало в соседние села, которыми владело, просьбу прислать сюда кормящую мать. Джима отослали в каморку Брайена — ее трудно было назвать комнатой, — где тот уже разместился. Тем не менее, здесь тоже горел камин и, благодаря небольшим размерам, комната быстро обретала обжитой вид.
Брайен с удобством расположился за небольшим столиком с вином и едой, предоставленными хозяевами. Красное вино искрилось и выглядело заманчиво, вероятно, его доставили из подвалов для высокопоставленных гостей. Однако из еды имелась лишь рыба, которую здесь называли сушеной сельдью. Запах сельди Джим почувствовал, как только вошел. На селедку Брайен даже не глядел — постная пища его мало интересовала.
— Сядь и выпей, Джеймс! — воскликнул Брайен. Он вольготно раскинулся на бочкообразном табурете, вытянув ноги. Мокрые подметки его походных сапог, похожих на кожаные чулки без каблуков, какие носили в средние века, покоились на багаже, рядом с горящим камином. — Нет, не из графина. Из бутыли, что стоит за ним. Я взял с собой прекрасное вино. Грех растратить его впустую, если какой-нибудь случайный гость графа забредет ко мне там.
Джим немедленно последовал совету друга. Он уселся с кубком на единственную оставшуюся в комнате мебель, такой же бочкообразный табурет, стоящий перед огнем. Вытащил бутыль с кипяченой водой из собственного багажа, добавил в свой кубок скромный глоток и с наслаждением выпил.
Жар от камина уютно охватил его, согрел руки и уже начал подбираться к телу, тогда как вино из бутыли Брайена позаботилось о его горле и желудке. Вино и впрямь хорошее, признал Джим и вспомнил, что, когда он попал в этот мир, то различал вина только по цвету.
Джим блаженно вздохнул.
— Конечно, — заметил Брайен, — приятно согреться и изнутри, правда, Джеймс? Кто бы мог подумать, что ты и леди Анджела приедете к графу с ребенком на руках? Детей не приглашают на рождественские праздники, разве, когда они повзрослеют, чтобы самим искать себе развлечение, но даже в этом случае это выглядело бы необычным. И все же…
— Долго нам завтра добираться до графа?
— Меньше половины дня. Если я хоть немного соображаю, то лучше тебе поспать у меня. В комнате леди Анджелы будут ночь напролет толочься женщины.
— Скорее всего, ты прав. Трудно предположить, что есть реальная опасность попасть в передрягу по дороге отсюда, особенно теперь, когда у Энджи появился требующий заботы ребенок.
— Нет-нет, — успокоил его Брайен, — местность там по большей части открытая. Теперь не о чем беспокоиться. У меня нет никаких опасений насчет завтрашнего дня.
Он протянул свободную руку к столу, взял одну из сушеных селедок и начал с философским видом жевать, глядя в огонь и запивая рыбу вином. Брайен был явно доволен жизнью.
Джим сидел, попивая вино, с гораздо меньшим удовольствием, чем его друг. Он не обращал внимания на сушеную рыбу, отвратительно вонявшую и, наверняка, еще более мерзкую на вкус. Брайен всегда радостно воспринимал все, что ему приходилось делать, дурное или хорошее. Джиму не удавалось достигнуть такого уровня самодисциплины. Вот и сейчас его тело могло пребывать с Брайеном, а мысли витали рядом с Энджи и женщинами в ее комнате, где находился внезапно обретенный ребенок. Несмотря на замученный вид, женщины, казалось, были счастливы заполучить нового члена своего общества. И было бы преуменьшением сказать, что Энджи тоже счастлива. Она ощущала нечто гораздо большее, чем счастье. Это-то и являлось настоящей причиной, почему Джим не был так доволен, как Брайен.
Сегодня все обстояло просто прекрасно, но Энджи придется отдать ребенка. В голове у Джима еще не сложилось четкой картины, как это случится и когда до этого дойдет, но смутное предчувствие все же беспокоило его.
У Джима были опасения.
Глава 5
— Прекрасно. Это уже на что-то похоже, — сказала Энджи.
Джим согласился. Слова Энджи относились к двум комнатам, которые им предоставили у графа. Они оказались намного лучше, чем ожидал Джим, но достались им только потому, что Джима принимали как барона. Это было следствием поспешной лжи Джима, — появившись в этом мире, он представился бароном из Ривероука.
Ривероук был небольшим городком, где находился колледж, который они с Энджи закончили и где работали в качестве младших преподавателей.
Но даже это, размышлял Джим, не давало им права на две комнаты, если бы не ребенок. Не то чтобы ребенок много значил в этом мире, когда немыслимое число детей не задерживалось на свете и полугода после рождения, но хорошая история всегда много значила.
В этом-то и заключалась причина — общество получило настоящую романтическую историю об убийстве в лесу. Кроме того, уже опознали и убитого рыцаря — его опознали по сделанному Брайеном описанию герба, имевшегося на доспехах рыцаря. Им оказался сэр Ральф Фалон, мечтатель, — и правда, кто, кроме дворянина со свихнувшимися мозгами, мог путешествовать с таким небольшим эскортом в здешних местах? Разве что богатый и могущественный барон из Шена. Нашедшие рыцаря привезли его для погребения в аббатство Эдсли. Туда же привезли и тело бывшей с ним леди, которая оказалась его молодой третьей женой. Тот факт, что ее тоже убили и из всех остался в живых только ребенок, делало историю достойной своего времени. Особенно же всех покоряло то, что история эта приключилась в праздник рождения младенца Христа, что придавало Джиму и его свите почти библейскую ауру.
Все это дало графу возможность широко, почти по-королевски, проявить себя — такая возможность всегда высоко ценилась среди великих мира сего в средневековом обществе. Граф поднялся на уровень, который давала эта возможность, проявляя большое рвение во всем, что касалось Джима, Энджи и ребенка. Он позаботился о том, чтобы их обеспечили всем самым лучшим. Лучшее включало и две комнаты, по средневековым понятиям, большие, чистые, хорошо обставленные и даже с плотными ставнями на двух высоких окнах, — комната располагалась в главной башне.
Джим и Энджи получили то, что можно было приравнять к маленькому личному королевству, одну из комнат которого отвели под детскую; там же поселилась и мокрая от слез кормилица из аббатства. Женщину смогли нанять потому, что ее собственный ребенок умер. Вторая комната королевства стала гостиной и спальней. В обеих комнатах имелись приличные камины и не было недостатка в дровах.
Кроме того, благодаря ребенку, ни один из подгулявших гостей графа не осмеливался постучаться в дверь Джима и Энджи после полуночи, чтобы выпить еще немного с соседом. Джиму и Энджи даже позволили поставить у дверей охрану.
— Да, — признал Джим, — это намного лучше, чем я ожидал.
Сейчас они находились одни в комнате, дверь которой, выходившая в коридор, была заперта. Во второй, внутренней комнате, двери не было, ее заменял плотный гобелен, закрывавший проход между помещениями. До Джима и Энджи доносились голос капризничающего ребенка и звуки, производимые большим хозяйством замка, но этого уже было не избежать.
— Этот крошка, — начала Энджи, усевшись у огня рядом с Джимом на табурет и взяв в руки кубок вина, которое Джим налил добрых два часа назад и которое она едва пригубила, — этот крошка — барон Шен!
— Не уверен, что его можно считать бароном уже сейчас, — сказал Джим. — Может случиться, что его необходимо сначала признать в суде или ему должно исполниться сколько-то лет до того, как он по закону наследует баронство. — Он немного помолчал и продолжил: — Во всяком случае, сейчас он находится под опекой короля.
— Короля! — повторила Энджи и выпрямилась.
— Да, — подтвердил Джим, стараясь не глядеть на жену. Он сознательно подбросил эти сведения, чтобы подготовить Энджи к тому, что ребенка, возможно, придется отдать в другие руки почти без предупреждения. — В любом случае, когда умирают супруги-землевладельцы высокого ранга, а их ребенок остается в живых, его опекуном становится король. Король же, в свою очередь, может передать опеку тому, кто пожелает.
— Этот пьяный старикан в Лондоне? Да он способен отдать Роберта любому! — Имя ребенка было вышито на его вещах.
— Он не все время пьян, — утешил ее Джим, — Кроме того, вопрос об опекунстве над таким богатым ребенком, возможно, решает даже не король, а влиятельные люди из его окружения, такие, как сэр Джон Чендос.
— А сэр Джон любит тебя, — подсказала Энджи.
— Да, пожалуй, — согласился Джим, — но это только один голос. Более существенно, что король обо мне в целом хорошего мнения из-за истории с Презренной Башней, которая прибавила ему популярности.
Речь шла о появлении во множестве народных баллад, воспевавших спасение Энджи от Темных Сил, которое как раз и случилось в Презренной Башне. Этому способствовали Брайен, Aparx, валлийский лучник Дэффид ап Хайвел и Каролинус. Первые сказители, чтобы воспеть это событие, придумали вводную часть, повествующую, как Джим сначала встретился с королем и испросил разрешения на битву со злом в Презренной Башне. Король милостиво дал разрешение. Таким образом создавалось впечатление, что все сделано по приказу короля. Король это любил.
— Это верно. — У Энджи немного отлегло от сердца.
Заметив это, Джим решил рискнуть и добавить еще чуточку скверных новостей.
— По правде говоря, сестра сэра Ральфа Фалона сейчас здесь, у графа.
Энджи вновь застыла на своем табурете. Она отставила кубок, так и не притронувшись к нему:
— Сестра?
— Да, леди Агата Фалон. Младшая сестра сэра Ральфа. Они были единственными детьми предыдущего барона. Вообще-то, я полагаю, что она, скорее, его сводная сестра. Агата родилась от брака барона со второй женой, той, что была перед Мери Бритен, но она все же претендует на поместье…— Он постарался, чтобы последнее сообщение прозвучало непринужденно. — Но раз у сэра Ральфа была новая молодая жена и раз его сын жив, это, вероятно, исключает сестру из числа наследников.
— Разве? — мрачно поинтересовалась Энджи.
— Да.
— Что ж, это только справедливо. Малютка Роберт должен получить все. В конце концов, он единственный, кому предстоит готовить рыцарей от своего баронства и вести их на битву за короля. Когда станет взрослым, он сделает это, а она, скорее всего, никогда ничего не сделает за всю свою жизнь!
Джим с трудом мог представить знакомых ему в этом средневековом мире женщин, которые бы никогда ничего не сделали в своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62