Однако его мольбы остались без ответа, и он начал тревожиться: монголы не любили города и знали только один способ с ними расправляться. Сейбл его поддерживать не желала. Она просто наблюдала и ждала, играя в какую-то свою запутанную игру.
Николай стал свидетелем кое-чего из того, что произошло потом.
Монголы вернулись ночью. Молча, бесшумно они въехали в город. А когда начали атаку, дико взревели, и их крики и конский топот заполнили улицы. Истребление людей пронеслось по городу кровавой волной. Киргизы не могли оказать монголам никакого сопротивления – лишь несколько раз кто-то успел выстрелить из древних ружей.
Чингис приказал, чтобы правителя города доставили к нему живым. Тот пытался спрятаться со своими домашними в маленькой городской библиотеке, но эту постройку монголы разобрали по кирпичику. На глазах у градоначальника убили его жену, изнасиловали дочерей, а его самого потом забили до смерти.
Ничего ценного для себя монголы в городе не нашли. Они разрубили мечами небольшой печатный станок в местной типографии, взяли железо для переплавки. В обычае у монголов было забирать из разрушенных ими городов ремесленников и других людей, искушенных в каком-нибудь искусстве, чтобы впоследствии они им служили, но в Бишкеке они нашли мало полезных для себя людей: профессии часовщика, счетовода или юриста ничего не значили для них. Мало кого оставили в живых. Большую часть детей и молодых женщин забрали в плен, но многих женщин изнасиловали. Все это делалось жестоко и равнодушно, безо всякой радости. Просто монголы всегда так поступали.
Покончив со всем этим, монголы сожгли город дотла.
Пленников пригнали в лагерь Чингисхана. Глядя на этих несчастных людей, Коля видел, что это – типичные среднеазиатские крестьяне. Но даже их жилеты и штаны, толстые домотканые юбки и тюрбаны привлекали к себе алчные взгляды монголов. Одну юную красавицу по имени Наташа, пятнадцатилетнюю дочь трактирщика, отобрали для Чингисхана. Он всегда брал себе самых красивых женщин, и многие из них беременели от него. Чингис намеревался забрать пленников с собой, поскольку для них всегда можно было найти применение – погнать на битву, к примеру. Но когда хан обнаружил, что один из членов Золотого рода ранен пулей, выпущенной местным стряпчим, он велел казнить всех пленников до одного. Даже призывы Йе-Лю, его уговоры проявить милосердие ничего не дали. Женщины и дети покорно пошли на казнь.
К тому времени, когда войско покинуло город, он уже превратился в дымящиеся руины. Дома сгорели почти до основания. На месте массового убийства монголы оставили гору отрубленных голов, и некоторые из них были маленькими, и от этого зрелища разрывалось сердце. Через несколько дней Чингисхан послал в город отряд. Некоторым жителям удалось спрятаться по подвалам. Монголы окружили их и, надругавшись над ними, перебили.
Сейбл никак не реагировала на все это, вообще не выказывала никаких чувств. А Коля после Бишкека ясно понял, что он должен сделать.
29
Вавилон
Целых два месяца флот Александра Македонского и береговой обоз добирались до устья залива. Отсюда Александру хотелось как можно скорее двинуться вглубь суши. Он сформировал передовое подразделение из тысячи воинов и приставил к этому войску Евмена, Гефестиона и ряд других своих приближенных. Бисеза и ее спутники сделали все для того, чтобы тронуться в путь с этим авангардом.
Через день после высадки на берег передовой отряд добрался до Суз. Этот город во времена Александра был военной столицей покоренной им Персидской империи. Александр был еще слишком слаб, чтобы ехать верхом или идти пешком, поэтому его везли на повозке под лиловым балдахином, а вокруг повозки шагала сотня щитоносцев. До Суз добрались без препятствий – но это оказались совсем не те Сузы, которые помнил Александр.
Картографы царя не сомневались, что место то самое – середина равнины, кое-где поросшей деревьями. Но никакого города тут не было и в помине. Казалось, тут вообще прежде не ступала нога человека.
«Очень может быть, что так оно и есть», – подумала Бисеза.
Евмен с мрачным видом подошел к Бисезе и ее спутникам.
– Я тут побывал всего несколько лет назад, – сказал он. – Это был богатейший город. Все провинции империи вносили свою лепту в его процветание, все трудились ради этого – ремесленники и серебряных дел мастера из прибрежных греческих городов, индийские плотники. Какие тут были собраны сокровища! А теперь…
Он явно был не на шутку удручен исчезновением города. Бисеза снова заметила, как в царском секретаре зарождается гнев. Казалось, этот просвещенный грек переживает последствия Разрыва как личную трагедию.
Александр сошел с повозки и некоторое время бродил по округе, пристально вглядываясь в землю и поддевая мыском сандалии пыльную почву. Затем он вернулся под балдахин и больше не появлялся, словно теперешний вид местности был ему глубоко противен.
Ближе к ночи раскинули лагерь. Наутро картографы Александра возглавили путь на запад, к Вавилону, по обширной равнине. Эхо разносило по окрестностям голоса людей и топот коней. После Суз настроение у всех было подавленное. Казалось, груз времени тяжкой ношей лег всем на плечи. Порой Бисеза ловила на себе взгляды македонян и догадывалась, о чем они думают: вот женщина, она жива, она дышит, а родится она тогда, когда все, что нам знакомо, все, к чему мы прикасаемся, превратится в пыль. Получалось, что Бисеза – живой символ Разрыва.
К всеобщему облегчению, через несколько километров войско поравнялось с хронологической границей. Земля вдоль линии Разрыва на несколько сантиметров опускалась. Здесь была отчетливо видна торная дорога. На взгляд Бисезы, вымощена она была так себе – с помощью грубо вытесанных каменных плит, и все же, без сомнения, это была дорога. На самом деле, как сообщил Евмен, это была царская дорога, сеть которых некогда покрывала всю Персию, и Александру она необычайно пригодилась в деле покорения империи.
Даже несмотря на наличие мощеной дороги переход занял еще несколько дней. По обе стороны от мостовой лежала пыльная земля, на которой росли только чахлые кустики. Но тут и там попадались то каменные курганы, то ровные канавы – и то и другое явно искусственного происхождения, но все давно заброшенное, непонятно для чего устроенное.
Каждый вечер, когда войско устраивалось на ночлег, Кейси устанавливал радиоаппаратуру и слушал, не будет ли сигналов от экипажа «Союза», затерянного где-то посреди бескрайних просторов Азии. Они договаривались, что будут выходить на связь в определенное время, но с того самого дня, как космонавты собрались совершить посадку, от них так и не было никаких вестей. Кейси также следил за сигналом, исходившим от неизвестного радиомаяка, расположенного, судя по всему в Вавилоне. Рисунок сигнала остался прежним – это было просто попискивание, проносившееся по диапазону частот на манер технического пробного сигнала. Но все же оно звучало снова и снова. Кейси постоянно вел регистрацию сеансов связи, записывал данные о направлении сигнала, времени звучания, силе и прочих подробностях. Приблизительные вычисления упорно указывали на то, что источник сигнала находится в Вавилоне.
А еще – Очи. Вернее говоря, их отсутствие. По мере продвижения на запад Очи стали попадаться все реже, и в конце концов Бисеза вдруг поймала себя на том, что за весь день ей на глаза не попалось ни единого Ока. Никто не мог сообразить, что это могло означать.
Наконец поравнялись с очередной хронологической границей. Передовые ряды всадников подъехали к травянистой равнине, протянувшейся вдоль убийственно ровной линии с юга на север, насколько хватало глаз. Не пересекая линии раздела, всадники остановились.
На западе, рядом с границей, земля была разбита на многоугольные поля и расчерчена блестящими каналами. Тут и там посреди полей стояли грубовато сработанные саманные хижины под соломенными крышами. Приземистые, некрасивые, они казались комками кое-как слепленной глины. Хижины явно были населены: Бисеза видела, что от крыш некоторых из них к небу тянутся струйки дыма. Несколько коз и волов, привязанных к столбикам, смиренно паслись невдалеке от дороги. Но люди на глаза не попадались.
Абдыкадыр подошел и встал рядом с Бисезой.
– Знаменитые вавилонские оросительные каналы.
– Наверное, это действительно они.
Некоторые каналы служили продолжением высохших, наполовину обвалившихся канав, замеченных Бисезой раньше, – значит, то были те же самые древние инженерные сооружения, разрушенные веками. Но это грубое нагромождение эпох явно создавало практические проблемы: на участках из более поздних времен высохшие канавы отгораживали каналы от рек, питавших их водой. У некоторых крестьян каналы пересыхали.
Абдыкадыр сказал:
– Давайте подадим пример.
Он решительно шагнул вперед и пересек невидимую и неощутимую линию между двумя участками поверхности планеты.
Вскоре линию перешли и воины-македоняне, и войско продолжило путь.
Плодородность здешних земель не оставляла сомнений. Большая часть полей была засеяна пшеницей – высокой, с пышными колосьями. Бисеза, дочь фермера, такого сорта пшеницы не знала. А еще здесь росли просо и ячмень, кое-где возвышались финиковые пальмы. Сесил де Морган сообщил, что когда-то вавилоняне слагали песни об этих пальмах, и в этих песнях было перечислено триста шестьдесят разных блюд и вещей, которые можно сделать из них, – по одному способу применения на каждый день вавилонского года.
То ли крестьяне попрятались, то ли нет – но ни одного человека нигде не было видно, а войско Александра зависело от того, что выращивалось на этих полях.
«Здесь они будут вести себя более дипломатично», – подумала Бисеза.
У царя хватало людской силы, чтобы взять то, что ему было нужно, но местные жители знали свою землю, а столь огромному голодному войску нельзя было себе позволить такую роскошь, как хотя бы один несобранный урожай. Возможно, первым делом стоило все обставить так, чтобы воины Александра и люди, сведущие в инженерных работах, взялись за восстановление оросительной системы…
Абдыкадыр сказал:
– Знаешь, невозможно поверить, что это – Ирак, что мы всего примерно в сотне километров к юго-востоку от Багдада. Сельскохозяйственное процветание этих краев на протяжении тысячелетий питало империи.
– Но куда же все подевались? – спросила Бисеза. Абдыкадыр ответил ей вопросом на вопрос:
– Разве стоит винить этих крестьян за то, что они попрятались? Их богатые обрабатываемые земли рассечены пополам и заменены полупустыней. Каналы действуют плохо. Едкий дождь истребляет посевы. Послушай… а что это там за громадина на горизонте? А? Вон там… – Он остановился и показал вперед.
На западе, на линии горизонта Бисеза рассмотрела постройки, издалека казавшиеся серыми и затянутыми пеленой тумана, – разновысокую стену и что-то вроде ступенчатой пирамиды.
– Вавилон, – прошептал Абдыкадыр. Джош добавил:
– А это – Вавилонская башня.
– Матерь Божья! – вырвалось у Кейси.
Основная часть войска и обоз догнали авангард и встали большим лагерем на илистой равнине недалеко от берега Евфрата.
Александр решил выждать сутки и только потом войти в город. Хотел посмотреть, не выйдет ли к нему городская знать, дабы поприветствовать его. Никто не вышел. Александр отправил разведчиков, чтобы те осмотрели городские стены и прилегающую к ним местность. Разведчики вернулись целы и невредимы, но вид у них, как показалось Бисезе, был напуганный.
Невзирая на все хронологические сдвиги, царь решил въехать в город со всем подобающим ему великолепием. И вот рано утром, накинув расшитую золотом мантию и украсив голову золотой диадемой, он сел на коня и отправился к городской стене. Рядом с ним шагал Гефестион, их окружала фаланга щитоносцев – прямоугольник, выстроенный из устрашающих мышц и железа. Глядя на царя, невозможно было сказать, что ему больно ехать верхом. Бисеза в который раз поразилась силе духа этого человека.
Евмен и другие приближенные шли свободной группой позади царя. В эту группу входили капитан Гроув и его старшие офицеры, несколько британских солдат, Бисеза и экипаж «Пташки». Бисеза вдруг почувствовала себя немного неловко посреди этой величественной процессии, потому что она, ее современники и британцы были на голову выше любого из македонян, невзирая на всю роскошь их торжественных одеяний.
Городские стены сами по себе производили большое впечатление – сложенные из обожженного кирпича и отесанных камней, они трижды опоясывали город по периметру, растянувшись километров на двадцать. Наружную стену вдобавок окружал ров. Но не было никаких признаков жизни – ни дыма от очагов, ни воинов, бдительно глядящих вдаль с крепостных башен… а огромные ворота были открыты нараспашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Николай стал свидетелем кое-чего из того, что произошло потом.
Монголы вернулись ночью. Молча, бесшумно они въехали в город. А когда начали атаку, дико взревели, и их крики и конский топот заполнили улицы. Истребление людей пронеслось по городу кровавой волной. Киргизы не могли оказать монголам никакого сопротивления – лишь несколько раз кто-то успел выстрелить из древних ружей.
Чингис приказал, чтобы правителя города доставили к нему живым. Тот пытался спрятаться со своими домашними в маленькой городской библиотеке, но эту постройку монголы разобрали по кирпичику. На глазах у градоначальника убили его жену, изнасиловали дочерей, а его самого потом забили до смерти.
Ничего ценного для себя монголы в городе не нашли. Они разрубили мечами небольшой печатный станок в местной типографии, взяли железо для переплавки. В обычае у монголов было забирать из разрушенных ими городов ремесленников и других людей, искушенных в каком-нибудь искусстве, чтобы впоследствии они им служили, но в Бишкеке они нашли мало полезных для себя людей: профессии часовщика, счетовода или юриста ничего не значили для них. Мало кого оставили в живых. Большую часть детей и молодых женщин забрали в плен, но многих женщин изнасиловали. Все это делалось жестоко и равнодушно, безо всякой радости. Просто монголы всегда так поступали.
Покончив со всем этим, монголы сожгли город дотла.
Пленников пригнали в лагерь Чингисхана. Глядя на этих несчастных людей, Коля видел, что это – типичные среднеазиатские крестьяне. Но даже их жилеты и штаны, толстые домотканые юбки и тюрбаны привлекали к себе алчные взгляды монголов. Одну юную красавицу по имени Наташа, пятнадцатилетнюю дочь трактирщика, отобрали для Чингисхана. Он всегда брал себе самых красивых женщин, и многие из них беременели от него. Чингис намеревался забрать пленников с собой, поскольку для них всегда можно было найти применение – погнать на битву, к примеру. Но когда хан обнаружил, что один из членов Золотого рода ранен пулей, выпущенной местным стряпчим, он велел казнить всех пленников до одного. Даже призывы Йе-Лю, его уговоры проявить милосердие ничего не дали. Женщины и дети покорно пошли на казнь.
К тому времени, когда войско покинуло город, он уже превратился в дымящиеся руины. Дома сгорели почти до основания. На месте массового убийства монголы оставили гору отрубленных голов, и некоторые из них были маленькими, и от этого зрелища разрывалось сердце. Через несколько дней Чингисхан послал в город отряд. Некоторым жителям удалось спрятаться по подвалам. Монголы окружили их и, надругавшись над ними, перебили.
Сейбл никак не реагировала на все это, вообще не выказывала никаких чувств. А Коля после Бишкека ясно понял, что он должен сделать.
29
Вавилон
Целых два месяца флот Александра Македонского и береговой обоз добирались до устья залива. Отсюда Александру хотелось как можно скорее двинуться вглубь суши. Он сформировал передовое подразделение из тысячи воинов и приставил к этому войску Евмена, Гефестиона и ряд других своих приближенных. Бисеза и ее спутники сделали все для того, чтобы тронуться в путь с этим авангардом.
Через день после высадки на берег передовой отряд добрался до Суз. Этот город во времена Александра был военной столицей покоренной им Персидской империи. Александр был еще слишком слаб, чтобы ехать верхом или идти пешком, поэтому его везли на повозке под лиловым балдахином, а вокруг повозки шагала сотня щитоносцев. До Суз добрались без препятствий – но это оказались совсем не те Сузы, которые помнил Александр.
Картографы царя не сомневались, что место то самое – середина равнины, кое-где поросшей деревьями. Но никакого города тут не было и в помине. Казалось, тут вообще прежде не ступала нога человека.
«Очень может быть, что так оно и есть», – подумала Бисеза.
Евмен с мрачным видом подошел к Бисезе и ее спутникам.
– Я тут побывал всего несколько лет назад, – сказал он. – Это был богатейший город. Все провинции империи вносили свою лепту в его процветание, все трудились ради этого – ремесленники и серебряных дел мастера из прибрежных греческих городов, индийские плотники. Какие тут были собраны сокровища! А теперь…
Он явно был не на шутку удручен исчезновением города. Бисеза снова заметила, как в царском секретаре зарождается гнев. Казалось, этот просвещенный грек переживает последствия Разрыва как личную трагедию.
Александр сошел с повозки и некоторое время бродил по округе, пристально вглядываясь в землю и поддевая мыском сандалии пыльную почву. Затем он вернулся под балдахин и больше не появлялся, словно теперешний вид местности был ему глубоко противен.
Ближе к ночи раскинули лагерь. Наутро картографы Александра возглавили путь на запад, к Вавилону, по обширной равнине. Эхо разносило по окрестностям голоса людей и топот коней. После Суз настроение у всех было подавленное. Казалось, груз времени тяжкой ношей лег всем на плечи. Порой Бисеза ловила на себе взгляды македонян и догадывалась, о чем они думают: вот женщина, она жива, она дышит, а родится она тогда, когда все, что нам знакомо, все, к чему мы прикасаемся, превратится в пыль. Получалось, что Бисеза – живой символ Разрыва.
К всеобщему облегчению, через несколько километров войско поравнялось с хронологической границей. Земля вдоль линии Разрыва на несколько сантиметров опускалась. Здесь была отчетливо видна торная дорога. На взгляд Бисезы, вымощена она была так себе – с помощью грубо вытесанных каменных плит, и все же, без сомнения, это была дорога. На самом деле, как сообщил Евмен, это была царская дорога, сеть которых некогда покрывала всю Персию, и Александру она необычайно пригодилась в деле покорения империи.
Даже несмотря на наличие мощеной дороги переход занял еще несколько дней. По обе стороны от мостовой лежала пыльная земля, на которой росли только чахлые кустики. Но тут и там попадались то каменные курганы, то ровные канавы – и то и другое явно искусственного происхождения, но все давно заброшенное, непонятно для чего устроенное.
Каждый вечер, когда войско устраивалось на ночлег, Кейси устанавливал радиоаппаратуру и слушал, не будет ли сигналов от экипажа «Союза», затерянного где-то посреди бескрайних просторов Азии. Они договаривались, что будут выходить на связь в определенное время, но с того самого дня, как космонавты собрались совершить посадку, от них так и не было никаких вестей. Кейси также следил за сигналом, исходившим от неизвестного радиомаяка, расположенного, судя по всему в Вавилоне. Рисунок сигнала остался прежним – это было просто попискивание, проносившееся по диапазону частот на манер технического пробного сигнала. Но все же оно звучало снова и снова. Кейси постоянно вел регистрацию сеансов связи, записывал данные о направлении сигнала, времени звучания, силе и прочих подробностях. Приблизительные вычисления упорно указывали на то, что источник сигнала находится в Вавилоне.
А еще – Очи. Вернее говоря, их отсутствие. По мере продвижения на запад Очи стали попадаться все реже, и в конце концов Бисеза вдруг поймала себя на том, что за весь день ей на глаза не попалось ни единого Ока. Никто не мог сообразить, что это могло означать.
Наконец поравнялись с очередной хронологической границей. Передовые ряды всадников подъехали к травянистой равнине, протянувшейся вдоль убийственно ровной линии с юга на север, насколько хватало глаз. Не пересекая линии раздела, всадники остановились.
На западе, рядом с границей, земля была разбита на многоугольные поля и расчерчена блестящими каналами. Тут и там посреди полей стояли грубовато сработанные саманные хижины под соломенными крышами. Приземистые, некрасивые, они казались комками кое-как слепленной глины. Хижины явно были населены: Бисеза видела, что от крыш некоторых из них к небу тянутся струйки дыма. Несколько коз и волов, привязанных к столбикам, смиренно паслись невдалеке от дороги. Но люди на глаза не попадались.
Абдыкадыр подошел и встал рядом с Бисезой.
– Знаменитые вавилонские оросительные каналы.
– Наверное, это действительно они.
Некоторые каналы служили продолжением высохших, наполовину обвалившихся канав, замеченных Бисезой раньше, – значит, то были те же самые древние инженерные сооружения, разрушенные веками. Но это грубое нагромождение эпох явно создавало практические проблемы: на участках из более поздних времен высохшие канавы отгораживали каналы от рек, питавших их водой. У некоторых крестьян каналы пересыхали.
Абдыкадыр сказал:
– Давайте подадим пример.
Он решительно шагнул вперед и пересек невидимую и неощутимую линию между двумя участками поверхности планеты.
Вскоре линию перешли и воины-македоняне, и войско продолжило путь.
Плодородность здешних земель не оставляла сомнений. Большая часть полей была засеяна пшеницей – высокой, с пышными колосьями. Бисеза, дочь фермера, такого сорта пшеницы не знала. А еще здесь росли просо и ячмень, кое-где возвышались финиковые пальмы. Сесил де Морган сообщил, что когда-то вавилоняне слагали песни об этих пальмах, и в этих песнях было перечислено триста шестьдесят разных блюд и вещей, которые можно сделать из них, – по одному способу применения на каждый день вавилонского года.
То ли крестьяне попрятались, то ли нет – но ни одного человека нигде не было видно, а войско Александра зависело от того, что выращивалось на этих полях.
«Здесь они будут вести себя более дипломатично», – подумала Бисеза.
У царя хватало людской силы, чтобы взять то, что ему было нужно, но местные жители знали свою землю, а столь огромному голодному войску нельзя было себе позволить такую роскошь, как хотя бы один несобранный урожай. Возможно, первым делом стоило все обставить так, чтобы воины Александра и люди, сведущие в инженерных работах, взялись за восстановление оросительной системы…
Абдыкадыр сказал:
– Знаешь, невозможно поверить, что это – Ирак, что мы всего примерно в сотне километров к юго-востоку от Багдада. Сельскохозяйственное процветание этих краев на протяжении тысячелетий питало империи.
– Но куда же все подевались? – спросила Бисеза. Абдыкадыр ответил ей вопросом на вопрос:
– Разве стоит винить этих крестьян за то, что они попрятались? Их богатые обрабатываемые земли рассечены пополам и заменены полупустыней. Каналы действуют плохо. Едкий дождь истребляет посевы. Послушай… а что это там за громадина на горизонте? А? Вон там… – Он остановился и показал вперед.
На западе, на линии горизонта Бисеза рассмотрела постройки, издалека казавшиеся серыми и затянутыми пеленой тумана, – разновысокую стену и что-то вроде ступенчатой пирамиды.
– Вавилон, – прошептал Абдыкадыр. Джош добавил:
– А это – Вавилонская башня.
– Матерь Божья! – вырвалось у Кейси.
Основная часть войска и обоз догнали авангард и встали большим лагерем на илистой равнине недалеко от берега Евфрата.
Александр решил выждать сутки и только потом войти в город. Хотел посмотреть, не выйдет ли к нему городская знать, дабы поприветствовать его. Никто не вышел. Александр отправил разведчиков, чтобы те осмотрели городские стены и прилегающую к ним местность. Разведчики вернулись целы и невредимы, но вид у них, как показалось Бисезе, был напуганный.
Невзирая на все хронологические сдвиги, царь решил въехать в город со всем подобающим ему великолепием. И вот рано утром, накинув расшитую золотом мантию и украсив голову золотой диадемой, он сел на коня и отправился к городской стене. Рядом с ним шагал Гефестион, их окружала фаланга щитоносцев – прямоугольник, выстроенный из устрашающих мышц и железа. Глядя на царя, невозможно было сказать, что ему больно ехать верхом. Бисеза в который раз поразилась силе духа этого человека.
Евмен и другие приближенные шли свободной группой позади царя. В эту группу входили капитан Гроув и его старшие офицеры, несколько британских солдат, Бисеза и экипаж «Пташки». Бисеза вдруг почувствовала себя немного неловко посреди этой величественной процессии, потому что она, ее современники и британцы были на голову выше любого из македонян, невзирая на всю роскошь их торжественных одеяний.
Городские стены сами по себе производили большое впечатление – сложенные из обожженного кирпича и отесанных камней, они трижды опоясывали город по периметру, растянувшись километров на двадцать. Наружную стену вдобавок окружал ров. Но не было никаких признаков жизни – ни дыма от очагов, ни воинов, бдительно глядящих вдаль с крепостных башен… а огромные ворота были открыты нараспашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51