Люди были одеты в халаты, совпадающие по цвету с краской на лицах: хирурги в зеленых, диагносты в синих, психопрограммисты в красных. Попадались и пешеходы в обычной одежде. Все шагали решительно, погруженные в себя, безучастные ко всему, как роботы. Ребел шла среди них, и ее никто не замечал. Она скользила на цыпочках, поскольку сила тяжести здесь была невелика.
Сначала Ребел двигалась уверенно, быстро, накидка крыльями развевалась у нее за спиной. Потом дорога разветвилась и еще раз разветвилась; Ребел безнадежно запуталась в лабиринте из роз, среди сотен ниш, в каждой из которых лежал пациент, как личинка в пчелиной соте. Ребел внезапно почувствовала себя голой и брошенной на произвол судьбы, она забыла, как надо переступать ногами. Очень сложные движения! В тревоге она поплотнее завернулась в накидку и тут же споткнулась.
Зомби все также проходили мимо. Замечая, как Ребел изо всех сил пытается сохранить равновесие, они проворно отступали в сторону, бросали на нее быстрые холодные взгляды и тут же отворачивались.
И все-таки она не удержалась и уже падала на дорожку, как вдруг чья-то рука схватила ее за локоть и грубо поставила на ноги. Ребел повернулась. Перед ней оказалось костлявое хитрое лицо, по лбу проходила оранжевая линия. Незнакомец улыбнулся: узкий подбородок, острые мелкие зубы. Он больно сжимал руку Ребел выше локтя.
— Вот сюда, — сказал он.
— Все в порядке, — быстро проговорила Ребел. — Я просто оступилась. Буду вам благодарна, если вы покажете мне, как отсюда выйти.
— Да бросьте вы, — буркнул незнакомец. — Если бы кто-нибудь узнал, что вы пропали, вас бы уже поймали.
Ребел рывком высвободила руку и почувствовала, что ее новое, чужое, тело дрожит: это была реакция на выделившийся адреналин. Мужчина снисходительно улыбнулся:
— Послушайте, я знаю одного человека, который поможет вам выпутаться. Это женщина. Хотите с ней встретиться?
* * *
Они находились в самом сердце обитаемого острова, где росли гигантские дубы друидов. Ветви одного из них нависали над плотным кольцом окружающих больницу лавок и закусочных. Ствол дуба наполовину покрывал расстояние до оси. Ребел подняла глаза и увидела, как среди верхних ветвей мерцают звезды, то появляясь, то вновь исчезая в просветах между листьями.
— Смертельный трюк! Побег пациента, находящегося в полном параличе, — сказал мужчина. — Интересно, как вам это удалось? — Ребел ему не ответила, и он добавил:
— Кстати, меня зовут Ежи Хайсен.
С веток лениво падали листья, они медленно опускались, едва двигаясь среди стоящей в воздухе пыли; казалось, сам воздух сгустился и не дает им упасть. Озаренные мягким светом листва и пыль застыли в мнимом покое, который на самом деле скрывал медленное, неустанное движение, бесконечное перемещение по кругу, такое же тягучее и неизбежное, как вращение спиральных галактик.
— Действительно? — Ребел хотелось влезть на дуб и усесться среди слегка покачивающихся веток и пыли, так напоминающих огромные приливные волны на ее родине. — Из ваших намеков я поняла, что мне нет необходимости себя называть.
— Да, я знаю о вас все.
Они шли среди витрин с ювелирными изделиями: посеребренные браслеты призывно поблескивали под голубыми лампами, некоторые из них сверкали лунными бриллиантами, мелкими изумрудами и даже колумбийскими турмалинами.
— Вы — испытательница психосхем, в настоящее время страдающая из-за разрушения основной личности, которое, кстати, сами же и спровоцировали. Вас поддерживают наложением личности-прототипа, а эта последняя, строго говоря, является собственностью компании «Дойче Накасоне». Вас зовут Эвкрейша Уолш.
— Нет, меня зовут…
Ребел в недоумении запнулась. Произнесенное Хайсеном имя казалось знакомым, но как-то странно, словно так называлось все самое гадкое в ее душе, вся эта жалость к себе, обида и ненависть, которые овладели Ребел, когда она вдруг пришла в мрачное расположение духа. В ней поднялся пыльный и затхлый запах пораженья, привычной, неизбывной вины, и она опустила голову. Хайсен взял ее за локоть и потащил вперед.
— Что, смутились? В данных обстоятельствах это вполне естественно, — сказал он на ходу.
И тут Ребел посмотрела ему прямо в лицо. Мелкие заостренные черты, тонкий длинный нос, жесткий, как щетка, рыжий ежик… Ребел узнала его! Немного воображения, и вот уже лицо покрывается зловещей маской из красных и зеленых линий.
— Вы мой врач!
— Да, я ваш психохирург.
Дорога шла по мосту через густо заросший кувшинками пруд. У воды за столиками кафе прислуживали лакеи в костюмах Пьеро.
— Но не волнуйтесь, моя программа отключена. По своей воле я и худшего врага не отправил бы к этим ублюдкам из «Дойче Накасоне». Однако, когда я запрограммирован, у меня нет выбора… — Толпа росла, люди замедлили шаг и наконец остановились. — Сюда. Теперь поедем вниз.
У ствола дерева друидов стояли лифты, вакуумный рукав проходил прямо среди корней. Кабины были грязные, освещение резкое, внутри попахивало мочой и человеческим потом. Люди устремились вперед, а Ребел задумчиво уставилась на дерево, живо нарисовав в уме картину побега: она вырвется из этой толпы и полезет вверх по стволу, ловкая, как белка, все выше и выше, быстрей и быстрей, потому что сила тяжести будет уменьшаться от ветки к ветке. И на самой вершине нужно будет только прижать колени к груди, оттолкнуться пальцами ног и.., прыгнуть! И устремиться вверх, выпрямив ноги и широко раскинув руки, пока полет постепенно не замедлится и в последнюю секунду она не коснется оси. И тогда магнитная линия в мгновение ока унесет ее далеко-далеко отсюда.
Но у нее нет ни ручных, ни ножных колец, и магнитное поле ее не притянет. Она камнем полетит вниз, сначала с тягостной медлительностью, потом быстрее и наконец, как бескрылый Икар, мертвая и окровавленная упадет с разгону на плиты городской дорожки. Глупая фантазия!
— «Дойче Накасоне» будет вас разыскивать. Вы об этом знаете? — Ребел и Хайсен вошли в кабину вместе с сотней других людей. Двери со вздохом закрылись, и лифт пошел вниз. — Они хотят снять точную копию вашей теперешней личности. А потом переделать вас в Эвкрейшу Уолш. Вы думаете, они сделают это по доброте душевной? Как бы не так! Они заботятся об авторском праве. — Лицо Хайсена так приблизилось к Ребел, что их капюшоны соприкасались, словно в поцелуе. Врач шептал прямо в ухо Ребел, и она ощущала кислый запах из его рта. — Им нет до вас никакого дела, им плевать на то, какая вы сейчас, на то, кем вы себя считаете. Это все равно что умереть!
Один из отсеков лифта остановился, чтобы выгрузить пассажиров, остальные поехали дальше вниз. Неотесанный юнец с черно-белыми значками на лице и свисающей с шеи металлической звездой, подбоченясь, прохаживался около Ребел. Он распахнул накидку, сверкнуло его полуобнаженное тело. Ребел отвела глаза и получше закуталась в ткань. Парень загоготал.
— Но почему, почему они хотят со мной это сделать?
Хайсен вздохнул:
— История довольно простая, но весьма неприглядная, — сказал он. — Вы помните, как были Эвкрейшей? Работали испытательницей психосхем?
Воспоминания были, но такие болезненные, что Ребел испуганно от них отшатнулась. Они вполне объясняли то безумное стремление к саморазрушению, которое одолело ее несколько часов назад; Ребел хотела бы все забыть. Однако, подобно языку, не оставляющему в покое больной зуб, мысли ее обладали собственной волей.
— У меня в голове все перепуталось.
Остановился еще один отсек лифта, потом еще. Врач и Ребел отступили вглубь. Хайсен всматривался в непроницаемые лица пассажиров.
— Здесь лучше об этом не говорить. Кто-нибудь может услышать. Я расскажу вам обо всем у Сноу.
Двери лифта раскрылись. Ребел обдало горячим и влажным воздухом. Сила тяжести здесь превышала нормальную, и идти было нелегко, на ногах будто висели гири. Толпа подталкивала их вперед, к громадной пещере, где располагались сообщающиеся между собой закусочные с меню из морских водорослей и хирургические кабинеты, игорные заведения и притоны гомосексуалистов. Голографическая реклама била в глаза. Ребел поморщилась. Где-то ударили по струнам — раздался немелодичный звук. Реклама вызывала у Ребел безотчетное волнение и беспокойство. Ее тело покрылось капельками пота. «Я здесь уже была, — думала она. — Нет, я никогда здесь не была».
— Вниз по улице Бакунина, — сказал Хайсен.
Вдали от ведущих наверх лифтов лавки пошли реже, между ними чернели фундаменты зданий и опоры жилой зоны. Когда Ребел и Хайсен проходили мимо психомодельной мастерской, вспыхнул свет, и Хайсен показал внутрь здания. Ребел присмотрелась: клиенты медленно двигались по узким проходам и лениво водили руками по бесконечным рядам полок. Время от времени кто-то брал плату психосхем и нырял в одну из кабинок для программирования, установленных у дальней стены. Над головой горела реклама. «СЬЮЗИ ВАКУУМ» — гласило одно объявление. Сьюзи была похожа на амазонку. Над словом «АНГЕЛ» переливалось изображение мальчугана. «Необыкновенно прелестный ребенок», — подумала Ребел. И тут она увидела надпись «Ребел Элизабет Мадларк». На звездном фоне стояла незнакомая женщина и делала нечто такое, чего Ребел никогда бы не стала делать. Ребел в ужасе глядела на происходящее.
— Видите маленькие кометы на заднем плане? В этом сезоне лесоводы в моде.
Ребел повернула к Хайсену изумленное лицо. Он пожал плечами:
— Это предварительная реклама. «Дойче Накасоне» вложила в вас уйму денег. Я хотел, чтобы вы поняли, какой дорогой продукт экспериментальной психотехники вы собой представляете. Пошли.
Вниз по наклонной дорожке, потом узкий коридор со стенами из черного, спрессованного шлака. На стенах коридора во много рядов на доступном для глаз расстоянии несмываемой флюоресцентной краской были грубо намалеваны путаные и бессвязные надписи. На «БУДЬ САМИМ СОБОЙ — БОГ ТЕБЯ НЕНАВИДИТ!» наезжало «СВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫ», которые исходили злобой, столкнувшись с «БЕЙ УМНИКОВ!», а те, в свою очередь, разбивались о слова «ТАНЦОРЫ, ОБОРОТНИ, ВАМПИРЫ, УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ». Кто-то очень постарался соскоблить колесо с надписью «ДРУГ ЗЕМЛИ». Под нацарапанными значками на деревянном ящике лицом к стене сидел рабочий. Он снял крышку люка и перебирал спутанные цветные провода.
Ребел и Хайсен повернули за угол и пошли через квартал пьяниц. Вконец опустившиеся бедолаги ковыляли, прося подаяние. Они без конца бубнили себе под нос, их мозги, как гнилью, были изъедены Богом, сексом и информацией, рефлексы нарушены, глаза стали пустыми, лица подергивались. Хайсен презрительно зашипел и ускорил шаг.
— Подонки! — задыхаясь, произнес врач, едва они с Ребел благополучно прошли мимо. — Я бы их всех…
Они свернули в еще более узкий переулок, сплошь покрытый тонким слоем начинающего гнить мусора. В воздухе стояла вонь от тухлой рыбы и прогорклого жира, пятки Ребел сделались черными.
Она посмотрела на Хайсена и была поражена, увидев, что врач дрожит. По его белому как мел лицу струился пот.
— Черт возьми, приятель, — сказала Ребел. — Что с вами?
— Это психосхема. — Хайсен помахал рукой перед лицом. — Формируются слишком яркие зрительные образы, я сразу все пропускаю через себя. Иногда это на грани.., паранойи.
Они вступили в спускающуюся под углом галерею. Здесь было темно — кто-то то ли украл, то ли перебил все светильники. В тени ворчали вентиляторы. С потолка свисали спутанные черные провода, приходилось нырять под петли кабеля.
— Черт ее побери, — выругался Хайсен. — Вовсе не обязательно было открывать контору именно здесь! Ей просто хочется, чтобы было побольше места. Я бы… — Они в последний раз завернули за угол, и Хайсен показал на потемневшую от копоти дверь. — Сюда.
Над дверью висело большое изображение выкидного ножа, изготовленное из мерцающих неоновых трубок, — образчик древней технологии, воссоздание которого обошлось, по всей видимости, в хорошую сумму. Он гудел, потрескивал и окрашивал тени в густо-багровый цвет. Лезвие ножа то загоралось, то потухало, словно выскакивая из ручки, а затем снова в нее убираясь. В середине двери был прибит маленький белый прямоугольник, табличка:
Сноу «Клинок»
Восточный конец коридора Кропоткина рядом с галереей Беркмана Новый Верхний Камден, 3. С. Э.
— Сноу? — нерешительно проговорил Хайсен.
Дверь отворилась, и они вошли.
* * *
Ребел ожидала увидеть что угодно, только не это: комната оказалась такая огромная и пустая, что трудно было судить о ее размерах. Отделка напоминала яичную скорлупу, белую и безликую. Мебель отсутствовала. Единственным предметом во всем этом пространстве был лежащий посередине маленький молитвенный коврик. На нем, опустив обритую голову и откинув назад капюшон накидки, стояла одинокая коленопреклоненная женщина. Воздух в комнате был холодным, эта прохлада давала минутное облегчение, а потом начинала угнетать так же, как уличная жара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Сначала Ребел двигалась уверенно, быстро, накидка крыльями развевалась у нее за спиной. Потом дорога разветвилась и еще раз разветвилась; Ребел безнадежно запуталась в лабиринте из роз, среди сотен ниш, в каждой из которых лежал пациент, как личинка в пчелиной соте. Ребел внезапно почувствовала себя голой и брошенной на произвол судьбы, она забыла, как надо переступать ногами. Очень сложные движения! В тревоге она поплотнее завернулась в накидку и тут же споткнулась.
Зомби все также проходили мимо. Замечая, как Ребел изо всех сил пытается сохранить равновесие, они проворно отступали в сторону, бросали на нее быстрые холодные взгляды и тут же отворачивались.
И все-таки она не удержалась и уже падала на дорожку, как вдруг чья-то рука схватила ее за локоть и грубо поставила на ноги. Ребел повернулась. Перед ней оказалось костлявое хитрое лицо, по лбу проходила оранжевая линия. Незнакомец улыбнулся: узкий подбородок, острые мелкие зубы. Он больно сжимал руку Ребел выше локтя.
— Вот сюда, — сказал он.
— Все в порядке, — быстро проговорила Ребел. — Я просто оступилась. Буду вам благодарна, если вы покажете мне, как отсюда выйти.
— Да бросьте вы, — буркнул незнакомец. — Если бы кто-нибудь узнал, что вы пропали, вас бы уже поймали.
Ребел рывком высвободила руку и почувствовала, что ее новое, чужое, тело дрожит: это была реакция на выделившийся адреналин. Мужчина снисходительно улыбнулся:
— Послушайте, я знаю одного человека, который поможет вам выпутаться. Это женщина. Хотите с ней встретиться?
* * *
Они находились в самом сердце обитаемого острова, где росли гигантские дубы друидов. Ветви одного из них нависали над плотным кольцом окружающих больницу лавок и закусочных. Ствол дуба наполовину покрывал расстояние до оси. Ребел подняла глаза и увидела, как среди верхних ветвей мерцают звезды, то появляясь, то вновь исчезая в просветах между листьями.
— Смертельный трюк! Побег пациента, находящегося в полном параличе, — сказал мужчина. — Интересно, как вам это удалось? — Ребел ему не ответила, и он добавил:
— Кстати, меня зовут Ежи Хайсен.
С веток лениво падали листья, они медленно опускались, едва двигаясь среди стоящей в воздухе пыли; казалось, сам воздух сгустился и не дает им упасть. Озаренные мягким светом листва и пыль застыли в мнимом покое, который на самом деле скрывал медленное, неустанное движение, бесконечное перемещение по кругу, такое же тягучее и неизбежное, как вращение спиральных галактик.
— Действительно? — Ребел хотелось влезть на дуб и усесться среди слегка покачивающихся веток и пыли, так напоминающих огромные приливные волны на ее родине. — Из ваших намеков я поняла, что мне нет необходимости себя называть.
— Да, я знаю о вас все.
Они шли среди витрин с ювелирными изделиями: посеребренные браслеты призывно поблескивали под голубыми лампами, некоторые из них сверкали лунными бриллиантами, мелкими изумрудами и даже колумбийскими турмалинами.
— Вы — испытательница психосхем, в настоящее время страдающая из-за разрушения основной личности, которое, кстати, сами же и спровоцировали. Вас поддерживают наложением личности-прототипа, а эта последняя, строго говоря, является собственностью компании «Дойче Накасоне». Вас зовут Эвкрейша Уолш.
— Нет, меня зовут…
Ребел в недоумении запнулась. Произнесенное Хайсеном имя казалось знакомым, но как-то странно, словно так называлось все самое гадкое в ее душе, вся эта жалость к себе, обида и ненависть, которые овладели Ребел, когда она вдруг пришла в мрачное расположение духа. В ней поднялся пыльный и затхлый запах пораженья, привычной, неизбывной вины, и она опустила голову. Хайсен взял ее за локоть и потащил вперед.
— Что, смутились? В данных обстоятельствах это вполне естественно, — сказал он на ходу.
И тут Ребел посмотрела ему прямо в лицо. Мелкие заостренные черты, тонкий длинный нос, жесткий, как щетка, рыжий ежик… Ребел узнала его! Немного воображения, и вот уже лицо покрывается зловещей маской из красных и зеленых линий.
— Вы мой врач!
— Да, я ваш психохирург.
Дорога шла по мосту через густо заросший кувшинками пруд. У воды за столиками кафе прислуживали лакеи в костюмах Пьеро.
— Но не волнуйтесь, моя программа отключена. По своей воле я и худшего врага не отправил бы к этим ублюдкам из «Дойче Накасоне». Однако, когда я запрограммирован, у меня нет выбора… — Толпа росла, люди замедлили шаг и наконец остановились. — Сюда. Теперь поедем вниз.
У ствола дерева друидов стояли лифты, вакуумный рукав проходил прямо среди корней. Кабины были грязные, освещение резкое, внутри попахивало мочой и человеческим потом. Люди устремились вперед, а Ребел задумчиво уставилась на дерево, живо нарисовав в уме картину побега: она вырвется из этой толпы и полезет вверх по стволу, ловкая, как белка, все выше и выше, быстрей и быстрей, потому что сила тяжести будет уменьшаться от ветки к ветке. И на самой вершине нужно будет только прижать колени к груди, оттолкнуться пальцами ног и.., прыгнуть! И устремиться вверх, выпрямив ноги и широко раскинув руки, пока полет постепенно не замедлится и в последнюю секунду она не коснется оси. И тогда магнитная линия в мгновение ока унесет ее далеко-далеко отсюда.
Но у нее нет ни ручных, ни ножных колец, и магнитное поле ее не притянет. Она камнем полетит вниз, сначала с тягостной медлительностью, потом быстрее и наконец, как бескрылый Икар, мертвая и окровавленная упадет с разгону на плиты городской дорожки. Глупая фантазия!
— «Дойче Накасоне» будет вас разыскивать. Вы об этом знаете? — Ребел и Хайсен вошли в кабину вместе с сотней других людей. Двери со вздохом закрылись, и лифт пошел вниз. — Они хотят снять точную копию вашей теперешней личности. А потом переделать вас в Эвкрейшу Уолш. Вы думаете, они сделают это по доброте душевной? Как бы не так! Они заботятся об авторском праве. — Лицо Хайсена так приблизилось к Ребел, что их капюшоны соприкасались, словно в поцелуе. Врач шептал прямо в ухо Ребел, и она ощущала кислый запах из его рта. — Им нет до вас никакого дела, им плевать на то, какая вы сейчас, на то, кем вы себя считаете. Это все равно что умереть!
Один из отсеков лифта остановился, чтобы выгрузить пассажиров, остальные поехали дальше вниз. Неотесанный юнец с черно-белыми значками на лице и свисающей с шеи металлической звездой, подбоченясь, прохаживался около Ребел. Он распахнул накидку, сверкнуло его полуобнаженное тело. Ребел отвела глаза и получше закуталась в ткань. Парень загоготал.
— Но почему, почему они хотят со мной это сделать?
Хайсен вздохнул:
— История довольно простая, но весьма неприглядная, — сказал он. — Вы помните, как были Эвкрейшей? Работали испытательницей психосхем?
Воспоминания были, но такие болезненные, что Ребел испуганно от них отшатнулась. Они вполне объясняли то безумное стремление к саморазрушению, которое одолело ее несколько часов назад; Ребел хотела бы все забыть. Однако, подобно языку, не оставляющему в покое больной зуб, мысли ее обладали собственной волей.
— У меня в голове все перепуталось.
Остановился еще один отсек лифта, потом еще. Врач и Ребел отступили вглубь. Хайсен всматривался в непроницаемые лица пассажиров.
— Здесь лучше об этом не говорить. Кто-нибудь может услышать. Я расскажу вам обо всем у Сноу.
Двери лифта раскрылись. Ребел обдало горячим и влажным воздухом. Сила тяжести здесь превышала нормальную, и идти было нелегко, на ногах будто висели гири. Толпа подталкивала их вперед, к громадной пещере, где располагались сообщающиеся между собой закусочные с меню из морских водорослей и хирургические кабинеты, игорные заведения и притоны гомосексуалистов. Голографическая реклама била в глаза. Ребел поморщилась. Где-то ударили по струнам — раздался немелодичный звук. Реклама вызывала у Ребел безотчетное волнение и беспокойство. Ее тело покрылось капельками пота. «Я здесь уже была, — думала она. — Нет, я никогда здесь не была».
— Вниз по улице Бакунина, — сказал Хайсен.
Вдали от ведущих наверх лифтов лавки пошли реже, между ними чернели фундаменты зданий и опоры жилой зоны. Когда Ребел и Хайсен проходили мимо психомодельной мастерской, вспыхнул свет, и Хайсен показал внутрь здания. Ребел присмотрелась: клиенты медленно двигались по узким проходам и лениво водили руками по бесконечным рядам полок. Время от времени кто-то брал плату психосхем и нырял в одну из кабинок для программирования, установленных у дальней стены. Над головой горела реклама. «СЬЮЗИ ВАКУУМ» — гласило одно объявление. Сьюзи была похожа на амазонку. Над словом «АНГЕЛ» переливалось изображение мальчугана. «Необыкновенно прелестный ребенок», — подумала Ребел. И тут она увидела надпись «Ребел Элизабет Мадларк». На звездном фоне стояла незнакомая женщина и делала нечто такое, чего Ребел никогда бы не стала делать. Ребел в ужасе глядела на происходящее.
— Видите маленькие кометы на заднем плане? В этом сезоне лесоводы в моде.
Ребел повернула к Хайсену изумленное лицо. Он пожал плечами:
— Это предварительная реклама. «Дойче Накасоне» вложила в вас уйму денег. Я хотел, чтобы вы поняли, какой дорогой продукт экспериментальной психотехники вы собой представляете. Пошли.
Вниз по наклонной дорожке, потом узкий коридор со стенами из черного, спрессованного шлака. На стенах коридора во много рядов на доступном для глаз расстоянии несмываемой флюоресцентной краской были грубо намалеваны путаные и бессвязные надписи. На «БУДЬ САМИМ СОБОЙ — БОГ ТЕБЯ НЕНАВИДИТ!» наезжало «СВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫСВОБОДНЫЕУМЫ», которые исходили злобой, столкнувшись с «БЕЙ УМНИКОВ!», а те, в свою очередь, разбивались о слова «ТАНЦОРЫ, ОБОРОТНИ, ВАМПИРЫ, УБИРАЙТЕСЬ К ЧЕРТУ». Кто-то очень постарался соскоблить колесо с надписью «ДРУГ ЗЕМЛИ». Под нацарапанными значками на деревянном ящике лицом к стене сидел рабочий. Он снял крышку люка и перебирал спутанные цветные провода.
Ребел и Хайсен повернули за угол и пошли через квартал пьяниц. Вконец опустившиеся бедолаги ковыляли, прося подаяние. Они без конца бубнили себе под нос, их мозги, как гнилью, были изъедены Богом, сексом и информацией, рефлексы нарушены, глаза стали пустыми, лица подергивались. Хайсен презрительно зашипел и ускорил шаг.
— Подонки! — задыхаясь, произнес врач, едва они с Ребел благополучно прошли мимо. — Я бы их всех…
Они свернули в еще более узкий переулок, сплошь покрытый тонким слоем начинающего гнить мусора. В воздухе стояла вонь от тухлой рыбы и прогорклого жира, пятки Ребел сделались черными.
Она посмотрела на Хайсена и была поражена, увидев, что врач дрожит. По его белому как мел лицу струился пот.
— Черт возьми, приятель, — сказала Ребел. — Что с вами?
— Это психосхема. — Хайсен помахал рукой перед лицом. — Формируются слишком яркие зрительные образы, я сразу все пропускаю через себя. Иногда это на грани.., паранойи.
Они вступили в спускающуюся под углом галерею. Здесь было темно — кто-то то ли украл, то ли перебил все светильники. В тени ворчали вентиляторы. С потолка свисали спутанные черные провода, приходилось нырять под петли кабеля.
— Черт ее побери, — выругался Хайсен. — Вовсе не обязательно было открывать контору именно здесь! Ей просто хочется, чтобы было побольше места. Я бы… — Они в последний раз завернули за угол, и Хайсен показал на потемневшую от копоти дверь. — Сюда.
Над дверью висело большое изображение выкидного ножа, изготовленное из мерцающих неоновых трубок, — образчик древней технологии, воссоздание которого обошлось, по всей видимости, в хорошую сумму. Он гудел, потрескивал и окрашивал тени в густо-багровый цвет. Лезвие ножа то загоралось, то потухало, словно выскакивая из ручки, а затем снова в нее убираясь. В середине двери был прибит маленький белый прямоугольник, табличка:
Сноу «Клинок»
Восточный конец коридора Кропоткина рядом с галереей Беркмана Новый Верхний Камден, 3. С. Э.
— Сноу? — нерешительно проговорил Хайсен.
Дверь отворилась, и они вошли.
* * *
Ребел ожидала увидеть что угодно, только не это: комната оказалась такая огромная и пустая, что трудно было судить о ее размерах. Отделка напоминала яичную скорлупу, белую и безликую. Мебель отсутствовала. Единственным предметом во всем этом пространстве был лежащий посередине маленький молитвенный коврик. На нем, опустив обритую голову и откинув назад капюшон накидки, стояла одинокая коленопреклоненная женщина. Воздух в комнате был холодным, эта прохлада давала минутное облегчение, а потом начинала угнетать так же, как уличная жара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41