А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


…Работает радиостанция большого океанского парохода. Каждое судно получает шифрованное распоряжение.
«Секретно. С десяти часов по московскому времени устанавливается запретная зона по координатам… О снятии запрета будет сообщено дополнительно. Дайте расписку».
Штурманы кораблей, находившихся в эти дни в Северном океане, по получении шифрованного распоряжения обводили на своих картах границы запретной зоны, вычисляли свой курс и намечали обход тех квадратов, где на карте Фёдора Александровича проходили пунктирные линии с красными крестиками и синими точками на них.
Вскоре радиостанция флагманского парохода начала принимать доклады командиров минных заградителей:
– Я первый. Погружаем десятый аппарат…
– Я третий. Погрузил девятый…
– Я четвёртый. Опускаю двенадцатый…
К концу вторых суток начали поступать донесения:
– Капитан-лейтенант Никифоров задание выполнением окончил. Нахожусь в квадрате… Держу курс…
Флагманский пароход стоял на якоре в двухстах семидесяти трёх километрах от маленького скалистого острова. Оставалось ждать донесений о выходе всех минных заградителей за пределы запретной зоны.
6
На карте – только точка! Ничтожное скопление камней: невысокий холм над водой в шапке вечного льда. Но если было бы возможно хотя бы немного понизить уровень океана, – то остров показался бы весьма внушительным. Это – макушка могучего горного хребта. Вершина – высшая точка системы горных цепей, разделённых глубокими ущельями. На юге горные цепи связываются с материком, на севере – обрываются крутыми ступенями.
Подводные горы. Во многих местах их каменные складки почти выходят на поверхность воды. Это – барьеры. Засада на путях человека, организованная гранитом и гнейсом. Капканы для льдов и причалы для ледяных полей. Схваченные снизу льдины останавливаются, топят своей тяжестью друг друга, смерзаются, спаиваются с камнем и как бы каменеют сами. Солнце не каждое лето бывает в силах справиться с ледовой стоянкой. Кладовая холода. Одна из родин туманов!..
Послушная передовой советской науке, сила, атомных ядер давала возможность изменить этот участок земной коры. Институт Энергии получил задание Правительства. Фёдор Александрович выступил с докладом. Он доказывал, что подводные горы будут снесены… уничтожены… сброшены! Сократится Северный путь, удлинится удобное для навигации время, и могут благоприятно измениться направления океанских течений.
Председатель совещания сказал:
– Это будет испытанием сил коллектива учёных! – и подписал постановление.
С весны гидрографическая флотилия уточняла глубины и топографию дна. Были вычислены силы сопротивления гор и определена нужная сила взрыва. Пунктиры на карте указали линии размещения под водой атомных мин.
…И вот Фёдор Александрович стоит на палубе и ждёт. Минные заградители уже затопили цилиндры с зарядами энергита. Сто девяносто пять чутких мембран на воде и семь на острове тоже ждут. Они должны получить импульс извне – и тогда они передадут его вниз, лежащим у подводных гор цилиндрам.
Получена радиограмма последнего заградителя: «Запретная зона свободна!»
7
Пароход стоял на якорях в четырёх километрах от берега материка. Глубокая осадка и мелководье не позволили подойти ближе. Здесь мёртвая зыбь чувствовалась ещё сильнее. Пароход медленно поднимался и опускался, поворачиваясь около якорных цепей, отпущенных почти на всю длину. К северу лежало свободное море с редкими плоскими льдинами и с широкими тёмными разводьями. На юге простиралась низкая жёлто-коричневая земля с грядой выброшенного на берег пловучего-леса, темнеющего за белой каймой прибоя.
Через несколько минут после получения последней радиограммы с палубы взлетел выброшенный катапультой гидросамолёт и круто ушёл вверх, оставляя в холодном небе белую ленту сгущающегося выхлопного газа реактивного двигателя. На борту самолёта находился Фёдор Александрович.
Пролетев над осуждённым островом, самолёт круто повернул на юг. Штурман привёл в действие механизм сбрасывателя бомб. Глядя назад, Фёдор Александрович успел увидеть раскрывающиеся куполы парашютов. Но после второго поворота самолёта, на запад, он потерял из вида яркие шары и не старался найти их. Самолёт шёл на огромной высоте над уровнем моря. Взрыв произойдёт через шесть минут. Фёдор Александрович думал, глядя на часы:
«Быстрота детонации энергита под водой и на острове после взрыва авиабомб в воздухе будет такова, что наблюдатель без приборов воспримет их слитно…»
Потом он сказал в микрофон пилоту и штурману:
– Прошу надеть защитные очки и не снимать их, пока я не скажу!
Фёдор Александрович смотрел назад не отрываясь. Он одобрительно кивнул головой, когда небо за горизонтом стало покрываться грибовидными опухолями. Назвать их облаками было бы трудно…
А на палубе парохода царило напряжённое молчание. Все ждали. Из радиорубки выскочил радист и крикнул:
– Сообщают – бомбовый груз сбросили!
Все люди на палубе надели глухие защитные очки. Через чёрные стёкла были едва различимы циферблаты часов, а солнце на небе казалось тусклым тёмнокрасным диском. Яркий полярный день погас. И время, казалось, остановилось… Стрелки часов едва ползут… Терпение!..
Сознание отметило приход намеченной минуты, потому что внезапно окончился мрак. Свет ворвался с севера. Море сразу стало белым, а льдины на нём – синими. Из-за горизонта неслись сияющие стрелы.
Потом так же мгновенно стемнело. Через очки уже ничего не было видно. Это означало, что опасность сжечь сетчатку глаз прошла и очки более не нужны.
Все щурились, ослеплённые ярким солнцем. Но вот возник звук. Казалось, кричала сама вода, испытывая чудовищное насилие. Непрерывный раскат катился, казалось, отовсюду. Грохот был так силён, что люди не могли слышать собственных голосов.
На севере, высоко-высоко в небе исчезали, таяли тени, похожие на скопление гигантских раскрытых дождевых зонтов. Учёные знали, что другие приборы, улавливающие энергетические возмущения, расскажут всему миру правду о работе, проделанной в Северном океане.
Капитан подал команду, и вороты начали поспешно сматывать цепи, поднимая якоря. Ещё падали тяжёлые капли с вырванных из воды якорей, когда капитан передал в машинное отделение:
– Полный вперёд!
Вода забурлила за кормой и дым из высоких труб, ложившийся до сих пор на воду за кормой, стал отставать. Пароход шёл в открытое море, поспешно набирая скорость. Навстречу ему, без ветра, вставал океан. Было видно, как идёт первый чудовищный вал, а за ним, ещё выше, поднимался второй…

Все были готовы к этому. Водяная гора подошла – и огромный пароход, содрогаясь от мощной работы машин и сопротивления воды, поднялся вверх в вихре взбиваемой тяжёлым корпусом пены. Потом пароход провалился на дно глубокой пропасти, и зелёная вода встала над ним высочайшей стеной. Казалось, что эта стена обрушится вниз, раздавит пароход, но он каждый раз поднимался наверх. И в те секунды, когда на крутых горбах валов обнажались винты, машины, как сердце, давали перебои и задыхались от спешки.
Так пароход уходил в свой порт, – вниз и вверх, вниз и вверх. Валы океана ломались на мелководье у берега, падали, с громом залпов пушек главного калибра и клокочущей белой пеной бежали к югу, заливая, насколько мог видеть глаз, низкую, плоскую тундру.
…Сделав круг, гидросамолёт опустился на спокойную воду глубоко врезанной в материк бухты. Сообщение с парохода о взрыве всех очагов было принято ещё в полёте. Взорвались три блока энергита в воздухе, семь на острове и сто девяносто пять на дне океана. Фёдор Александрович знал, что северная лоция исправлена раз и навсегда: подводные хребты и остров перестали существовать.
Старый академик испытывал какое-то особенное, ни с чем не сравнимое возбуждение – своего рода опьянение человека, привыкшего мыслить широкими обобщениями.
В тот момент, когда он вступил на причал бухты, в его воображении возникло грандиозное видение. Он увидел великие стройки, меняющие лицо природы, молодые деревья на путях суховеев, могучую силу атомной энергии, облегчающей мирный созидательный труд, и всю титаническую работу заводов, институтов, лабораторий его Родины, идущей по пути, указанному партией, самоотверженно борющейся за мир и счастье людей!
Глава вторая
СОКОЛИНАЯ ГОРА

1
В течение тысячелетий осыпалась отмиравшая хвоя, покрывая древние камни толстым плотным ковром, который глушил шаги человека. Серой тенью метнулась белка, оставив на мгновение зримую в воздухе стремительную черту прыжка, и исчезла в густом сплетении жёстких еловых ветвей. Быстро перебирая маленькими лапками с острыми коготками, рыженький зверёк поднялся по стволу почти до самой вершины, прижался к ветке, плоско вытянул длинный пушистый хвост, замер и стал невидим…
Чёрный глухарь неспешно и важно ходил по мхам в зарослях поспевающей голубики. Вот он остановился, высоко выставил шею и долго слушал. Потом опустил голову, разбежался, быстро двигая сильными мохнатыми ногами, подскочил и, тяжело взмахивая крыльями, натужно стал подниматься, с треском задевая твёрдыми маховыми перьями за ветки. Грузная птица вырвалась к вершинам деревьев и исчезла…
Громадная короткохвостая кошка с кисточками на острых ушах неслышно вышла из густой чащи молодых ёлок. Мягкие подушечки высоких, гибких лап бесшумно пронесли сильное тело до чуть заметной тропы среди вековых сосен и пихт. Рысь остановилась, долго слушала, поворачивая круглую голову, долго дышала пряным запахом горного летнего леса. Что рассказывали тонкому слуху лесного хищника звуки, идущие издалека? Что говорил чуть заметный ветерок?.. Была в нём, наверно, струйка знакомого запаха – запаха человека. Рысь подошла к густой корявой сосне, медленно встала на задние лапы, лениво поцарапала ствол когтями передних, вытянулась и снова прислушалась. Вдруг лёгким движением, глубоко, до самой древесины, запуская в морщинистую кору длинные когти, зверь вскарабкался на дерево, осторожно балансируя, прошёл по толстому суку, протянутому сосной над тропой, и лёг – невидимый снизу, готовый к прыжку.
С беспечным свистом перелетали с ветки на ветку иволги. Порхнула над тропой голубая сойка, сверкнула белыми зеркальцами крыльев, опустилась, пробежала по земле, схватила гусеницу.
Солнце стоит высоко в светлосинем, прозрачном небе.
Неподвижно застыли редкие, лёгкие пёрышки белых об лаков. Невысокие, крутые горы густо поросли лесом.
В сыроватых лощинах, в непроходимых зарослях дикой малины и смородины, бегут по чистым камням холодные хрустальные ручьи. Скалы выставляют из-под узловатых корней упрямые лбы, украшенные разноцветными мхами…
2
Теперь все большие и малые обитатели леса ясно слышат шаги. Это не размеренная поступь спокойно идущих лосей. Это не мягкий шаг лесного хозяина – бурого великана-медведя, и не торопливо-неутомимая побежка волка, идущего по следу. Слушают лесные чащи…
Кроме шагов, доносятся и другие звуки, разнообразные, ни с чем не сравнимые. Такого голоса нет ни у одного лесного жителя. Звуки протягиваются прямыми струнами к ушам рыси. Теперь зверь видит ушами и носом всё. Плотно ложится готовая, было, подняться дыбом шерсть. Вжимается в сук мускулистое тело, сливается с ним…
По едва заметной тропе под старой корявой сосной, не видя притаившейся рыси, проходят три человека. Зверь смотрит на спины людей сквозь густую темнозеленую хвою. Человек не один. Рысь же нападает только сзади, на одного и только наверняка. Таков обычай хищников.
Люди идут не торопясь. Вчера Фёдор Александрович прилетел на Соколиную Гору. Сегодня он решил посетить место, где начато строительство энергетической станции. Академика сопровождает один из его учеников и сотрудников, Михаил Андреевич Степанов. Впереди идёт проводник.
На повороте тропы, перед крутым подъёмом на очередную террасу ступенчатой возвышенности, они остановились.
– Теперь уже близко, – сказал проводник, обернувшись к своим спутникам. – Вот Михаилу Андреевичу-то в привычку здесь по горам лазать, а вам, Фёдор Александрович… обуты-то вы неудобно, – и проводник указал на ботинки академика. – Мне-то легко!
На ногах у проводника ловко и плотно сплетённые лыковые лапти. Горные жители тех мест не променяют их ни на какую другую обувь: «В лапоточках и ноге свободно и цепко».
– Нет, почему же? Я не устал, – отвечает академик. – Я с молодых лет немало земли измерил своими ногами, – ещё в то время, когда мы расстояния мерили вёрстами. Я всегда сам любил поглядеть на работы…
Проводник смотрит на Фёдора Александровича и думает: «Лет ему немало, а силён, – прочного дерева!»
Михаил Андреевич, худощавый, с упрямым хохолком тёмных волос на макушке непокрытой головы, быстрым движением взял академика под руку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов