На физиономии расплылась масляная улыбка. Он протянул мне пухлую руку с алмазами на толстых пальцах.
– Привет, Стив, старина! – жизнерадостно воскликнул он. – Как делишки?
– На черта мне твоя грязная клешня? – огрызнулся я. – И сам ты нужен мне здесь, как бубонная чума.
– Ну-ну, Стив, – успокаивающе произнес он, собираясь похлопать меня по спине, но передумал (и правильно сделал, иначе бы я затолкал сигару ему в глотку). – К чему вспоминать старое? Пусть оно быльем порастет.
– Ага, – с горечью согласился я. – Давай забудем, обнимемся, и ты воткнешь мне в спину ножик. Не далее, как полгода назад, ты клялся погубить мою репутацию в Сингапуре. А почему? Всего лишь потому, что я отказался “сдать” поединок ради шайки грязных игроков, которой ты помыкаешь.
– Да я уже и забыл об этом пустяке... – начал он, но я перебил:
– Прежде чем ты забудешь о каком-нибудь пустяке, у китов вырастут крылья и они чайками воспарят над волнами. Все, вали отсюда, мне не нравится твоя свинячья морда,
– Что ж, Костиган... – Он сбил пепел с сигары. – Если ты не в настроении...
– Вот именно, – проворчал я. – Не в настроении. Выметайся, да поживей.
Пожав жирными плечами, он повернулся и свалил из бара. Какой-то субъект встретил его снаружи, и они ушли вместе.
– Не нравится мне это, – заметил Муши. – Когда Скользкий Стин дружелюбен, он прячет за спиной булыжник. И, кстати, ты знаешь, с кем он ушел? С тем же парнем, которого встретил на пристани Граймс.
– Ну, в этом нет ничего странного, – сказал я. – Ведь Граймс уже плавал в этих водах.
В эту минуту ко мне подошел китайчонок и потянул за рукав. Когда я обернулся, мальчишка сунул мне в руку записку и был таков. Развернув ее, я прочел:
“Любезный Стив. Одна из моих знакомых дам хотела бы встретиться с тобой. Приходи в “Лавку Дракона”, я вас познакомлю. Твой друг”.
– Что читаешь? – спросил Билл.
– Да так, ерунда, – ответил я, торопливо пряча записку в карман. – Вы, ребята, развлекайтесь пока без меня. Позже встретимся.
– А тебя куда понесло? – подозрительно осведомился Билл. – Небось, решил приударить за юбкой? Гляди, Стив...
– По-твоему, я уже не в состоянии позаботиться о себе? – раздраженно произнес я. – Не лезь в мои дела. Я буду в “Олимпике” к началу боя.
– Только не вздумай опоздать, – напомнил Билл, и я быстро вышел, сопровождаемый верным бульдогом.
Любопытно, кто этот незнакомый “друг”? Но, вообще-то, записка меня не удивила. На некоторых дам моя персона издали производит неплохое впечатление.
“Лавкой Дракона” называлась прибрежная таверна, содержал ее мой знакомый, старый китаец. Там подавали грог. Когда я вошел, китаеза закивал и жестом предложил следовать за ним в кабинет. Там сидел за столом и разливал по стаканам виски Джон Граймс.
– Привет, Костиган, – сказал он. – Присаживайся. Выйди, Ли Вун, и затвори дверь.
– Не ты ли послал записку? – сурово спросил я. – Где же дама?
– Нет никакой дамы. Я просто хотел поговорить с тобой наедине, а как это сделать, если вокруг тебя всегда толпа? Но я знал, что на свидание с женщиной ты придешь.
– Разрази тебя гром, – гневно заговорил я. – Решил выставить меня на посмешище, такой-раз-этакий?!
– Не обижайся, – безмятежно перебил он. – Все в порядке, никто ничего не узнает. Сядь и давай потолкуем. Это виски. Угощайся.
Я был разозлен и озадачен, но сел за стол и осушил пододвинутый Граймсом стакан. А потом приказал не тянуть время и выкладывать, зачем он меня позвал.
– Костиган, – начал Граймс, – ты давно ждешь боя с Рейнольдсом?
– Несколько месяцев, с тех пор как мы с ним договорились встретиться, – ответил я. – В прошлый раз была ничья. А в чем дело?
– На этот бой поставлена куча денег, но что будет, если... Только предположим: один из вас не появится, и антрепренеру придется заменить боксера?
– Ребята ставят на меня и на Рейнольдса, – проворчал я. – Они снимут ставки. Но я не понимаю...
– Это все, что я хотел знать, – проговорил он, вставая. Изумленный и рассерженный, я вскочил – вернее, попытался вскочить, но в ту же секунду меня будто грот-мачтой по затылку хватило, и я мгновенно провалился в забытье.
А когда очухался, обнаружил, что влажный язык Майка вылизывает мне лицо.
С трудом поднявшись на ноги, я на основании ощущений, в том числе мерзкого привкуса во рту, пришел к выводу, что Граймс попотчевал меня наркотиком. Захотелось тут же разорвать подонка на куски, но в комнате никого не было, а дверь оказалась на запоре. Ревя, как бешеный слон, я выломал ее и ввалился в таверну с кулаками наготове. Там тоже никого не было, потому что старик Ли Вун с воплями удрал через черный ход, едва я накинулся на дверь.
С минуту вокруг меня все ходило ходуном, наконец в голове прояснилось, и я огляделся, пытаясь найти хоть какой-то ключ к разгадке этой идиотской шарады. Увидев над стойкой часы, я вдруг завопил так, что Майк подскочил от испуга.
– Боже милосердный! Я же несколько часов провалялся! Мне давно пора быть на ринге!
Я вылетел из таверны на улицу, будто хотел побить рекорд в беге на длинные дистанции, и китайцы брызнули передо мной в стороны, но никого, похоже, не удивил несущийся по улице моряк с непокрытой головой, преследуемый белым бульдогом. На Востоке всех белых считают сумасшедшими. От энергичной работы легких в мозгу окончательно рассеялся туман, и вскоре, срезав угол по боковой улочке, я очутился прямо перед “Олимпиком”. Из дверей заведения потоком изливалась толпа.
Схватив за грудки первого встречного, я прохрипел: “Что тут происходит?”. А поскольку мы оба стояли в тени, он меня не узнал.
– Да просто сегодня должны были драться Косгиган и Рейнольдс, но Костиган не появился, – с отвращением пояснил прохожий. – В последнюю минуту Макпартленд объявил, что, по его сведениям, Костиган не сможет выступить, и публика вольна забрать свои деньги или согласиться на замену. Короче, Макпартленд выставил никому не известного парня, и, ей-богу, тот ухитрился вырубить Рейнольдса. Но он не соблюдал правил, и судья отдал победу Рейнольдсу. Мы едва не линчевали этого типа. И знаешь что? Сразу после боя Рейнольде в раздевалке потерял сознание, и сейчас над ним хлопочут костоправы. Кажись, он чем-то отравился.
– Кто с ним дрался? – мрачно спросил я.
– Парень по фамилии Граймс с корабля Костигана.
Не теряя времени, я повернулся, пересек двор и свернул на улочку, огибающую “Олимпик”. На нее как раз выходили двери раздевалок. Возле самых дверей кто-то обогнал меня, нырнул в одну из них и затворил за собой.
Я узнал субъекта, который встретил Граймса на пристани. Его освещенное уличным фонарем лицо показалось мне неестественно бледным.
Но в ту же минуту я забыл о нем, потому что из другой двери показался Джон Граймс. Он был в рубашке, пиджак перекинут через плечо, кепка надвинута на глаза, а лицо, как всегда, бесстрастное.
Я заступил ему путь и схватил за плечо. Его мускулы под моими железными пальцами были что стальные тросы.
– Грязная подлая крыса! – рявкнул я. – Что ты скажешь перед тем, как я разорву тебя на куски? Он, не моргнув глазом, высвободил плечо.
– Костиган, ты слишком разгорячен, – промолвил он. – И не способен сейчас рассуждать здраво. Давай завтра поговорим. Согласен, тебе это кажется странным, но я постараюсь объяснить...
– Ни к чему так утруждаться! – разъярился я. – Не знаю, на черта ты это затеял и замешан ли тут Скользкий Стин. Но лопни мои глаза, если тебе это сойдет с рук! Ты устроил мне подлянку, снулая рыбина, потому что невзлюбил мои манеры. А меня тошнит от твоих, и сегодня мы разберемся раз и навсегда!
Он что-то пробормотал, затем поджал губы и повел плечами.
– Здесь? – спросил он.
– Нет. Тут кругом слишком много фараонов и прохожих. Я знаю местечко на пляже, где нам никто не помешает. Будем драться без правил и до тех пор, пока один из нас не похолодеет.
– А как насчет пса? – спросил он.
– Он тебя не тронет, если я не прикажу, – проворчал я. – Идем!
У воды, где пляж заливала серебром луна и где нас окружали черные тени пальм, мы сняли рубахи. Я бросил свою на песок и приказал Майку сесть на нее. Он понял, что ему ни при каких обстоятельствах нельзя нападать на Граймса. Похоже, бульдогу это не понравилось. Похоже, ему вообще не нравилось, что мы собираемся драться. Он полюбил Граймса, хотя было бы за что.
Мы сошлись в лунном свете, для меня он был подернут красноватой пеленой ярости. Пульс молотом стучал в висках, железные мускулы напряглись, а отмеченное боевыми шрамами лицо исказилось гневом. Одним своим обликом я мог бы устрашить любого противника, но Граймс не дрогнул. В лунном свете его лицо оставалось бесстрастным и хмурым, из боя с Рейнольдсом он вышел без единой отметины. Кстати, позже я узнал, что он не пропустил ни одного удара. Под кожей у него при малейшем движении натягивались сверхпрочные мускулы. Лишней плоти не было ни унции, и вообще, Граймс выглядел хищным, как лесной волк. Все в этом парне говорило о силе, закалке и стойкости.
– Ты решил стать вожаком кубрика на “Морячке”, – процедил я. – Но для этого мало взгреть мясистых скандинавов. Для этого надо взгреть меня.
С этими словами я кинул левую ему в подбородок и, не успел он “нырнуть”, добавил короткий справа в челюсть. Он рухнул на песок, и я отступил, злобно глядя на него и тяжело дыша от ярости.
– Поднимайся! – Но он вскочил на ноги, не успел я договорить.
В глазах у него появился ледяной блеск, скула, рассеченная моими железными костяшками, кровоточила. Но он нисколько не “плыл”, и это меня поразило, ведь мой правый способен уложить лошадь. Скажу, не совру: такими ударами я раскалывал челюсти.
– Ты чертовски проворен, – холодно заметил он. – Врасплох меня застал. Готов повторить?
– Еще как! – взревел я и коротко ударил его левой в живот, затем ею же – снизу по челюсти.
Он пошатнулся... и взорвался ураганом мелькающих кулаков.
Мы топтались на залитой лунным светом поляне, осыпая друг друга ударами, пока свет не потускнел, трава не оросилась кровью, а пальмы и океан не заходили ходуном. Кругом не было ни души, кроме утробно рычащего на моей рубахе Майка.
Граймс не был боксером, и я не пытался драться с ним по правилам. Моя гордость – шквал стремительных ударов, и я всегда готов доказать, что выдержу любой натиск. Граймс налетел на меня тайфуном, работая руками, точно поршнями, но я встретил его нога к ноге и грудь к груди.
Впервые в жизни я столкнулся с бойцом под стать себе. Я выкладывался от души, и почти каждый мой удар попадал в цель. Кулаки, способные изувечить среднего боксера, без видимых последствий отскакивали от головы и корпуса Граймса. Его ребра были прочней стальных обручей, голова – что твой чугунный слиток, а мускулы, наверное, не поддались бы и ножу. Стоило ли удивляться, что до сих пор никто не осилил этого парня в драке без правил?
Точно кувалдами по корпусу корабля, лупили мы кулаками друг по дружке. Граймс кренился, как судно в шторм, но выпрямлялся и пуще прежнего охаживал меня кулаками-булыжниками. Бац! бац! бац! Без передышки.
Не знаю, сколь долго мы бились, но знаю, что оба были залиты кровью, а его костлявые кулаки запечатали мне один глаз, сплющили неоднократно сломанный нос и порвали шкуру в десятке мест на лице и теле. Знаю, что и я избил его почти до неузнаваемости, он дышал с надрывным свистом, а за лохмотьями губ поблескивали расшатанные зубы. Не помню, сколько раз я падал и сколько раз валился с копыт Граймс. Мы ни разу не вошли в клинч, наш бой не делился на раунды, и никто не предлагал нам бросить на ринг полотенце.
Но в моих плюхах было больше силы, хоть и он бил не слабо. Наконец, через века этой безжалостной пытки, я почувствовал, что он сдает. Мои беспощадные кувалды несколько раз воткнулись Граймсу в живот, и его голова откинулась назад на слабеющей шее. Но с ним еще не было покончено. Он никому не давал пощады и ни у кого ее не просил. Поэтому я был вынужден молотить его упорно и жестоко. Я перешел на короткие резкие удары и неумолимо гнул его к земле, пока он не растянулся в луже крови.
Мне тут же захотелось последовать его примеру. Я был еле жив и почти ничего не видел. Пальмы кружились вокруг меня в безумной пляске, а земля качалась под ногами.
– Отдохни, вонючий скунс, – выдавил я, задыхаясь и сплевывая кровь и выбитые зубы. – Ты самый лучший боец по ту сторону ринга, но все равно ты – подлая крыса.
Окликнув Майкла, я поплелся в сторону гавани. Рубаху я нес в руке – меня так мутило, что надеть ее я даже не пытался. Я брел, как нализавшийся до зеленых чертиков старик. Майк скулил и оглядывался на поляну, и даже разок вцепился мне в штанину и потянул назад.
– Оставь его, Майк, – пробормотал я. – Он не достоин заботы приличного пса.
Вскоре прямо по курсу замаячил белый силуэт, кто-то окликнул меня по имени. Я остановился, чтобы стряхнуть кровь с глаз, и увидел Макпартленда, антрепренера “Олимпика”.
– Эй, Стив, – сказал он.
1 2 3