А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— У них потрясающая система, — успокоила Бобби встревоженную Валери. — По мячу ударяешь не ты, а сама ракетка.
Валери начала тихо плакать. Она бы, конечно, предпочла громко рыдать, но ей не понравилось быть безголосой.
Римо заговорил с Чиуном. Он рассказал ему про камень и про необычную манеру держать нож, и еще про неожиданную радость Уиллингэма, когда его спросили, где находится штаб племени актатль.
Чиун на мгновение задумался.
— Этот безумец Смит поставил нас на грань катастрофы.
— Ты считаешь, что надо спасаться бегством?
— Время бежать уже прошло — наступило время атаковать. Вот только сделать этого мы не можем. А обрадовался он вопросу о штабе потому, что у них просто его нет. Мы противостоим самому худшему из врагов — бесформенному нечто.
— Но ведь если это нечто неизвестно нам, значит, и мы неизвестны нашим врагам.
— Возможно, — отозвался Чиун — Давным-давно, много столетий назад, как ты бы сказал, жил Мастер, который вдруг на долгие годы исчез. Про него говорили, будто он отправился в новый мир, но этому не очень верили — считали преувеличением.
— Ну и?..
— Я должен порыться в памяти — может, найду что-нибудь, что сможет нам помочь. — Он погрузился в молчание и замер.
— Теперь мне можно говорить? — спросила Валери.
— Нет, — ответил Римо, и она снова начала плакать.
Римо посмотрел в окно на ночные огни Центрального парка. Все шло прекрасно, пока не появился Уиллингэм. Когда выходишь на организацию, хочется добраться до самой верхушки. И вовсе не ожидаешь, что кто-то вдруг убьет себя, когда ты идешь к своей цели, и вырвет из цепочки столь необходимое звено.
Он отошел от окна. Чиун часто предупреждал его, что много думать вредно, иначе от широкого охвата событий мозг переключится на сиюминутные проблемы.
Вот и вышло так, что он не заметил бинокля, наведенного на окна его номера. Не увидел он и того, как какой-то человек вскинул было винтовку, а потом опустил.
— Я не промахнусь, — бросил стрелок своему спутнику. Дело происходило через улицу, в комнате, выходящей на окна Римо.
— Уиллингэм тоже так думал, однако этот парень вышел из музея, а Уиллингэм нет, — ответил его спутник.
— И все равно, я не промахнусь.
— Лучше подожди, пока мы попадем к нему в номер. Нам нужно его сердце. Вот только дождемся условного сигнала.
Глава 7
Сокрушительный провал в Музее естественной истории был во всех деталях описан старшему вице-президенту отделения фирмы по производству компьютеров в Париже. Рю-Сен-Жермен.
Месье Жан-Луи де Жуан, вице-президент по вопросам корпоративного развития международной информации и исследований, кивнул, изображая такую заинтересованность, какую только могло изобразить его благородное лицо с тонко вылепленными чертами. Дядюшка Карл, представитель немецкой ветви родни, всегда был довольно странным, и с ним требовалось проявлять максимум терпения. Жан-Луи действовал, подчиняясь инстинкту и демонстрируя вежливость, вбитую в него гувернанткой. Этого же требовала от него и матушка, которая любила говорить, что родню не выбирают, а вот манеры можно приобрести.
Итак, Жан-Луи покорно слушал обо всех нанесенных увечьях и о двух отвратительных американцах, один из которых при том еще и азиат, а сам обдумывал, какие изменения он внесет в работу исследовательской группы, поставленной в тупик компьютерной проблемой.
Время от времени он поглядывал в окно на улицу Сен-Жермен с ее ресторанами и книжными лавками. Он всегда считал университетские годы лучшими днями своей жизни, а поскольку он занимался исключительно умственным трудом, который все равно где выполнять, фирма позволила ему выбрать место для офиса и даже обставить его по собственному вкусу. Мебель сочетала в себе черты периода правления Наполеона и китайский стиль. Нарядные позолоченные предметы столь различных эпох хорошо сочетались между собой. Мать называла это безвкусицей.
Дядюшка Карл восседал на стуле, игнорируя выступающую вперед центральную часть сиденья, которая в свое время позволяла мужчинам усесться, расставив ноги и удобно расположив шпагу на коленях. В этот чудный осенний день дядюшка Карл потел, как кровяная колбаса, и Жан-Луи мечтал, чтобы он предложил прогуляться. Тогда можно было бы пойти в сторону Инвалидов, где похоронен Наполеон и все те, кто ввергал прекрасную Францию в одну кровавую войну за другой. Дядюшка Карл обожал подобные вещи. Хотя он частенько бранил все европейское и скатывался на какую-то южноамериканскую чушь. Что было странно, поскольку дядюшка Карл был убежденным нацистом и даже воспользовался семейными связями, чтобы избежать скамьи подсудимых в качестве военного преступника. К счастью, кузен Джеффри был генерал-лейтенантом в штабе фельдмаршала Монтгомери, а дядя Билл служил в американском Бюро стратегических служб.
Во времена оккупации Парижа нацистами Жан-Луи был подростком, и, хотя кузена Мишеля разыскивали как руководителя партизан, семья Жана-Луи спокойно пережила оккупацию — согласно некому приказу, исходившему из немецкого генерального штаба.
Как любила говаривать матушка, семью не выбирают, и до сих пор Жан-Луи мало задумывался над проблемами семьи — пока дядюшка Карл не произнес этих странных слов:
— Так что теперь все в твоих руках, Жан-Луи Рэпаль де Жуан.
— Дорогой дядюшка, что в моих руках? — удивился Жан-Луи.
— Наши надежды, наши судьбы, наша честь, сам вопрос нашего выживания.
— Ах, да, очень хорошо, — сразу согласился Жан-Луи. — А не выпить ли нам кофе?
— Ты меня внимательно слушал?
— Да-да, конечно. Ужасное происшествие. Жизнь порой так жестока!
— Уиллингэма больше нет с нами.
— Это того, с бледным лицом, который работал в музее?
— Он был главным жрецом.
— Чего? — поинтересовался Жан-Луи.
Лицо дядюшки Карла приобрело пунцовый оттенок, и он обрушил большой толстый кулак на тонкую кожу стола восемнадцатого века. Жан-Луи моргнул — дядюшка Карл почему-то впал в ярость.
— Разве ты не знаешь, кто ты такой? И что представляет из себя твоя семья? Откуда мы происходим? И никогда не слышал о наших корнях?
— У нас был какой-то очень-очень великий дядя, который какое-то непродолжительное время жил в Южной Америке. Ты это имеешь в виду? Пожалуйста, не сердись. Может, выпьешь немного анисовой настойки?
— Жан-Луи, признайся, только честно...
— Да, дядюшка Карл.
— Когда ты был еще ребенком и мы гуляли с тобой, а я рассказывал тебе о твоих предках, ты меня внимательно слушал? Мне нужен честный ответ.
— Дядюшка, ты же знаешь детей.
— Говори правду!
— Нет, дядюшка Карл. Я любил гулять с тобой потому, что ты, как немец, мог купить самые лучшие пирожные. А я так мечтал о шоколаде.
— А рукописи, которые я тебе давал?
— Должен признаться, я рисовал на них. Бумаги в то время было так мало, дядюшка Карл.
— А помнишь ли ты имя нашего сокровища? Нашего общего достояния?
— Ты имеешь в виду камень? Уктут?
— Да. А его настоящее имя?
— Забыл, дядюшка Карл.
— Понятно, — сказал Карл Йоханн Либенгут, президент Баварской компании по производству электронного оборудования. — Значит, ты принимаешь меня за немецкого дядюшку французского племянника и думаешь: какой сегодня чудесный день, а этот сумасшедший дядя толкует о какой-то смерти в Нью-Йорке? Я прав?
— Ты слишком огрубляешь мои мысли.
— Так я прав или нет?
— Ну, хорошо, прав, — признался Жан-Луи. Когда он положил ногу на ногу, на его сшитой точно по фигуре жилетке не образовалось ни складки. Затем он поставил локти на стол, соединил длинные тонкие пальцы в некое подобие арки и водрузил сверху подбородок.
— Ты такой же француз, как я немец, Жан-Луи, — произнес Карл Йоханн Либенгут таким ледяным тоном, что де Жуан забыл и о солнышке, и о книжных лавках, и о зеленой осенней листве снаружи, на улице Сен-Жермен — Я сказал, ты не француз, — повторил Карл.
— Я слышал, — отозвался де Жуан.
— Ты актатль.
— То есть в моих жилах течет немного крови этого народа.
— Ты актатль. Это главное, а все остальное — лишь прикрытие, потому что мир не позволил бы тебе открыто принадлежать к этому народу.
— Мой отец де Жуан. И я тоже.
— Твоего отца звали де Жуан. Он-то и дал тебе это прикрытие, а мать дала тебе кровь. Я дал тебе знание, но ты его отверг. Я слишком стар, чтобы вести борьбу за выживание, в которой сейчас возникла необходимость, а ты, Жан-Луи, просто не желаешь этого делать. Так что тысяча, а то и больше лет нашего наследия сегодня умрет. Месье де Жуан, желаю вам долгой и счастливой жизни. Я ухожу.
— Подождите, дядюшка Карл.
— Зачем, месье де Жуан?
— Я хочу послушать ваш рассказ. Давайте выйдем вместе, и если я был невнимателен в свои детские годы, то с удовольствием послушаю сейчас. Я не говорю, что сразу приму военные традиции нашего племени, но я не могу позволить, чтобы тысячелетняя история исчезла, а я даже не слышал про нее.
В детстве рассказ о последнем вожде племени актатль увлек Жана-Луи — из-за особенности детской памяти, когда незначительные подробности пропускаешь мимо ушей.
Они шли по Рю-Сен-Жермен в сторону банка, мимо ресторанов, кинотеатров, кафе и табачных лавок, расставленных, словно ловушки, призванные выколачивать лишнюю мелочь. На Рю-дю-Бак они свернули направо и перешли Сену по мосту Пон-Рояль. Услышав историю последнего вождя племени актатль, де Жуан смог в полной мере оценить, насколько этот человек предвидел исход социального натиска, который должен был стереть индейскую культуру с лица земли. Этого не понимали ни майя, ни инки, ни даже всемогущие ацтеки. И вот их больше не существует.
А вот дядюшка Карл существовал и рассказывал ему о символах на священном камне. Ему теперь ясен был каждый нюанс, значение каждого из них — как в тот день, когда жрецы племени актатль совершили свое последнее жертвоприношение на зеленых мексиканских холмах.
— А почему мы до последнего времени не совершали жертвоприношений? — спросил де Жуан. — Во времена наших предков они проводились ежемесячно. А теперь они используются лишь как месть?
— С одной стороны, все было недостаточно тщательно продумано, а с другой, жертвоприношение в последнем из уцелевших городов племени актатль рассматривалось как последняя и вечная жертва. Но если бы ты взглянул на камень и увидел линии жизни, как это сделал я, если бы, как и предполагалось, ты в прошлом году навестил его, ты бы сам все увидел. Значение существования земли, неба и рек. Чтобы понять то, о чем мы лишь слышали. Вот она, наша история. Наша, и больше ничья, Жан-Луи. Если бы ты только мог себе представить, насколько невыносимы были митинги фашистов, но я должен был сделать это ради племени, на случай, если Гитлер все-таки победит. То, что было образовано как общество для защиты племени, в конце концов превратилось в систему взаимопомощи, где все помогали друг другу. И тут вдруг последовало осквернение Уктута.
— А смерти этого пария будет недостаточно, чтобы отомстить?
— Конечно, нет. Во-первых, Уктут требует, чтобы за осквернение несли ответственность Соединенные Штаты. А чего стоит жизнь негра?
— Дядюшка, ты забыл, изначально у тебя был бронзовый цвет кожи, — напомнил де Жуан.
— Неужели ты решил все-таки взять на себя дело нашей семьи?
— Хочу тебе кое-что показать, — произнес де Жуан. — Вот и все. Ты знаешь, почему я занялся компьютерами?
— Нет, — ответил дядюшка, с трудом поспевавший за высоким худощавым мужчиной, который шел быстро и легко, хотя на первый взгляд казалось, будто он просто прогуливается.
— Потому что они были лишены того, чего я стеснялся всю жизнь. Компьютеры были чисты. А сейчас я покажу тебе, что, на мой взгляд, чистым не является.
Мост, по которому они сейчас шли, вел к Лувру, огромному дворцу, который более двухсот лет назад приспособили под музей. Группа японских туристов стройными рядами промаршировала в боковой вход, следуя за руководителем, держащим флажок. Громко хохотали четверо американцев, не обращая внимания на фотографа, предлагавшего им свои услуги.
— Нужна целая неделя, чтобы даже не изучить, а просто внимательно рассмотреть все экспонаты музея, — сообщил де Жуан.
— Но у нас нет недели, — ответил дядюшка Карл.
— Она нам и не нужна, — улыбнулся племянник и сделал рукой широкий жест, словно предлагая дяде весь музей. — В общей сложности я провел здесь многие месяцы, когда был студентом. Здесь представлены Китай, Древняя Греция, Европа и даже некоторые из современных южноамериканских художников.
— Да-да, — Карл проявлял явное нетерпение.
— Ни одно из представленных произведений не было мне близко. Ни одно. С самого детства, хотя отец и сказал мне, что наша семья уезжает обратно в Шарльмань, я не чувствовал себя уютно во Франции. Более-менее уютно я чувствовал себя с компьютерами, потому что у них нет прошлого.
— Что ты хочешь сказать?
— А то, дорогой дядюшка, что я не европеец.
— Значит, ты поможешь нашему делу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов