Время от времени всадник задерживался, чтобы внимательнее рассмотреть вещи, сами по себе интересные, но для обитателей Запада слишком привычные, чтобы обращать на них внимание.
В одном месте всадник сорвал цветок опунции. Цветок валялся тут же. На лице Шалако появилась мимолетная улыбка, неожиданно смягчившая его суровые черты.
У той, что выронила цветок, в пальцах осталось полно иголок.
Той?
Отчаянные метания Пита Уэллса тоже говорили о том, что он беспокоится за женщину. Он мог сопровождать любого новичка, но человек вроде Уэллса, как, собственно, почти каждый на Западе, полагал, что мужчина сам должен о себе заботиться.
Как только мальчик начинал ездить один и носить револьвер, он уже отвечал за себя и свои поступки и понимал, что никто не будет с ним нянчиться.
В западных землях мужчина был настолько взрослым, насколько мог, и настолько хорошим или плохим, насколько хотел.
Существующее право носило местный характер и не несло ответственности за действия человека вне пределов своей непосредственной юрисдикции. Середины не было. Люди делились на плохих и хороших… без полутонов… законов было мало, шансов скрыться — почти никаких.
Плохой был явно плох, и никто никого не защищал и не спасал.
Шалако не сомневался — он едет за женщиной.
Под женщиной была кобыла: вот всадница остановилась, лошадь воспользовалась остановкой и справила нужду, и, судя по расположению помета, это была явно кобыла.
На Западе не ездят на кобылах и жеребцах. Бывают исключения, но настолько редкие, что привлекают всеобщее внимание. Там ездят на меринах, потому что они спокойно воспринимают других лошадей. Внезапно, почти в тени гор, Шалако увидел поперечный след неподкованных лошадок. Всадница тоже заметила следы.
— Очко в ее пользу, — сказал он вслух. — По крайней мере держит глаза открытыми.
Всадница остановилась, кобыла под ней загарцевала, рвалась идти дальше.
Он прибавил еще очко в пользу всадницы — хоть и впервые в этих краях, женщина во всяком случае не дура… Она резко повернула на север, объехала скопление валунов и углубилась в каньон. Последнее решение не самое удачное, но, вероятно, встревоженная, она искала кратчайший путь в лагерь.
Чалый стал спотыкаться чаще, и Шалако натянул поводья у скал. Он собрал воды в косынку и выжал ее до последней капли в рот чалому. Повторив эту процедуру несколько раз, он уже собирался сесть в седло, когда услышал цокот копыт.
Он перебросил ногу через седло и привстал в стременах, чтобы взглянуть поверх скалы.
Как видно, каньон оказался непроходим или кончался тупиком, всадница возвращалась. Это в самом деле была женщина. И не просто женщина, а молодая и красивая.
Сколько же времени он не видел таких женщин? Шалако смотрел, как она приближается, отдавая дань легкости ее посадки, изяществу фигуры, безупречно чистой одежде.
Настоящая леди!.. Она пришла из почти забытого им мира… мало-помалу его воспоминания таяли под палящим солнцем в знойной тишине долин и холмов.
Она сидела на гнедой кобыле в дамском седле — серая амазонка грациозно спадала на круп лошади — и держалась с легкостью опытной наездницы. С мрачным удовлетворением Шалако отметил, как привычно схватилась она за винтовку, когда он появился из-за скалы.
Он не сомневался, что при необходимости девушка выстрелит. Более того, он подозревал, что она великолепно стреляет.
Не доезжая нескольких ярдов, она остановилась и если испугалась, то виду не подала.
— Не мое дело, но здесь страна апачей.
— Да?
— Вы знаете человека по имени Пит Уэллс?
— Да, это наш кучер.
— Питу всегда не хватало здравого смысла. — Шалако подобрал поводья. — Леди, вам лучше побыстрее ехать в свой лагерь, где бы он ни был, и сказать, чтобы все убирались отсюда поскорее.
— С какой стати?
— По-моему, вы уже догадались и все поняли, когда увидели следы вон там. — Он указал на горы за своей спиной. Ближние склоны накрыла тень, но над вершинами сияла золотая корона заходящего солнца. — В горах Сьерра-Рика обитает апач по имени Чато. Он только что пришел из Мексики с отрядом воинов, и к нему отовсюду стекаются другие. Скоро он соединится с индейцами из резервации и через сорок восемь часов в этой части Нью-Мексико не останется в живых ни одного белого мужчины и ни одной женщины.
— Мы ожидали встречи с индейцами, — холодно ответила она. — Фредерик полагал, что небольшая стычка с ними неизбежна.
— Ваш Фредерик — просто дурак!
— Не советую повторять эти слова при нем.
Шалако протянул ей бинокль.
— Смотрите на восток. Видите дым? Над пиком?
— Ровно ничего не вижу.
— Смотрите внимательнее.
Она водила биноклем по далеким розовеющим горам. Внезапно бинокль остановился.
— Вы имеете в виду вон ту тонкую струйку дыма?
— Сигнальный дым… апачский телеграф. Вам и вашим спутникам лучше побыстрее отсюда смыться. По вашей милости один человек уже погиб.
— По моей? Почему?
— Пит всегда был порядочным дураком, но даже у него должно было хватить ума не тащить компанию желторотых в пустыню в такое время.
Она побледнела.
— Вы хотите сказать, что Пит Уэллс умер?
— Мы слишком долго стоим. Поехали.
— Почему по моей вине? Я имею в виду, если он на самом деле погиб?
— Да, он мертв. А не вылезал бы на каждый холм, чтобы отыскать вас, его могли и не заметить.
Шалако пустил коня вдоль подножия Хетчета, на север. Суровый пейзаж смягчали тени, но ощущение пустынности становилось от этого еще сильнее. Девушка повернулась в седле, взглянула на далекую струйку дыма и неожиданно для себя поежилась.
— Лагерь на ранчо к северу отсюда, — сказала она. — Нас привел туда мистер Уэллс. Оно брошено.
— Как вы проскочили мимо армии?
— Фредерик не хотел официального сопровождения. Ему хотелось увидеть апачей в бою.
— Всякий, кто ищет ссоры с апачами, сущий ребенок.
Холодным тоном она ответила:
— Вы не понимаете: Фредерик — солдат. В двадцать пять лет во время франко-прусской войны его произвели в генералы. Он стал национальным героем.
— У нас был один такой на Севере, несколько лет назад. Его звали Кастер.
Раздосадованная отпором, несколько минут девушка молчала, но несмотря на гнев, от нее не ускользнуло, как настороженно едет незнакомец, как непрерывно прислушивается и шарит глазами.
Она охотилась вместе с отцом и в Африке видела масаев… он походил На них.
— Нелепо думать, что голые дикари способны противостоять современному оружию. Фредерик удивлен неудачами вашей армии.
Шалако с тяжелым сердцем всматривался в сумерки. В тишине таилось грозное предупреждение. Словно дикого зверя, Шалако иногда охватывало странное предчувствие беды, вызывавшее страх. Его он почувствовал и сейчас. Интуитивно он взглянул на восток, в горы — в нескольких милях от него с одной из вершин глядел на запад апач… Это была чистая интуиция.
Татс-а-дас-ай-го. Быстрый Убийца, воин, которого боялись даже его соплеменники, властелин зла, знаток военных хитростей и способов убийства, с любопытством смотрел на запад.
А на ожившем ранчо, где разводила костры охотничья экспедиция Фредерика фон Хальштата, от одного из костров также интуитивно отошел и устремил взгляд в пустыню еще один человек.
Это был худощавый, грубой внешности мужчина с мягкой мальчишеской бородкой, широкими скулами и лошадиной челюстью, из грязного воротника рубашки торчала тонкая шея. Он посмотрел вдаль, словно вдруг что-то услышал. На бедре у него висел кольт 44-го калибра — смертоносное оружие.
Боски Фултон был ганфайтером. Он никогда не слышал о Татс-а-дас-ай-го и Шалако Карлине, не знал, что его жизнь отныне неразрывно связана с ними, знакомой ему девушкой Ириной. И все же ночь его беспокоила.
Между тем Шалако остановился в зарослях кустарника и под его слабым прикрытием стал изучать окрестности, выбирая путь.
— Любой апач, — небрежно заметил он, — с двенадцати лет знает о тактике все, что известно вашему Фредерику, и знает по жизни. Апачи обитают в пустыне и знают ее во всех видах и при всех условиях. Искусным маневрам, которые ваш Фредерик изучал по книгам или в ящике с песком, апачи научились в бою. У них нет постоянных баз, чтобы их защищать, им не надо беспокоиться о пропитании.
— Чем же они питаются?
— Больше конины апачи любят только мясо мулов. — Он обвел рукой окрестности. — Сейчас темно, но вокруг нас дюжина видов съедобных растений и полдюжины лекарственных.
Небо слегка порозовело и украсилось лучами сверкающего золота. Зубчатые хребты поймали запоздалый свет, из пустыни послышался вопрошающий крик куропатки.
Всадница почувствовала, что обязана защитить своих друзей.
— Нас восьмеро, с нами четыре охотника, восемь возчиков, два повара и два коновода. У нас восемь фургонов.
— Это объясняет беспокоившую меня загадку. Два дня назад апачи начали есть лошадей.
— Есть?
— Апачи загоняют коней до полусмерти и, когда знают, где могут добыть новых, съедают своих.
— То есть они рассчитывают на наших лошадей?
Пустыня затихла, и это внушало тревогу. Шалако слез с седла и снова выжал косынку в рот чалому. Девушка наблюдала за ним, и постепенно ее гнев прошел.
Ее удивило мягкое выражение его глаз и нежное обращение с лошадью.
— Вы любите своего коня.
— Лошадь как женщина. Держите ее в узде, приласкайте, и она готова почти на все. Но дайте ей волю, и она сделает несчастными и себя, и мужчину.
— Женщины не животные.
— Это зависит от точки зрения.
— У некоторых женщин нет желания иметь хозяев.
— Такие женщины наверняка несчастны. Задирают нос и рассуждают о независимости. По-моему, независимая женщина — одинокая женщина.
— Вы же независимы, не так ли?
— Я совсем другое дело. Чем скорее женщина поймет, что мужчины иные, тем лучше для нее. Чем больше женщина независима, тем меньше в ней женского, а чем меньше в ней женского, тем меньше она стоит.
— Не согласна.
— Я на это и не рассчитывал. Женщине не следует пытаться походить на мужчину. В лучшем случае из нее получится плохая имитация, а в цене только подлинники. Природа предназначила женщину быть хранительницей домашнего очага. Мужчина — охотник, скиталец… иногда ему приходится далеко уходить за добычей, и это становится его натурой.
Он говорил вполголоса, и незаметно для себя она тоже перешла на шепот.
— А где ваша женщина?
— У меня нет женщины.
Когда они достигли последней скалы Хетчета, солнце скрылось. В миле от них поднимался высокий пик, за ним два пика поменьше, а еще дальше виднелись громады Малого Хетчета. Западнее ближнего пика чернели постройки ранчо и среди них было несколько белых точек — вероятно, крыши фургонов. В середине горел огромный костер.
Почуяв воду, чалый дернул удила, однако в воздухе чувствовалось что-то странно гнетущее, и это не нравилось Шалако.
Пока он прислушивался к напряженной тишине ночи, они тихо стояли. Еще не совсем стемнело, но звезды уже высыпали. Местность вокруг хорошо просматривалась, ясно различались контуры кустов и кактусов.
— Я — Ирина Карнарвон, — сказала девушка в тишину.
Она произнесла свое имя так, словно оно всем известно, но Шалако его не знал, имена для него давно перестали что-либо значить.
— Карлин… Меня называют Шалако.
Он пустил чалого вниз по пологому склону. Чалый был отличным конем, терять его не хотелось, а скачки ему не выдержать. Но ранчо сулило безопасность и до него было всего две мили. Шалако вытащил из чехла ружье.
— Готовьтесь к скачке. Поедем шагом, сколько возможно, но если начнется скачка, на меня не обращайте внимания. Неситесь во весь опор.
— Ваш конь не выдержит.
— Это моя забота.
Чалый ускорил шаг. В нем скрывалось много сил, очень много.
— Вы на самом деле считаете, что нам угрожает опасность?
— Ваша компания — сборище идиотов. Вы со своим раззолоченным генералом попали в такую передрягу, какая вам и в дурном сне не снилась.
— Вы невежливы.
— У меня нет времени на дураков.
Гнев перехватил горло, но она почувствовала, что лошадь под ней встревожилась, и чувство гнева сменилось другим. Прекрасная наездница, она тотчас уловила состояние лошади, и оно напугало ее намного сильнее, чем предупреждение незнакомца.
Тишина, далекий костер… стук лошадиных копыт, звезды в мягкой темноте неба, неясные очертания гор… прохлада в воздухе, столь желанная после жестокого дневного зноя. Кони ускоряют аллюр, блестит ствол ружья. Ветерок коснулся ее щеки.
— Шалако… странное имя.
— Так зовут бога дождя у зуни. Всякий раз, когда я приезжаю к ним, начинается дождь. Поэтому они в шутку и прозвали меня его именем.
— Не думала, что у индейцев есть чувство юмора.
— Еще какое! Ни у кого нет такого чувства юмора, как у индейцев. Я-то знаю, я жил среди них.
— Я слышала, индейцы необщительны.
— Индейцы притворяются такими перед белыми людьми, чтобы не отвечать на множество глупых вопросов.
Они набрали скорость, выигрывая у возможных преследователей по меньшей мере четверть мили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20