Пять гудков, и микрофон отозвался детским голосом. Грех, конечно, детей обманывать, ну да во благо же.
– Откройте, пожалуйста. Почтальон.
Даже не пришлось прибегать к магии.
Войдя в лифт, нажала на кнопку седьмого этажа только потому, что та была менее других искорежена огнем зажигалки.
Подведя мужчину к окну, снова заглянула ему в глаза, заставляя себя успокоиться и не торопиться.
– Как вас зовут? – мягко спросила она, удерживая его за руку.
– Евгений.
– Очень красивое имя. А меня Марина. Вы не хотите мне рассказать, что с вами случилось? – спросила и сразу спохватилась: – Расскажите, вам сразу станет лучше, верьте мне.
– Я верю. – Он помолчал, будто что-то вспоминая или прислушиваясь. – Мне хорошо с тобой, Марина.
Так, сейчас еще целоваться полезет.
– Евгений, вы знакомы с Павлом Мамонтовым? – сменила она тему.
– Он обокрал банк.
– Откуда вы это знаете?
Она сосредоточилась и теперь задавала вопросы целенаправленно, ведя свою линию.
– Я там работаю.
– Очень хорошо. Кем вы там работаете?
– Охранником.
– Отлично. Вы сами видели, как он это сделал, или вам кто-то рассказал?
– Его все видели, – ушел охранник от прямого ответа.
– А вы, Евгений? Вы сами видели его?
– Только женщину, – ответил он, глядя ей глаза в глаза. Лицо его при этом было спокойным, даже умиротворенным.
– Какую женщину?
Марина ничего не понимала. При чем тут женщина?
– В таком пальто. Сером. Длинном и очень широком. Она была беременна.
– А мужчина?
– Его я не видел. На улице я встретил женщину и за ней вошел в зал.
– Но он там был?
– Его все видели, – повторил охранник.
– А вы видели только женщину?
– Да. Но он мог зайти позже, когда я вошел в аппаратную. Его все очень подробно описали. И я его вспомнил. Он у нас обслуживается.
– И вы решили с ним встретиться.
– Да. Встретиться и арестовать.
– Вы раньше работали в милиции?
– Недавно вышел на пенсию.
– Вы молодчина, Евгений. А теперь попробуйте действовать как настоящий милиционер. Вспоминайте все по минутам и секундам. Каждую секунду. И очень подробно. Начинаем. Сначала полностью представьтесь и назовите свой адрес и номер телефона.
Она достала мобильник со встроенной видеокамерой и принялась снимать то, как охранник действительно буквально по секундам, будто специально запоминал, стал рассказывать про то, как он вышел покурить, какая была погода, какие машины стояли поодаль, как он стряхивал пепел в урну.
Прерваться пришлось только однажды, когда из лифта вышла какая-то низенькая женщина с хозяйственной сумкой в руке, в которой что-то очень знакомо звякало. Лицо ее в обрамлении толстого и неестественно пушистого пухового платка казалось круглым, как блин, украшенный красной пуговкой носа. С ходу, едва их только увидела, она начала орать:
– Вы кто такие? Чего тут делаете? А ну пошли отсюда, трахали поганые, всю парадную зассали и гондонами закидали! Я сейчас милицию вызову!
Орала она увлеченно, с наслаждением, явно чувствуя себя в полном своем праве. Ни уговоры, ни убеждения на таких не действуют. Марине пришлось оставить охранника и еще несколько секунд выслушивать истошное "Не подходи ко мне!" и кое-что матом. Потом алкашка ушла, очень тихо прикрыв за собой дверь квартиры.
Погруженный в транс, как в тягучую патоку, охранник продолжил свой рассказ по первой команде, а Марина слушала и понимала, что без специалиста тут не обойтись. Это детальное, посекундное восстановление событий должно стать для следствия неопровержимым доказательством невиновности Павла. Все это очень похоже на наведенный образ. А если наоборот? Хорошо, охранник не видел, а другие? Ведь они же составили фоторобот, по которому бывший мент, можно сказать, без труда нашел подозреваемого. Ну а действующие что же? Не могут?
Эта мысль заставила ее побыстрее свернуть интервью.
– Вы молодец. Сейчас идите домой, поужинайте и ложитесь спать. Вам нужно отдохнуть и восстановить силы.
Она отпустила его запястье и пошла к лифту. Охранник потопал за ней следом.
Глава 10
СОБЛАЗНЫ
Не став ничего выяснять и дожидаться лифта, Павел рванул вниз по лестнице, но далеко уйти не смог. Его перехватила соседка, живущая под ним этажом ниже. Наверное, она услышала его шаги по квартире и выскочила на перехват.
Год назад он имел глупость наложить на ее мужа заклятие от пьянства – уж больно она достала его своими жалобами и криками, которыми пыталась воспитывать супруга, когда тот бывал подшофе, а поскольку выпивал он часто и бессистемно, то громогласные нравоучения приходилось выслушивать всем соседям в самое разное время суток, в том числе по ночам. Теперь мужик не пил, но семья от этого счастливей не выглядела. Похоже, что отец семейства выпивал по большей части для того, чтобы забыться, уйти от суровой действительности в лице собственной супруги, находившей теперь иные поводы для скандалов. Сначала Павел хотел поставить заклятие ей на голос или еще на что, но потом плюнул, решив, что это не его дело – в чужую жизнь вмешиваться, и просто поставил защиту на свою квартиру. Теперь он не только не слышал визгливых криков Зои Ивановны, но и она не могла к нему попасть никоим образом – ни дозвониться, ни достучаться сквозь защиту. Зато шаги его слышала и в результате могла поджидать его под дверью – этого он как-то не учел. В других случаях она перехватывала его на улице.
– Павел! – горячо воскликнула соседка таким голосом, с такой патетикой, будто ей только что, прямо сейчас, сделал предложение руки и сердца человек, в которого она была давно и страстно влюблена.
– Здравствуйте, – кивнул он, стараясь не замедлять хода и делая вид, что не понимает ее призывно-молящего тона.
– Помогите мне!
– Хорошо-хорошо, – скороговоркой проговорил он, все еще делая попытку протиснуться между соседкой и стенкой, но та блокировала его маневр с ловкостью чемпиона Олимпийских игр по хоккею с шайбой, так что Павел вынужден был остановиться, глядя сверху вниз в глубокий вырез ее домашнего халата, в котором хорошо просматривались подвявшие мешочки ее грудей. – Зайдите ко мне вечером, – добавил он.
Видно, такую попытку она уже делала, а может, и неоднократно, поэтому на уловку не поддалась.
– Это срочно.
– Извините, Зоя Ивановна, я спешу. Очень спешу.
– Но это всего лишь минута!
– Зоя Ивановна…
– Вы врач, вы не можете мне отказать! Вы давали клятву Гиппократа!
Господи, как же его достала эта клятва, которую он никогда никому не давал. Но все его попытки апеллировать к этому непреложному факту не приводили к успеху.
– Я вам уже говорил, что я не врач.
– Но ведь вы лечите! Я разговаривала о вас со своей подругой, она большой специалист в этих вопросах, так вот она говорит…
– Разрешите мне пройти, – решительно потребовал он, резким движением дергая вверх «молнию» куртки. Но этот мужественный жест не произвел на соседку никакого впечатления.
– Павел, у меня беда! Помогите. Только вы можете мне помочь.
Ох… Ну и что тут делать? Послать ее куда подальше? Так потом самого совесть замучает. Да и растрезвонит еще.
– Ну хорошо, минута. Одна минута! Говорите.
– Давайте пройдем ко мне, я вам все подробно…
– Вечером! – заявил он деревянным голосом профессионального диспетчера на телефоне, привыкшего отражать атаки клиентов.
– Мне неудобно, соседи услышат, – сказала она, резко снижая громкость.
"Ты бы сиськи свои закрыла, стыдливая ты наша!"
– Как угодно.
– Мой муж, – потупилась "стыдливая".
– Опять пьет? – слегка удивился Павел. Помнится, он наложил на него очень хорошее заклятие, его ребята-компьютерщики сварганили из трех молитв, образа иконы "Неупиваемая купина" и отличного отворота от спиртного, включающего самые отвратные картинки алкашей и медицинских наблюдений за злоупотребляющими спиртным. Действует безотказно. По офису по сию пору гуляет глумливый слух, что парни сами не могут придумать ему противодействия. Мается там кое-кто, сдуру испробовав формулу на себе.
– Он завел себе любовницу.
Полусдувшиеся мешочки вместе со вздохом сначала поползли вверх, а потом вслед за хныканьем, подрагивая, стали опускаться.
"А ты бы не пилила мужика".
– Серьезное дело. Очень серьезное. Значит, так. Тут у науки пока нет однозначного ответа. Но можно попытаться помочь этому делу. Сегодня вечером приходите ко мне вместе с любовницей. Постараюсь вам помочь.
– Спасибо вам боль…
– До свидания! – перебил ее Павел и, обогнув препятствие, устремился вниз.
Уже двумя пролетами ниже он услышал отчаянный вопль: "Что?! С кем прийти?!"
Ни сегодня вечером, ни завтра он не собирался появляться дома.
Разогнавшись на лестнице, он пулей вылетел на улицу и едва не сбил с ног человека в расстегнутой кожаной куртке, как раз поднимавшегося на бетонный приступок у подъезда.
– Извините, – буркнул Павел, пытаясь для избежания лобового столкновения сделать обходной маневр, не удавшийся по причине того, что его крепко схватили за рукав куртки повыше локтя.
– Минуточку, – попросил незнакомец.
– Что?
– Гражданин Мамонтов?
У Павла нехорошо похолодело за грудиной. Особенно после того, как за незнакомцем он увидел еще две крепенькие фигуры, а левее – легковушку с синим милицейским номером на переднем бампере.
– А вы кто? – ответил он вопросом на вопрос, пытаясь выиграть время и хоть что-то сообразить, но явно не на тех напал. Эти люди не только хорошо знали свое дело, но и неплохо реагировали, демонстрируя опыт, полученный во время многих подобных инцидентов. Впрочем, это для кого-то, может, инциденты, а для кого-то обычная героическая работа.
– Милиция, – взмахнул перед его лицом удостоверением человек из второго ряда, тогда как первый продолжал держать за рукав.
– Понятно, – пробормотал Павел.
Раскидать всех троих и деморализовать водителя, маячившего за лобовым стеклом, было делом двух секунд, если не меньше, если б не существующее табу на воздействие на государевых людей. Впрочем, вчера он его нарушил. Может, они как раз по этому поводу?
– Я, – наконец сознался он, краем глаза пытаясь заметить, не видит ли этот позор кто-нибудь из соседей.
– Пройдемте с нами, – якобы попросил кожаный.
– По какому поводу?
– Мы вам все объясним. Прошу.
Это сопровождалось весьма ощутимым потягиванием за материал куртки Павла, свидетельствующим о серьезности намерений незнакомцев.
– Нет уж. Объясняйте здесь, – уперся Павел. – Вы меня арестовываете?
– Пока что приглашаем.
– По какому поводу? – продолжал упорствовать он, одновременно пытаясь вспомнить свои законно-конституционные права. Ничего путного у него не получилось, если не считать того, что он почерпнул из кинофильмов, почему-то преимущественно американских, и детективных книжек, почти поголовно страдающих, как он сейчас понял, абсолютной правовой безграмотностью. Американцы поголовно требовали пригласить адвоката или дать сделать один законный звонок, а наши супермены откровенно били в морду, на манер комбайна «Дон» кося противника, как пшеницу под Полтавой – снопами, валками, грядками или как там это называется.
– Не стоит сопротивляться. Просто поехали с нами, и все.
– "Все" в каком смысле?
– Вы куда-то собрались? – спросил третий, обходя слева.
– На отдых!
– За границу?
– В здравницу. Да отпустите вы меня! – дернул он рукой на себя, пытаясь высвободиться, и это ему неожиданно удалось.
– Сопротивление при задержании! – провозгласил неизвестно кто из них, и это привело к оживлению всех троих.
На этом уровне телевизионные программы вполне доступно объясняют содержание "Закона о милиции". Во всяком случае, Павлу этого хватило. Он увидел свою перспективу в душной камере на железных нарах, на которых спят по очереди, с воняющей парашей и прочими ужасами отечественных казематов, и разозлился. Да с какой стати?!
Жахнул он так, что в позвоночнике запекло, где-то на уровне лопаток.
Все трое разом попадали, корчась. Рты разинуты в беззвучном крике. Отчего-то особенно запомнились глаза того, что хватал его за рукав. Они были готовы выскочить наземь, на истоптанный тонкий снежок, до того что стали видны красные сочленения между глазными яблоками и внутренней поверхностью век. В этих вываливающихся глазах не было ни удивления, ни страха. В них была одна боль, боль с самой большой буквы, какую только может испытывать человек, живое существо, которое в этот момент никакое не мыслящее, как пишут в учебниках, но лишь страдающее.
После вида этих глаз Павел поступил с водителем, если можно так сказать, гуманно. Тот просто подпрыгнул на сиденье и выскочил наружу, хватаясь за спину и изумленно таращась внутрь салона. По его брюкам растекалось темное пятно, но он этого не замечал, испуганно пытаясь пощупать собственную спину.
Глядеть на всех четверых было неприятно в высшей степени. Это было словно укор, словно свидетельство о совершенном им… О чем совершенном?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49