Так в первый же день бомбардировки погиб виконт Маркос Перес Хименес, сеньор Герники и Куэнки, ибо сам дьявол помогал англичанам (а сведущему человеку известно, что гибралтарская скала внутри полая, и в этих пещерах еретики куют орудия для сатанинских оргий). Испанские мортиры в свою очередь каждодневно поливали неприятельские стены ядрами, и когда стало видно, что обвалилась левая башня близ главных ворот Гибралтара, Аугусто граф Каланьяс отдал приказ о штурме. Но за грехи наши Господь не споспешествовал этому начинанию, и испанские полки отошли с большими потерями. Тогда ночью 28 сентября по тайному подземному ходу из Гибралтара в расположение испанских войск пробрался местный еврей Менахем Бегин. Он предложил графу Каланьясу устроить так, что в гибралтарской крепости взорвется пороховой склад, и тогда она падет сама, а себе за труды просил должность откупщика королевских налогов с Каталонии, Арагона и Новарры. Граф не хотел было вообще его слушать, но наследный принц горячо поддержал на военном совете это предложение, и еврею дали три дня для свершения своего чудовищного замысла. Конечно, граф Каланьяс не поверил врагу христианской веры и оказался прав, ибо прошло три дня, а пороховые склады неприятеля так и не взлетели на воздух; видно, англичане прознали про замысел еврея, ибо вскоре его голова уже висела на крепостной стене Гибралтара на виду у испанских позиций. Но Сатана не так уж и помогал англичанам, поскольку они весьма страдали от нехватки питьевой воды. Вообще же окрестности являли собой подобие Преисподней: всюду был запах серы, люди катили к мортирам ядра, а над их головами свистели снаряды неприятеля с кораблей. Английский флот властвовал на море, и множество испанских судов стало жертвой лихих британцев.
На Рождество в Мадрид прибыл гонец от короля Французского Карлоса де Голля с предложением посредничать в мирных переговорах с англичанами".
Из "Хроники Эскориала".
"Земля Англицкая лежит в Северном море, и ехать до той земли морем восемнадцать дён. Правит той землей королева Элизабесф, Лизка по-нашему, и вся как есть пошлая - к простолюдинам по престольным праздникам выходит и сама милостыню раздает. А страна та мокрая и холодная, но морозов поменьше нашего. Люди аглицкие суть немцы, но по наречию разнятся с немцами на матёрой земле. Ходят они в камзолах и плащах, а жёны часто простоволосы. Работящи, но скупы и бережливы - старой плошки и то не выбросят. Вера там еретическая, суть названием аглицкая, и с папой римским они до сих пор на ножах. Канцлером там сейчас Джоний Майджур ерл Герифордийский. Союз у аглицких немцев с Бельгией, Голландией, Данией, Норвегией и с немецкими землями, где процветает луторова ересь. Как ушли года два тому наши стрельцы из Берлина, они уж тут как тут. Да и со скотландийцами они ныне примирились, и королевич аглицкий Чарлзий, прогнавши прынцессу Дианку за блуд и непотребство, со скотландийской герцогыней венчался. Флот корабельный у аглицких немцев изрядный, много кораблей строят купцы, да и королевские люди тоже. Ходят те корабли через Море-Акиян к Атлантидии и Арапии. Хотят впредь ходить и к нам - в Петроград и Архангельск, и дабы мы им разрешили лес валить как встарь, а также поташ, воск, пушнину и иное зелье вывозить. А еще хотят по Волге торговать беспошлинно с Персиянской землей и дальше с Индией. Но по сухопутью они воевать не охочи, войско у них числом мало, и говорят, король гишпанский их в 7490 году от Сотворения Мира побил при Сантьяго-де-Компостела".
Из "Меморандумия дьяка Посольского Приказу Евгеньки, Примакова сына, что был послан в Страну Аглицкую с малым посольством, им же самим написанного и сочиненного".
По пути Шварну Володимеровичу попадалось все больше деревень со смешанным населением: чехи, поляки, уже много немцев в шляпах особого фасона с большим козырьком. В придорожной таверне, сидя за кружкой пива с ломтем хлеба и куском сыра, он рассматривал прибитые к стене гравюры в деревянных рамках - "Идеальная женщина" и "Идеальный мужчина", а пониже кто-то по-немецки грубо накорябал стихотворение, начинающееся словами:
Черт жениться захотел,
Даже бабу присмотрел...
Тут некто стал громко на латыни ругать всех историков вообще и доказывать, что вся древняя история - одна сплошная выдумка, и не было никогда ни древних римлян, ни древних греков, а египетские пирамиды выдумка еретиков-герметиков. Вряд ли кто из присутствующих, кроме Шварна Володимеровича, мог понять, о чем он говорит, но тем более все удивились, когда наш путник тоже на латыни стал ему возражать. Хозяин харчевни решил, что здесь богословский спор двух студентов, и послал мальчишку сбегать за священником в соседнюю церковь, дабы тот рассудил их и заодно рассказал всем завсегдатаям, в чем собственно дело. А Шварн Володимерович - бакалавр свободных искусств Краковского университета - едва не сцепился с неучем по-настоящему:
"Если ты не в состоянии понять что-либо, это не значит вовсе, что этого не могло быть. Ignorantia juris neminem excusat!"
"Ei incumbit probalto, qui dicut, non qui negat!"
"Очевидное не нуждается в доказательствах!" "Все эти доказательства - licentia poetica!" "Браво, а на каком языке ты опровергаешь?" "Латынь придумали священники!" "А что же было, если ничего не было? Natura non facit saltus!" "Ничего не доказывает тот, кто доказывает слишком много". "Да через пятьсот лет..." "Что ж ты замолчал?" "Священник пришел. Если не хочешь, чтобы тебя сожгли на костре как еретика, замолчи и ты". Неуч повиновался, и когда благообразный тучный священник стал увещевать их не смущать простых поселян словоизвержениями на непонятной латыни, Шварн Володимерович отвечал, что они со старым университетским приятелем заспорили о достоинствах поэмы Тита Лукреция Кара "О природе вещей" и даже на память прочел стишок на латыни:
Ветер, во-первых, неистово волны бичует...
Вечером скоморох Сашка Щигалев оказался в роскошный палатах пред светлыми очами Ксении Анатольевны. Он вовсе не собирался сюда приходить, но когда он шел по питерской улочке, смертельно уставший после трудового дня в их с сотоварищами общем балаганчике под вывеской "Король и шут", где они развлекали завсегдатаев плясками и песнями, а иной раз рассказывали страшные сказки, - когда он, смертельно усталый, шел по улице, протянувшейся вдоль берега моря, в сторону Стрельны, где его ждала возлюбленная - купеческая дочка с атласной русой косой - в этот самый миг к нему подъехали два стремянных в дорогих кафтанах и вначале любезно пригласили следовать за ними. - Куда?-не понял Сашка. - Боярышня тебя сегодня видела. Хочет, что б ты ей спел, да и сплясал. - Не буду я... - Ты что - белены объелся? Ты кто есть? Ничтожнейший человечишка... А она - боярышня. Ущучил? Ты эт, смотри, будет тебе за непослушание! Улестишь ее - она тебе даст куль червонцев. - В каком смысле улесчу? - А может и в том самом. Их - бояр сам бес не разберет, что им нужно! Садись позади меня. И вот скоморох Сашка Щигалев, вместо того, чтобы пить вкуснейший сбитень с бубликами и малиной у своей возлюбленной, был привезен в Большой Дворец, который как-то сам собой перешел во владение Ксении Анатольевны после смерти батюшки. Он, смущенный и понурый, предстал перед хозяйкой, которая восседала в креслах - пальцы унизаны дорогими перстнями - и лакомилась заморскими фисташками с мальвазией. Ксения Анатольевна рассмотрела скомороха и сказала: - Спой что-нибудь. Сашку всего перекосоротило, но он почти прокричал песню, которая очень хорошо отражала его душевное состояние:
Скрыть печаль свою стараясь, Палач нахмурил лоб сердито, Hо трактирщик понял: "Сердце палача разбито..."
"Hе привык таким я здесь Тебя, приятель, видеть. Что стряслось, скажи мне? Клянусь, лишь дьявол мог тебя обидеть".
"Пра.во..судию я верил, но теперь в нём нет мне места Умерла моя подруга детства..." (Палача невеста...)
"От меня она скрывала Свои жуткие мученья, Толпа вокруг кричала Им хотелось развлеченья.
Жизнь - игра со смертью, Где святость - там и грех, И бил её я плетью, Хотя считал её я лучше всех".
"Правосудию я верил, но теперь в нём нет мне места Умерла моя подруга детства..." (Палача невеста...)
Слово "ведьма" вызывало В людях злобу и жестокость. Hа костре она сгорала, И душа её летела в пропасть.
"Правосудию я верил, но теперь в нём нет мне места Умерла моя подруга детства..." (Палача невеста...)
Ксении Анатольевне не очень понравилось пение, и она хмыкнула и приказала: - А теперь спляши. - Не будут я плясать! - Не будешь?! Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? А еще скоморох... - Все равно не буду! Ксения Анатольевна нахмурилась и хлопнула в ладоши: - Ребята, всыпьте-ка ему двадцать горячих и гоните со двора, и цепняков спустите, чтоб своих не узнал.
Небогатый немецкий дворянин Вернер фон Браун сидел за своим рабочим столом, заставленным моделями глобуса, астролябиями, заваленным исписанными пергаментами и старыми чернильницами с высохшими чернилами. Было слышно, как где-то по улице громыхает телега, а во дворе слуга сворачивает голову лопочущему и хлопающему крыльями гусаку. Хозяин заходил из угла в угол и, как уже давно привык, говорил сам с собой. Он - еще в молодости испортивший зрение, устающий читать и писать уже через четверть часа - все бы отдал, чтобы мысли произнесенные тут же превращались в слова на пергаменте, даже если бы для этого пришлось заключить договор с самим дьяволом: он уже знал, что для этого следует соединить печатный конвеер английского мастера Ксерокса со слуховой трубой, вроде тех, что изобрел Великий Мастер Леонардо да Винчи. Вернер фон Браун ходил из угла в угол и проговаривал то, что следовало потом, при свете дня записать: - Гераклит полагал, что расстояние до неба столь велико, что если медная наковальня будет падать вниз на Землю, лишь на девятые сутки она достигнет ее поверхности. Мы сейчас знаем, ибо многие ученые мужи это доказали, что Земля не находится в центре Вселенной, а вращается вокруг Солнца, а орбита ее равна 365 с четвертью оборотов вокруг своей оси, иначе говоря равна четырнадцати миллионам шестистам десяти тысячам французских километров. Стало быть, от Земли до Солнца - два миллиона триста двадцать пять тысяч французских километров, а всадник на хорошем коне проскачет это расстояние за 64 года непрерывной каждодневной скачки. Учитывая ускорение свободного падения, открытое Галео Галилеем, равное девяти и восьмидесяти одной сотой французского метра в секунду - т.е. скорость наковальни, падающей с неба на Землю у самой Земли будет равна семи тысячам двумстам четырем километрам в секунду, находим расстояние от Земли до неба два миллиарда шестьсот сорок пять с лишним миллионов французских километров. Это и будет расстояние до Неба Неподвижных Звезд. Вернер фон Браун выглянул в коридор и крикнул: - Ганс! Подай кофе с венскими булочками. И продолжал ходить из угла в угол: - Сможет ли китайская пороховая ракета пролететь такое огромное расстояние? И сколько ей потребуется времени? Как узнать скорость пороховой ракеты? Вот неразрешимые вопросы... Он сел и задумался. Тут появился слуга с подносом. - Что это!? - Как приказывали: кофе с булочками. - Поставь сюда. Иди... Или предпочесть обыкновенное пушечное ядро?.. Но ведь человек не может передвигаться со скоростью, превышающей тридцать пять французских километров в час, иначе он неминуемо погибнет от перегрузок... Что делать? Мы никогда не достигнем звезд...
"Царю и Великому Государю Борису Николаевичу братья Чермные Матвей и Сергей челом бьют! Царь наш батюшка! Только на твою милость и уповаем. Припадаем к ногам твоим и слезно просим на лихоимцев местных. Мы два брата из города Саратова взялись за подряд построить мельницу большую для нужд всего общества. И строили мы ее честно и споро. Как готова была, хотели получить причитающиеся нам за подряд этот восемнадцать тысяч пятьсот двадцать три рубля. Ан, нет! воевода твой саратовский платить отказал и велел гнать со двора, а как стали мы жалобы чинить, тут говорит, отправлю, мол, в Москву в Разбойный приказ там вам, окаянные, ребра-то переломают. Уж мы тебе, твоё Царское Величество, докучаем, но более мочи нет. Топни ножкой! Накажи лихоимцев да казнокрадов! А как все выправлено будет, рады служить твоей Царской Милости в ином каком деле и всю жизнь Богу за тебя молиться будем. На том стоим: рабы твои верные Матвей и Сергей, братья Чермные".
Приписка подьячего Челобитного Приказа Сергуньки Степашина: "Челобитчики эти - братья Чермные Матвей и Сергей - воры изрядные и солгут, не сморгнут. Мельницу по подряду строили вдвое долее срока, а лес казенный, на дело это пущенный, тайно сбывали персиянским купцам, и говорят, у казны на этом деле уворовали общим счетом на сто тридцать пять тысяч триста тридцать рублей. Мыслю - отказать надобно в челобитьи".
"Майкл, принц Бенинский - он же Магомед Али, султан Алжирский.
1 2 3 4 5
На Рождество в Мадрид прибыл гонец от короля Французского Карлоса де Голля с предложением посредничать в мирных переговорах с англичанами".
Из "Хроники Эскориала".
"Земля Англицкая лежит в Северном море, и ехать до той земли морем восемнадцать дён. Правит той землей королева Элизабесф, Лизка по-нашему, и вся как есть пошлая - к простолюдинам по престольным праздникам выходит и сама милостыню раздает. А страна та мокрая и холодная, но морозов поменьше нашего. Люди аглицкие суть немцы, но по наречию разнятся с немцами на матёрой земле. Ходят они в камзолах и плащах, а жёны часто простоволосы. Работящи, но скупы и бережливы - старой плошки и то не выбросят. Вера там еретическая, суть названием аглицкая, и с папой римским они до сих пор на ножах. Канцлером там сейчас Джоний Майджур ерл Герифордийский. Союз у аглицких немцев с Бельгией, Голландией, Данией, Норвегией и с немецкими землями, где процветает луторова ересь. Как ушли года два тому наши стрельцы из Берлина, они уж тут как тут. Да и со скотландийцами они ныне примирились, и королевич аглицкий Чарлзий, прогнавши прынцессу Дианку за блуд и непотребство, со скотландийской герцогыней венчался. Флот корабельный у аглицких немцев изрядный, много кораблей строят купцы, да и королевские люди тоже. Ходят те корабли через Море-Акиян к Атлантидии и Арапии. Хотят впредь ходить и к нам - в Петроград и Архангельск, и дабы мы им разрешили лес валить как встарь, а также поташ, воск, пушнину и иное зелье вывозить. А еще хотят по Волге торговать беспошлинно с Персиянской землей и дальше с Индией. Но по сухопутью они воевать не охочи, войско у них числом мало, и говорят, король гишпанский их в 7490 году от Сотворения Мира побил при Сантьяго-де-Компостела".
Из "Меморандумия дьяка Посольского Приказу Евгеньки, Примакова сына, что был послан в Страну Аглицкую с малым посольством, им же самим написанного и сочиненного".
По пути Шварну Володимеровичу попадалось все больше деревень со смешанным населением: чехи, поляки, уже много немцев в шляпах особого фасона с большим козырьком. В придорожной таверне, сидя за кружкой пива с ломтем хлеба и куском сыра, он рассматривал прибитые к стене гравюры в деревянных рамках - "Идеальная женщина" и "Идеальный мужчина", а пониже кто-то по-немецки грубо накорябал стихотворение, начинающееся словами:
Черт жениться захотел,
Даже бабу присмотрел...
Тут некто стал громко на латыни ругать всех историков вообще и доказывать, что вся древняя история - одна сплошная выдумка, и не было никогда ни древних римлян, ни древних греков, а египетские пирамиды выдумка еретиков-герметиков. Вряд ли кто из присутствующих, кроме Шварна Володимеровича, мог понять, о чем он говорит, но тем более все удивились, когда наш путник тоже на латыни стал ему возражать. Хозяин харчевни решил, что здесь богословский спор двух студентов, и послал мальчишку сбегать за священником в соседнюю церковь, дабы тот рассудил их и заодно рассказал всем завсегдатаям, в чем собственно дело. А Шварн Володимерович - бакалавр свободных искусств Краковского университета - едва не сцепился с неучем по-настоящему:
"Если ты не в состоянии понять что-либо, это не значит вовсе, что этого не могло быть. Ignorantia juris neminem excusat!"
"Ei incumbit probalto, qui dicut, non qui negat!"
"Очевидное не нуждается в доказательствах!" "Все эти доказательства - licentia poetica!" "Браво, а на каком языке ты опровергаешь?" "Латынь придумали священники!" "А что же было, если ничего не было? Natura non facit saltus!" "Ничего не доказывает тот, кто доказывает слишком много". "Да через пятьсот лет..." "Что ж ты замолчал?" "Священник пришел. Если не хочешь, чтобы тебя сожгли на костре как еретика, замолчи и ты". Неуч повиновался, и когда благообразный тучный священник стал увещевать их не смущать простых поселян словоизвержениями на непонятной латыни, Шварн Володимерович отвечал, что они со старым университетским приятелем заспорили о достоинствах поэмы Тита Лукреция Кара "О природе вещей" и даже на память прочел стишок на латыни:
Ветер, во-первых, неистово волны бичует...
Вечером скоморох Сашка Щигалев оказался в роскошный палатах пред светлыми очами Ксении Анатольевны. Он вовсе не собирался сюда приходить, но когда он шел по питерской улочке, смертельно уставший после трудового дня в их с сотоварищами общем балаганчике под вывеской "Король и шут", где они развлекали завсегдатаев плясками и песнями, а иной раз рассказывали страшные сказки, - когда он, смертельно усталый, шел по улице, протянувшейся вдоль берега моря, в сторону Стрельны, где его ждала возлюбленная - купеческая дочка с атласной русой косой - в этот самый миг к нему подъехали два стремянных в дорогих кафтанах и вначале любезно пригласили следовать за ними. - Куда?-не понял Сашка. - Боярышня тебя сегодня видела. Хочет, что б ты ей спел, да и сплясал. - Не буду я... - Ты что - белены объелся? Ты кто есть? Ничтожнейший человечишка... А она - боярышня. Ущучил? Ты эт, смотри, будет тебе за непослушание! Улестишь ее - она тебе даст куль червонцев. - В каком смысле улесчу? - А может и в том самом. Их - бояр сам бес не разберет, что им нужно! Садись позади меня. И вот скоморох Сашка Щигалев, вместо того, чтобы пить вкуснейший сбитень с бубликами и малиной у своей возлюбленной, был привезен в Большой Дворец, который как-то сам собой перешел во владение Ксении Анатольевны после смерти батюшки. Он, смущенный и понурый, предстал перед хозяйкой, которая восседала в креслах - пальцы унизаны дорогими перстнями - и лакомилась заморскими фисташками с мальвазией. Ксения Анатольевна рассмотрела скомороха и сказала: - Спой что-нибудь. Сашку всего перекосоротило, но он почти прокричал песню, которая очень хорошо отражала его душевное состояние:
Скрыть печаль свою стараясь, Палач нахмурил лоб сердито, Hо трактирщик понял: "Сердце палача разбито..."
"Hе привык таким я здесь Тебя, приятель, видеть. Что стряслось, скажи мне? Клянусь, лишь дьявол мог тебя обидеть".
"Пра.во..судию я верил, но теперь в нём нет мне места Умерла моя подруга детства..." (Палача невеста...)
"От меня она скрывала Свои жуткие мученья, Толпа вокруг кричала Им хотелось развлеченья.
Жизнь - игра со смертью, Где святость - там и грех, И бил её я плетью, Хотя считал её я лучше всех".
"Правосудию я верил, но теперь в нём нет мне места Умерла моя подруга детства..." (Палача невеста...)
Слово "ведьма" вызывало В людях злобу и жестокость. Hа костре она сгорала, И душа её летела в пропасть.
"Правосудию я верил, но теперь в нём нет мне места Умерла моя подруга детства..." (Палача невеста...)
Ксении Анатольевне не очень понравилось пение, и она хмыкнула и приказала: - А теперь спляши. - Не будут я плясать! - Не будешь?! Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? А еще скоморох... - Все равно не буду! Ксения Анатольевна нахмурилась и хлопнула в ладоши: - Ребята, всыпьте-ка ему двадцать горячих и гоните со двора, и цепняков спустите, чтоб своих не узнал.
Небогатый немецкий дворянин Вернер фон Браун сидел за своим рабочим столом, заставленным моделями глобуса, астролябиями, заваленным исписанными пергаментами и старыми чернильницами с высохшими чернилами. Было слышно, как где-то по улице громыхает телега, а во дворе слуга сворачивает голову лопочущему и хлопающему крыльями гусаку. Хозяин заходил из угла в угол и, как уже давно привык, говорил сам с собой. Он - еще в молодости испортивший зрение, устающий читать и писать уже через четверть часа - все бы отдал, чтобы мысли произнесенные тут же превращались в слова на пергаменте, даже если бы для этого пришлось заключить договор с самим дьяволом: он уже знал, что для этого следует соединить печатный конвеер английского мастера Ксерокса со слуховой трубой, вроде тех, что изобрел Великий Мастер Леонардо да Винчи. Вернер фон Браун ходил из угла в угол и проговаривал то, что следовало потом, при свете дня записать: - Гераклит полагал, что расстояние до неба столь велико, что если медная наковальня будет падать вниз на Землю, лишь на девятые сутки она достигнет ее поверхности. Мы сейчас знаем, ибо многие ученые мужи это доказали, что Земля не находится в центре Вселенной, а вращается вокруг Солнца, а орбита ее равна 365 с четвертью оборотов вокруг своей оси, иначе говоря равна четырнадцати миллионам шестистам десяти тысячам французских километров. Стало быть, от Земли до Солнца - два миллиона триста двадцать пять тысяч французских километров, а всадник на хорошем коне проскачет это расстояние за 64 года непрерывной каждодневной скачки. Учитывая ускорение свободного падения, открытое Галео Галилеем, равное девяти и восьмидесяти одной сотой французского метра в секунду - т.е. скорость наковальни, падающей с неба на Землю у самой Земли будет равна семи тысячам двумстам четырем километрам в секунду, находим расстояние от Земли до неба два миллиарда шестьсот сорок пять с лишним миллионов французских километров. Это и будет расстояние до Неба Неподвижных Звезд. Вернер фон Браун выглянул в коридор и крикнул: - Ганс! Подай кофе с венскими булочками. И продолжал ходить из угла в угол: - Сможет ли китайская пороховая ракета пролететь такое огромное расстояние? И сколько ей потребуется времени? Как узнать скорость пороховой ракеты? Вот неразрешимые вопросы... Он сел и задумался. Тут появился слуга с подносом. - Что это!? - Как приказывали: кофе с булочками. - Поставь сюда. Иди... Или предпочесть обыкновенное пушечное ядро?.. Но ведь человек не может передвигаться со скоростью, превышающей тридцать пять французских километров в час, иначе он неминуемо погибнет от перегрузок... Что делать? Мы никогда не достигнем звезд...
"Царю и Великому Государю Борису Николаевичу братья Чермные Матвей и Сергей челом бьют! Царь наш батюшка! Только на твою милость и уповаем. Припадаем к ногам твоим и слезно просим на лихоимцев местных. Мы два брата из города Саратова взялись за подряд построить мельницу большую для нужд всего общества. И строили мы ее честно и споро. Как готова была, хотели получить причитающиеся нам за подряд этот восемнадцать тысяч пятьсот двадцать три рубля. Ан, нет! воевода твой саратовский платить отказал и велел гнать со двора, а как стали мы жалобы чинить, тут говорит, отправлю, мол, в Москву в Разбойный приказ там вам, окаянные, ребра-то переломают. Уж мы тебе, твоё Царское Величество, докучаем, но более мочи нет. Топни ножкой! Накажи лихоимцев да казнокрадов! А как все выправлено будет, рады служить твоей Царской Милости в ином каком деле и всю жизнь Богу за тебя молиться будем. На том стоим: рабы твои верные Матвей и Сергей, братья Чермные".
Приписка подьячего Челобитного Приказа Сергуньки Степашина: "Челобитчики эти - братья Чермные Матвей и Сергей - воры изрядные и солгут, не сморгнут. Мельницу по подряду строили вдвое долее срока, а лес казенный, на дело это пущенный, тайно сбывали персиянским купцам, и говорят, у казны на этом деле уворовали общим счетом на сто тридцать пять тысяч триста тридцать рублей. Мыслю - отказать надобно в челобитьи".
"Майкл, принц Бенинский - он же Магомед Али, султан Алжирский.
1 2 3 4 5