Вообще надо заметить, что почти у всех народов Европы есть истории о людях, пораженных «волчьим» помешательством. Известен, например, случай, происшедший в Падуе (Италия) в 1541 году, когда один человек твердо уверовал в то, что он волк, и стал бегать в буйном помешательстве, всем своим поведением показывая, что он, дикий зверь.
Богемию и Венгрию этот бич терзал постоянно, и легенды об оборотнях и о тех, кого поразила волчья болезнь, были изрядно перепутаны.
Описывая портреты уродов из картинной галереи замка Амбрас в Тироле, ученые Раду Флореску и Раймонд Т. Мак-Налли упоминают портрет «человека-волка» Гогонза, уроженца Канарских островов, подхватившего таинственную болезнь, «которая покрыла его шерстью с головы до пят».
По-видимому, двое его детей тоже были покрыты волосами и описываются как «дети-волки», а жена его была вполне нормальной. Нет сомнений — каприз природы, но случай интересен в свете возможного влияния на верования того времени.
Говорили, что в Восточной Европе в средние века существовали люди, которые днем прятались, а ночью выбирались из дома, отправлялись на заброшенные кладбища и там лаяли и выли на могилах. Эти несчастные, настоящие ли оборотни или пораженные болезнью, были очень худые и бледные. У них были глубоко запавшие глаза и покрытые струпьями ноги. Также говорилось, что они одержимы «неутолимой жаждой». Современная медицина, как мы увидим дальше, дает этому объяснение.
Исследуя проблему оборотней, следует помнить, что с древнейших времен человек использовал шкуру волка, свирепейшего из зверей, в качестве одежды и украшения, и было бы странным, если бы волчью смелость или агрессивность с течением времени не стали бы связывать с теми, кто их носит. Подобным же образом много столетий спустя развился в Африке отвратительный культ людей-леопардов, которые носили шкуры, клыки и когти леопардов, наводя ужас на свои жертвы перед тем, как убить их. Но с этими африканскими культами не все просто. Давайте взглянем на них попристальнее.
Начать, скорее всего, надо с того, что между человеком и животным может устанавливаться определенная связь, которую Дж. Фрезер в своей знаменитой «Золотой ветви» назвал симпатической, а сегодня ученые называют полевой. Таким человеком может быть колдун, шаман — словом, человек, обладающий экстрасенсорными способностями. В странах Западной Африки распространен обряд, в котором колдуны берут кровь из уха животного и из своей руки и прививают свою кровь животному, а кровь зверя — себе. Считалось, что с этого момента между ними возникает связь, причем настолько тесная, что гибель одного влечет за собой смерть другого.
Такими животными-побратимами могут быть и леопарды, и гиппопотамы, и даже крокодилы. Помните «Маугли»: «Мы с тобой одной крови, ты и я!..»
Не каждый человек способен найти свою лесную душу, но он может обратиться к прорицателю и узнать, в каком животном она находится. Как правило, лесными душами отца и сыновей становятся звери одного вида. То же относится и к женской линии. Не в этой ли невидимой, но в очень тесной зависимости — корни тотемизма?
Альберто Онгаро, итальянский журналист
Из очерка «ИНТЕРВЬЮ С „ЛЕОПАРДАМИ“ (1974)
Мы ждем уже почти два часа, а сигнала все нет и нет. Ошибиться мы не могли: все, как условливались, — поляна в лесу возле селения Эдеа. Здесь нам было велено дожидаться эмиссара, посланного за ответом от людей-леопардов. Захотят ли они встретиться с нами? Согласятся ли допустить к себе «тумбала», то есть белых? Ведь люди-леопарды составляют самое запретное из всех тайных обществ Африки…
Два обстоятельства питают наши надежды. Во-первых, прежде чем отправиться к людям-леопардам, наш эмиссар консультировался с колдуном, и колдун ответил, что нам можно доверять, что мы — тумбала серьезные, уважающие Африку и ее традиции. Мнение, что и говорить, лестное. Во-вторых, рядом с нами на заднем сиденье джипа спит принц Дика Акуа, потомок одного из знатнейших и могущественнейших родов Африки, обладатель трех парижских дипломов, профессор местного университета, глубокий знаток и неутомимый исследователь психологии африканца.
Неожиданно из леса (который для нас уже перестал быть лесом, а стал обителью мифических существ) доносится нечто конкретное: крик. Он не похож на крики зверей, это явно человеческий голос. Принц тут же просыпается. Мы включаем фары, потревоженные животные разбегаются в спасительную темноту. Снова тот же крик, и через минуту в полосе света появляется человек. Мы выскакиваем навстречу, но он проходит мимо, будто не замечая нас. Подойдя к принцу, он говорит что-то на языке басаа, показывая рукой в направлении леса.
— Ну что? — нетерпеливо спрашиваю я.
— Все в порядке, — отвечает принц. — Не знаю, за какие такие заслуги, но, похоже, духи прониклись к вам симпатией. Двое из людей-леопардов ждут вас в шалаше в нескольких километрах отсюда. Идти придется пешком, так что надо поторопиться. Те двое принадлежат к избранным членам общества, они — нгенге.
Их мы увидели сразу, еще до того, как разглядели на краю поляны шалаш. Были они высоки и на темном фоне деревьев выделялись как светлое пятно. Мы подошли ближе.
Они были пугающе величественны — леопардовые шкуры закрывали их целиком, морда зверя образовывала капюшон, длинный хвост вился по земле. Два леопарда, вставшие на задние лапы, два леопарда, ставшие людьми.
Мы устраиваемся рядом с шалашом на деревянных обрубках и начинаем разговор.
— Кто вы? Кто такие люди-леопарды? — выпаливаю я первые вопросы.
Дика переводит мои слова, но ему приходится быть красноречивее: он говорит долго, люди-леопарды молча слушают, время от времени понимающе кивая скрытой капюшоном головой. Потом один из них начинает отвечать, и принцу снова приходится выручать нас переводом. Но перевод не помогает — понять ничего нельзя.
— Мы воины Бот ба Нгуэ, — говорит человек-леопард, — создателя и защитника народа. Мы — стражи Мбока.
— Что это означает? — в недоумении спрашиваю я у Дика.
Принц улыбается.
— Видите ли, эти люди выражают свои мысли метафорически. Наверное, мне стоит не просто переводить, но и растолковывать все в привычных для европейцев терминах…
К счастью, наши собеседники тоже осознали всю сложность ситуации и перешли на язык, понятный и нам, непосвященным.
— Ты, может быть, слышал, что у народов Черной Африки есть тайные общества и у каждого общества есть своя цель. От этой цели зависит выбор символа, священного животного. Те люди, которые призваны следить за всем, что связано с деньгами и имуществом, зовутся людьми-змеями, потому что змея — это символ богатства. Люди, призванные охранять реки и плывущие по ним пироги, следить за тем, чтобы обмен товарами на берегу был справедливым, зовутся людьми-крокодилами, потому что крокодил — хозяин реки. Те, кто выполняет волю Мбока, зовутся людьми-леопардами, потому что леопард — самый сильный зверь наших лесов, он сам символ силы, а значит, и власти. В других местах, например в Заире, где самым сильным считается лев, люди тайного общества зовутся симба, то есть люди-львы…
— Кто дал вам власть?
— Мбок. Я же сказал, мы — стражи Мбока. Это тот, от кого пошло наше племя. У нас, басаа, он зовется Мбок, в других местах у него другое имя, но каждый народ Африки хранит пепел своего прародителя. Мбок — это вся наша страна, мужчины и женщины, звери, реки, законы, охота, торговля, вера. Мбок принадлежит всем. Но есть человек — Бот ба Нгуэ, который обязан охранять самого Мбока, защищать его. Он глава всех людей-леопардов, а мы его воины.
Перед нами сидят два человека-леопарда, утверждающие, что без конкретной, точно известной причины они никогда не прибегали к насилию.
— Каковы же эти причины? — спрашиваю я у наших странных хозяев.
— Всякий раз, когда нарушаются законы Мбока, мы обязаны восстановить справедливость и наказать нарушителя. Это законы нашего народа. Мы заставляем уважать их даже в том случае, если они расходятся с законами, привезенными в Африку европейцами. Потому-то мы и живем в тени. Есть две Африки, тумбала, — древняя и только что родившаяся. И у каждой свои законы.
— Какие именно?
— Если, к примеру, человек, живущий в джунглях, обманет другого, или уведет у него жену, или изобьет своего отца, кто, по-твоему, накажет его? Или если кто-то покинет женщину, принадлежащую к другому племени, кто отомстит за ее обиду? Или если молодой оставит старика на земле раненым или мертвым, кто накажет виновного? Мы, люди-леопарды. Не надо даже жаловаться на обидчика, потому что люди-леопарды знают все.
Уже на следующий день человек, совершивший преступление, находит рядом со своей хижиной воткнутый в землю обрубок бананового дерева с красным пером попугая. С этой минуты преступник знает, что багенге следят за ним, что они накажут его и наказание будет сообразно совершенному. Если он убил, то будет убит, если ранил, то будет ранен. Если человек не заплатил положенной дани вождю или если он участвовал в заговоре против вождя, люди-леопарды накажут его. Ему не скрыться, не убежать в джунгли: возмездие всюду настигнет его. Кто-нибудь непременно совершит правосудие — люди-леопарды или леопард-зверь. Ведь члены общества имеют над зверями власть, они могут заставить леопарда выполнять их волю…
Вот и заря. Люди-леопарды возвращаются в деревню, из которой пришли вечером. Они уходят быстро, слегка пригнувшись, и оттого кажутся уже не людьми, завернутыми в пятнистые шкуры, а зверями… Дика спрашивает, доволен ли я разговором. И да и нет. Многое осталось неясным. Вот, например, багенге утверждают, что могут подчинять своей воле тех диких зверей, чье имя и чью шкуру они носят. А как это происходит?
— Но ведь это тайна, — отвечает Дика, — в нее посвящены только члены общества. Хотя есть один человек, с которым имеет смысл на эту тему поговорить, — добавляет он. — Когда мы вернемся в Дуалу, я познакомлю вас с ним…
Человека, у которого мы надеемся узнать тайну отношений между людьми и дикими зверями джунглей, зовут Мейнард Хегба. Он католический священник, получил образование в Риме, а сейчас руководит колледжем в Дуале. При виде нас падре Хегба выражает самую живейшую радость.
— Сам я, — говорит падре Хегба, — никогда не присутствовал на церемонии вступления в кровное родство с лесным зверьем, однако есть много достойных доверия свидетелей, которые такие церемонии видели. Договор заключается примерно следующим способом. Человек, который ощущает себя в состоянии стать побратимом зверя — леопарда или, скажем, змеи, — отлавливает облюбованное животное и с помощью других посвященных доставляет его в деревню. Затем колдун берет нож и наносит зверю небольшую рану возле уха; тем же ножом он делает надрез на руке человека. Затем человек прикладывает свою рану к ране животного так, чтобы кровь их перемешалась. Отныне между человеком и зверем заключается договор, который разрушить никто уже не сможет. Зверя после этого освобождают, и он возвращается в джунгли. Он будет по-прежнему жестоким по отношению ко всем, кроме своего кровника. Стоит побратиму позвать зверя, как тот тут же явится, прибежит, приползет, прилетит — в зависимости от того, что это за животное. Африканцы уверены, что, если зверя убить, умрет и человек. Один случай рассказал мне миссионер Триллес. Однажды на берегу реки Тсини он спал в хижине вождя. Неожиданно его разбудил какой-то шум, вернее, шелест в траве за хижиной. Падре Триллес зажег фонарь и с ужасом увидел двухметровую черную змею, вползавшую в дом. При виде человека змея поднялась, готовая к атаке. Миссионер вскинул было карабин, но тут в хижину ворвался вождь и схватил змею в объятия. Он прижимал ее к себе, он ласкал ее как собственного ребенка или брата. При этом он горько упрекал падре: «Ты хотел убить меня…»
Я, — продолжал рассказывать Хегба, когда мы отправились с ним в деревню Боннепоупе, — говорил уже вам, что мне не довелось видеть церемоний, на которых заключаются договоры между людьми и зверями, но вот там, в сердце этого темного леса, который мы проезжаем, живет мой знакомый охотник. Его кровный брат ястреб каждую ночь прилетает к хижине. Отношения между людьми и животными малообъяснимы, они настолько тесны, что многие склонны отождествлять зверя и человека. Как это достигается? Не могу ответить…
Размышления падре прерывает фраза, произнесенная водителем на языке басаа. Машина едва ползет, осторожно проталкиваясь сквозь плотную стену дождя. Свет фар разбивается на мелкие сверкающие осколки.
— Пожалуй, лучше остановиться, — говорит Хегба. — Шофер ничего не видит.
Машина сворачивает в сторону. Под шум ливня я продолжаю беседу, подталкивая ее к самому интересному.
— Падре, — говорю я, — можно ли поверить в реальность этих странных соглашений, которые люди-леопарды заключают с животным? Я могу поверить, что звери прибегают на зов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65