Несомненно, мать-настоятельница не одобрила бы ее поведение.
Когда они выходили из машины, Чезаре сказал сестре:
— Это твой последний визит в монастырь.
— Что? — Джеки обернулась, ошеломленная его словами.
— В этот раз я позволил тебе поехать сюда только из-за матери.
Девочка потрясла головой, не веря своим ушам.
— Что такое ты говоришь?
— А ты что, не понимаешь? — рявкнул Чезаре. — Монастырь находится на территории семьи Гольдони!
— И что из этого?
— А то, что мы враждуем с этой семьей! — заорал брат с такой яростью, что девочка отшатнулась.
— Я не желаю принимать участие в ваших идиотских вендеттах, — после секундной паузы заявила она. Сердце Джеки было готово вырваться из груди. — Это монастырь! Божья обитель!
— Может, и так, но это и обитель Гольдони! Они вложили кучу денег в монастырь. Без них этого богоугодного заведения давно бы уже не существовало!
— Не смей так говорить! — ровным голосом сказала девочка. — Это святое место!
Чезаре минуту помолчал, удивленно глядя на сестру, потом спросил:
— Ты действительно веришь во всю эту чушь?
— Я верю в Бога.
— Черт возьми, но ты не должна забывать, что ты — из семьи Леонфорте!
— Это не имеет значения для монастыря, разве тебе непонятно? Именно поэтому я сюда и стремлюсь.
Чезаре в бешенстве вскинул руки:
— Ох уж эти монашки! Забудь о них хоть на минуту, ведь говорят, что у тебя светлая голова! Гольдони никогда не забудут, кто ты такая!
— Ты ошибаешься, Чезаре.
Брат вздохнул:
— Мать совершила большую ошибку, позволив тебе посещать этот монастырь. Дядя Альфонс тоже не хочет, чтобы ты продолжала бывать в нем, он требует, чтобы ты навсегда вернулась домой.
В полном молчании они долго смотрели друг на друга.
Наконец Джеки сказала:
— Мне наплевать на то, что хочет дядя Альфонс.
— А зря, — прорычал Чезаре.
— Да? Тебе хочется быть таким, как он, а мне нет, — бросила девочка и направилась к воротам монастыря.
— Послушай, сестренка! — закричал Чезаре. — Тебе некуда деться! Ты родилась Леонфорте и умрешь под этой фамилией! Тебе не спрятаться от этого, даже в монастыре!
Джеки сосредоточенно молилась. Это была молитва об умирающих, которой ее научила Бернис. Сквозь окна часовни, сделанные из цветного венецианского стекла, сочился, подобно жидкому меду, теплый желтый свет. Окна были высокие, стрельчатые, что придавало помещениям средневековый облик. Чудесная акустика часовни улавливала и сохраняла самый тихий звук.
Среди членов Ордена было принято молиться на латыни, и язык девочки с трудом поворачивался, произнося чужие слова, Она часто думала об аскетизме той жизни, которую выбрала для себя. Или это жизнь выбрала ее? Джеки пугало то обстоятельство, что отныне она перестала быть хозяйкой своей судьбы. Бернис не раз говорила ей, что тот, кто вступает в члены Ордена, вручает свою жизнь Богу.
Джеки продолжала молиться, но в душу ее закрадывалось сомнение. Бернис учила, что сомнения — результат происков дьявола. Только вера в Бога ведет к спасению души. Но девочке казалось, что монахини в монастыре слепо и бездумно подчиняются приказаниям старших священнослужительниц, и ей это совсем не нравилось.
Девочка пыталась приглушить в себе чувство ненависти, которое она испытывала к Чезаре и своему отцу, ибо понимала, что ненависть — порождение дьявола, и она недостойна быть членом Ордена, служить Богу, но ничего не могла с собой поделать. Джеки знала, что она не безгрешна, но Бернис сказала ей, что безгрешность не является обязательной чертой человеческой натуры. Безгрешны лишь святые и сам Бог. Однако человек должен стремиться к безгрешности.
Внезапно во время молитвы девочке показалось, что она чувствует рядом божественное присутствие, как теплую руку друга на плече. Наверное, настоятельница была права — ее ждут великие дела.
Однажды, в начале весны, покупая в маленькой булочной хлеб для монастыря, Джеки встретила Пола Чьярамонте. Она отсчитывала деньги за хлеб, и, подняв глаза на вошедшего смуглого темноглазого парня, неожиданно встретилась с ним взглядом. Он подошел к прилавку вразвалку, но спиртным от него не пахло. Парень не сводил глаз с Джеки. Девочка улыбнулась ему, и ей показалось, что у незнакомца подогнулись колени, он был вынужден вцепиться в деревянный прилавок.
Хозяйка булочной, миссис Палья, взглянула на парня и участливо спросила:
— Пол, милый, с тобой все в порядке?
— Конечно, — хриплым голосом отозвался тот. — Но я бы не отказался от глотка воды.
Хозяйка кивнула и поспешила в подсобное помещение. Пол улыбнулся девочке и сказал:
— Привет! Меня зовут Пол Чьярамонте.
В ответ она протянула ему руку:
— Джеки Леонфорте.
Парень явно не знал, что делать с рукой девушки, уставился на нее, как будто она сделана из фарфора, потом очнулся и дважды пожал ее.
— Я живу тут неподалеку, — сказал он. — А вы?
— Озон-парк. Но через несколько недель я насовсем перееду в монастырь Святого Сердца Девы Марии.
— Вы собираетесь стать монахиней? — удивился Пол.
— А что в этом странного?
— Да нет, ничего. — Парень, казалось, совершенно пал духом. — Просто мне очень хочется с вами поговорить.
В этот момент миссис Палья вернулась со стаканом воды. Пол принялся пить, а Джеки, расплатившись за хлеб, поспешила к выходу, сказав ему на ходу:
— Приятно было познакомиться.
Пол чуть было не поперхнулся водой, и девушка поняла, что произвела на него сильное впечатление. Это ей понравилось. Конечно, она не почувствовала в нем родственную душу, как, например, в Майкле, но все же было в этом парне что-то такое, что ее притягивало.
Джеки никогда не дружила с мальчиками и ни разу не ходила на свидание. Ей было противно, что парни бесцеремонно обнимают девочек, да и умственное развитие ее сверстников оставляло желать много лучшего. Один Майкл обладал живым и непредсказуемым умом, и за это она его любила. Девочка не могла преодолеть его тягу к мести, но зато понимала причины, породившие это чувство. Брат читал Ницше, который утверждал, что наибольшей опасностью для человечества является то, что оно может утонуть в сочувствии и сопереживании друг к другу. Но Бернис учила ее, что месть — это удел фанатиков. Однако для того, чтобы защитить в свое время монастырь Доны ди Пьяве, и ее монахиням пришлось, подобно мужчинам-воинам, вооружиться и отразить натиск врагов. И этот путь указал им Бог.
— В те далекие дни, — говорила она, — фанатизм был необходим женщинам, чтобы выйти за рамки условностей, чтобы обрести силу для собственного освобождения от косности и рутины. Но Бог открыл Доне ди Пьяве и другую истину: фанатизм опасен, потому что ослепляет, им следует руководствоваться только в исключительных случаях.
После успешного отражения натиска врагов от стен монастыря Святого Сердца Девы Марии Бог повелел Доне ди Пьяве никогда больше не браться за оружие и открыл ей, что фанатики слепы ко всем истинам мира, кроме одной, к которой они стремятся любыми средствами.
Теперь, после бесед с Бернис, Джеки уже не казалось странным то, что Майкл в глазах окружающих стал героем так как уничтожил убийц дедушки. Но в глубине души она знала, что брату глубоко отвратителен тот мир, в котором он живет, ему безразлично, что о нем думают и кем считают и что он скоро уедет из дому.
Пол был другим, не похожим на Майкла. И, к своему собственному удивлению, девушка, выйдя из булочной, остановилась и стала ждать парня. Когда Пол увидел ее, на его лице отразилось такое же изумление. Он помог ей донести корзину с хлебом до монастыря и подождал за воротами, пока она выложит буханки на кухне и снова выйдет на улицу.
Смеркалось. Тротуар был залит уличными огнями. Они мало говорили — оба всем и ни о чем. Джеки не хотелось раскрывать перед этим парнем свою душу, как перед Майклом, но ей нравилось идти рядом с ним. Для нее это ощущение было совершенно новым. Через несколько недель она будет навсегда отгорожена от того мира, где жил Пол и Майкл, белокаменными стенами монастыря Святого Сердца Девы Марии. Она поклялась посвятить свою жизнь Ордену и не собиралась нарушать эту клятву, но чем дольше она об этом думала, тем сильнее ее влекло к Полу. Девушка видела, что очень нравится парню, но не хотела, чтобы их отношения зашли слишком далеко. Ведь им все равно придется расстаться, зачем же причинять человеку страшную боль? Джеки честно сказала Полу, что собирается стать монахиней, но он все равно смотрел на нее с такой страстью, что у девушки подгибались колени.
Никогда еще она не обнажала свое тело перед мужчиной. Правда, в детстве, когда была совсем маленькой, она бегала голышом вместе со своими братьями, но это было так давно! Когда Пол начал расстегивать пуговицы на ее платье, Джеки всю обдало жаркой волной, и она просто задохнулась от неожиданно накатившего на нее чувства, а когда он снял с нее бюстгальтер и стал ласкать ее грудь, ощущение стало настолько острым, что она чуть не потеряла сознание. Глаза ее закрылись, и все тело обмякло в его объятиях. Пол отнес ее в сарай для инструментов, открыв ногой дверь. Острый запах железа и машинного масла смешивался с запахом его тела, и Джеки с жадностью вдыхала эту смесь. Едва слышно застонав, она поцеловала его обнаженное плечо.
Пол склонился над ней словно ангел-хранитель — таким она и запомнила его на всю оставшуюся жизнь. Он не навалился на нее всей тяжестью, и его сильные руки не сделали ей больно. Напротив, он постарался как можно осторожнее погрузиться в ее трепетавшую плоть. Он сделал это не сразу, сначала он долго играл с ней, ласкал и целовал все ее тело — лоб, щеки, веки, губы, слегка лаская их своим языком. Она выгнулась дугой, подставляя свою грудь под его нежные ласки.
И когда его губы сомкнулись вокруг соска, ее бедра невольно раздвинулись. Он скользнул ниже, лаская языком и губами мягкий низ живота. У нее перехватило дыхание, и она крепко притянула к себе его сильные мускулистые плечи.
— О нет! — вскрикнула она, когда он добрался до самого интимного места, лаская ее нежную плоть губами и языком. От нее исходил запах розового мускуса. Охватившее ее наслаждение превзошло все ожидания. Она чувствовала, как низ живота наливался свинцовой тяжестью, посылая волны трепета по всему телу. И когда он осторожным движением проник в нее, ее ответное желание было так велико, что она, крепко обняв его за плечи, сделала бедрами встречное движение, помогая преодолеть сопротивление девственной плевы. Когда Джеки почувствовала его полностью в себе, ее глаза открылись, и она слизала пот с его лица. Вокруг себя она увидела какие-то инструменты, пилы, садовые ножницы, железные канистры, две пары замасленных садовых рукавиц, кучи стружки и мешки с соломой, все это закружилось у нее перед глазами. Подхваченная вихрем экстаза, она желала Пола каждой клеточкой своего существа, и вот ее желание исполнялось. Потом, годы спустя, монахиня вспоминала этот момент с горьким сознанием того, что это случилось с ней в первый и последний раз в жизни.
Алтарь, перед которым на коленях стояла Мэри Роуз, был задрапирован алым бархатом, на нем был установлен серебряный кубок. До ее слуха доносились молитвенные песнопения.
Молодая девушка была одета в рясу из белого полотна, поверх нее было накинуто верхнее одеяние из тяжелого черного муслина, с вышитым золотом крестом. Точно такую же одежду носила Дона ди Пьяве много веков назад. Последний раз в нее облачилась Бернис, когда Мэри Маргарет посвящала ее в тайны Ордена. Закрыв глаза и склонив голову перед алтарем, Джеки услышала, как в часовню вошла настоятельница с мечом Доны ди Пьяве и тоже начала молиться. Потом она налила в кубок священное жертвенное вино, обмакнула в него кончик меча и вытерла его досуха чистой белой тканью. На мече проступили свежие пятна.
— Это кровь тех, кто сложил свою голову ради служения Ордену. Мы помним о них и чтим их память, — нараспев произнесла Бернис. — Это кровь Доны ди Пьяве, мы помним о ней и чтим ее память.
Настоятельница сошла с возвышения алтаря и встала перед Джеки.
— Сестра Мэри Роуз, ты избрана Богом, тебя благословила сама Дона ди Пьяве продолжать ее дело во имя Бога. — Она положила меч плашмя на левое плечо молодой девушки. — Клянись перед Богом, что будешь всегда служить его воле, куда бы она тебя ни завела.
— Клянусь, — тихо произнесла Джеки.
Бернис переложила меч на ее правое плечо.
— Клянись, что будешь служить Ордену и делать все, что тебе прикажут.
— Клянусь.
Настоятельница положила меч на голову Джеки.
— Клянись, что отныне твоя жизнь, твой ум и сердце принадлежат Ордену и Богу.
— Клянусь.
Бернис убрала меч и вместе с Мэри Роуз прочитала молитву, потом велела ей подняться с колен и, обняв за плечи, поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую. Глаза настоятельницы сияли божественным светом.
— Свершилось, — тихо сказала она.
В последнюю минуту затея с посвящением Джеки в послушницы чуть было не сорвалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77