Они говорят, это выше их сил. Следовательно, если нам нужно, чтобы Боррос остался жив, нам необходима помощь высококлассного специалиста. А мне нужно, чтобы он остался жив. Но вы, однако, испытываете мое терпение. Пожалуйста, осмотрите его, попробуйте что-нибудь сделать и уходите отсюда. Чем быстрее, тем лучше.
Сталиг легонько склонил пред Фрейдалом голову, подчиняясь его приказанию:
– Как вам будет угодно. Однако могу ли я вас попросить сообщить мне о тех событиях, которые непосредственно предшествовали заболеванию Борроса?
Подобострастный тон доктора возмутил Ронина до глубины души.
– Могу я поинтересоваться – зачем?
Сталиг вздохнул, и лицо его сделалось вдруг каким-то усталым. Ронину показалось даже, что на нем стало больше морщин.
– Саардин, разве я стал бы расспрашивать вас только из праздного любопытства? Вы защищаете Фригольд, и руки у вас не должны быть связаны. Я лишь прошу вас об одолжении. Я тоже не могу действовать вслепую.
– Стало быть, это так важно?
– Чем больше я буду знать, тем больше шансов помочь пациенту.
– Ну хорошо.
Саардин сделал знак рукой, и на пороге комнаты возник еще один даггам, которого они не заметили раньше. На сгибе левого локтя он держал табличку, в правой руке – перо.
– Мой писарь всегда при мне, – сказал Фрейдал. – Он записывает все, что говорю я, и все, что говорят мне. Чтобы потом не возникло каких-то... недопониманий. – Саардин скользнул равнодушным взглядом по Ронину и опять обратился к целителю. Невозможно было угадать, что у него на уме. – Он зачитает отчет, который он мне приготовил сегодня утром.
– Отлично, – ответил на это Сталиг. – Но сначала я должен осмотреть Борроса.
Фрейдал натянуто поклонился. Они молча прошли в темную комнату, где на кровати лежал человек.
– Извините, что здесь недостаточно света, – проговорил Фрейдал без тени, впрочем, сожаления. – У нас сломалась осветительная система.
Комната освещалась лишь тусклым неверным пламенем двух масляных ламп.
На кровати – самой что ни на есть обычной деревянной раме с грудой мягких подушек – лежал человек. Он был привязан к ложу кожаными ремнями. Один ремень проходил поперек груди, второй – по ногам. Сталигу с Ронином пришлось подойти совсем близко, чтоб разглядеть его в тусклом свете чадящего пламени.
Человек этот был необычный во всех отношениях. Длинный торс, широкая мощная грудь, очень узкие бедра. Пальцы рук – длинные, тонкие, с невероятно длинными ногтями, которые были к тому же почти прозрачными. Но больше всего Ронина поразило его лицо. Вытянутая, овальной формы голова практически лишена волос. Странного темного цвета кожа с желтоватым оттенком, туго обтягивающая череп и скулы. Дышал больной учащенно. Глаза его были закрыты. Сталиг склонился к нему, не теряя времени, и начал осмотр.
В этот момент писарь начал читать:
– "Записано 27-го цикла периода Саджита..."
Фрейдал остановил его движением руки.
– Пожалуйста, только текст.
– "Заявление Мастаада, состоящего техником при Борросе, колдуне. В течение многих циклов мы работали над завершением проекта, конечную цель которого Боррос упорно отказывался называть. Я занимался соединением элементов и контролем над ними. В течение нескольких циклов подряд Боррос работал без перерывов. Если я уходил от него к концу шестой смены, то, возвращаясь к началу второй, я заставал его за работой. Впечатление складывалось такое, что он вообще не вставал из-за стола. Три цикла назад, заступая в смену, я застал его в состоянии крайнего возбуждения. Однако мне он ничего не сказал, хотя я, беспокоясь за его здоровье, умолял его..."
– А это что, саардин? – прервал писаря Сталиг, который все это время сосредоточенно осматривал неподвижного пациента. Ронин наклонился поближе и увидел на висках колдуна два маленьких пятнышка – настолько маленьких, что даже Сталиг не сразу заметил их, – треугольной формы, похожих на грязь от угольного карандаша.
Теперь Фрейдал тоже увидел их, и Ронин буквально физически ощутил, как в комнате скапливается гнетущее напряжение.
– Это вы у нас доктор, – проговорил саардин, не сводя глаз с неподвижного тела. – Вот вы мне и скажите, что это такое.
Сталиг явно хотел возразить, но потом, видимо, передумал. На какое-то время воцарилась неуютная тишина, а потом Фрейдал опять поднял руку, и писарь возобновил чтение своих записей:
– "...рассказать мне все. Но он отказался и при этом повел себя агрессивно, так что настаивать я не стал. На следующий цикл он стал еще агрессивнее. Раздражение его увеличилось, руки дрожали, голос срывался... он начал ко мне придираться. Казалось, он ищет повод, чтобы меня оскорбить. Когда я пришел во вторую смену, он накричал на меня. Велел мне уходить. Заявил, что ему больше не нужен техник, а потом разразился какой-то бессвязной речью. Я испугался за его состояние и попытался его успокоить, но он совсем обезумел, набросился на меня и вышвырнул в коридор. Я сразу пришел сюда, чтобы..."
Саардин подал знак, и писарь умолк.
– Почему вы его изолировали? – спросил Сталиг, выпрямляясь и оборачиваясь к Фрейдалу.
– Сэр, я хочу знать, будет ли Боррос жить, а если да, то сможет ли он исполнять свои прежние функции. Когда я получу ответы на интересующие меня вопросы, я с удовольствием удовлетворю ваше праздное любопытство.
Сталиг вытер пот со лба.
– Он будет жить, саардин. Я уверен, что будет. Что касается восстановления всех его прежних способностей, я ничего не могу сказать определенно. Надо дождаться, пока он не придет в себя. Я должен проверить его рефлексы.
Саардин на секунду задумался.
– Сэр, этот человек оказал сопротивление моим даггамам. Он первым напал на них, хотя они не причинили ему никакого вреда. Они были вынуждены усмирить его и проследить за тем, что он больше никому не будет угрожать. То, что мы сделали с ним, было сделано прежде всего ради его собственной безопасности.
В первый раз за все это время Фрейдал улыбнулся. Когда он улыбался, он был похож на хищного зверя. Впрочем, улыбка мелькнула и тут же исчезла, как будто ее и не было.
– Все равно так нельзя обращаться с людьми, – сухо заметил Сталиг. – Это бесчеловечно.
– Это была вынужденная мера, – пожал плечами Фрейдал.
Оставив двух даггамов на пороге сумрачной комнаты и велев им немедленно уходить, как только целитель закончит осмотр больного, саардин поспешил уйти.
– Если Боррос умрет, вы мне лично за это ответите, – бросил он Сталигу на прощание.
Когда Сталиг с Ронином остались одни, целитель принялся тихонько насвистывать себе под нос, что выдавало его крайнее нервное напряжение. Он тяжело опустился на единственный в комнате стул и весь как-то сник. Его пальцы, сцепленные в замок, легонько дрожали. Казалось, за считанные секунды он постарел на несколько лет. Сердце Ронина наполнилось жалостью.
– Я дурак, – сказал вдруг Сталиг. – Зачем я тебя потащил с собой?! Не надо мне было этого делать. Ладно, в молодости я был отчаянным и безмозглым. А теперь я уже старик, и мне следовало бы сообразить, чем это все может кончиться.
Ронин похлопал его по плечу. Ему хотелось сказать что-нибудь Сталигу, как-то его подбодрить, но он не сумел ничего придумать.
– Теперь он запомнит тебя, учти. – Сталиг с тревогой взглянул на Ронина. Тот попробовал улыбнуться, но у него ничего не вышло.
Целитель встал и вернулся к лежащему колдуну. Ронин молча застыл на месте, глядя на этого странного человека с желтой кожей, привязанного к кровати. Мутный оранжевый свет переливался на его длинных прозрачных ногтях, образуя причудливые узоры бликов.
Боррос открыл глаза как раз в тот момент, когда Сталиг принялся рыться у себя в сумке. Так что именно Ронин первым заметил это и тихонько окликнул целителя.
В полумраке Ронин не смог как следует разглядеть глаза колдуна. Он заметил только их необычный удлиненный разрез.
– А, – тяжело выдохнул Боррос, – а-а.
Он несколько раз моргнул. Потом веки закрылись. Губы были сухими.
– Наркотики, – констатировал Сталиг, оттянув веко больного и рассмотрев его глаз.
– А-а, – простонал колдун.
Ронин склонился поближе к Сталигу, так, чтобы даггамы у дверей не смогли их подслушать.
– Зачем они его так наказали?
– Саардин бы, конечно, ответил, что все это сделано для того, чтобы облегчить страдания несчастного. Но я бы ему не поверил.
– Почему?
– Ну, во-первых, это не тот наркотик. Боррос уже потихоньку приходит в себя, но наркотик все еще действует. Будь это обычное успокоительное, он бы либо лежал до сих пор в отключке, либо давно бы уже очнулся и поинтересовался, что с ним происходит...
Колдун опять застонал.
– Боррос, вы меня слышите? – склонился над ним Сталиг.
Больной заметно напрягся.
– Нет, – выдохнул он едва слышно. – Нет, нет, нет... – В уголке его рта показалась слюна. – Нет, нет...
– Боже милостивый, – прошептал Сталиг.
Колдун замотал головой. Рот его искривился в беззвучном крике. Жилы вздулись на шее. Сталиг достал у себя из сумки какое-то снадобье и дал его Борросу. Тот успокоился почти сразу: глаза закрылись, дыхание стало ровнее. Целитель отер пот со лба. Ронин открыл было рот, но Сталиг остановил его взмахом руки.
– Я сделал все, что мог, – произнес он, повысив голос.
Доктор забрал свою сумку, и они с Ронином вышли из полутемной комнаты.
– Передайте вашему саардину, – буркнул Сталиг на ходу, обращаясь к даггамам, стоявшим на страже у двери, – что я вернусь на седьмую смену, чтобы проверить состояние пациента.
– Ты что-нибудь выяснил? – спросил Ронин.
Привычная обстановка действовала успокаивающе. Осветительные приборы отбрасывали тусклый свет, который казался немного зловещим. В углу, на стопке чистых табличек стояли наготове масляные светильники – на тот случай, если погаснет свет. Где попало валялись скомканные листы бумаги. На противоположной стене прямоугольником темноты чернела открытая дверь в операционную.
Сталиг покачал головой:
– Я не хочу тебя втягивать в это дело. С тебя достаточно и встречи с саардином по безопасности.
– Но ведь я...
– Я давал клятву. – Сталиг, казалось, злился на самого себя. – И если я говорю, что я ничего не помню, я действительно ничего не помню. Я – целитель. Для меня Боррос – просто еще один пациент, которому нужно помочь.
– Но он необычный пациент, – возразил Ронин. – Ты что-то узнал, но мне почему-то сказать не хочешь.
– Это слишком опасно...
– Да иди ты к черту! – воскликнул Ронин. – Я уже не ребенок, которого надо оберегать.
– Я не то имел в виду...
– Разве? Так что же тогда?
Между ними повисла пауза, и в напряженной этой тишине Ронин почувствовал реальную опасность. Если сейчас кто-то из них не заговорит, вполне вероятно, их давней дружбе придет конец. Странное ощущение. Ронин не знал, почему оно вдруг возникло, и это его беспокоило.
Сталиг опустил глаза.
– Я... я всегда относился к тебе как к сыну. Мне, как целителю, многие вещи в жизни просто недоступны... те вещи, которых я так сильно желал когда-то. Ты и твоя сестра – вы всегда были мне очень дороги. А потом... потом остался лишь ты один. – Он говорил очень медленно с трудом подбирая слова. Ронин не знал, как ему помочь. Бывают в жизни такие моменты, когда человеку ничем не поможешь. – Я понимаю, ты теперь меченосец. И я знаю, что это значит. Но время от времени я вспоминаю того мальчишку...
Сталиг налил себе вина, проглотил его залпом, потом налил еще – себе и Ронину.
– Вот почему, – продолжал он как ни в чем не бывало, – если ты так настаиваешь, я расскажу тебе, что я узнал.
И целитель поведал Ронину, что в результате осмотра он убедился в том, что даггамы держат Борроса в изоляции уже давно. Явно не один цикл.
– Возможно, даже семь циклов. Трудно судить. Очень сильный наркотик.
По внешним проявлениям действия снадобья, а также по специфической реакции Борроса на голос Сталига целитель определил тип наркотика и заподозрил также, что сотрудники безопасности пытались выудить у колдуна информацию.
– У них это называется «взять интервью», – продолжал он. – Наркотик, который они ему дали, помимо всего прочего, подавляет волю. Иными словами...
– Они залезли ему в сознание.
– Попытались залезть.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, все эти приемы – достаточно хитрая штука... но они не всегда дают необходимые результаты.
– Но почему бы им просто не конфисковать его записи? Это было бы проще.
– Целитель пожал плечами.
– А может, они не сумели их расшифровать. Откуда мы знаем? Но в одном я уверен. Почти все, что мы слышали от Фрейдала, – неправда.
– Но зачем им такой огород городить, не пойму. Впрочем, если все твои выводы верны, выходит, что органы безопасности сознательно вмешались в работу колдуна.
– Вот именно, – кивнул Сталиг. – Да еще эти пятнышки Дехна...
Тут он осекся. Из темноты операционной донеслись приглушенные звуки шагов.
– Время идет. Уже скоро Сехна, – как можно громче произнес целитель и добавил, понизив голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28