Он отлично знал, что скрывается за этими тяжелыми веками, оттененными длинными ресницами.
– Проходи, проходи. Садись вот тут, рядом, – Саламандра указал на пустой стул ленивым, немного тяжеловесным движением, приподняв унизанную перстнями руку. Ронин поднялся по широким ступенькам и сел.
Сенсей потянулся за графином и предложил гостю выпить, но тот отказался.
– Как тебе мой атриум? – спросил Саламандра.
– Это так называется? – вежливо осведомился Ронин, оглядываясь по сторонам.
Саламандра рассмеялся грудным низким смехом, который, казалось, переливается в горле. В уголках его глаз опять появились морщинки. Сверкнули белые ровные зубы. Однако глаза его не смеялись.
– Тому назад много веков, когда люди жили еще на поверхности планеты, они возводили дома – такие, знаешь ли, низкие, отдельные друг от друга постройки. И центральная комната в таком доме всегда оставалась открытой: в нее проникали и дождь, и солнечные лучи, а ночью оттуда были видны звезды. Люди обычно собирались там, чтобы расслабиться, отдохнуть, поговорить о приятных вещах, подышать свежим воздухом. Чудесный обычай, ты не находишь?
Его тон неожиданно изменился:
– Ронин, мой мальчик, я тебе тысячу раз говорил, что тебе надо больше читать.
– Но это, если позволите, совершенно невозможно. Не каждый может похвастать такой, как у вас, библиотекой. У нас внизу книги – большая редкость.
В этот момент в дверях показался розовощекий.
– Ты знаком с моим чондрином Воссом, – повернулся в ту сторону Саламандра, причем это был не вопрос, а скорее утверждение.
– Ему, кажется, очень нравятся двери, – заметил Ронин.
Сенсей легонько поерзал на стуле, но взгляд его черных глаз оставался спокойным.
– Мальчик мой, – начал он ровным невыразительным тоном, – в один прекрасный день ты отпустишь подобное замечание в адрес кого-нибудь, напрочь лишенного чувства юмора, но наделенного властью, и у тебя будут крупные неприятности. Восс, между прочим, способен на многое.
Саламандра взмахнул рукой, и чондрин присел в странной позе. Руки его взметнулись. Ронин не уловил движения, но услышал какой-то жужжащий звук. Что-то царапнуло кирпичную стену у него за спиной чуть слева. Ронин обернулся. На стене виднелись две глубокие насечки не далее чем в сантиметре друг от друга, а на каменном полу лежали те самые украшенные каменьями кинжалы, которые еще мгновение назад висели в ножнах на груди и на бедре Восса. Всего лишь доля секунды понадобилась ему для того, чтобы метнуть их через весь зал с потрясающей меткостью.
– У него действительно нет чувства юмора, – заметил Ронин, повернувшись обратно к Саламандре.
Сенсей рассмеялся.
– Меня всегда поражала твоя манера давать мне понять, какие люди тебе не нравятся. – Он почесал нос. – А не нравятся тебе почти все...
Щелкнув пальцами, он отпустил чондрина. Тот подобрал кинжалы и вышел, закрыв за собой дверь.
Саламандра сделал глубокий вдох:
– Ах... ты чувствуешь, какой воздух? Такой он, наверное, был на поверхности лет триста назад. Слышишь, как поют птицы? Узнал? О птицах ты должен знать.
Он взмахнул рукой, и жест – обычно небрежный – сейчас вышел резким.
– Не зря же ты столько всему учился, что-то должно у тебя остаться.
Ронин с трудом заставил себя промолчать.
Рука Саламандры, лежавшая на спинке стула, вдруг угрожающе напряглась.
– Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты не был здесь столько лет... С той поры все изменилось.
Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то неимоверно важному.
– Как здесь тихо, – продолжил сенсей, помолчав. Впечатление было такое, что он просто думает вслух. – Уютно и спокойно. Я потратил немало времени, чтобы все это устроить. Вот эта комната, например. Ее начали сооружать еще в твою бытность здесь. Собрать все, что нужно, доставить, отделать – столько усилий затрачено. С освещением были проблемы, но, как видишь, мы их успешно решили. Но птицы... птицы, мой мальчик! Я уже даже отчаялся. Думал, что с этой затеей вообще ничего не выйдет.
Он опять склонил голову. Сладкозвучное птичье пение заглушало журчание воды.
– Нет, ты только послушай! Не зря я вложил столько сил. Это место дарит мне сказочное наслаждение.
Саламандра умолк. Ронин тоже молчал. Казалось, на них снизошло какое-то мечтательное успокоение.
– А ты изменился, мой мальчик, – проговорил наконец сенсей, как будто очнувшись. – Ты больше не мой ученик. Ты теперь меченосец. Что само по себе уже кое что значит.
– Да? – выдохнул Ронин.
– Это значит, что ты пока еще не напоролся на какого-нибудь саардина, напрочь лишенного чувства юмора.
Саламандра опять рассмеялся. Ему, наверное, нравится слышать свой собственный смех, решил про себя Ронин.
Но внезапно смех оборвался:
– Или все-таки напоролся? До меня тут дошли кое-какие не очень приятные слухи. Похоже, ты оказался не в самой веселенькой ситуации.
Саламандра приподнял бровь, и что-то хищное промелькнуло в его лице.
– Что еще за слухи? – насторожился Ронин.
Сенсей поерзал на стуле.
– Да всякие разные слухи... но мне их хватило, чтобы понять, что ты кое-что подзабыл из того, чему мы тебя тут учили. Фрейдал не доверяет тебе, а это не есть хорошо. – Он принялся изучать свои руки, потом снова поднял глаза. – Он может... гм... немного расстроиться...
Ронин внутренне весь напрягся.
– Я не поэтому к вам пришел.
– Правда? Однако, осмелюсь заметить, тебе все же придется смириться с тем фактом, что ты очень здорово прокололся. Он взял тебя на заметку. Возможно, они за тобой следят. Мне достаточно только...
– Нет.
– Я так и думал, что нет. Я не совсем понимаю, но ладно... – Он пожал плечами. – Может быть, скажешь тогда, зачем ты пришел.
Ронин кивнул.
– Это касается одного колдуна.
Когда Ронин закончил рассказ, Саламандра еще долго молчал. Запах гвоздики, разлитый в воздухе, стал, казалось, еще насыщенней. «Птицы» по-прежнему пели. На стенах влажно поблескивал зеленоватый мох, который здесь выращивали специально. Ронину было немного не по себе. Ему даже не верилось, что все это происходит на глубине в несколько километров под землей. Это странное ощущение оторванности от всего, к чему он привык у себя на нижних этажах, обернулось вдруг пониманием: Саламандра не случайно принял его именно в этой комнате – он хочет сделать ему какое-то предложение.
– Как ты думаешь, – неожиданно спросил сенсей, – почему я могу себе это позволить? – Он развел руками, словно развернул в воздухе огромный веер.
Нет, наверное, я ошибся. Не стоило мне приходить, решил Ронин и встал.
Саламандра уставился на него, широко распахнув глаза.
– Что случилось?
– Было время, когда это было действительно необходимо, – сердито проговорил Ронин. – А теперь...
– Прости.
– Вы сами сказали, что все изменилось.
– Разве я не учил тебя, что всему свое время?
– Я больше не ваш ученик.
– Да, ты мне ясно дал это понять.
Взгляды их встретились. Зрачки Саламандры расширились, черные и сверкающие. В воздухе, казалось, накапливается электрический заряд.
– Хорошо, – произнес наконец сенсей. – Хорошо. Ты сядь. У меня есть для тебя ответ. Только, пожалуйста, не торопи меня.
Как по сигналу, открылась дверь, и на пороге возник Восс. Он быстро прошел через зал и встал навытяжку перед Саламандрой.
– Открой линзы, – коротко распорядился тот.
Бросив на Ронина быстрый взгляд, Восс поклонился и скрылся за маленькой узкой дверью, которую Ронин до этого почему-то не заметил.
– Так на чем мы с тобой остановились? – Саламандра тряхнул головой. – Ах да, мы обсуждали мои шикарные апартаменты. Здесь действительно много места. Раньше, будучи учеником, ты видел лишь ту их часть, которую полагается видеть ученикам. Ты мог бы... Ладно, теперь уж скрывать ни к чему. – Он почесал ладони о подлокотники стула. – Я, знаешь ли, занимаю весь сектор.
– Нет, я не знал. – Ронин действительно был удивлен.
– Да, – кивнул Саламандра. – Эта чудесная комната – так... декорация. Чтобы производить впечатление на нужных людей. Но это лишь малая часть моих «скромных» владений. Но иметь – это не самое главное. Главное – как ты добьешься того, что имеешь. А для того, чтобы такого добиться, нужно только одно: власть. – Он резко подался вперед. – А у меня она есть.
– Да, так все говорят.
Сенсей внимательно изучал лицо своего бывшего ученика.
– И ты не боишься ее, – выдал он наконец с некоторым, как показалось Ронину, презрением. – Вот в чем твоя ошибка.
– Просто я не считаю власть предметом для преклонения.
– Тебе следует все же прислушаться к моим словам.
– На этот раз...
– Вот именно. – Саламандра грациозно поднялся на ноги. – Пойдем.
Он провел Ронина к узкой двери, и они шагнули в темноту.
* * *
Свет впереди, еле-еле пронзавший сумрак, был бледным и тусклым. Цвета казались размытыми, грязными – словно это была картина, небрежно, на скорую руку написанная на холсте, который покрылся тонким слоем пыли.
Ронина охватило вдруг странное чувство. Так, наверное, чувствует себя ребенок, оказавшийся в комнате, где все для него слишком большое. В глухой тишине ощущалось какое-то напряжение. Было жарко, и Ронин расстегнул ворот рубашки. Ему казалось, что он задыхается. Почему-то он вспомнил свою сестру. Жаль, что ее здесь нет. Она была совсем юной, еще неоформившейся девчонкой. Он ее очень любил. Она приходила к нему, когда ей было грустно и одиноко. Или когда она с кем-нибудь подерется... И он утешал ее, как мог. Она смеялась, обнимая его за талию, и ее радость передавалась ему. Она знала, как сделать так, чтобы он улыбался. Где она? Почему ее нет сейчас рядом? Почему здесь столько людей, что случилось? Кто-то сказал: «Бесполезно. Они все закончили». Кто-то склонился над ним. Что происходит? Ему сказали: «Твоя сестра умерла. Ты понимаешь? Она умерла». Ронин заплакал. Его ударили по лицу. Кто-то сказал: «Он еще маленький». Его снова ударили по лицу. Еще раз и еще. Пока он не перестал плакать.
– ...в этой комнате, – услышал он окончание фразы.
Комната оказалась совсем-совсем крошечной. Ее освещали лишь точки зеленого цвета, мерцающие переливами самоцветов. Ронин протер кулаками глаза.
– Сюда мало кто заходил, в эту комнату, – продолжал Саламандра. – И мало кто знает о ней.
Восс сидел перед каким-то широким и низким металлическим ящиком, из крышки которого выдавался овальный цилиндр длиной примерно в метр. Руки чондрина скользили по сложной панели управления, переключая кнопки.
– Ты идешь?
Саламандра встал у Восса за спиной и положил руку в перстнях ему на плечо.
– Ты все-таки молодец, что решил задержаться, – сказал он, обращаясь к Ронину.
Он повернулся, и глазки ящерки у него на шее сверкнули черным, отразив зеленые блики. Сама ящерка при таком освещении казалась темной и тусклой, как мутная пленка на затхлой, стоячей воде.
– Так он в своем уме, этот колдун, или нет? Или ты сам еще толком не понял?
Сенсей поднял руку. На фоне черных одежд ладонь его смотрелась мертвенно-бледной. В тусклом мерцании странных точек даже алый кушак Саламандры казался черным.
– Это линзы. Мы не знаем, как они работают и для чего они вообще предназначены. Но сейчас ты увидишь такое, что мало кто видел. Смотри. Смотри наверх.
Он стиснул плечо Восса.
Сначала Ронину показалось, что это раскрылся потолок. В темноте засветился какой-то мутный овал, вращающийся над головой. Но потом Ронин понял, что это всего лишь проекция луча, исходящего из цилиндра линз.
Под потолком замелькали перламутрово-серые и нежно-сиреневые пятна. И вдруг беспорядочный их рисунок принял отчетливые очертания. Ронин застыл в изумлении. «Быть такого не может, – мелькнула мысль. – Так не бывает».
Над ним клубились пунцовые тучи, окутанные серебристой дымкой. Через мгновение картинка исчезла, и вместо туч возник свет – холодный, рассеянный. Казалось, он изливается из бесконечности.
– Да, – сказал Саламандра несколько, может быть, патетично. – Мы видим небо над нашей планетой. Это, Ронин, не что иное, как внешняя оболочка мира.
Пятна света поплыли куда-то в сторону – это линзы сменили фокусировку. Свет, уходящий из поля зрения, становился все тоньше, прозрачнее и яснее.
– А теперь посмотри на поверхность нашей планеты.
Ослепительная белизна. Ужасающая замороженная пустота. Пелена снега и льда, по которой скользят продувные ветра, покрывала замерзшие горы. Кругом только лед, снег и камни. И кроме этого – ничего. Потому что никто там не выживет... просто не сможет выжить...
– Вот он, наш мир, – продолжал нараспев Саламандра. – Мир, разрушенный Древними. Опустошенный без всякой надежды на возрождение. Пустой, умирающий и никчемный. Ты видишь то, что находится прямо над нами, Ронин. Вот почему мы сидим под землей, на глубине в три километра. Выйти наверх означает погибнуть. Там нет ни еды, ни тепла, ни крова. Там нет никого.
– И так вот везде? – спросил Ронин. – Колдун говорил о земле, где почва коричневая, а растения на ней зеленые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Проходи, проходи. Садись вот тут, рядом, – Саламандра указал на пустой стул ленивым, немного тяжеловесным движением, приподняв унизанную перстнями руку. Ронин поднялся по широким ступенькам и сел.
Сенсей потянулся за графином и предложил гостю выпить, но тот отказался.
– Как тебе мой атриум? – спросил Саламандра.
– Это так называется? – вежливо осведомился Ронин, оглядываясь по сторонам.
Саламандра рассмеялся грудным низким смехом, который, казалось, переливается в горле. В уголках его глаз опять появились морщинки. Сверкнули белые ровные зубы. Однако глаза его не смеялись.
– Тому назад много веков, когда люди жили еще на поверхности планеты, они возводили дома – такие, знаешь ли, низкие, отдельные друг от друга постройки. И центральная комната в таком доме всегда оставалась открытой: в нее проникали и дождь, и солнечные лучи, а ночью оттуда были видны звезды. Люди обычно собирались там, чтобы расслабиться, отдохнуть, поговорить о приятных вещах, подышать свежим воздухом. Чудесный обычай, ты не находишь?
Его тон неожиданно изменился:
– Ронин, мой мальчик, я тебе тысячу раз говорил, что тебе надо больше читать.
– Но это, если позволите, совершенно невозможно. Не каждый может похвастать такой, как у вас, библиотекой. У нас внизу книги – большая редкость.
В этот момент в дверях показался розовощекий.
– Ты знаком с моим чондрином Воссом, – повернулся в ту сторону Саламандра, причем это был не вопрос, а скорее утверждение.
– Ему, кажется, очень нравятся двери, – заметил Ронин.
Сенсей легонько поерзал на стуле, но взгляд его черных глаз оставался спокойным.
– Мальчик мой, – начал он ровным невыразительным тоном, – в один прекрасный день ты отпустишь подобное замечание в адрес кого-нибудь, напрочь лишенного чувства юмора, но наделенного властью, и у тебя будут крупные неприятности. Восс, между прочим, способен на многое.
Саламандра взмахнул рукой, и чондрин присел в странной позе. Руки его взметнулись. Ронин не уловил движения, но услышал какой-то жужжащий звук. Что-то царапнуло кирпичную стену у него за спиной чуть слева. Ронин обернулся. На стене виднелись две глубокие насечки не далее чем в сантиметре друг от друга, а на каменном полу лежали те самые украшенные каменьями кинжалы, которые еще мгновение назад висели в ножнах на груди и на бедре Восса. Всего лишь доля секунды понадобилась ему для того, чтобы метнуть их через весь зал с потрясающей меткостью.
– У него действительно нет чувства юмора, – заметил Ронин, повернувшись обратно к Саламандре.
Сенсей рассмеялся.
– Меня всегда поражала твоя манера давать мне понять, какие люди тебе не нравятся. – Он почесал нос. – А не нравятся тебе почти все...
Щелкнув пальцами, он отпустил чондрина. Тот подобрал кинжалы и вышел, закрыв за собой дверь.
Саламандра сделал глубокий вдох:
– Ах... ты чувствуешь, какой воздух? Такой он, наверное, был на поверхности лет триста назад. Слышишь, как поют птицы? Узнал? О птицах ты должен знать.
Он взмахнул рукой, и жест – обычно небрежный – сейчас вышел резким.
– Не зря же ты столько всему учился, что-то должно у тебя остаться.
Ронин с трудом заставил себя промолчать.
Рука Саламандры, лежавшая на спинке стула, вдруг угрожающе напряглась.
– Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты не был здесь столько лет... С той поры все изменилось.
Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то неимоверно важному.
– Как здесь тихо, – продолжил сенсей, помолчав. Впечатление было такое, что он просто думает вслух. – Уютно и спокойно. Я потратил немало времени, чтобы все это устроить. Вот эта комната, например. Ее начали сооружать еще в твою бытность здесь. Собрать все, что нужно, доставить, отделать – столько усилий затрачено. С освещением были проблемы, но, как видишь, мы их успешно решили. Но птицы... птицы, мой мальчик! Я уже даже отчаялся. Думал, что с этой затеей вообще ничего не выйдет.
Он опять склонил голову. Сладкозвучное птичье пение заглушало журчание воды.
– Нет, ты только послушай! Не зря я вложил столько сил. Это место дарит мне сказочное наслаждение.
Саламандра умолк. Ронин тоже молчал. Казалось, на них снизошло какое-то мечтательное успокоение.
– А ты изменился, мой мальчик, – проговорил наконец сенсей, как будто очнувшись. – Ты больше не мой ученик. Ты теперь меченосец. Что само по себе уже кое что значит.
– Да? – выдохнул Ронин.
– Это значит, что ты пока еще не напоролся на какого-нибудь саардина, напрочь лишенного чувства юмора.
Саламандра опять рассмеялся. Ему, наверное, нравится слышать свой собственный смех, решил про себя Ронин.
Но внезапно смех оборвался:
– Или все-таки напоролся? До меня тут дошли кое-какие не очень приятные слухи. Похоже, ты оказался не в самой веселенькой ситуации.
Саламандра приподнял бровь, и что-то хищное промелькнуло в его лице.
– Что еще за слухи? – насторожился Ронин.
Сенсей поерзал на стуле.
– Да всякие разные слухи... но мне их хватило, чтобы понять, что ты кое-что подзабыл из того, чему мы тебя тут учили. Фрейдал не доверяет тебе, а это не есть хорошо. – Он принялся изучать свои руки, потом снова поднял глаза. – Он может... гм... немного расстроиться...
Ронин внутренне весь напрягся.
– Я не поэтому к вам пришел.
– Правда? Однако, осмелюсь заметить, тебе все же придется смириться с тем фактом, что ты очень здорово прокололся. Он взял тебя на заметку. Возможно, они за тобой следят. Мне достаточно только...
– Нет.
– Я так и думал, что нет. Я не совсем понимаю, но ладно... – Он пожал плечами. – Может быть, скажешь тогда, зачем ты пришел.
Ронин кивнул.
– Это касается одного колдуна.
Когда Ронин закончил рассказ, Саламандра еще долго молчал. Запах гвоздики, разлитый в воздухе, стал, казалось, еще насыщенней. «Птицы» по-прежнему пели. На стенах влажно поблескивал зеленоватый мох, который здесь выращивали специально. Ронину было немного не по себе. Ему даже не верилось, что все это происходит на глубине в несколько километров под землей. Это странное ощущение оторванности от всего, к чему он привык у себя на нижних этажах, обернулось вдруг пониманием: Саламандра не случайно принял его именно в этой комнате – он хочет сделать ему какое-то предложение.
– Как ты думаешь, – неожиданно спросил сенсей, – почему я могу себе это позволить? – Он развел руками, словно развернул в воздухе огромный веер.
Нет, наверное, я ошибся. Не стоило мне приходить, решил Ронин и встал.
Саламандра уставился на него, широко распахнув глаза.
– Что случилось?
– Было время, когда это было действительно необходимо, – сердито проговорил Ронин. – А теперь...
– Прости.
– Вы сами сказали, что все изменилось.
– Разве я не учил тебя, что всему свое время?
– Я больше не ваш ученик.
– Да, ты мне ясно дал это понять.
Взгляды их встретились. Зрачки Саламандры расширились, черные и сверкающие. В воздухе, казалось, накапливается электрический заряд.
– Хорошо, – произнес наконец сенсей. – Хорошо. Ты сядь. У меня есть для тебя ответ. Только, пожалуйста, не торопи меня.
Как по сигналу, открылась дверь, и на пороге возник Восс. Он быстро прошел через зал и встал навытяжку перед Саламандрой.
– Открой линзы, – коротко распорядился тот.
Бросив на Ронина быстрый взгляд, Восс поклонился и скрылся за маленькой узкой дверью, которую Ронин до этого почему-то не заметил.
– Так на чем мы с тобой остановились? – Саламандра тряхнул головой. – Ах да, мы обсуждали мои шикарные апартаменты. Здесь действительно много места. Раньше, будучи учеником, ты видел лишь ту их часть, которую полагается видеть ученикам. Ты мог бы... Ладно, теперь уж скрывать ни к чему. – Он почесал ладони о подлокотники стула. – Я, знаешь ли, занимаю весь сектор.
– Нет, я не знал. – Ронин действительно был удивлен.
– Да, – кивнул Саламандра. – Эта чудесная комната – так... декорация. Чтобы производить впечатление на нужных людей. Но это лишь малая часть моих «скромных» владений. Но иметь – это не самое главное. Главное – как ты добьешься того, что имеешь. А для того, чтобы такого добиться, нужно только одно: власть. – Он резко подался вперед. – А у меня она есть.
– Да, так все говорят.
Сенсей внимательно изучал лицо своего бывшего ученика.
– И ты не боишься ее, – выдал он наконец с некоторым, как показалось Ронину, презрением. – Вот в чем твоя ошибка.
– Просто я не считаю власть предметом для преклонения.
– Тебе следует все же прислушаться к моим словам.
– На этот раз...
– Вот именно. – Саламандра грациозно поднялся на ноги. – Пойдем.
Он провел Ронина к узкой двери, и они шагнули в темноту.
* * *
Свет впереди, еле-еле пронзавший сумрак, был бледным и тусклым. Цвета казались размытыми, грязными – словно это была картина, небрежно, на скорую руку написанная на холсте, который покрылся тонким слоем пыли.
Ронина охватило вдруг странное чувство. Так, наверное, чувствует себя ребенок, оказавшийся в комнате, где все для него слишком большое. В глухой тишине ощущалось какое-то напряжение. Было жарко, и Ронин расстегнул ворот рубашки. Ему казалось, что он задыхается. Почему-то он вспомнил свою сестру. Жаль, что ее здесь нет. Она была совсем юной, еще неоформившейся девчонкой. Он ее очень любил. Она приходила к нему, когда ей было грустно и одиноко. Или когда она с кем-нибудь подерется... И он утешал ее, как мог. Она смеялась, обнимая его за талию, и ее радость передавалась ему. Она знала, как сделать так, чтобы он улыбался. Где она? Почему ее нет сейчас рядом? Почему здесь столько людей, что случилось? Кто-то сказал: «Бесполезно. Они все закончили». Кто-то склонился над ним. Что происходит? Ему сказали: «Твоя сестра умерла. Ты понимаешь? Она умерла». Ронин заплакал. Его ударили по лицу. Кто-то сказал: «Он еще маленький». Его снова ударили по лицу. Еще раз и еще. Пока он не перестал плакать.
– ...в этой комнате, – услышал он окончание фразы.
Комната оказалась совсем-совсем крошечной. Ее освещали лишь точки зеленого цвета, мерцающие переливами самоцветов. Ронин протер кулаками глаза.
– Сюда мало кто заходил, в эту комнату, – продолжал Саламандра. – И мало кто знает о ней.
Восс сидел перед каким-то широким и низким металлическим ящиком, из крышки которого выдавался овальный цилиндр длиной примерно в метр. Руки чондрина скользили по сложной панели управления, переключая кнопки.
– Ты идешь?
Саламандра встал у Восса за спиной и положил руку в перстнях ему на плечо.
– Ты все-таки молодец, что решил задержаться, – сказал он, обращаясь к Ронину.
Он повернулся, и глазки ящерки у него на шее сверкнули черным, отразив зеленые блики. Сама ящерка при таком освещении казалась темной и тусклой, как мутная пленка на затхлой, стоячей воде.
– Так он в своем уме, этот колдун, или нет? Или ты сам еще толком не понял?
Сенсей поднял руку. На фоне черных одежд ладонь его смотрелась мертвенно-бледной. В тусклом мерцании странных точек даже алый кушак Саламандры казался черным.
– Это линзы. Мы не знаем, как они работают и для чего они вообще предназначены. Но сейчас ты увидишь такое, что мало кто видел. Смотри. Смотри наверх.
Он стиснул плечо Восса.
Сначала Ронину показалось, что это раскрылся потолок. В темноте засветился какой-то мутный овал, вращающийся над головой. Но потом Ронин понял, что это всего лишь проекция луча, исходящего из цилиндра линз.
Под потолком замелькали перламутрово-серые и нежно-сиреневые пятна. И вдруг беспорядочный их рисунок принял отчетливые очертания. Ронин застыл в изумлении. «Быть такого не может, – мелькнула мысль. – Так не бывает».
Над ним клубились пунцовые тучи, окутанные серебристой дымкой. Через мгновение картинка исчезла, и вместо туч возник свет – холодный, рассеянный. Казалось, он изливается из бесконечности.
– Да, – сказал Саламандра несколько, может быть, патетично. – Мы видим небо над нашей планетой. Это, Ронин, не что иное, как внешняя оболочка мира.
Пятна света поплыли куда-то в сторону – это линзы сменили фокусировку. Свет, уходящий из поля зрения, становился все тоньше, прозрачнее и яснее.
– А теперь посмотри на поверхность нашей планеты.
Ослепительная белизна. Ужасающая замороженная пустота. Пелена снега и льда, по которой скользят продувные ветра, покрывала замерзшие горы. Кругом только лед, снег и камни. И кроме этого – ничего. Потому что никто там не выживет... просто не сможет выжить...
– Вот он, наш мир, – продолжал нараспев Саламандра. – Мир, разрушенный Древними. Опустошенный без всякой надежды на возрождение. Пустой, умирающий и никчемный. Ты видишь то, что находится прямо над нами, Ронин. Вот почему мы сидим под землей, на глубине в три километра. Выйти наверх означает погибнуть. Там нет ни еды, ни тепла, ни крова. Там нет никого.
– И так вот везде? – спросил Ронин. – Колдун говорил о земле, где почва коричневая, а растения на ней зеленые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28