Хуан помассировал руку, где голова Рин замедлила циркуляцию крови. А тем временем он изучал сидящую рядом с ним женщину. Она была похожа на маленького ребенка: рыжие волосы в беспорядке разбросаны, на лице выражение невыразимой невинности.
Она зевнула и улыбнулась ему… а затем внезапно нахмурилась, полностью проснувшись и осознав ситуацию. Она тряхнула головой и повернулась посмотреть на Чен-Лу.
Китаец спал, а голова его была сейчас откинута в угол. У нее вдруг возникло чувство, что Чен-Лу воплощает павшее величие, как будто бы он идол из прошлого своей страны. Дыхание его прервалось низким храпом. Тяжелые поры обозначились на коже, и на лице его лежал оттенок сгоревшей кожи, который она никогда раньше не замечала. Над верхней губой выступила полоска седеющих коротко торчащих волос. Неожиданно она поняла, что Чен-Лу красил волосы. Тщеславие ее было задето тем, что она не подозревала об этом раньше.
– Ни одного дыхания ветра, – сказал Хуан.
– Но прохладнее, – сказала она.
Она выглянула в окно со своей стороны, увидела пучки речной травы, тянущиеся после плывущего грузовика. Он поворачивался от каждого течения. Течение несло в себе определенное великолепие: медленные завихрения, как формальный танец в ритме реки.
– Чем это пахнет? – спросила она.
Хуан принюхался: ракетное топливо… очень слабый запах, мускус человеческого пота… плесенью. Он знал и без дополнительных вопросов, что именно запах плесени вызвал ее вопрос.
– Это плесень, – сказал он.
– Плесень?
Она посмотрела вокруг себя всю внутренность кабины, рассматривая гладкий рыже-коричневый материал углов по-толка, кожу на пульте управления. Она положила руки на запасное рулевое колесо с ее стороны и сдвинула его.
«Плесень», – думала она.
Джунгли уже протянули сюда свою голову.
– Мы уже на грани сезона дождей, не так ли? – спросила она. – Что они принесут нам?
– Несчастье, – сказал он. – Высокий уровень воды… стремнины.
Вклинился голос Чен-Лу:
– А почему смотреть на это только с худшей стороны?
– Потому что мы вынуждены, – сказала она.
Хуан внезапно почувствовал голод. Руки его задрожали, рот горел от жажды.
– Передайте бачок, – сказал он.
Чен-Лу передал бачок вперед. Он издал бульканье, когда Хуан взял его. Он предложил его Рин, но она покачала головой, она испытывала неожиданное чувство тошноты.
«Яд в воде настроил меня на временное отражение ее, – подумала она. Звук, исходящий от пьющего Хуана, доставил ей болезненное ощущение. – Как он жадно пьет!» Она отвернулась, не в состоянии больше смотреть на него.
Хуан возвратил бачок Чен-Лу, думая о том, как тайно он пробудился. Первое, что они узнали об этом, был его голос, настороженный и вмешивающийся. Чен-Лу, вероятно, лежал там, притворяясь, что спит, но бодрствовал и слушал.
– Я… я думаю, что хочу есть, – сказала Рин. Чен-Лу протянул пакеты с пищей, и они молча поели. Сейчас ее стала одолевать жажда… она удивилась, что Чен-Лу передал ей бачок раньше, чем она его попросила. Он вручил его ей. Она знала, что он изучает ее, знает о признаках ее эмоций, догадывается о многих ее мыслях. Это было очень неприятное открытие. Она сердито отпила и сунула бачок назад Чен-Лу. Он улыбнулся.
– Если они не на крыше, где их не видно, или не под крыльями, то тогда наши друзья покинули нас, – сказал Хуан.
– Я заметил это, – сказал Чен-Лу.
Хуан внимательно изучил берег с обеих сторон, насколько позволял обзор.
Ни одного признака жизни. Ни одного звука. Солнце сейчас стояло уже достаточно высоко и сняло туман с реки.
– Здесь сегодня будет дьявольски жарко, – сказала Рин. Хуан кивнул.
«Начало теплоты имеет определенный признак, – думал он. – Мгновение назад его еще не было, затем оно проявляется на чувствах». Он отстегнул ремень, отодвинул сидение в сторону и соскользнул в заднюю часть кабины. Он положил руки на зажимы, обеспечивающие герметичность люка.
– Куда ты пошел? – спросила Рин. Она покраснела, услышав свой вопрос.
Чен-Лу захихикал.
Тогда она почувствовала, что ей ненавистна его грубость, даже когда он попытался смягчить эффект своей реакции, говоря:
– Мы должны изучать некоторые белые пятна западной условности, Рин.
В голосе его все еще была издевка, она слышала ее и резко повернулась назад.
Хуан с шумом распахнул люк, обследовав его концы внутри и снаружи. Никаких очевидных признаков насекомых. Он заглянул вниз на плоскую поверхность продолжения плывущей части назад к ракетным двигателям – два с половиной метра низкого помоста почти в метр шириной. Там тоже не было признаков насекомых.
Он опустился вниз и закрыл люк.
Как только люк закрылся, Рин повернулась к Чен-Лу.
– Вы несносны! – взорвалась она.
– Полно, д-р Келли.
– Не прикрывайтесь своим видом все-мы-профессионалы, – сказала она. – Все равно вы несносны!
Чен-Лу понизил голос и сказал:
– Пока он не вернулся, нам надо обсудить несколько вещей. Нет времени для проформы. Это дело МЭО.
– Единственное дело МЭО, которое у нас остается – это передать ваше сообщение в штаб-квартиру, – сказала она.
Он пристально посмотрел на нее. Эту реакцию он мог предсказать заранее, но следовало найти удобный момент, чтобы затронуть этот вопрос. «У бразильцев есть пословица», – подумал он и процитировал:
– "Когда говоришь о долге, вспомни о деньгах".
– А конта фуа пага пор мим, – сказала она. – Я уже заплатила по этому счету.
– Я не предлагал тебе ничего платить, – сказал он.
– Вы предлагаете купить меня? – резко бросила она.
– Другие же делали это, – сказал он.
Она изучающе рассматривала его. Он угрожает рассказать Хуану о ее прошлой деятельности в разведывательно-шпионском отделе МЭО? Пусть. Но она уже узнала несколько вещей по этой линии, и она притворилась, что не уверена сейчас. Что было у Чен-Лу на уме?
Чен-Лу улыбнулся – западные люди всегда подвержены алчности. – Ты хочешь выслушать дальше? – спросил он.
Eе молчание выразило согласие.
– Вот сейчас ты направишь все свои чары на Хуана Мартиньо, сделаешь его рабом любви. Он должен превратиться в создание, которое сделает для тебя все. Сделать это тебе совсем нетрудно.
«Я уже делала это раньше, а-а?» – думала она.
Она отвернулась. – Ну… я уже делала это раньше во имя долга.
Чен-Лу кивнул себе за ее спиной. Все в жизни остается по-прежнему. Она уже созрела для этого – все идет как по маслу. Люк около него открылся, и Хуан запрыгнул в кабину.
– Нигде никаких признаков, – сказал он, опускаясь снова на свое место. – Я оставил люк полуоткрытым на случай, если кому-нибудь надо выйти.
– Рин? – сказал Чен-Лу.
Она покачала головой, судорожно сглотнула:
– Нет.
– Тогда я позволю себе воспользоваться такой возможностью, – сказал Чен-Лу.
Он открыл люк, спустился на плавающую плоскость и закрыл люк.
Не поворачиваясь, Рин знала, что он сделал лишь видимость закрытого люка, что он оставил щель и приставил к ней ухо. Она смотрела прямо перед собой на быструю убегающую серебристую дорожку реки. Грузовик находился в подвешенном состоянии неподвижного воздуха, который медленно насыщался зноем, пока она не поняла, что он должен взорваться.
Хуан посмотрел на нее:
– С тобой все в порядке?
«Вот в этом вся смехотворность ситуации», – думала она.
Минута прошла в молчании.
– Что-то случилось, – сказал Хуан. – Вы с Трэвисом шептались, пока я был там. Я не мог понять, что ты сказала, но в голосе твоем звучал гнев.
Она попыталась проглотить стоящий в горле комок. Чен-Лу подслушивал сейчас, будь он проклят:
– Я… он пытался соблазнить меня.
– Соблазнить тебя? – Да.
– А чем?
Она повернулась и изучала воздушную мягкость гор, поднимающихся справа, и различала там вдали снежную вершину горы с черными языками вулканического пепла. Некоторая торжественность горы отразилась на ее чувствах.
– Тобой.
Хуан смотрел на свои руки, пытаясь понять, почему ее признание так поразило его.
Во время этой паузы Рин начала напевать. У нее был приятный голос, и она знала об этом: грудной проникновенный. Голос был одним из ее лучших видов оружия.
Но Хуан узнал песню и удивился, почему она выбрала именно эту. Даже после того, как она замолкла, мелодия все еще звучала вокруг него, как туман. Это был плач туземцев, трагедия Лорки, аранжированная под гитару.
* * *
О смерть, останови свой меч, Я не из тех, кто ищет у тебя забвенья, Не буду умолять себя сберечь – Я путь прошел, закончены свершенья. Река, что представляет жизнь мою Течет пусть мирно некоторое время В глазах любви я пепел вижу твой, И тяжко расставанья бремя.
Она только напела песню, а слова все равно еще звучали там.
Хуан посмотрел налево.
Вдоль реки здесь росли деревья манго, густая зеленая листва перемежались там с более светлыми тонами тропической белой омелы и редкими пальмами с махровым покровом хонт. На ближних подступах к джунглям парили два черно-белых ястреба урубу. Они висели в выгоревшем голубовато-стальном небе, как будто нарисованные там на фальшивом театральном фоне.
Очевидная безмятежность сцены не содержала иллюзий для Хуана. И он размышлял, была ли это та безмятежность, о которой говорилось в песне.
Стайка танагер привлекла его внимание. Они проносились над головой, сверкая бирюзой, ныряли в стену джунглей, и она проглатывала их, как будто их никогда и не было.
Берег манго слева уступил место узкой полосе травы на возвышенности средней высоты, красно-коричневая земля его была изрыта норами.
Открылся люк, и Хуан услышал, как Чен-Лу карабкается в кабину. Затем послышался звук, который означал, что люк закрыт и закупорен.
– Джонни, посмотри, мне кажется, что-то движется в деревьях за той травой, – сказал Чен-Лу.
Хуан пристально всмотрелся в сцену. Да! внутри деревьев были видны какие-то тени – много фигур, которые двигались, как порхающий поток, стремящийся двигаться в одном темпе с грузовиком.
Хуан поднял ружье, которое он пристроил слева от сиденья.
– Слишком большое расстояние, – сказала Рин.
– Я знаю. Я просто хочу дать им знать, чтобы они держались на расстоянии.
Он никак не мог открыть отверстие для ружья, но пока он возился, фигуры выступили из тени на солнечный свет на травянистый склон.
Хуан ахнул.
– Матерь божья, Матерь божья… – прошептала Рин.
Это была смешанная группа, выстроившаяся как на выставку вдоль берега. Большинство их имело вид людей, хотя было несколько гигантских копий насекомых – жуки с какими-то похожими на хлысты хоботками. Большинство имитаций людей были в форме индейцев, многие из которых напоминали тех существ, которые похитили Хуана и его отца.
Хотя вперемежку в этой шеренге стояли и единичные экземпляры: один из них соответствовал облику префекта, отца Хуана, рядом с ним… Виеро и все мужчины из лагеря.
Хуан протолкнул ружье в щель в борту.
– Нет, – сказала Рин. – Подожди. Посмотри на их глаза, как сверкают их глаза. Они могут быть нашими друзьями… может быть их напоили наркотиками или… – Она замолчала.
«Или хуже», – подумал Хуан.
– Возможно, что они заложники, – сказал Чен-Лу, – один верный способ узнать, кто они – застрелить одного из них. – Он встал, открыл ящик с оборудованием. – Вот тяжелый…
– Положите назад! – рявкнул Хуан. Он вытащил из щели ружье, закрыл герметично борт.
Чен-Лу сжал губы, размышляя: «Эти латиноамериканцы! Такие непрактичные. – Он положил ружье с разрывными пулями в ящик и сел. – Можно было выбрать в качестве мишени одного из менее важных людей. Зато могли бы получить важнейшую информацию. Хотя настаивать на этом сейчас бесполезно, все равно ни к чему бы не привело бы. Не сейчас.».
– Я не знаю, как вы двое, – сказала Рин, – но в нашей школе нас не учили убивать своих друзей.
– Конечно, Рин, конечно, – сказал Чен-Лу. – Но разве там наши друзья?
Она сказала:
– Пока я не буду знать наверняка…
– Вот именно! – сказал Чен-Лу. – А как вы собираетесь узнать это наверняка? – Он указал на фигуры, стоящие сейчас позади них, так как течение их опять отнесло к берегу с нависающими деревьями и лозами. – Это тоже школа, Рин – те джунгли. Ты тоже должна извлечь из этого хороший урок.
«Опять двусмысленность, опять двусмысленность», – думал он.
– Джунгли – это школа прагматизма, – сказал Чен-Лу.
– Абсолютные суждения. Спроси их о зле и добре? У джунглей один ответ: «Все, что имеет успех, хорошо».
«Он говорит мне о том, чтобы я приступала к соблазнению синьора Джонни Мартиньо, пока бедный дурачок еще не отошел от шока, – думала она. – Довольно верно – опасность, шок или страх – каждый из этих факторов имеет свой резонанс».
Она обратилась к себе: «Ну, а какой резонанс это оказывает на меня?» – Если бы это были индейцы, я бы знал, почему они устроили нам этот парад, – сказал Хуан. – Но это не настоящие индейцы. Мы не можем сказать, как эти создания мыслят. Индейцы бы сделали такое шоу, чтобы запугать нас, говоря: А вы будете следующими. Но эти создания… – Он покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26