Вы находите это забавным? Вы видите сейчас, почему мы никогда не боролись с ними в открытую? Когда они хотят, они могут уничтожить все… всех.
– Иган? – прошептал Бумур.
– Иганов легко уничтожить, – сказал Глиссон, – Я видел это. Принимайте факт.
– Но что мы будем делать? – спросил Гарви.
– Делать? – Глиссон посмотрел вниз на него, – Мы будем ждать.
– Один из вас мог бы выстоять против всех сил Безопасности, чтобы отстоять Поттера, – сказал Бумур, – Но все, что вы можете сделать сейчас, это ждать?
– Насилие – не моя функция, – сказал Глиссон, – Вы увидите.
– Что они сделают? – прохрипела Лизбет.
– Все, что им заблагорассудится сделать, – сказал Глиссон.
Глава 18
Ну вот, дело сделано, – сказала Калапина. Она смотрела на Шруилла и Нурса в рефлекторы. Шруилл указал на цепочки кинетических аналогов на внутренней стене Шара Обозрения – Ты наблюдала эмоцию Свенгаарда?
– Он был испуган до смерти, – сказала Калапина.
Шруилл сжал губы, изучая ее отражение. Сеанс в фармакологическом центре восстановил ее спокойствие, но она заняла свой трон в подавленном настроении. Калейдоскопическая игра огней на стене придавала нездоровый оттенок ее коже. На всех чертах лица было определенное выражение.
Нурс взглянул вверх на огни наблюдателей – вся ширина северной стены мерцала тусклым красным напряжением, все места заняты. Все сообщество оптименов, за редким исключением, следило за развитием событий.
– Мы должны принять решение, – сказал Нурс.
– Ты выглядишь бледным, Нурс, – сказала Калапина, – У тебя неприятности с фармакологией?
– Не больше, чем у тебя, – он говорил задиристо, – Просто ферментное гетероделение. Оно легко устраняется.
– Я говорю, что их надо привезти сюда сейчас, – сказал Шруилл.
– С какой целью? – спросил Нурс, – У нас зафиксирован их побег очень хорошо. Зачем позволять им снова ускользнуть?
– Мне не нравится сама мысль о незарегестрированных защищающих себя жизнеспособных – кто знает, сколько их… бегающих на свободе, – сказал Шруилл.
– Вы уверены, что мы можем взять их живыми? – спросила Калапина.
– Киборг признает свою неэффективность против нас, – сказал Шруилл.
– Если это не ловушка, – сказал Нурс.
– Я не думаю, – сказала Калапина, – А как только они попадут к нам, мы можем извлечь информацию, которую нам надо, из их сырых мозгов с самой большой точностью.
Нурс повернулся, пристально посмотрел на нее. Он не мог понять, что случилось с Калапиной. Она говорила с грубой жестокостью женщины из народа. Она была похожа на разбуженного вампира, как будто насилие было для нее знаком пробуждения.
«Какой же тогда знак ее усмирит?» – размышлял он. И его шокировала собственная мысль, – Если у них есть средства уничтожить себя? – спросил Нурс, – Я напоминаю вам о компьютерной сестре и печальном ряде наших собственных хирургов, которые оказались в одной организации с этими преступниками. Мы были бессильны предотвратить их самоуничтожение.
– Как ты груб, Нурс, – сказала Калапина.
– Груб? Я? – он потряс головой, – Просто я желаю помешать увеличению боли. Давайте уничтожим их сами и продолжим отсюда.
– Глиссон – полный Киборг, – сказал Шруилл, – Вы не можете себе даже представить, что могли бы нам открыть банки его памяти.
– Я помню того, кто сопровождал Поттера, – сказал Нурс, – Давайте не будем рисковать. Его спокойствие может быть уловкой.
– Пустить наркотик в их потайную дыру, – сказал Шруилл, – Вот мое предложение.
– А откуда мы можем знать, как он подействует на Киборгов? – спросил Нурс.
– Тогда им еще удастся убежать, – сказал Шруилл, – Конечно, они были трижды правы, наши люди в Централе. Мы вычислили тех, кто… – Я говорю, задержим их сейчас! – рявкнул Нурс.
– Я согласна со Шруиллом, – сказала Калапина, – В чем риск?
– Чем скорее мы остановим их, тем быстрее сможем вернуться к своим делам, – сказал Нурс.
– Это и есть наше дело, – сказал Шруилл.
– Тебе нравится мысль стерилизовать еще один мегаполис, не так ли, Шруилл? – ехидно усмехнулся Нурс – Который на этот раз? Что скажешь насчет Лувиля?
– Один раз было достаточно, – сказал Шруилл, – Но наши привязанности и неприязни в действительности не имеют к этому никакого отношения.
– Тогда давайте проголосуем, – сказала Калапина.
– Потому что вас двое против меня, да? – сказал Нурс.
– Она имеет в виду всеобщее голосование, – сказал Шруилл. Он взглянул на огни наблюдателей, – У нас, очевидно, полный кворум.
Нурс уставился на индикаторы, зная, что его лихо заманили в ловушку. Он не мог протестовать против всеобщего голосования – любого голосования. А двое его спутников казались такими уверенными в себе, – Это и есть наше дело.
– Мы позволили вмешаться Киборгам, – сказал Нурс, – Потому что они увеличили пропорцию жизнеспособных в генетическом резерве. Мы что, делали это просто для того, чтобы потом уничтожить генетический резерв?
Шруилл указал на банк данных бинарных пирамид на стене Шара, – Если они представляют угрозу нам, то конечно. Но проблема заключается в незарегистрированных самосохраняемых жизнеспособных, их возможному иммунитету к контрацептивному газу. Откуда бы они еще могли получить замену эмбриону?
– Если пошло на то, нам не нужен ни один из них, – сказала Калапина.
– Уничтожить их всех? – спросил Нурс, – Весь народ?
– И вырастить новый урожай двойников, – сказала она.
– А почему бы и нет?
– Двойники не всегда соответствуют оригиналу, – сказал Нурс.
– Нас ничто не ограничивает, – сказал Шруилл.
– Наше солнце не вечно, – сказал Нурс.
– Мы решим это, когда возникнет необходимость, – сказала Калапина, – Какая проблема может мешать нам? Мы не ограничены во времени.
– И все же, мы стерильны, – сказал Нурс, – Наши половые клетки не хотят соединяться.
– Ну и хорошо делают, – сказал Шруилл – Я бы не хотел, чтобы было иначе.
– Все, что мы хотим сейчас, это простое голосование, – сказала Калапина, – Простое голосование по поводу того, поймать ли и привезти сюда маленькую банду преступников. Почему это должно вызывать такие крупные споры?
Нурс хотел что-то сказать, но передумал. Он потряс головой, переводя взгляд с Калапины на Шруилла.
– Ну? – спросил Шруилл.
– Я думаю, что эта маленькая банда и есть настоящая проблема, – сказал Нурс, – Один стерри-хирург, два Киборга и два жизнеспособных.
– Но Дюран был готов убить стерри, – сказал Шруилл.
– Нет, – Это был голос Калапины, – Он не собирался никого уничтожать, – Она вдруг заинтересовалась ходом мысли Нурса. В конце концов, это были его логика и доводы, которые всегда привлекали ее.
Шруилл, видя, что она колеблется, сказал:
– Калапина!
– Мы все видели эмоцию Дюрана, – сказал Нурс. Он махнул на стену с приборами перед ним, – Он бы никого не убил. Он… просто воспитывал Свенгаарда, разговаривал со Свенгаардом с помощью своих рук.
– Как они это делают между собой, он и его жена, – сказала Калапина.
– Вы говорите, что мы должны вырастить новый урожай двойников, – сказал Нурс, – Чье семя мы используем? Вероятно, жителей Ситака?
– Мы могли бы взять сначала клетки семян, – сказал Шруилл и размышлял, как это он вдруг перешел в оборону, – Я говорю, давайте голосовать по этому вопросу. Привозить их сюда для полного допроса или уничтожить их.
– Нет необходимости, – сказала Нурс, – Я изменил решение. Привезите их сюда… если сможете.
– Тогда решено, – сказал Шруилл. Он повернул сигнал в ручке своего трона, – Увидите, это действительно очень просто.
– Неужели? – спросил Нурс, – Тогда почему вдруг мы с Калапиной вдруг не захотели использовать насилие? Почему мы вспоминаем те старые дни, когда Макс прикрывал нас от самих себя?
Глава 19
Зал Совета не видел такого собрания с тех пор, как проходили дебаты по поводу легализации экспериментов Киборгов над себе подобными около трех тысяч лет тому назад. Оптимены занимали радугу вспыхивающих многоцветных подушек на банках длинных пласмелдовых скамеек. Некоторые казались голыми, но большинство, осознавая традицию таких собраний, пришли в нарядах, которые соответствовали их историческим приверженностям, занимающим их в данный момент. Они были в тогах, шотландских юбках, платьях с жестокими стоящими воротниками, в треугольных шляпах и котелках, набедренных повязках и шкурах, тканях и стилях, уходящих далеко в историю.
Те, кто не смог попасть в переполненный зал, следили через полмиллиона глаз сканнеров, которые сверкали вдоль верхних линий стен.
Над Централом едва начинался день, но ни один из оптименов не спал.
Шар Обозрения был отодвинут, и Туеры занимали место в центре первой скамьи в конце зала. Пленников привезли помощники на плавающих тележках. Они сидели на плоской поверхности тележек обездвиженные бледно-голубыми пласмелдовыми пластронами, которые оставляли возможность лишь поверхностного дыхания.
Когда она посмотрела на них вниз со скамьи и увидела эти пять фигур так жестко сжатых, Калапина даже позволила себе чуть-чуть их пожалеть. Женщина – в глазах у нее такой ужас. На лице Гарви Дюрана ярость. Сдержанное ожидание у Глиссона и Бумура. Взгляд настороженного ожидания у Свенгаарда.
И все же, Калапина чувствовала, что чего-то тут не хватает. Она не смогла бы точно сказать, что здесь отсутствовало, она чувствовала лишь какую-то пустоту внутри.
«Нурс прав, – думала она, – Эти пятеро важны».
Кто-то из оптименов в первых рядах зала принес маленький проигрыватель, и звон колокольчиков можно было услышать над шепотом и бормотанием толпы в зале. Звук этот стал слышнее, когда оптимены затихли в ожидании.
Вдруг мелодии оборвалась на середине.
В зале становилось все тише и тише.
Несмотря на страх, Лизбет внимательно осматривалась в нарастающей тишине. Она никогда раньше не видела живых оптименов – только с экранов общественной системы объявлений, (за время ее жизни это в основном были члены Туеров, хотя старшее поколение народа еще помнило троицу Кагисс, предшествовавшую нынешним Туерам). Они все были такие разные и многоцветные – и такие далекие. У нее было тягостное чувство предрешенности оттого, что ничего в этот момент не происходило случайно, а во всем царила устрашающая симметрия, в том, что они находятся здесь в таком окружении.
– Они полностью обездвижены, – сказал Шруилл, – Бояться нечего.
– К тому же, они напуганы, – сказал Нурс. И он неожиданно вспомнил случай из своей юности. Его взяли в один антикварный дом, где один из гедонистов с гордостью устраивал выставку пласмелдовых копий пропавших статуй. Там была огромная рыба, одна фигура без головы на лошади (очень жуткая), монах в капюшоне и мужчина и женщина, которые прижались друг к другу в объятии страха. Мужчина и женщина, он вспомнил сейчас, были похожи лицами на Лизбет и Гарви Дюранов.
«Они являются, в каком-то смысле, нашими родителями, – думал Нурс, – Мы ведем свой род от народа».
Вдруг Калапина поняла, кого ей тут не хватает. Это был Макс. Он умер, она знала, и на секунду она вспомнила, что же с ним произошло. Пережил свою полезность, решила она. Новый Макс еще, должно быть, не готов.
«Странно, что Макс должен был уйти именно так, – подумала она. Но жизни простых смертных были похожими на осеннюю паутину. Однажды вы увидели их, на следующий день вы увидите лишь место, где они были, – Я должна спросить, что случилось с Максом». Но она знала, что никогда бы не приблизилась к этому. Ответ потребовал бы отвратительного слова, понятия, в котором даже эвфемизмы были бы отвратительны.
– Обратите особое внимание на Киборга Глиссона, – сказал Шруилл, – Разве не странно, что наши инструменты не отражают никаких его эмоций?
– Вероятно, у него нет эмоций, – сказала Калапина.
– Я не доверяю ему, – сказал Нурс, – Мой дед говорил о коварстве Киборгов.
– Фактически, он ведь робот, – сказал Шруилл, – Запрограммированный давать самые точный ответ на вопрос о сохранении его бытия. Его сегодняшняя покорность очень интересна.
– Разве наша цель не состоит в их допросе? – спросил Нурс.
– Минуточку терпения, – сказал Шруилл, – Мы вскроем их до самого мозга и откроем их память для нашего исследования. Сначала надо хорошо изучить их.
– Ты такой бесчувственный, Шруилл, – сказала Калапина.
Шум одобрения разнесся по залу.
Шруилл взглянул на нее. Голос Калапины прозвучал тогда так странно. Он сам почувствовал какое-то беспокойство.
Глаза Киборга Глиссона двигались, прикрытые тяжелыми веками, холодные, изучающие, поблескивающие сменяющимися линзами, которые давали ему более широкое поле обозрения.
– Вы видите это, Дюран? – спросил он, голос его прерывался из-за необходимости делать короткие поверхностные вдохи.
Гарви, наконец, обрел дар речи:
– Я… не могу… поверить… этому.
– Они разговаривают, – сказала Калапина, голос ее звучал ярко. Она посмотрела на Дюрана, в глазах его увидела удивленное презрение и жалость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Иган? – прошептал Бумур.
– Иганов легко уничтожить, – сказал Глиссон, – Я видел это. Принимайте факт.
– Но что мы будем делать? – спросил Гарви.
– Делать? – Глиссон посмотрел вниз на него, – Мы будем ждать.
– Один из вас мог бы выстоять против всех сил Безопасности, чтобы отстоять Поттера, – сказал Бумур, – Но все, что вы можете сделать сейчас, это ждать?
– Насилие – не моя функция, – сказал Глиссон, – Вы увидите.
– Что они сделают? – прохрипела Лизбет.
– Все, что им заблагорассудится сделать, – сказал Глиссон.
Глава 18
Ну вот, дело сделано, – сказала Калапина. Она смотрела на Шруилла и Нурса в рефлекторы. Шруилл указал на цепочки кинетических аналогов на внутренней стене Шара Обозрения – Ты наблюдала эмоцию Свенгаарда?
– Он был испуган до смерти, – сказала Калапина.
Шруилл сжал губы, изучая ее отражение. Сеанс в фармакологическом центре восстановил ее спокойствие, но она заняла свой трон в подавленном настроении. Калейдоскопическая игра огней на стене придавала нездоровый оттенок ее коже. На всех чертах лица было определенное выражение.
Нурс взглянул вверх на огни наблюдателей – вся ширина северной стены мерцала тусклым красным напряжением, все места заняты. Все сообщество оптименов, за редким исключением, следило за развитием событий.
– Мы должны принять решение, – сказал Нурс.
– Ты выглядишь бледным, Нурс, – сказала Калапина, – У тебя неприятности с фармакологией?
– Не больше, чем у тебя, – он говорил задиристо, – Просто ферментное гетероделение. Оно легко устраняется.
– Я говорю, что их надо привезти сюда сейчас, – сказал Шруилл.
– С какой целью? – спросил Нурс, – У нас зафиксирован их побег очень хорошо. Зачем позволять им снова ускользнуть?
– Мне не нравится сама мысль о незарегестрированных защищающих себя жизнеспособных – кто знает, сколько их… бегающих на свободе, – сказал Шруилл.
– Вы уверены, что мы можем взять их живыми? – спросила Калапина.
– Киборг признает свою неэффективность против нас, – сказал Шруилл.
– Если это не ловушка, – сказал Нурс.
– Я не думаю, – сказала Калапина, – А как только они попадут к нам, мы можем извлечь информацию, которую нам надо, из их сырых мозгов с самой большой точностью.
Нурс повернулся, пристально посмотрел на нее. Он не мог понять, что случилось с Калапиной. Она говорила с грубой жестокостью женщины из народа. Она была похожа на разбуженного вампира, как будто насилие было для нее знаком пробуждения.
«Какой же тогда знак ее усмирит?» – размышлял он. И его шокировала собственная мысль, – Если у них есть средства уничтожить себя? – спросил Нурс, – Я напоминаю вам о компьютерной сестре и печальном ряде наших собственных хирургов, которые оказались в одной организации с этими преступниками. Мы были бессильны предотвратить их самоуничтожение.
– Как ты груб, Нурс, – сказала Калапина.
– Груб? Я? – он потряс головой, – Просто я желаю помешать увеличению боли. Давайте уничтожим их сами и продолжим отсюда.
– Глиссон – полный Киборг, – сказал Шруилл, – Вы не можете себе даже представить, что могли бы нам открыть банки его памяти.
– Я помню того, кто сопровождал Поттера, – сказал Нурс, – Давайте не будем рисковать. Его спокойствие может быть уловкой.
– Пустить наркотик в их потайную дыру, – сказал Шруилл, – Вот мое предложение.
– А откуда мы можем знать, как он подействует на Киборгов? – спросил Нурс.
– Тогда им еще удастся убежать, – сказал Шруилл, – Конечно, они были трижды правы, наши люди в Централе. Мы вычислили тех, кто… – Я говорю, задержим их сейчас! – рявкнул Нурс.
– Я согласна со Шруиллом, – сказала Калапина, – В чем риск?
– Чем скорее мы остановим их, тем быстрее сможем вернуться к своим делам, – сказал Нурс.
– Это и есть наше дело, – сказал Шруилл.
– Тебе нравится мысль стерилизовать еще один мегаполис, не так ли, Шруилл? – ехидно усмехнулся Нурс – Который на этот раз? Что скажешь насчет Лувиля?
– Один раз было достаточно, – сказал Шруилл, – Но наши привязанности и неприязни в действительности не имеют к этому никакого отношения.
– Тогда давайте проголосуем, – сказала Калапина.
– Потому что вас двое против меня, да? – сказал Нурс.
– Она имеет в виду всеобщее голосование, – сказал Шруилл. Он взглянул на огни наблюдателей, – У нас, очевидно, полный кворум.
Нурс уставился на индикаторы, зная, что его лихо заманили в ловушку. Он не мог протестовать против всеобщего голосования – любого голосования. А двое его спутников казались такими уверенными в себе, – Это и есть наше дело.
– Мы позволили вмешаться Киборгам, – сказал Нурс, – Потому что они увеличили пропорцию жизнеспособных в генетическом резерве. Мы что, делали это просто для того, чтобы потом уничтожить генетический резерв?
Шруилл указал на банк данных бинарных пирамид на стене Шара, – Если они представляют угрозу нам, то конечно. Но проблема заключается в незарегистрированных самосохраняемых жизнеспособных, их возможному иммунитету к контрацептивному газу. Откуда бы они еще могли получить замену эмбриону?
– Если пошло на то, нам не нужен ни один из них, – сказала Калапина.
– Уничтожить их всех? – спросил Нурс, – Весь народ?
– И вырастить новый урожай двойников, – сказала она.
– А почему бы и нет?
– Двойники не всегда соответствуют оригиналу, – сказал Нурс.
– Нас ничто не ограничивает, – сказал Шруилл.
– Наше солнце не вечно, – сказал Нурс.
– Мы решим это, когда возникнет необходимость, – сказала Калапина, – Какая проблема может мешать нам? Мы не ограничены во времени.
– И все же, мы стерильны, – сказал Нурс, – Наши половые клетки не хотят соединяться.
– Ну и хорошо делают, – сказал Шруилл – Я бы не хотел, чтобы было иначе.
– Все, что мы хотим сейчас, это простое голосование, – сказала Калапина, – Простое голосование по поводу того, поймать ли и привезти сюда маленькую банду преступников. Почему это должно вызывать такие крупные споры?
Нурс хотел что-то сказать, но передумал. Он потряс головой, переводя взгляд с Калапины на Шруилла.
– Ну? – спросил Шруилл.
– Я думаю, что эта маленькая банда и есть настоящая проблема, – сказал Нурс, – Один стерри-хирург, два Киборга и два жизнеспособных.
– Но Дюран был готов убить стерри, – сказал Шруилл.
– Нет, – Это был голос Калапины, – Он не собирался никого уничтожать, – Она вдруг заинтересовалась ходом мысли Нурса. В конце концов, это были его логика и доводы, которые всегда привлекали ее.
Шруилл, видя, что она колеблется, сказал:
– Калапина!
– Мы все видели эмоцию Дюрана, – сказал Нурс. Он махнул на стену с приборами перед ним, – Он бы никого не убил. Он… просто воспитывал Свенгаарда, разговаривал со Свенгаардом с помощью своих рук.
– Как они это делают между собой, он и его жена, – сказала Калапина.
– Вы говорите, что мы должны вырастить новый урожай двойников, – сказал Нурс, – Чье семя мы используем? Вероятно, жителей Ситака?
– Мы могли бы взять сначала клетки семян, – сказал Шруилл и размышлял, как это он вдруг перешел в оборону, – Я говорю, давайте голосовать по этому вопросу. Привозить их сюда для полного допроса или уничтожить их.
– Нет необходимости, – сказала Нурс, – Я изменил решение. Привезите их сюда… если сможете.
– Тогда решено, – сказал Шруилл. Он повернул сигнал в ручке своего трона, – Увидите, это действительно очень просто.
– Неужели? – спросил Нурс, – Тогда почему вдруг мы с Калапиной вдруг не захотели использовать насилие? Почему мы вспоминаем те старые дни, когда Макс прикрывал нас от самих себя?
Глава 19
Зал Совета не видел такого собрания с тех пор, как проходили дебаты по поводу легализации экспериментов Киборгов над себе подобными около трех тысяч лет тому назад. Оптимены занимали радугу вспыхивающих многоцветных подушек на банках длинных пласмелдовых скамеек. Некоторые казались голыми, но большинство, осознавая традицию таких собраний, пришли в нарядах, которые соответствовали их историческим приверженностям, занимающим их в данный момент. Они были в тогах, шотландских юбках, платьях с жестокими стоящими воротниками, в треугольных шляпах и котелках, набедренных повязках и шкурах, тканях и стилях, уходящих далеко в историю.
Те, кто не смог попасть в переполненный зал, следили через полмиллиона глаз сканнеров, которые сверкали вдоль верхних линий стен.
Над Централом едва начинался день, но ни один из оптименов не спал.
Шар Обозрения был отодвинут, и Туеры занимали место в центре первой скамьи в конце зала. Пленников привезли помощники на плавающих тележках. Они сидели на плоской поверхности тележек обездвиженные бледно-голубыми пласмелдовыми пластронами, которые оставляли возможность лишь поверхностного дыхания.
Когда она посмотрела на них вниз со скамьи и увидела эти пять фигур так жестко сжатых, Калапина даже позволила себе чуть-чуть их пожалеть. Женщина – в глазах у нее такой ужас. На лице Гарви Дюрана ярость. Сдержанное ожидание у Глиссона и Бумура. Взгляд настороженного ожидания у Свенгаарда.
И все же, Калапина чувствовала, что чего-то тут не хватает. Она не смогла бы точно сказать, что здесь отсутствовало, она чувствовала лишь какую-то пустоту внутри.
«Нурс прав, – думала она, – Эти пятеро важны».
Кто-то из оптименов в первых рядах зала принес маленький проигрыватель, и звон колокольчиков можно было услышать над шепотом и бормотанием толпы в зале. Звук этот стал слышнее, когда оптимены затихли в ожидании.
Вдруг мелодии оборвалась на середине.
В зале становилось все тише и тише.
Несмотря на страх, Лизбет внимательно осматривалась в нарастающей тишине. Она никогда раньше не видела живых оптименов – только с экранов общественной системы объявлений, (за время ее жизни это в основном были члены Туеров, хотя старшее поколение народа еще помнило троицу Кагисс, предшествовавшую нынешним Туерам). Они все были такие разные и многоцветные – и такие далекие. У нее было тягостное чувство предрешенности оттого, что ничего в этот момент не происходило случайно, а во всем царила устрашающая симметрия, в том, что они находятся здесь в таком окружении.
– Они полностью обездвижены, – сказал Шруилл, – Бояться нечего.
– К тому же, они напуганы, – сказал Нурс. И он неожиданно вспомнил случай из своей юности. Его взяли в один антикварный дом, где один из гедонистов с гордостью устраивал выставку пласмелдовых копий пропавших статуй. Там была огромная рыба, одна фигура без головы на лошади (очень жуткая), монах в капюшоне и мужчина и женщина, которые прижались друг к другу в объятии страха. Мужчина и женщина, он вспомнил сейчас, были похожи лицами на Лизбет и Гарви Дюранов.
«Они являются, в каком-то смысле, нашими родителями, – думал Нурс, – Мы ведем свой род от народа».
Вдруг Калапина поняла, кого ей тут не хватает. Это был Макс. Он умер, она знала, и на секунду она вспомнила, что же с ним произошло. Пережил свою полезность, решила она. Новый Макс еще, должно быть, не готов.
«Странно, что Макс должен был уйти именно так, – подумала она. Но жизни простых смертных были похожими на осеннюю паутину. Однажды вы увидели их, на следующий день вы увидите лишь место, где они были, – Я должна спросить, что случилось с Максом». Но она знала, что никогда бы не приблизилась к этому. Ответ потребовал бы отвратительного слова, понятия, в котором даже эвфемизмы были бы отвратительны.
– Обратите особое внимание на Киборга Глиссона, – сказал Шруилл, – Разве не странно, что наши инструменты не отражают никаких его эмоций?
– Вероятно, у него нет эмоций, – сказала Калапина.
– Я не доверяю ему, – сказал Нурс, – Мой дед говорил о коварстве Киборгов.
– Фактически, он ведь робот, – сказал Шруилл, – Запрограммированный давать самые точный ответ на вопрос о сохранении его бытия. Его сегодняшняя покорность очень интересна.
– Разве наша цель не состоит в их допросе? – спросил Нурс.
– Минуточку терпения, – сказал Шруилл, – Мы вскроем их до самого мозга и откроем их память для нашего исследования. Сначала надо хорошо изучить их.
– Ты такой бесчувственный, Шруилл, – сказала Калапина.
Шум одобрения разнесся по залу.
Шруилл взглянул на нее. Голос Калапины прозвучал тогда так странно. Он сам почувствовал какое-то беспокойство.
Глаза Киборга Глиссона двигались, прикрытые тяжелыми веками, холодные, изучающие, поблескивающие сменяющимися линзами, которые давали ему более широкое поле обозрения.
– Вы видите это, Дюран? – спросил он, голос его прерывался из-за необходимости делать короткие поверхностные вдохи.
Гарви, наконец, обрел дар речи:
– Я… не могу… поверить… этому.
– Они разговаривают, – сказала Калапина, голос ее звучал ярко. Она посмотрела на Дюрана, в глазах его увидела удивленное презрение и жалость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25