А то она, бедная на трех работах корячится, семью обеспечивает. Васька! Ты чего молчишь то? Василий! Тишина в ответ. Поникла мокрая насквозь шуба, и как-то стала более плоской. И не шевелится никто. -Вася, ты чего! - Михей споро поднялся, и наклонился над шубой, вдыхая столь знакомый за многие годы аромат пропотевшего меха. Чувствуя, как содрогается что-то внутри Михей рывком и в облаке вонючих мутных брызг сорвал шубу. Остановился с капающей одеждой в руках. И на спине его не выступил холодный пот. Под шубой никого не было, лишь мокла одиноко пустая лежанка, да спешно покидал пропотевшей белье немногочисленный отряд полузаморенных клопов. Пот капал на пол с отчетливым звуком весенней капели. Так и стоял старый потогон Михей Михеич с вонючей шубой в руках и смотрел на то место, где изошел резко пахнущим потом его племянник Василий. Долго стоял, думал о своих предках, о кочегарах и плотниках, о матери Василия и своей собственной, а потом вздохнул тяжело, сказал: -Что же ты, Вася... не кремнем оказался. Мягкотелым человеком. И сказавши это, положил аккуратно шубу на место и, накинув легкую куртенку, вышел за дверь, в кружащую льдом и снегом пургу. Пошел, медленно торя дорожку сквозь высокие сугробы. Михея ждал его дом - убогая квадратная халупа, без печки, с не заклеенными окнами и столь холодная, что на ее голых стенах в особенно холодные ночи часто образовывался сантиметровой толщины лед.

1 2