Разумеется, вояки возместили это неудобство, применяя тактическое ядерное оружие, где надо и не надо, и после войны почти вся Земля стала радиоактивной и опасной для жизни. За исключением проектов. Во всяком случае, тех из них, которые успели огородиться силовыми экранами, изобретенными перед самым началом боевых действий и способными отражать радиоактивные частицы.
Но, поскольку в ходе Неблагородно-Благородной Войны была нарушена уйма других договоров, после её окончания никто уже толком не знал, где свои, а где чужие. Вполне возможно, что вон тот проект на горизонте союзник. Но это ещё бабушка надвое сказала. А население того проекта тоже знать не знало, враги мы или друзья. Казалось бы, чего проще – возьми и спроси. Ан-нет, слишком опасно: можно выдать себя.
Вот так и живем, и мало что напоминает нам об угрозе извне. Политика Вечной Бдительности и Мгновенной Готовности отдана на откуп армии, а всех остальных – простых обывателей – это вообще не колышет.
Но вот в лифте завелся лазутчик. Меня передернуло при мысли о том, что ему удалось так глубоко проникнуть в наши оборонительные порядки. А ведь следом за ним, возможно, лезут другие, и поди угадай, сколько их. Да и стены защищают нас, лишь пока все потенциальные недруги находятся снаружи.
Я сидел, ошеломленный этой ужасной вестью, и силился переварить её. А потом вспомнил о Линде.
Часы показывали четверть одиннадцатого. Моля бога, чтобы лазутчика уже поймали и чтобы Линда сочла его появление в лифте достаточно уважительной причиной для опоздания, я снова выбежал в коридор. Но лифт по-прежнему не действовал. Значит, лазутчик все ещё сидел там. Силы оставили меня, и я привалился к стене. Голова пухла от самых мрачных мыслей. Но тут я заметил дверь справа от лифта. Она вела на лестницу.
Я никогда прежде не обращал внимания на эту дверь. Лестницей у нас никто не пользуется, разве что обуреваемые жаждой приключений мальчишки, играющие в полицейских и воров. Моя нога не ступала на эту лестницу с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Правду сказать, я вообще считал лестницу нелепым приспособлением. Ведь у нас были лифты, которыми можно пользоваться, когда в них не сидят лазутчики. Зачем же тогда лестница?
Если верить доктору Килбилли, этому живому кладезю бесполезных сведений, Проект строился в те времена, когда ещё существовали такие штуковины, как муниципальные власти (это – что-то связанное с городами своего рода конгломератами проектов), а у местного муниципального правительства были какие-то там правила пожарной безопасности, уже тогда безнадежно устаревшие. Они обязывали сооружать лестницы во всех зданиях города, и в итоге в нашем Проекте тоже появилась лестница с тридцатью двумя тысячами ступенек.
Что ж, в кои-то веки она, наконец, может пригодиться. Меня отделяли от Линды всего тринадцать лестничных пролетов. Двести восемь ступенек. Я что, не могу преодолеть двести восемь ступенек, чтобы добраться до возлюбленной? Конечно, могу. Если дверь на лестницу не заперта.
Она открылась, хоть и весьма неохотно, потому что ею не пользовались уже черт-те сколько лет. Со скрипом, визгом и стоном створка чуть сдвинулась, и мне удалось протиснуться на пыльную, провонявшую плесенью лестничную площадку. Я глубоко вздохнул и приступил к нисхождению – восемь ступеней, площадка, ещё восемь – этаж. И так далее.
Далее-то далее, но далеко я не ушел. Между сто пятидесятым и сто сорок девятым этажами в стене была крошечная дверца. Я остановился и с любопытством оглядел её. Когда-то на створке была намалевана некая надпись, но краска давно осыпалась. Тем не менее, слой пыли на месте букв был тоньше и светлее, чем на остальной поверхности двери, и я, пусть с трудом, но сумел разобрать слова: «ШАХТА ЛИФТА. СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД».
Я нахмурился. Эту дверцу должен был охранять как минимум взвод бдительных солдат. Почему же она без присмотра? Может, за ненадобностью её просто не нанесли на новейшие карты Проекта? Или она опечатана изнутри? Или военные уже поймали лазутчика? Или начальство допустило халатность?
Пока я задавал себе все эти вопросы, створка распахнулась, и появился лазутчик с пистолетом в руке.
Наверняка это был он. Во-первых, пистолет. Во-вторых, испуганная физиономия, затравленный взгляд, нервная повадка. В-третьих, то обстоятельство, что он вышел из шахты лифта.
Сейчас, задним числом, мне кажется, что он перетрусил не меньше моего. Помнится, у нас получилась короткая, но живописная немая сценка. Мы застыли, разинув рты и выпучив глаза.
К сожалению, лазутчик опомнился первым. Быстро и бесшумно прикрыв аварийную дверь, он перестал бестолково размахивать пистолетом и прицелился мне в брюхо.
– Не двигаться! – громко прошептал он. – И – ни звука!
Я в точности выполнил эти указания, что дало мне возможность хорошенько приглядеться к лазутчику. Он был невысок, дюйма на три ниже меня, с худым скуластым лицом, тонкогубым ртом и глубоко посаженными глазами. В серых штанах, серой рубахе и бурых шлепанцах. Ни дать ни взять шпион… То есть, он выглядел, как и положено шпиону – вовсе не как шпион. Воплощенная серость. Мне показалось, что он похож на угрюмого бирюка-молочника, который когда-то обслуживал моих родителей.
Лазутчик лихорадочно огляделся, потом указал свободной рукой на лестницу и спросил:
– Куда она ведет?
Я прокашлялся.
– До самого низа.
– Хорошо, – сказал лазутчик, и в этот миг этажах в четырех под нами послышался истошный скрежет открывающейся двери, а затем – тяжелый топот. Солдаты! Они поднимались к нам.
Но лазутчик мигом развеял мои надежды на скорое спасение.
– Где вы живете? – спросил он.
– На сто пятьдесят третьем, – ответил я. Лазутчик попал в отчаянное положение и, следовательно, был очень опасен. Я знал, что только быстрый ответ на любой его вопрос может дать мне кое-какие шансы остаться целым и невредимым. Надо было подыграть ему. Лишь в этом случае я, возможно, улучу удобный момент и либо удеру от лазутчика, либо захвачу его в плен.
– Тогда пошли, – велел он, подтолкнув меня стволом своего пистолета.
Что ж, пошли так пошли. Мы поднялись на сто пятьдесят третий этаж и остановились у двери. Прижав дуло пистолета к моей спине, лазутчик хрипло зашептал:
– Я спрячу оружие в карман. Одно неверное движение, и я пристрелю вас. Сейчас мы войдем в вашу квартиру, как приятели, которые вернулись с прогулки. Вы все поняли?
Я кивнул и двинулся вперед. Никогда ещё наш длинный вестибюль не казался мне таким пустым. Никто ни разу не выглянул из квартир или ответвлений коридора. Наконец мы подошли к моей двери, и я открыл её при помощи большого пальца.
Как только мы очутились внутри, лазутчику заметно полегчало, и он устало привалился к двери; рука с пистолетом повисла, будто плеть, губы дрогнули в нервной ухмылке.
Я прикинул, успеет ли лазутчик вскинуть пистолет, если я брошусь на него. Но, должно быть, по выражению моего лица он понял, что я задумал.
– Даже и не пытайтесь, – сказал лазутчик. – Я не хочу убивать ни вас, ни кого-либо другого, но убью, если меня вынудят к этому. Подождем, пока погоня минует ваш этаж, потом я свяжу вас и уйду. Забудьте о глупом геройстве, и с вами не случится ничего плохого.
– Вам не скрыться, – ответил я. – Весь Проект поднят по тревоге.
– Это – моя забота, – лазутчик облизал губы. – У вас найдется кофе с цикорием?
– Да.
– Заварите чашечку. И не вздумайте сдуру пытаться ошпарить меня кипятком.
– У меня только дневная норма воды – на обед, ужин и две чашки кофе.
– А нам с вами и нужно две чашки, – сказал лазутчик.
Что ж, у меня появилась ещё одна причина злиться на этого проклятущего шпиона. Я снова вспомнил о Линде. Похоже, мне уже никогда не добраться до её квартиры. Возможно, Линда давно оплакала меня или, чего доброго, вызвала санитаров, и теперь они ищут мои останки.
Пока я заваривал кофе, лазутчик не терял времени даром и расспрашивал меня. Первым делом он узнал мое имя, потом осведомился, чем я зарабатываю на жизнь.
– Я – диспетчер рудовозов, – ответил я.
Разумеется, это была неправда, но Линда много рассказывала мне о своей работе, и при нужде я мог бы навешать ему лапши на уши.
На самом-то деле я работал тренером по классической борьбе, дзюдо и карате. Но об этих моих умениях лазутчик узнает в должное время. Во всяком случае, таков был мой замысел.
Лазутчик помолчал с минуту, потом спросил:
– Уровень радиации на бортах вагонеток?
Я был вынужден признаться, что понятия не имею, о чем он ведет речь.
– При возвращении, – пояснил лазутчик. – Сколько рад они привозят на себе? Или вы тут не делаете таких замеров?
– Разумеется, не делаем, – я снова обрел почву под ногами, поскольку Линда когда-то снабдила меня необходимыми сведениями. – Вагонетки и груз впускают в Проект только после дезактивации.
– Это мне известно, – раздраженно буркнул лазутчик. – Но разве вы не замеряете уровень перед дезактивацией?
– А зачем?
– Чтобы узнать, насколько понизилась радиация на улице.
– Да кого это волнует?
Лазутчик насупился.
– Всегда один и тот же ответ, – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели ко мне. – Похоже, вы, ребята, готовы всю жизнь просидеть в своих пещерах.
Я оглядел комнату и сказал:
– По-моему, неплохая пещера.
– И все-таки пещера, – лазутчик подался ко мне, его глаза сверкнули, как у одержимого. – Разве вам никогда не хотелось выйти наружу?
Нет, это немыслимо! Я так опешил, что едва не обдал себя крутым кипятком.
– Наружу? Разумеется, нет!
– Да, все одинаковые, – проворчал лазутчик. – Одинаковые тупицы. Слушайте, вы! Отдаете ли вы себе отчет в том, сколько времени понадобилось человечеству, чтобы выбраться из пещер? Как медленно, долго и мучительно ползло оно по пути прогресса? Сколько тысячелетий прошло, прежде чем человек высунул нос из своей норы?
– Понятия не имею, – ответил я.
– Что ж, я вам скажу! – задиристо вскричал лазутчик. – Чтобы вылезти из пещеры, человеку понадобилось гораздо больше времени, чем он потратил на возвращение в нее. – Лазутчик принялся мерить шагами комнату, возбужденно потрясая пистолетом. – Неужели ваше нынешнее существование естественно? Нет. Неужели это – здоровая жизнь? Определенно нет! – Он резко повернулся и снова нацелил на меня пистолет, но впечатление было такое, словно лазутчик хотел наставить на меня палец. – Слушайте! – прошипел он. – Человек развивался. При всей своей тупости и невоздержанности, он все же как-то взрослел. Его мечты становились масштабнее, величественнее, он начал стремиться в космос! Сначала достиг луны, потом стал готовиться к полетам на другие планеты и даже к далеким звездам! Вселенная ждала его, будто спелое яблочко – иди и срывай! И человек уже протянул было руку… Лазутчик сверкнул глазами, словно вызывая меня на спор, и я подумал, что он не просто опасен, а очень опасен. Мало того, что шпион, так ещё и безумец. Что ж, тем больше у меня причин подыгрывать ему.
Я вежливо кивнул.
– А что произошло на деле? – пылко вопросил лазутчик и тотчас ответил сам себе: – Я могу сказать, что произошло! В тот миг, когда человек должен был сделать свой первый исполинский шаг, он вдруг засуетился. Всего-навсего засуетился, и этого хватило. Что же он делает? Он разворачивается и опрометью бросается обратно в пещеру, поджав хвост. Вот как поступил человек!
Если я скажу, что ни бельмеса не понял, это будет чересчур мягкое выражение. Тем не менее, я внес свою лепту в эту бредовую беседу, сообщив лазутчику:
– Вот ваш кофе.
– Поставьте на стол, – велел он, мгновенно превращаясь из бормочущего лунатика в бдительного разведчика.
Я так и сделал. Лазутчик отпил большой глоток, потом пересек комнату и уселся в мое любимое кресло. Внимательно оглядев меня, он вдруг спросил:
– Что они вам сказали? Что я шпион?
– Разумеется, – ответил я.
Он горько усмехнулся, вздернув уголок рта.
– Разумеется! Чертовы дурни! Шпион! И что же я, по-вашему, вынюхиваю?
Вопрос прозвучал так резко и злобно, что я понял: надо отвечать быстро и правильно, иначе лазутчик снова превратится в лунатика.
– Ну, не знаю… – Я запнулся. – Может, про какое-нибудь военное снаряжение.
– Военное снаряжение? Какое военное снаряжение? У вашей армии нет ничего, кроме мундиров, свистков и стрелкового оружия.
– Оборонительные соору… – начал я.
– Оборонительных сооружений не существует, – оборвал он меня. – Если вы говорите о пусковых ракетных установках на крыше, то они уже давно проржавели насквозь. А ничего другого тут нет.
– Ну, – выдавил я. Военные уверяли нас, что оборона в порядке, и я был склонен поверить скорее им, чем вражескому лазутчику.
– Вы тоже засылаете разведчиков, верно? – сердито спросил он.
– Конечно, засылаем.
– И что, по-вашему, они должны разведывать?
– Ну… – глупо было отвечать на такой бессмысленный вопрос. – Они должны высматривать признаки готовящегося нападения на нас.
1 2 3