- спросила неслышно вошедшая минутой раньше Анечка. Надя испуганно дернулась.
– Кого это, своего?
– Ну, тебе лучше знать! - улыбнулась подруга.
Надя села за стол и продекламировала припев из некогда знаменитой песенки:
– А нынче, а нынче попрятались, суки, в окошках отдельных квартир. Ползет Козлодоев, мокры его брюки. Он стар, он желает в сортир [21].
Анечка подошла к окну и бросила взгляд на одинокую фигуру, бредущую по дороге.
– Что вы, Надежда Геннадьевна! Ваш Козлодоев отнюдь не стар - всего-то лет десять разницы.
– Одиннадцать, - задумчиво поправила подругу Надежда.
– Не один ли хрен! - бросила кассирша, - этот паренек в опасном возрасте.
– Как это? - не поняла Надя, - что еще за «опасный» возраст.
– У мужиков опасным считается возраст около тридцати лет, - со знанием дела пояснила Анечка, - тогда они опасны для таких молодых девочек, как мы. И наши мамаши им вполне по плечу.
– Не думаю, что именно по плечу, - фыркнула Надя, - хотя ты права. В сорок лет женщины еще бывают очень даже ничего. Ты что, думаешь, что моя мама смогла бы…
Аня одно время любила читать Бальзака, но фразу вставила из булгаковского «Собачьего сердца»:
– «Но профессор! Он не пропускает ни одной гнусной модистки! Ведь он так дьявольски молод!» А если серьезно, Надюша, то любой женщине в сорок лет польстило бы, что ею увлекся молодой человек. И неизвестно еще, как бы я себя повела в таком возрасте.
– Поведешь! - поправила ее Надя, - но ведь Артем не клеится ни к моей, ни к твоей маме. К чему ты начала этот разговор.
– К тому, что ты не в курсе, как облизываются на него старые клюшки. Даже наша главбух, мать пятерых детей и вполне почтенная дама, расцветает, когда «Темочка» заходит в бухгалтерию. Так что, или форсируй события, или еще чего. Упустишь стратегическую инициативу.
– Еще чего! - хмыкнула Надя, - буду я за всякими волосатыми бегать!
Аня засмеялась!
– Надюш! Да вся деревня знает, что ты не бегаешь, а на велике к нему катаешься! Сама в курсе, какие у нас с тобой шансы найти здесь в деревне приличного парня! И знаешь, кто здесь работать остается! Двоечники и тихие троечники! Все остальные в город уползают, точно жуки навозные.
Надя встала со своего места и подошла к окну. Глянула на пустую улицу и неожиданно расплакалась.
– Какие у меня шансы? Я ведь… я ведь порченная!
Аня обняла подругу и прошептала ей на ухо:
– А вдруг ему по барабану?
– Нет, Анка, - выпрямилась Надя, - мужики любят блядей, но жениться предпочитают на скромницах без бурного прошлого. А блядью я для него быть не хочу. И не буду. Так что, если есть желание, то можешь попытаться ты.
Аня тоскливо рассмеялась:
– К сожалению, в его сердце поселилась ты, хоть и не желаешь этого замечать. Ты не хочешь быть для него блядью, а я не хочу выглядеть смешной. Вот так, подруга.
После обеда к Артему забрел старик Точилин. Вызвал его во двор и предложил посидеть на лавочке - погода стояла расчудесная: не жарко и не холодно, да и комары уже пошли на убыль. Из принесенной торбы сторож достал полуторалитровую пластиковую бутылку с неким рубиновым напитком и кусок брынзы - овечьего сыра.
– Старуха моя отлично брынзу делает, - хохотнул он, - еще не разучилась. А это вино - моя гордость. Из винограда и крыжовника, кто бы мог подумать. Ведь крыжовник - это тот же виноград, только небритый! Понял, да… я пью редко, но сегодня что-то бес прощупал, и погода шепчет: займи, но выпей. Думаю, схожу к нашему интеллигенту - авось уважит старика, раздавит с ним бутылочку…
– Бутылочку, ага! - хмыкнул Артем, кивая на полуторалитровый баллон.
– Да ты не на количество, ты на качество гляди! - рассердился старик, - приучила вас Советская власть больших объемов бояться! Давай, живо неси стаканы - я тебе покажу, что это за вино.
Артем послушно сходил в дом. Принес бокалы, блюдце и нож для брынзы. Сторож Точилин налил в каждый бокал грамм по двести вина и полюбовался сквозь свой на солнце.
– Ни соринки, ни мутинки! - похвастался он. - Чистый рубин! А теперь оцени на вкус!
Парень послушно отпил грамм сто вина. И впрямь, что-то было в этом напитке. Две вкусовые гаммы, виноградная и крыжовниковая, переплетались между собой и сливались в единое целое.
– Интересный вкус! - честно сказал он. Точилин расцвел.
– Наш директор, этот кретин, каждую весну покупает у меня двадцать литров вина, - похвастался он, - для бабы своей. Ей оно хорошо шлаки выводит, говорит. Может, брешет, но она мне как-то даже подарок передала. Упаковку «Виагры», хе-хе! С понятием баба.
Сторож допил вино и подолжал:
– Я ведь когда-то половым разбойником был. Чуть не половину баб в деревне натянул на чушку. Хе-хе! Может, она мне намекала, директора жена-то? Я «Виагру» эту спрятал от греха подальше. Что прожито, то прожито, и вспоминать нечего. Хочешь, тебе подарю?
Артем в это время тоже допивал вино и чуть не подавился, услыхав предложение старика.
– Ты чего дед? - едва откашлялся он, - у меня пока проблем таковских нету, чтобы возбудитель жрать. С чего ты взял?
Точилин в это время наливал по второму бокалу и лишь хитро прищурился. Взял полоску брынзы, откусил беззубым ртом, проглотил.
– Может, и ни с чего, - наконец сказал он, - а может, и чего. Выпей винца, коль уважаешь старика, да послушай меня. У меня батька чекистом был. Преданный Советам до мозга костей, а может просто хитрый… теперь уже не разберешь. Хотел меня Феликсом назвать, в честь Дзержинского.
– И что? - спросил Артем.
Если честно, то он до сих пор не знал, как звать сторожа. Все обращались к нему одинаково: враги - по-фамилии, а те враги, что подобрее - по-отчеству: «Семеныч». Друзей у сторожа не было. Так, как по его собственному признанию, сторож в молодости всем друзьям наставил рога. Единственным другом его была жена, с которой он прожил в любви и согласии сорок пять лет. Спали они, кстати, все сорок пять лет порознь. В этом и был, по мнению Семеныча, секрет успеха. На вопрос Артема он с удовольствием ответил:
– А я не дался! Пришлось записаться Федором.
– Как, не дался? - удивился Артем, - что-то ты, дед, не договариваешь.
Семеныч рассердился.
– Чего я еще не договариваю! Батьку в район на облаву вызвали, а матери, когда пошла в сельсовет, сказали, что Феликс - женское имя. Хе-хе! Батька потом с председателем на шашках рубились. То ли из-за имени моего, то ли из-за того, что мордой я точно в председателя вышел.
Собеседники еще отхлебнули грамм по сто вина и помолчали. Артем думал о том, как причудливо гуляют меха судьбы. Точилин всю жизнь вел себя, как шкодливый кот. И брак его на удивительно крепкий и здоровый. А вот он, Артем Орлов, видимо сразу избрал неверную позицию, пытаясь предугадывать и исполнять малейшие желания своей супруги. За что был и вычеркнут из списков ее бытия. Да! Пути господни - не пути сообщения, и познать их сокровенный смысл порой удается лишь тогда, когда одной ногой стоишь «там».
– А чем тебе дочка инженера не угодила? - спросил Семеныч, когда в бутылке оставалось с треть, - нормальная девка, был бы я помоложе, вмиг «Виагру» распечатал!
Артем присвистнул. Вот куда клонит старый черт! Ну, то что Надежда его подговорила, так это маловероятно. Но зачем же он пришел именно сегодня? Тем временем Точилин продолжал:
– Думаешь, я придурковатый старик, который несет выпивши всякую чушь? Нет, дружок! Я за свою жизнь имел столько баб, что мой хер до сих пор удивляется, как он все это выдержал! И я тебе говорю: не мучай девку, она не заслужила этого. Сначала батька Пешеходов нервы ей на кулак наматывал, потом ты вот… а она нормальная девка. Чудная лишку, но это с возрастом пройдет.
– Чудная! - фыркнул парень, - да ведь в ее чудачествах все и дело!
– Ага! - воскликнул сторож, - так между вами все-таки что-то было?
– Ничего дед между нами не было, - отрицательно помотал головой Артем, - она ведь как муха осенняя! Все кружит и кружит, а сесть никак не может.
– Под мухобойку твою попасть боится! - хохотнул старик, - ты не думай, она вполне порядочная девка, ну и что, что был у нее этот нацмен! Она ведь не по своей воле…
– Что?!? - воскликнул парень, - ну-ка, Семеныч, выкладывай!
Сторож снял кацавейку, почесал плешивую голову и пробормотал:
– Так а что, ты ничего не слышал? Хотя и правда, в деревне об этом несколько лет назад трепались. Тебя еще не было.
– О чем трепались? Что было? - доставал Артем вопросами старика.
Семеныч разлил остатки по бокалам и перекрестился.
– Ну, не прими, Господь, за пьянку! - Выпил одним глотком половину налитого и издалека повел свой рассказ.
Пешеходов - он ведь не местный. Приехал откуда-то с Севера, сразу после августовского кризиса, когда деньги в очередной раз обесценились. Наде тогда лет пятнадцать было (это уже Артем высчитал в уме). Она до этого жила с бабушкой, ожидая редких приездов матери, которая работала где-то в малообжитых районах Республики Коми. Там мать и познакомилась с Пешеходовым, а затем, когда срок контракта закончился, вернулась с ним в Березовку. Ходили слухи, что Геннадий Николаевич отчебучил в районах вечной мерзлоты нечто такое, отчего ему пришлось сменить и климатическую зону, и некоторые свои привычки. Короче говоря, вернувшись, Пешеходов женился и удочерил Надю, а также устроился на работу в совхоз. Специалистом он был неплохим, только время от времени проворачивал сомнительные махинации, в результате которых часть государственных денег перекочевывала в его карман. Но Геннадий Николаевич так ловко заметал следы, что директор только качал головой: «Вот, ловкач!». Директор занимался тем же, что и Пешеходов, только в более крупных объемах, поэтому предпочитал закрывать глаза на шалости своего главного инженера. Воровали оба по совести, делились с кем надо, поэтому за свои задницы были спокойны.
Несколько лет назад в Березовку приехали на постоянное место жительство несколько семей из Дагестана. Понятное дело, что настоящий джигит никогда не возьмет в руки ни серпа, ни молота. Поэтому главы семейств кормились и кормили свои семьи тем, чем привыкли - процентами с торговых операций. Один из джигитов устроился кладовщиком на совхозный склад, другой - в лесничество лесником и по совместительству лесорубом, а остальные реализовали то, что воровали эти двое. Плюс, сами тащили все, что плохо лежало. Участковому они регулярно отстегивали бакшиш, и он попросту кое-что предпочитал не замечать.
Все было прекрасно до того момента, как Пешеходов и Мустафа не решили замутить одно дело. Ходят слухи, что дело заключалось в махинации с пестицидами - химическими препаратами для борьбы с сорняками, вредителями и всякими болезнями культурных растений. Вроде бы как Мустафа выступал в роли посредника между Пешеходовым-продавцом и неким покупателем из средней полосы России, которого сам Мустафа и нашел. Все бы было замечательно, если бы Геннадий Николаевич не решил нагреть своего подельника при дележе навара. В итоге покупатель сообщил Мустафе, что инженер Пешеходов пытается провернуть сделку с ним напрямую, минуя промежуточное звено - самого дагестанца.
Мустафа такого коварства простить не мог, и в один прекрасный вечер Геннадий Николаевич почувствовал в области печени острие его кинжала. Весь навар от сделки Мустафа оставил себе, плюс за бесчестие потребовал тела пешеходовской дочурки. Даже не тела, благородный джигит согласился породниться с коварным бледнолицым, взяв в жены Надю для своего младшего брата. Перед этим, естественно, попользовавшись сам. Пешеходов, благородство которого не распространялось дальше собственного члена, на такую сделку согласился. Вдвоем с отчасти посвященной в секрет Галиной, матерью Нади, они принялись обрабатывать девушку, всей правды ей не сказав.
Как там и чего было дальше - история темная, но факты таковы: после того, как Надежда узнала правду, она вскрыла себе вены. В районной больнице врачи едва спасли ее тело, но вот исцелить душу они оказались не в силах. Два года Надю пичкали импортными антидепрессантами и нейролептиками, возили на курорты в Чехию и Францию, вызывали колдунов и знахарей. Лучшим лекарем, как всегда, оказалось время. И еще один немаловажный момент. Надин дед, вооружившись охотничьим ружьем, посетил Мустафу и в краткой беседе разъяснил ему, что в семьдесят два года можно включить в список трофеев и шкуру черножопого: дагестанца, лезгина или там уйгура - смотря под кого маскируется проклятый моджахед.
Затем Надю взял на работу нынешний директор. Возможно, что и просьбе батьки Пешеходова, но девичьи мозги отныне стали заняты, и Надежда Геннадьевна пошла на поправку. На этом месте Артем перебил сторожа:
– Погоди, Семеныч, откуда у Нади дед? Насколько я знаю, ее бабка от Потопа одна кукует.
Старик медленно прикончил вино и пристально взглянул на парня из-под мохнатых бровей.
– А оттуда! - неожиданно четко произнес он, - я - ее дед. Был грех в молодости, но об этом никто не знает. Так что смотри, пока я жив, есть у нее защита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49