Время шло — пять минут, десять, пятнадцать. Мой желудок, казалось, сжался, а внутренности ссохлись. Хобхауз с отчаянием смотрел, как я теряю силы.
— Чертов парень! — внезапно закричал он. — Будь он проклят, где его черти носят? Он поднялся.
— Сулейман! — закричал он. — Сулейман, вода нужна нам сейчас!
Он обернулся ко мне.
— Я пойду поищу его, — сказал он. Он попытался улыбнуться.
— Байрон, ты только, только, не надо…
Мне казалось, что он вот-вот зарыдает, но он повернулся и побежал, пробираясь через сорняки и перескакивая через разрушенные колонны; я смотрел, пока он не скрылся из виду. Затем снова лег. Сознание стало покидать меня, всепоглощающая жажда охватила все члены.
Мне показалось, что я умер, но агония не наступала, я пришел в себя, умоляя о смерти. И вдруг в этой пустыне я почувствовал спасительную прохладу. Чья-то рука опустилась на мой лоб. Я попытался позвать Хобхауза.
— Нет, это не Хобхауз, — произнес незнакомый мужской голос. — Не задавайте лишних вопросов. У нас впереди еще много времени.
Я попытался посмотреть на говорящего. Другой рукой незнакомец запрокинул мне голову. Я увидел лицо редкой красоты. Длинные золотистые кудри обрамляли мертвенно бледные аристократические черты чуть насмешливого, жестокого, отмеченного следами порока лица. Незнакомец улыбнулся мне и поцеловал в губы.
— Черви приветствуют вас, — произнес он. — Я думаю, поцелуи будет намного приятнее, когда вы вновь похорошеете.
Он удовлетворенно рассмеялся, но его глаза, как я успел заметить, сверкали, как лед. Они напомнили мне глаза паши… И тут меня осенило — передо мной было такое же создание, как и я.
Вампир встал.
— Мне кажется, вам необходимо испить немного крови, — сказал он. — Не противьтесь этому. Кровь — лучшее средство для стимуляции работы сердца. Она порождает остроумие, радость, веселье. Возвращает здоровье нашим телам, когда они ссыхаются, как старые соски. Отгоняет прочь тяжелые мысли, которые Делают наше существование нестерпимым. — Он рассмеялся. — Слаще вина, слаще амброзии девы — выпейте ее, Байрон.
Он взял меня за руку.
— Идите и пейте.
Я попытался, но не смог подняться.
— Поверьте в себя, — прошептал вампир, и презрение звучало в его голосе. Он взял меня за руки.
— Вы опасны, как чума, греховны, как сатана Неужели вы думаете, что являетесь рабом своей плоти? Нет, черт побери, это не так. Поверьте в свои силы и следуйте за мной.
Я попытался подняться и вдруг почувствовал, что это получается. К своему удивлению, я обнаружил что встал без всякого видимого движения. Я сделал шаг вперед с легкостью ветерка. Еще шаг — и я стоял на дороге. Я посмотрел на кипарис, под которым лежал. Тело все еще находилось там. Мое собственное тело.
— Я умер? — спросил я; мой голос звучал в ушах, как шум прибоя.
Мой проводник рассмеялся.
— Умерли? Нет. Вы никогда не умрете. Он снова развязно рассмеялся и указал вниз на дорогу.
— Я застал его на дороге. Он ваш.
Я ринулся, как смерч, развивая огромную скорость, чувствуя восхитительный свежий вкус крови янычара. Я видел его перед собой, он галопом мчался обратно в Смирну, бока его лошади были взмылены. Янычар обернулся — я тенью распростерся над дорогой, наслаждаясь затравленным взглядом жертвы. Его конь заржал и споткнулся.
— Нет!; — закричал янычар, падая на землю. — Нет, нет, Аллах, спаси меня!
На короткий миг жажда отпустила меня. Я с интересом наблюдал, как янычар пытался поднять своего коня. У него не было шансов — знал ли он об этом.
Янычар зарыдал. Тут жажда вновь овладела мной, я ринулся к нему, прыгнул. Янычар закричал, мои зубы вонзились в его шею. Они вытянулись из десен и превратились в клыки. Кровь теплой струей забила из раны, наполняя мой рот. Я затрепетал от исступления, когда кровь, вытекая из сердца умирающего, оросила дождем мои иссохшиеся кожу и горло.
Я испил свою жертву до конца. Кровь опьянила меня.
— Приятно повстречаться с вампиром на дороге. Я обернулся. Вампир смотрел на меня. Его глаза смеялись.
— Надеюсь, ваши пересохшие вены наполнились живительной влагой? — спросил он. Я медленно кивнул.
— Превосходно. — Вампир улыбнулся. — Поверьте, сэр, это пурпурный нектар. Нет ничего целительнее, чем бокал свежей крови.
Я встал и поцеловал его в обе щеки, в губы. Он сощурился, смакуя кровь янычара, затем отстранился и склонился в изящном поклоне.
— Меня зовут Ловлас, — сказал он, кланяясь еще раз. — Как и вы, я англичанин и ваш коллега. Полагаю, передо мной пресловутый лорд Байрон?
— Пресловутый? — Я поднял брови в удивлении.
— Да, сэр, пресловутый. Разве не вы на званом ужине публично, при всех, пили кровь афинской шлюшки? Не удивляйтесь, милорд, подобные происшествия вызывают много разговоров и пересудов среди людей.
Я пожал плечами.
— Я не хотел скандала. Она порезалась. Я был поражен своим желанием, когда увидел ее кровь. Ловлас заинтригованно посмотрел на меня.
— Как долго, милорд, вы состоите в братстве?
— Братстве?
— В аристократии, сэр, в аристократии крови, где вы и я посвящены в пэры.
Он погладил меня по щеке. Его длинные ногти были острыми, как осколки хрусталя.
— Вы девственник? — внезапно спросил он. Он показал на убитого янычара.
— Это ваша первая жертва?
Я холодно кивнул.
— Таким способом — впервые.
— Черт с вами, я расскажу, как девственнику вернуться в прежнее состояние.
— Что вы имеете в виду?
— Вы, должно быть, действительно новичок в этом деле, раз смогли довести себя до такого состояния. Я уставился на него.
— По-вашему, если я не буду пить кровь, — я указал на кладбище, — это снова случится со мной? Ловлас коротко кивнул.
— Именно так, сэр. Я поражен, как вы смогли так долго после того вечера в Афинах прожить без крови? Поэтому мне и хотелось узнать, давно ли вы состоите в братстве?
Мне вспомнились Гайдэ в пещере, Вахель-паша.
— Пять месяцев, — произнес я наконец.
Ловлас пристально посмотрел на меня, крайнее удивление было написано на его лице, он сощурил глаза.
— Если это правда, сэр, вы — самый исключительный кровопийца, которого мне доводилось встречать.
— Что вас так удивляет? — спросил я. Ловлас рассмеялся и сжал мою руку.
— Однажды я попытался сидеть на диете два месяца. Какие это были два месяца! Но больше этого срока — никогда. Однако вы, сэр, самый молодой, неопытный новичок в наших рядах — и пять месяцев, пять!
Он снова рассмеялся и поцеловал меня в губы.
— Милорд, мы повеселимся с вами на славу. Нас ждут впереди новые жертвы и приключения. Как я рад, что последовал за вами. — Он снова поцеловал меня. — Байрон, давайте грешить вместе.
Я склонил голову.
— Я слишком многому должен научиться.
— Да, — согласился Ловлас, — поверьте мне, сэр, полтора столетия назад я познал разврат. Я был придворным короля Чарльза II. Это не был ханжеский, закрытый пуританский век — нет, сэр, мы знали, что такое удовольствие. — Он склонился к моему уху. — Шлюхи, милорд, превосходное вино, освежающий вкус крови. Вам откроется вечность.
Он поцеловал меня и вытер кровь с моих губ, затем взглянул на труп янычара.
— Вам понравилось? — спросил он, пнув ногой обескровленное тело. Я кивнул,
— Будет еще лучше, — заметил Ловлас. Он взял меня за руку.
— Но теперь, милорд, мы должны вернуться в наши телесные оболочки.
— Телесные? Ловлас кивнул.
— Ваш друг думает, что вы умерли. Я ощупал себя.
— Как странно, — сказал я, — все это время я чувствовал свое тело, но я же дух?
Ловлас презрительно пожал плечами.
— Оставьте подобные софизмы для спорщиков и богословов.
— Но это не софизм. Если у меня нет тела, как я ощущаю кровь в своих венах? Это настоящее удовольствие. Невыносимо думать, что это всего лишь сон.
Ловлас взял мою руку. Провел ею по своей груди, и я почувствовал упругие мускулы под кожей.
— Мы оба находимся во сне, — прошептал он. — Мы творим его и управляем им. Вы должны понять, сэр, что у нас есть власть претворять сны в реальность.
Я заглянул в его глаза, чувствуя, как его сосок твердеет при моем прикосновении. Я посмотрел на янычара,
— А он? — спросил я. — Неужели мне только приснилось, что я убил его?
Ловлас слабо улыбнулся, веселая жестокость была в его улыбке.
— Наши сны — это альков, куда мы заманиваем свои жертвы. Ваш турок мертв, а вы, сэр, вновь полны жизни. — Он взял меня за руку. — Пойдемте. Мы должны вернуться к вашему безутешному другу.
Когда мы очутились на кладбище, я оставил Ловласа на дороге, а сам побрел через могилы. Впереди за надгробием с турецким тюрбаном я увидел Хобхауза. Он горько рыдал над моим почерневшим трупом. Это было зрелище! Приятно посмотреть, как друзья будут оплакивать тебя на похоронах. Мне стало грустно от того, что я причиняю боль своему дорогому Хобхаузу. Подобно вспышке света я вернулся обратно в тело. Я открыл глаза, чувствуя, как кровь циркулирует по моим пересохшим венам.
Лорд Байрон закрыл глаза. Он улыбался своим воспоминаниям.
— Словно освободившись от тисков, мои члены возвращались к жизни. Шампанское после содовой, солнечный свет после тумана, женщина после долгого воздержания — все эти радости могут воскресить нас к жизни лишь на мгновение. Истинное воскрешение — это кровь для иссохшегося тела.
— Значит, вы пьете кровь во сне? — прервала его Ребекка. — Так вот как это происходит?
Лорд Байрон пристально посмотрел на нее.
— Не забывайте, — мягко произнес он, глядя на шею Ребекки, — что во сне я уже поймал вас. Ребекка задрожала, но не от страха.
— Но вы пили кровь Терезы, — сказала она. Лорд Байрон склонил голову.
— Значит, это не обязательно происходит во сне?
— Нет, конечно. — Лорд Байрон улыбнулся. — Существует много способов.
Ребекка смотрела на него, не отрывая глаз, испуганная и одновременно зачарованная.
— Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Ловлас тем первым вечером соблазнил меня, показав один из способов. Ребекка нахмурилась.
— Соблазнил?
— Именно так. Я даже слышать об этом не хотел… сперва.
— Но ведь вам так понравилось. Вы испытали такое наслаждение.
— Да. — Он усмехнулся. — Но большое наслаждение всегда вызывает горькую оскомину, я был пресыщен кровью, вечером того же дня в деревне близ Эфеса я испытывал отвращение к самому себе, потому что убил человека, высосав его кровь; удивляюсь, как я не возненавидел себя. Была еще одна причина, по которой я не хотел поддаться соблазнительным речам Ловласа. Кровь заслонила все другие радости жизни. Даже еда и вино не могли доставить такого наслаждения, я забыл их вкус. К тому же у меня не было времени на разговоры о таинственных искусствах по добыванию новых Жертв.
— Ловлас снова хотел убивать?
— Да, — лорд Байрон помолчал. — Его новой жертвой должен был стать Хобхауз.
— Хобхауз?
Лорд Байрон кивнул и улыбнулся:
— Ловлас преклонялся перед породой.
— Он должен быть моим, — сказал он мне той же ночью. — Послушайте, Байрон, вот уже месяц, как я питаюсь крестьянами и вонючими греками. Тьфу, это я-то, истинный англичанин! Разве можно выжить, питаясь такой дрянью? Вы говорите, Хобхауз — выпускник Кэмбриджа? В таком случае он точно должен быть моим.
Я отрицательно покачал головой, но Ловлас продолжал настаивать.
— Он должен умереть, — говорил он. — Кроме того, он видел твою кончину и воскрешение. Я вздрогнул.
— Хобби не разбирается в медицине. Он думает, это был тепловой удар. Ловлас покачал головой.
— Это не имеет значения.
Он гладил меня по руке, в его взгляде читалось жгучее нетерпение. Я вздрогнул, но Ловлас не понял моего отвращения.
— Кровь — это восхитительно, — зашептал он, — но голубая кровь, сэр, что может сравниться с ней?
Я сказал, чтобы он оставил меня в покое. Ловлас рассмеялся.
— По-моему, милорд не понимает, чем он стал.
Я посмотрел на него.
— Надеюсь, не такой тварью, как вы.
Ловлас сжал мою руку.
— Не обманывайте себя, милорд, — прошептал он. Я холодно посмотрел на него.
— Я не собираюсь этого делать, — произнес я наконец.
— Неужели? — Ловлас зло усмехнулся. — Вы — воплощение греха. Отрицать это — гнусное лицемерие.
Он отпустил мою руку и стал спускаться по лунной дороге, ведущей в Эфес.
— Ваше тело, милорд, изнывает от жажды, — прокричал он.
Я продолжал смотреть на него. Он остановился и повернулся ко мне.
— Послушайте, Байрон, спросите себя самого — может ли такое существо, как вы, иметь друзей?
Он улыбнулся, отвернулся от меня и исчез во тьме. Я продолжал стоять, пытаясь изгнать из мыслей вопрос, эхом отдававшийся вокруг, затем покачал головой и побрел в комнату, где спал Хобхауз.
Всю ночь я был на страже. Мое тело было чистым, но во всех отношениях оскверненным. Первый раз после того, как я пил кровь, я ничего не извергал из себя. Я думал, что бы это могло означать? Неужели Ловлас был прав? Неужели изменения, произошедшие со мной, необратимы? Я неотступно следовал за Хобхаузом, словно его компания доставляла мне удовольствие. На следующий день мы посетили развалины Эфеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46