Генерал громко высморкался, и агенты с улыбками переглянулись. Этот звук был чем-то похож на корабельный гудок в тумане.
Они следили за небольшими экранами, на которые транслировалось изображение с видеокамер. На них пожилой человек отправился в ванную. В общем-то, все члены группы в какой-то степени испытывали жалость к старому генералу, ведь они так давно и плотно наблюдали за ним, что его жизнь в какой-то степени стала частью их жизни.
- Конечно, он такой же человек, как и все мы, - бросил один из агентов другому, - однако все равно предатель. Для человека с такими военными заслугами это просто невероятно.
Наступило молчание, оба агента задумались над тем, как дело генерала может быть представлено в суде. Открытый процесс? Вряд ли Родина-мать позволит публично судить своего Героя.
На экранах было видно, как Христенко вышел из ванной и взял «Москоу Таймс», которую утром достал из ящика. Он уселся за кухонный стол, налил себе чашку чаю и развернул газету, чтобы ознакомиться с последними мировыми новостями. В особенности с тем, что пишут по поводу предстоящего в Женеве совещания по СОИ. Христенко намазал ломтик черного хлеба маслом, откусил кусочек и отхлебнул из чашки.
- Жрет, как мужик деревенский, - заметил один из агентов. - Хотя, чего еще ожидать от старого казака!
- И все-таки он был крупным военачальником. Да ты сам посмотри, это же боевой конь, которому по старости пора на живодерню. И знаешь что - думаю, он и сам это понимает.
Они снова уставились на экраны. Теперь Христенко отправился в туалет по-большому. Магнитофоны записывали даже малейшее бурчание его желудка. Потом они следили за тем, как он, закончив, подошел к висящей на плечиках форме и одел ее, сверкнув звездами на погонах. Потом Геннадий Игоревич вышел из квартиры, по-прежнему кашляя и тяжело дыша. Агенты слышали, как поворачивается в замке ключ.
Один из агентов бросился к телефону и доложил:
- Он выходит из дому.
Потом они следили за тем, как Христенко садится в служебную машину, которая тут же выехала на улицу и вскоре исчезла из виду. Члены группы расслабились и переглянулись. Сегодня в поведении генерала ничего подозрительного замечено не было, заключили они, выключили магнитофон и стали звонить Юсуфову с докладом.
* * *
День 7. 16.21
Алекс предпочел бы, чтобы стемнело пораньше, когда он не будет так бросаться в глаза, но в это время года в Санкт-Петербурге на ранний приход ночи рассчитывать не приходилось. После мая придет июнь, а с ним и белые ночи, когда почти три недели круглые сутки будет светло как днем. Сейчас же темнота наступит лишь около одиннадцати вечера и продлится до четырех часов утра. В общем, срок довольно небольшой, особенно если за тобой охотятся убийцы. Кроме того, было только 16.21, то есть едва ли не середина дня. Алекс с неизменным атташе-кейсом вышел из немецкого ресторана. Под одеждой, которая ему даже не принадлежала, скрывался пояс для денег.
Он очень устал от постоянного напряжения и необходимости все время быть начеку. Оказавшись на набережной канала Грибоедова, Алекс принялся разглядывать кишащих тут туристов. Канал с его набережными был весьма живописен и очень напоминал Венецию. Прохожие в основном были хорошо одеты и искали, где бы перекусить, а потом отправиться в театр или в филармонию. Но Алексу сейчас было не до классического искусства. Он огляделся, проверяя, не следит ли кто за ним. До визита на дачу Румянцева оставалось еще почти семь часов. Мимо курсировали милицейские машины, много было и обычных постов. Но они, похоже, никого специально не искали.
Но это не относилось к агенту ФСБ Кудрину, худощавому, даже костлявому человеку с темными короткими волосами. Он сидел за рулем припаркованного «мерседеса». Рядом расположился его напарник по фамилии Чайка. Выяснив, что Иванов остановился в «Европе» и почти сразу ушел из отеля, они только что тщательно проверили окрестные улицы. В отеле им сказали, что такси он не брал, значит, отправился куда-то пешком. И тут они внезапно увидели его, стоящего возле немецкого ресторана.
Кудрин тут же повернул ключ зажигания.
Чайка, крупный светловолосый человек во французском свитере, тут же вылез из машины в полуквартале от Алекса, на другой стороне канала, и кинулся к небольшому мостику, ведущему на другую сторону. Слева под мышкой свитер слегка бугрился, выдавая присутствие пистолета. У них был приказ немедленно задержать Иванова. Алекс заметил Чайку, протискивающегося среди туристов и грубо расталкивающего их без всяких извинений. Взгляд агента был буквально прикован к нему.
Алекс, виляя среди прохожих, тут же бросился налево, к Невскому проспекту, ринулся на другую сторону прямо под красный свет и даже чуть не попал под машину. Чайке повезло больше. На светофоре как раз загорелся зеленый, и он кинулся догонять Алекса. Кудрин тем временем тронулся было с места, но тут же застрял в пробке. Непрерывно сигналя, он с трудом вырвался на Невский.
У Алекса отчаянно билось сердце. Прижимая к себе атташе-кейс, он свернул налево и пробежал мимо казино «Мани-Хани», то и дело оглядываясь на Чайку, который не выпускал его из виду. К тому же агент знал, что машина тоже следует за ними.
Алекс бешено работал ногами и вскоре оказался в Апраксином переулке, запруженном туристами. Он увидел Большой драматический театр имени Товстоногова и нырнул в открытые двери. В вестибюле стояла очередь за билетами. Грудь Алекса тяжело вздымалась, пот заливал лицо. Он быстро снял куртку, чтобы хоть немного изменить внешний вид, и перекинул ее через атташе-кейс, прикрывая его, после чего с извинениями пристроился в середине очереди. Мгновением позже в вестибюле возник Чайка. Он не был уверен в том, что Алекс заскочил именно сюда, тоже задыхался от быстрого бега и лихорадочно шарил глазами по толпе, ища человека с атташе-кейсом, но не находил его.
Чайка быстро забежал в пустой зрительный зал, не обнаружил там ничего интересного, вернулся в вестибюль и принялся более внимательно разглядывать стоящих в очереди людей. Он мог бы поклясться, что видел, как Иванов забегает сюда, и решил подождать. Очередь двигалась довольно быстро. Тем временем Кудрин подъехал к входу и остановился. Чайка бросился к нему, сообщил, что преследуемый находится где-то рядом, и получил приказ вернуться назад. Пока его не было, Алекс как раз скрылся в дверях пустого зрительного зала и бросился вперед по проходу. Заметив, что дверь зала закрывается, Чайка все понял, распахнул дверь и увидел Алекса, бегущего к сцене. Тот заскочил на нее и метнулся куда-то налево, за кулисы.
Через несколько секунд Чайка был там же, но беглец исчез. Тем временем Алекс заметил холодный дневной свет, проникающий на сцену через распахнутые двери запасного выхода, и выскочил на улицу. Он по мосту перебежал Фонтанку и помчался по переулку Джамбула, выходящему к джазовой филармонии, у которой без всякой цели снова свернул налево, на Владимирский проспект - еще одну широкую улицу с толпами людей, спешащих по своим делам. Алекс бросил взгляд через плечо и увидел, что Чайка отстает от него на квартал и, бешено работая локтями, продирается сквозь толпу, не затрудняя себя извинениями. Алекс продолжал бежать, но чувствовал, что долго так не выдержит. Он забежал в музей-квартиру Римского-Корсакова, купил билет и тут же скрылся в туалете.
Алекс совершенно выбился из сил, его легкие не привыкли к такой атмосфере. Зайдя в кабинку, он уселся на унитаз, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Посидев немного, встал, помочился, потом проверил, заряжен ли «глок» Алексея. У него был совершенно ясный приказ Старейшин - ни в коем случае не отнимать ничьей жизни. Но ведь преследователь не знает об этом. Он снова сел, слушая, как люди входят, делают свои дела, спускают воду, моют руки и выходят.
В половине квартала от музея стоял Чайка, совершенно сбитый с толку и не знающий, куда бежать дальше. Здесь был центр города с множеством зданий, в которых запросто мог скрыться беглец. Если начать обыскивать все дома подряд, то только потеряешь время, а жертва запросто сбежит. Тут к тротуару подъехал кудринский «мерседес», и агенты понимающе переглянулись. Продолжать погоню было бессмысленно. Иванов мог спуститься в метро на станции «Достоевская» и уехать практически куда угодно. Оценив ситуацию, Чайка нехотя уселся в машину и полез за сигаретами.
Они его потеряли.
* * *
День 7. 16.18
Войдя в кафе «Новая Голландия», Шометт обвел взглядом столики, в основном пустые, и сразу увидел сидящую у окна женщину, которая, скорее всего, и была Светланой Нармоновой. На ней был черный явно дорогой костюм, хорошо гармонирующий со светлыми волосами. Выглядела она значительно моложе своих пятидесяти восьми. Заметив Рене в сером в полоску костюме с белым цветком в петлице пиджака, она медленно сняла темные очки и улыбнулась, давая понять, что узнала его. Ведь мало того, что он исключительно подробно описал свой внешний вид по телефону, так еще и держал в руке типично адвокатский коричневый кожаный портфель. Рене приблизился к столику.
- Вы, должно быть, Светлана Нармонова?
- Да, а вы, конечно же, Рене Шометт. Приятно познакомиться.
- Взаимно, - с улыбкой отозвался он и уселся за столик напротив нее. - Вот моя карточка.
Она взяла протянутую визитку, довольно внимательно прочитала ее и, кажется, осталась вполне удовлетворена тем, что он действительно адвокат из крупной юридической фирмы с филиалами в Америке, а конкретно в Нью-Йорке и Чикаго.
- Надеюсь, вы понимаете, что ваш звонок меня изрядно удивил, - призналась она. - Никогда не слышала, чтобы у меня были какие-то богатые родственники. Я вообще сирота, меня удочерила семейная пара на Урале. Но они, как и большинство людей во времена Брежнева, были довольно бедны.
- Их фамилия была Нармоновы?
- Да.
- Вас удочерили после Отечественной войны, и вам ничего не известно о настоящих родителях?
- К сожалению, это так.
Подошла официантка, и Рене заказал кофе, потом открыл портфель и достал из него пачку документов. Продолжая говорить, он время от времени сверялся с бумагами.
- Возможно, это для вас полная неожиданность, но ваш настоящий отец - немецкий офицер, лейтенант Отто Шмидт. Его часть захватила в плен вашу мать, и два года она провела в лагере. Ее звали Яна Артюхова. Короче говоря, они полюбили друг друга. Она была очень красива, и лейтенант хотел, чтобы она осталась с ним, хотя сам на тот момент был женат. Но ему страшно не хватало женского внимания. Вы, конечно, понимаете, что на войне такое случается.
- Откровенно говоря, я просто потрясена. Откуда вам все это известно? И почему я должна вам верить?
- Сейчас объясню, - начал Шометт. - Ваш отец спас жизнь русскому солдату, Виктору Игоревичу Шевченко. Он пристроил его рабочим в одно из хозяйств под Варшавой, поставляющее провиант германской армии. К концу войны Гитлер оказался практически не в состоянии обеспечивать страну продовольствием. Вскоре подошли войска маршала Жукова, и все заключенные были освобождены. Шевченко уже и не надеялся пережить эту страшную войну. Официантка принесла Рене кофе и бесшумно удалилась.
- Шевченко узнал, что вся его семья погибла, да и в сталинскую Россию возвращаться ему не хотелось. Там его снова отправили бы в лагерь, из которого выпустили, чтобы отправить на фронт, - Рене сделал глоток горячего кофе и осторожно поставил чашечку. - Шевченко бежал на Запад еще до падения Берлина и объяснил американским властям, какая судьба ожидает его дома. Он получил политическое убежище, а через некоторое время был отправлен в Штаты, где обосновался в штате Иллинойс, в небольшом городке Скоки. Он был по гроб жизни благодарен лейтенанту Шмидту, спасшему ему жизнь, причем откуда-то знал, что вы являетесь внебрачной дочерью спасителя. Остается только предположить, что лейтенант сам ему об этом рассказал, а потом Шевченко продолжал следить за вашей судьбой по своим каналам.
Шевченко занялся бизнесом и добился больших успехов, производя сельскохозяйственное оборудование. Небольшое производство постепенно превратилось в солидный завод, а в пятидесятые годы, когда Америку захлестнул экономический бум, стало по-настоящему крупным предприятием. В общем, через несколько десятилетий он стал по-настоящему богатым человеком. По какой-то причине, не существенной сейчас для нас, он так никогда больше и не женился, соответственно не имел наследников.
Год назад врачи сказали, что у него рак и жить осталось недолго. Ему не оставалось ничего другого, как с нашей помощью составить завещание, согласно которому все состояние переходило вам. Он был обязан вашему отцу жизнью и чувствовал себя обязанным перед вами, в то же время отлично зная, кто вас удочерил и где вы находитесь.
Она слушала его, совершенно потрясенная. Услышанное слишком медленно укладывалось в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Они следили за небольшими экранами, на которые транслировалось изображение с видеокамер. На них пожилой человек отправился в ванную. В общем-то, все члены группы в какой-то степени испытывали жалость к старому генералу, ведь они так давно и плотно наблюдали за ним, что его жизнь в какой-то степени стала частью их жизни.
- Конечно, он такой же человек, как и все мы, - бросил один из агентов другому, - однако все равно предатель. Для человека с такими военными заслугами это просто невероятно.
Наступило молчание, оба агента задумались над тем, как дело генерала может быть представлено в суде. Открытый процесс? Вряд ли Родина-мать позволит публично судить своего Героя.
На экранах было видно, как Христенко вышел из ванной и взял «Москоу Таймс», которую утром достал из ящика. Он уселся за кухонный стол, налил себе чашку чаю и развернул газету, чтобы ознакомиться с последними мировыми новостями. В особенности с тем, что пишут по поводу предстоящего в Женеве совещания по СОИ. Христенко намазал ломтик черного хлеба маслом, откусил кусочек и отхлебнул из чашки.
- Жрет, как мужик деревенский, - заметил один из агентов. - Хотя, чего еще ожидать от старого казака!
- И все-таки он был крупным военачальником. Да ты сам посмотри, это же боевой конь, которому по старости пора на живодерню. И знаешь что - думаю, он и сам это понимает.
Они снова уставились на экраны. Теперь Христенко отправился в туалет по-большому. Магнитофоны записывали даже малейшее бурчание его желудка. Потом они следили за тем, как он, закончив, подошел к висящей на плечиках форме и одел ее, сверкнув звездами на погонах. Потом Геннадий Игоревич вышел из квартиры, по-прежнему кашляя и тяжело дыша. Агенты слышали, как поворачивается в замке ключ.
Один из агентов бросился к телефону и доложил:
- Он выходит из дому.
Потом они следили за тем, как Христенко садится в служебную машину, которая тут же выехала на улицу и вскоре исчезла из виду. Члены группы расслабились и переглянулись. Сегодня в поведении генерала ничего подозрительного замечено не было, заключили они, выключили магнитофон и стали звонить Юсуфову с докладом.
* * *
День 7. 16.21
Алекс предпочел бы, чтобы стемнело пораньше, когда он не будет так бросаться в глаза, но в это время года в Санкт-Петербурге на ранний приход ночи рассчитывать не приходилось. После мая придет июнь, а с ним и белые ночи, когда почти три недели круглые сутки будет светло как днем. Сейчас же темнота наступит лишь около одиннадцати вечера и продлится до четырех часов утра. В общем, срок довольно небольшой, особенно если за тобой охотятся убийцы. Кроме того, было только 16.21, то есть едва ли не середина дня. Алекс с неизменным атташе-кейсом вышел из немецкого ресторана. Под одеждой, которая ему даже не принадлежала, скрывался пояс для денег.
Он очень устал от постоянного напряжения и необходимости все время быть начеку. Оказавшись на набережной канала Грибоедова, Алекс принялся разглядывать кишащих тут туристов. Канал с его набережными был весьма живописен и очень напоминал Венецию. Прохожие в основном были хорошо одеты и искали, где бы перекусить, а потом отправиться в театр или в филармонию. Но Алексу сейчас было не до классического искусства. Он огляделся, проверяя, не следит ли кто за ним. До визита на дачу Румянцева оставалось еще почти семь часов. Мимо курсировали милицейские машины, много было и обычных постов. Но они, похоже, никого специально не искали.
Но это не относилось к агенту ФСБ Кудрину, худощавому, даже костлявому человеку с темными короткими волосами. Он сидел за рулем припаркованного «мерседеса». Рядом расположился его напарник по фамилии Чайка. Выяснив, что Иванов остановился в «Европе» и почти сразу ушел из отеля, они только что тщательно проверили окрестные улицы. В отеле им сказали, что такси он не брал, значит, отправился куда-то пешком. И тут они внезапно увидели его, стоящего возле немецкого ресторана.
Кудрин тут же повернул ключ зажигания.
Чайка, крупный светловолосый человек во французском свитере, тут же вылез из машины в полуквартале от Алекса, на другой стороне канала, и кинулся к небольшому мостику, ведущему на другую сторону. Слева под мышкой свитер слегка бугрился, выдавая присутствие пистолета. У них был приказ немедленно задержать Иванова. Алекс заметил Чайку, протискивающегося среди туристов и грубо расталкивающего их без всяких извинений. Взгляд агента был буквально прикован к нему.
Алекс, виляя среди прохожих, тут же бросился налево, к Невскому проспекту, ринулся на другую сторону прямо под красный свет и даже чуть не попал под машину. Чайке повезло больше. На светофоре как раз загорелся зеленый, и он кинулся догонять Алекса. Кудрин тем временем тронулся было с места, но тут же застрял в пробке. Непрерывно сигналя, он с трудом вырвался на Невский.
У Алекса отчаянно билось сердце. Прижимая к себе атташе-кейс, он свернул налево и пробежал мимо казино «Мани-Хани», то и дело оглядываясь на Чайку, который не выпускал его из виду. К тому же агент знал, что машина тоже следует за ними.
Алекс бешено работал ногами и вскоре оказался в Апраксином переулке, запруженном туристами. Он увидел Большой драматический театр имени Товстоногова и нырнул в открытые двери. В вестибюле стояла очередь за билетами. Грудь Алекса тяжело вздымалась, пот заливал лицо. Он быстро снял куртку, чтобы хоть немного изменить внешний вид, и перекинул ее через атташе-кейс, прикрывая его, после чего с извинениями пристроился в середине очереди. Мгновением позже в вестибюле возник Чайка. Он не был уверен в том, что Алекс заскочил именно сюда, тоже задыхался от быстрого бега и лихорадочно шарил глазами по толпе, ища человека с атташе-кейсом, но не находил его.
Чайка быстро забежал в пустой зрительный зал, не обнаружил там ничего интересного, вернулся в вестибюль и принялся более внимательно разглядывать стоящих в очереди людей. Он мог бы поклясться, что видел, как Иванов забегает сюда, и решил подождать. Очередь двигалась довольно быстро. Тем временем Кудрин подъехал к входу и остановился. Чайка бросился к нему, сообщил, что преследуемый находится где-то рядом, и получил приказ вернуться назад. Пока его не было, Алекс как раз скрылся в дверях пустого зрительного зала и бросился вперед по проходу. Заметив, что дверь зала закрывается, Чайка все понял, распахнул дверь и увидел Алекса, бегущего к сцене. Тот заскочил на нее и метнулся куда-то налево, за кулисы.
Через несколько секунд Чайка был там же, но беглец исчез. Тем временем Алекс заметил холодный дневной свет, проникающий на сцену через распахнутые двери запасного выхода, и выскочил на улицу. Он по мосту перебежал Фонтанку и помчался по переулку Джамбула, выходящему к джазовой филармонии, у которой без всякой цели снова свернул налево, на Владимирский проспект - еще одну широкую улицу с толпами людей, спешащих по своим делам. Алекс бросил взгляд через плечо и увидел, что Чайка отстает от него на квартал и, бешено работая локтями, продирается сквозь толпу, не затрудняя себя извинениями. Алекс продолжал бежать, но чувствовал, что долго так не выдержит. Он забежал в музей-квартиру Римского-Корсакова, купил билет и тут же скрылся в туалете.
Алекс совершенно выбился из сил, его легкие не привыкли к такой атмосфере. Зайдя в кабинку, он уселся на унитаз, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Посидев немного, встал, помочился, потом проверил, заряжен ли «глок» Алексея. У него был совершенно ясный приказ Старейшин - ни в коем случае не отнимать ничьей жизни. Но ведь преследователь не знает об этом. Он снова сел, слушая, как люди входят, делают свои дела, спускают воду, моют руки и выходят.
В половине квартала от музея стоял Чайка, совершенно сбитый с толку и не знающий, куда бежать дальше. Здесь был центр города с множеством зданий, в которых запросто мог скрыться беглец. Если начать обыскивать все дома подряд, то только потеряешь время, а жертва запросто сбежит. Тут к тротуару подъехал кудринский «мерседес», и агенты понимающе переглянулись. Продолжать погоню было бессмысленно. Иванов мог спуститься в метро на станции «Достоевская» и уехать практически куда угодно. Оценив ситуацию, Чайка нехотя уселся в машину и полез за сигаретами.
Они его потеряли.
* * *
День 7. 16.18
Войдя в кафе «Новая Голландия», Шометт обвел взглядом столики, в основном пустые, и сразу увидел сидящую у окна женщину, которая, скорее всего, и была Светланой Нармоновой. На ней был черный явно дорогой костюм, хорошо гармонирующий со светлыми волосами. Выглядела она значительно моложе своих пятидесяти восьми. Заметив Рене в сером в полоску костюме с белым цветком в петлице пиджака, она медленно сняла темные очки и улыбнулась, давая понять, что узнала его. Ведь мало того, что он исключительно подробно описал свой внешний вид по телефону, так еще и держал в руке типично адвокатский коричневый кожаный портфель. Рене приблизился к столику.
- Вы, должно быть, Светлана Нармонова?
- Да, а вы, конечно же, Рене Шометт. Приятно познакомиться.
- Взаимно, - с улыбкой отозвался он и уселся за столик напротив нее. - Вот моя карточка.
Она взяла протянутую визитку, довольно внимательно прочитала ее и, кажется, осталась вполне удовлетворена тем, что он действительно адвокат из крупной юридической фирмы с филиалами в Америке, а конкретно в Нью-Йорке и Чикаго.
- Надеюсь, вы понимаете, что ваш звонок меня изрядно удивил, - призналась она. - Никогда не слышала, чтобы у меня были какие-то богатые родственники. Я вообще сирота, меня удочерила семейная пара на Урале. Но они, как и большинство людей во времена Брежнева, были довольно бедны.
- Их фамилия была Нармоновы?
- Да.
- Вас удочерили после Отечественной войны, и вам ничего не известно о настоящих родителях?
- К сожалению, это так.
Подошла официантка, и Рене заказал кофе, потом открыл портфель и достал из него пачку документов. Продолжая говорить, он время от времени сверялся с бумагами.
- Возможно, это для вас полная неожиданность, но ваш настоящий отец - немецкий офицер, лейтенант Отто Шмидт. Его часть захватила в плен вашу мать, и два года она провела в лагере. Ее звали Яна Артюхова. Короче говоря, они полюбили друг друга. Она была очень красива, и лейтенант хотел, чтобы она осталась с ним, хотя сам на тот момент был женат. Но ему страшно не хватало женского внимания. Вы, конечно, понимаете, что на войне такое случается.
- Откровенно говоря, я просто потрясена. Откуда вам все это известно? И почему я должна вам верить?
- Сейчас объясню, - начал Шометт. - Ваш отец спас жизнь русскому солдату, Виктору Игоревичу Шевченко. Он пристроил его рабочим в одно из хозяйств под Варшавой, поставляющее провиант германской армии. К концу войны Гитлер оказался практически не в состоянии обеспечивать страну продовольствием. Вскоре подошли войска маршала Жукова, и все заключенные были освобождены. Шевченко уже и не надеялся пережить эту страшную войну. Официантка принесла Рене кофе и бесшумно удалилась.
- Шевченко узнал, что вся его семья погибла, да и в сталинскую Россию возвращаться ему не хотелось. Там его снова отправили бы в лагерь, из которого выпустили, чтобы отправить на фронт, - Рене сделал глоток горячего кофе и осторожно поставил чашечку. - Шевченко бежал на Запад еще до падения Берлина и объяснил американским властям, какая судьба ожидает его дома. Он получил политическое убежище, а через некоторое время был отправлен в Штаты, где обосновался в штате Иллинойс, в небольшом городке Скоки. Он был по гроб жизни благодарен лейтенанту Шмидту, спасшему ему жизнь, причем откуда-то знал, что вы являетесь внебрачной дочерью спасителя. Остается только предположить, что лейтенант сам ему об этом рассказал, а потом Шевченко продолжал следить за вашей судьбой по своим каналам.
Шевченко занялся бизнесом и добился больших успехов, производя сельскохозяйственное оборудование. Небольшое производство постепенно превратилось в солидный завод, а в пятидесятые годы, когда Америку захлестнул экономический бум, стало по-настоящему крупным предприятием. В общем, через несколько десятилетий он стал по-настоящему богатым человеком. По какой-то причине, не существенной сейчас для нас, он так никогда больше и не женился, соответственно не имел наследников.
Год назад врачи сказали, что у него рак и жить осталось недолго. Ему не оставалось ничего другого, как с нашей помощью составить завещание, согласно которому все состояние переходило вам. Он был обязан вашему отцу жизнью и чувствовал себя обязанным перед вами, в то же время отлично зная, кто вас удочерил и где вы находитесь.
Она слушала его, совершенно потрясенная. Услышанное слишком медленно укладывалось в голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71