Вокруг нее стояли ведра для краски всех размеров, какие только можно купить, некоторые друг на друге, некоторые дном вверх, некоторые на боку; получилось что-то вроде огромного пластикового ксилофона.
Мне понадобилась минута, чтобы понять, как ведра для краски могут обладать такой мощью. Она расположилась прямо на решетке подземки и, таким образом, имела в своем распоряжении огромное, создающее эхо пространство. Ее темп точно соответствовал по времени накатывающему снизу эху — как будто призрачный барабанщик повторял каждый удар, который она делала. Наклонив голову, я услышал и других призраков: более быстрое эхо от стен вокруг нас и от бетонного навеса над головой.
Это было похоже на невидимый барабанный хор, безо всяких усилий направляемый из единого центра. Ее палочки грациозно колотили по битому белому пластику, бесчисленные длинные черные косички взлетали, глаза были крепко закрыты.
— Она по-настоящему глупая, Захлер, — вынужден был признать я.
— Правда?
— Да. В особенности если бы мы смогли перестроить под этот уголок Таймс-сквер каждое место, где будем играть.
Он испустил рассерженный вздох.
— Что, все эти эхо? Ты никогда не слышал о цифровых устройствах задержки?
Я пожал плечами.
— Это не одно и то же. Так сильно не получится.
— А нам и не требуется так сильно, Мос. Она нам нужна не в качестве солиста-барабанщика; она нам нужна в качестве небольшого, но хорошо вписывающегося в группу элемента. Ты что, ничего вчера не понял?
Я сердито уставился на него. Гнев, который, как казалось, я сумел загнать вглубь, снова вспыхнул во мне.
— Да понял: что ты липнешь к любой цыпочке, которая умеет обращаться с инструментом. Даже если это всего лишь ведра для краски!
Челюсть у него отвисла.
— Чувак! Это совсем не глупо! Ты сам только что сказал, что она потрясающая. И понимаешь, что Перл тоже фотличная. А теперь получается, это я к ним липну?
Я отвернулся. Мысли эхом рикошетили в мозгу, словно череп внезапно опустел и тоже выложен изнутри бетоном. «Стратокастер», который не мой… другие гитары, которые я не могу себе позволить… то, как Перл разрушила большой рифф… и теперь эти ведра для краски… слишком многое навалилось за последние сорок восемь часов, чтобы вот так запросто перестроиться.
Я почти хотел, чтобы мы снова просто остались вдвоем с Захлером. Мы были похожи на команду, отстающую от остальных на сто очков, безо всякой надежды завоевать что-либо, — и потому могли просто играть в свое удовольствие. Однако Перл изменила ситуацию. Все висело в воздухе, а теперь вдруг рухнуло, и сейчас имело значение только то, как это произошло.
Какой-то частью души я ненавидел Перл за это, а Захлера за то, с какой легкостью он подстроился к ней.
— Ладно, — сказал я, в конце концов. — Давай поговорим с ней. Что мы теряем?
Мы дождались, пока она прекратила работу и сложила все ведра в одну большую башню. Мышцы у нее лоснились от пота, и осколки сломанной палочки перекатывались под ветром, дующим снизу, из подземки.
Она посмотрела на нас и наших собак.
— Ты очень хороша, — сказал я.
Она выставила подбородок в сторону ведра, стоящего дном вниз и наполовину заполненного мелкими деньгами, и продолжала укладываться.
— Вообще-то мы интересуемся, не хочешь ли ты поиграть с нами.
Она покачала головой, быстро мигнув несколько раз.
— Этот угол мой. На год.
— Эй, мы не собираемся его у тебя отнимать, — сказал Захлер, размахивая свободной рукой. — Мы говорим о том, чтобы ты играла в нашей группе. Репетиции, запись и все такое. Станешь знаменитой.
Меня аж перекосило. «Станешь знаменитой» — самый неубедительный аргумент в пользу чего угодно.
Она пожала плечами, легким таким движением.
— Сколько?
— Сколько… чего? — переспросил Захлер. Однако я уже понял: речь шла о том, что давило на меня весь день.
— Денег, — ответил я. — Она хочет, чтобы ей платили за игру с нами.
Он вытаращил глаза.
— Ты хочешь денег?
Она сделала шаг вперед, вытащила из кармана удостоверение личности и помахала им перед лицом Захлера.
— Видишь это? Тут сказано, что я зарегистрирована и могу на законном основании играть в подземке. Пришлось попотеть перед комиссией, чтобы получить это. — Она убрала карточку и еле заметно вздрогнула. — Вот только я не спускаюсь туда больше.
Она пнула ногой ведро с деньгами, издавшими резкий металлический звук, похожий на кашель.
— Здесь семьдесят — восемьдесят баксов. С какой стати я буду играть даром?
— Bay! Ну, прости.
Захлер потянул своих псов прочь, бросив на меня такой взгляд, словно она жаждала нашей крови.
Я, однако, не двигался, глядя на ведро с деньгами, точнее, на банкноты, трепещущие наверху. Их там было пять — и наверняка легко могла набраться и сотня. Она имеет полное право запрашивать деньги. Весь мир вертится вокруг денег, только недоумки не понимают этого.
— Ладно, — сказал я. — Семьдесят пять за репетицию.
Захлер замер, снова выпучив глаза.
— А сколько за выступление?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Сто пятьдесят?
— Двести.
Я вздохнул. Слова «не знаю» только что стоили мне пятидесяти баксов. Вот так всегда с деньгами: нужно знать или, по крайней мере, вести себя, будто знаешь.
— Хорошо. Двести.
Я протянул руку, чтобы обменяться с ней рукопожатием, но она просто вручила мне свою визитную карточку.
— Ты сбрендил, Мос? Перл с ума сойдет, когда узнает, что должна платить барабанщице.
— Ей ничего не придется платить, Захлер. Я буду.
— Ага, ну да. И где, интересно, ты возьмешь семьдесят пять баксов?
Я опустил взгляд на собак. Они с глупым видом таращились на водоворот Таймс-сквер — ну, чисто туристы из Джерси. Я попытался представить себе, как разыскиваю клиентов, хожу от двери к двери, типа Захлера, вешаю объявления, разрабатываю расписание. Ни за что.
Мой план был гораздо лучше.
— Не беспокойся об этом. У меня есть идея.
— Да уж конечно, не сомневаюсь. А как насчет «Страт»? Ты не накопишь денег на гитару, если два-три раза в неделю будешь отстегивать по семьдесят пять баков.
— Подумаю об этом, когда объявится ее владелица. Если объявится.
Захлер испустил вздох, не зная, как быть.
Я взглянул на карточку: «Алана Рей, барабанщица ». Никакого адреса, просто номер сотового, но если она в состоянии заработать сотню баксов в день наличными, сомневаюсь, чтобы у нее не было крыши над головой.
Это оказалось так просто — нанять ее, в миллион раз проще, чем я воображал. Никаких разговоров о предпочтениях, о последующей славе или о том, кто всем заправляет. Просто несколько чисел — я ей, она мне.
Деньги сделали все это таким легким.
— Мос, ты сводишь меня с ума. Ты, типа, самый прижимистый парень на свете. У тебя нет собственного усилителя, и за шесть лет ты лишь дважды сменил струны.
Это правда. Я всегда дожидался, пока они начнут ржаветь у меня под пальцами.
— А теперь ты собираешься платить сотни долларов? — продолжал Захлер. — Почему бы не поискать другую барабанщицу? С настоящими барабанами, которой не придется платить.
— И которая так же хороша?
— Может, и нет. Но Перл говорила, что у нее есть несколько на примете.
— Мы не должны, чуть что, бегать к ней. Мы сказали, что сами решим эту проблему. Поэтому платить буду я… И не говори Перл о деньгах, ладно?
Захлер застонал:
— Bay, теперь я въехал. Ты хочешь платить этой девушке, чтобы она была обязана тебе. Хочешь, чтобы это была твоя барабанщица, не Перл. — Он покачал головой. — Жутко тупая логика, Мос. Предполагается, что мы станем группой.
— Перл уже платит за место для репетиций.
— Что для нее тьфу, пустяк! Ты хочешь состязаться в расходах с девушкой, которая живет в многоэтажном доме! С лестницей!
Я перевел взгляд на свои разношенные ботинки.
— Это не состязание, Захлер. Просто бизнес.
— Бизнес? — Он рассмеялся. — Что ты понимаешь в бизнесе?
Я посмотрел ему в лицо, ожидая встретить испепеляющий взгляд, но он был просто сбит с толку. Я и сам не понимал себя, по крайней мере, не полностью, но твердо знал, что должен взять какую-то часть группы под контроль. Если позволить Перл решать все и платить за все, где-то по пути мы с Захлером можем стать парой закадычных друзей, не более того.
— Просто не говори ей о деньгах, идет?
Он удивленно таращился на меня, псы в беспорядке вились вокруг его ног. По-моему, он спрашивал себя, в своем ли я уме, не собираюсь ли загубить все предприятие; я почувствовал, что нахожусь на грани того, чтобы потерять его. Ну и пусть — если он и вправду думал, что я настолько безнадежен. Может, лучше разбежаться сейчас, чем позже.
Но, в конце концов, он еле слышно сказал:
— Ладно. Как хочешь. Я не скажу Перл, что ты платишь. Я даже сам готов внести долю из «собачьих» денег.
Я покачал головой.
— Сам справлюсь.
— Но, знаешь, нужно, наверно, предупредить Перл… еще до следующей репетиции.
Я нахмурился.
— Предупредить о чем?
— Ну, что наша новая барабанщица барабанит на ведрах для краски.
9
«Fear»

ПЕРЛ
Я поехала в Бруклин на метро, чтобы мама ничего потом не вытянула из Элвиса.
Звуки легких скользящих движений доносились с рельсов, пока я ждала поезда, шарканье крохотных лапок среди выброшенных кофейных чашек и газет. На платформе, кроме меня, никого не было, в туннеле эхом отдавался неясный шум. В последнее время звуки в подземке были не такие, как раньше; возникало ощущение, будто тут есть что-то большое и даже живое. Что-то дышащее.
Терпеть не могу ездить в метро по воскресеньям, в отсутствие защиты, создаваемой толпой в час пик, но особого выбора нет, когда речь идет о репетиции. По словам Минервы, церковь — единственное, что может заставить Лус отсутствовать до середины дня.
Все станет гораздо легче, когда не нужно будет тайком выводить Минерву из ее комнаты, но необходимо, чтобы она вошла в группу уже сейчас. Беспробудное лежание в постели не исцелит ее. Она должна покидать эту темную комнату, встречаться с новыми людьми и, что важнее всего, выплескивать с песней то, что засело у нее в голове.
К этому моменту Мос, Захлер и я уже четыре раза репетировали вместе, и теперь мы имели Б-секцию для большого риффа и еще две наполовину сформированные песни. С каждым разом мы играли все лучше, но у нас отсутствовала структура: стихи, рефрены для хорового исполнения и барабанщик. У нас нет времени дожидаться, пока Мин полностью поправится. С каждым мгновеньем события в мире вокруг все ускорялись.
Если не считать моего поезда, конечно. Десять минут прошло, а его все не было. Я надеялась, что это не какая-то новая авария. Этим летом с поездами метро постоянно случалось что-то странное. Незначительные землетрясения, как сказали по ТВ, вызванные стабилизацией подстилающей породы.
Таково же было и официальное объяснение причин появления черной воды в трубах. Власти твердили, что она неопасна, хотя и не знали точно, что это такое, — вода слишком быстро испарялось, чтобы иметь возможность провести исследования. Люди в основном пили бутылочную воду, конечно. Мама даже ванну принимала из «Эвиана». Я не очень-то верила всем этим сообщениям, но в любом случае сегодня уж точно неподходящее время для землетрясений. Помещение, где мы репетировали, было зарезервировано на мое имя, оплачивалось моей кредитной карточкой — и без меня остальным в него не войти. Если я опоздаю на Шестнадцатую улицу, репетиция не состоится.
Я достала свой сотовый и стала ждать сигнала; наконец появилось дрожащее 7.58. Один час, чтобы добраться до Бруклина и обратно.
На экране все еще высвечивался последний номер, по которому я звонила вчера вечером — номер Моса, — чтобы снова напомнить ему об этом утре.
Чувствуя себя одинокой и взвинченной на пустой платформе, я нажала соединение.
— Да? — ответил хриплый голос.
— Мос?
— Ммм… — раздраженно проворчал он. — Перл? Дерьмо! Я что, опоздал?
— Нет, сейчас всего восемь.
— Ox! — Он поскреб голову с такой силой, что я услышала это даже сквозь потрескивание сотовой связи. — Тогда в чем дело?
— Я еду в Бруклин, чтобы забрать Минерву. И подумала, может, ты… захочешь присоединиться.
— В Бруклин?
Он произнес это таким тоном, словно я хотела затащить его в Бомбей.
Нужно смириться. Вот уже две недели я пыталась наладить контакт с Мосом, но он упорно сохранял дистанцию. Наверно, я все испортила во время первой репетиции — когда сразу же разобрала большой рифф на части. Нужно было продвигаться вперед медленно, оберегая то, что возникло между нами, когда с неба упала «Страт». Вместо этого я решила ослепить его блеском своего совершенства. Умница, Перл.
Наверно, восемь утра не самое подходящее время, чтобы связывать порванную нить, но на протяжении двух секунд я воображала, что, может быть, это утро — утро, когда мы станем настоящей группой, — чем-то отличается от других.
Я продолжала говорить, стараясь, чтобы мои слова звучали легко и весело.
— Да. Я не объясняла этого прежде, но это типа миссии ниндзя — вытащить ее оттуда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31