В том месте, где они тогда проживали, росла самая лучшая для этих целей порода ивы, и женщина решила проверить, не утратили ли ее пальцы былых навыков. Но сок этой породы ивы был смертельным ядом, поэтому она не позволяла детям помогать ей резать лозу.
Итак, она принялась за работу и стала делать плетеные емкости, чтобы жены фермеров могли хранить в них зимой зерно, и корзинки самых причудливых форм, чтобы юноши могли дарить их своим возлюбленным для лент и всяких безделушек. Дети продавали ее изделия по деревням, и таким образом им удавалось прокормиться.
Следующим летом, незадолго до сбора урожая, старшая дочь Копайри пошла продавать корзины в Лебедь. Там она встретила жену фермера Бормоти и предложила ей свой товар. Девушка была уверена, что та не узнает в ней дочь Копайри, так как она служила в другом месте, когда ее отец работал на ферме. Госпоже Бормоти понравились корзины, она купила две-три штуки и завела с девушкой беседу. Ее заинтересовало, как делаются корзины. Из разговора она узнала, что больше всего для этих целей подходит ядовитая порода ивы. Под конец она попросила девушку принести ей охапку вышеупомянутой лозы, так как плетение корзин, по ее словам, будет приятным разнообразием по вечерам вместо надоевшей прялки. Через несколько дней девушка принесла ей охапку ивовых прутьев, за которые та ей хорошо заплатила.
Вскоре после этих событий стало известно, что фермер Бормоти внезапно скончался. Поползли разные слухи. В том краю существовал старинный обычай: все обитатели дома, где лежал покойник, должны были поочередно пройти мимо тела. Это в некотором роде заменяло дознание, так как, по преданию, если дело нечисто, то когда мимо гроба пройдет убийца, у покойника пойдет кровь из носа. Эта традиция, по словам Копайри, соблюдалась в том краю повсеместно, даже в тех случаях, где не могло возникнуть никаких подозрений (например, смерть женщины при родах). И во всех тавернах и фермерских домах шептались о том, что у покойного фермера Бормоти было обильное кровотечение, когда вдова проходила мимо гроба, а когда за ней последовал Кристофер Следопыт, у трупа пошла кровь вторично.
Подытожив все ему известное, Копайри Карп пришел к выводу, что его долг – выдвинуть обвинение против вдовы Бормоти.
Он считал ее виновной по двум причинам: у покойника шла кровь, когда она проходила мимо гроба, и она купила у его дочери лозу, сок которой был ядовитым. Мотивом преступления он считал желание хозяйки фермы заменить пожилого мужа молодым любовником. Ответчица не могла отрицать тот факт, что она находилась в преступной связи со Следопытом. По этому поводу разразился скандал на всю округу, а она, совсем потеряв стыд, фактически поселила его на ферме за несколько месяцев до смерти мужа. Это было доказано со всей очевидностью, не оставляющей и тени сомнения, свидетелями, которых пригласил Копайри.
Что касается кровотечения у трупа, то народные суеверия не признавались Законом, а вдова просто проигнорировала этот факт в своей защитительной речи. Но относительно второго народного суеверия, упомянутого истцом – волшебных фруктов, – она мимоходом призналась, что, невзирая на ее возражения, покойный муж иногда использовал их в качестве удобрения, хотя она якобы не знала, где он их доставал.
Что же касается ивовых прутьев, то вдова подтвердила – да, действительно, она купила охапку ивовой лозы у дочери истца, но без всякого злого умысла, и может это доказать. У нее было несколько свидетелей, среди прочих – деревенская повивальная бабка; к ней всегда обращались, если кто-то болел, и те, кто присутствовал при последних часах фермера, все как один клялись, что смерть была совершенно безболезненной. А несколько врачей, которых пригласили в качестве экспертов, утверждали, что жертва ядовитого сока ивы всегда умирает в тяжких муках.
Затем ответчица стала бить истца его же оружием. Она доказала, что увольнение батрака не было неожиданным или несправедливым, так как из-за воровских наклонностей Копайри ее покойный муж часто грозился его выгнать. Несколько слуг с фермы подтвердили слова хозяйки.
Упомянув о пригоршне флоринов и мешке чечевицы, она заметила, что фермеру незачем было одаривать нечестного слугу. И ничего не было сказано о двух мешках пшеницы, свинье и курице редкой породы с выводком цыплят, которые исчезли одновременно с уходом батрака. Ее муж, говорила она, очень разозлился по этому поводу, он хотел разыскать Копайри и посадить его в тюрьму, но она упросила мужа проявить милосердие.
Так или иначе, но вдова вышла из зала суда без пятнышка на репутации, а Копайри Карпа за кражу приговорили к десяти годам тюремного заключения.
Что касается Кристофера Следопыта, то он исчез до суда, и ответчица категорически отрицала, что ей известно его местонахождение.
Глава 17
Узаконенный мир
– Ну что ж, – сказал мастер Амброзий, отложив фолиант, – совершенно очевидно, что эта женщина виновна не больше, чем ты, например. И мне бы очень хотелось знать, какое отношение это дело имеет к сегодняшним неприятностям.
Мастер Натаниэль пододвинул свой стул по ближе к другу и сказал так тихо, словно опасался какого-то невидимого свидетеля:
– Амброзий, ты помнишь, как ты испугал Хитровэна своим вопросом – может ли у покойников идти кровь?
– Вряд ли я это забуду, – ответил мастер Амброзий с угрожающей улыбкой. – Но все объяснилось позапрошлой ночью на Полях Греммери.
– Да, но если предположить, что доктор подумал не о волшебных фруктах, а о чем-то другом… А что, если Эндимион Хитровэн и Кристофер Следопыт – одно и то же лицо?
– Но я не вижу никаких оснований, чтобы так думать. А если бы они и были, какая нам от этого польза?
– У меня такое чувство, что в этом деле кроется добрая пеньковая веревка, покрепче всех осенних паутинок фей.
– Ты имеешь в виду, что мы сможем повесить негодяя? Клянусь Урожаем Душ, ты – оптимист, Нат. Если кто-нибудь когда-нибудь и умирал спокойно в своей постели естественной смертью, то именно этот Бормоти. Но как бы там ни было, нельзя так просто проглотить эту возмутительную шутку, которую они вчера с тобой сыграли. Клянусь Копчиком Моей Двоюродной Бабушки, я думал, что у Полидора и всех остальных хватит ума не принимать участие в такой чепухе. Но дело в том, что этот негодяй Хитровэн может заставить их поверить во что угодно.
– Совершенно верно! – взволнованно воскликнул мастер Натаниэль. – Главное свойство фей – это иллюзия. Они способны на всяческие трюки – мы столкнулись с этим в зале с гобеленами. Как мы можем противостоять врагу, за которым стоит такая сила?
– Не хочешь ли ты сказать, что собираешься мириться с этим, Нат? – возмутился мастер Амброзий.
– Какое-то время я должен работать тайно, как крот. А теперь хочу, чтобы ты выслушал меня, Амброзий, и не ругал за то, что ты называешь «отклоняться от темы и быть банальным». Ты выслушаешь меня?
– Ну, конечно, если ты сможешь сказать что-то разумное, – ворчливо согласился мастер Амброзий.
– Тогда слушай! Как ты думаешь, для чего изобрели Закон?
– Для чего изобрели Закон? Куда ты клонишь, Нат? Я думаю, его изобрели, чтобы предотвратить грабежи, кражи, убийства и тому подобное.
– А ты помнишь, как мой отец говорил, что Закон заменил человеку волшебные фрукты? Все Волшебное таит в себе смутный обман, иллюзию. Но человек не может жить без иллюзий, поэтому он создал для себя другую форму иллюзий – узаконенный мир, объект, подчиняющийся единственному Закону – Закону человеческой воли, когда человек играет с фактами, как его душе заблагорассудится, говоря себе: «Если я захочу, то смогу сделать человека каким угодно старым, чтобы мой сын стал моим отцом; если я захочу, то превращу фрукты в шелк, а черное в белое, ибо этот мир я сам сотворил, и я в нем хозяин». И он населяет его чудовищем – человеком, похожим на механическую игрушку, который всегда ведет себя в точности так, как от него ожидают, и не больше похож на тебя или на меня, чем феи.
Даже если бы от этого зависела его жизнь, мастер Амброзий не смог бы удержать раздраженного мычания. Но он был человеком слова и не стал перебивать.
– За пределами узаконенного мира, – продолжал мастер Натаниэль, – другими словами, мира, который мы создали для собственного удобства, царит иллюзия – или реальность. И люди, живущие в ней, настолько же недосягаемы для нас, как если бы они жили на другой планете. Нет, Амброзий, не надо поджимать губы – все, что я говорил, в большей или меньшей степени можно найти в записках моего отца, а никто и никогда не считал его фантазером, – может быть, потому, что никто и никогда не брал на себя труд прочесть его книги. Должен признаться, что до вчерашнего дня я и сам их никогда не читал.
Говоря это, он взглянул на портрет покойного мастера Джошуа, сидящего в том же кресле, где в этот момент сидел он сам, и с лукавой улыбкой следящего за каждым движением своего сына. Нет, вне всяких сомнений, мастер Джошуа не был фантазером.
И все же… Было что-то не совсем обычное в этих ярких птичьих глазах и этом заостренном подбородке. Может быть, мастер Джошуа тоже слышал Звук?.. И спасался от него в узаконен ном мире?
Помолчав, мастер Натаниэль продолжал:
– Но то, что я собираюсь сказать сейчас, – это уже моя идея. Предположим, что все, происходящее на одной планете, планете, которую мы называем Иллюзия, отражается в другой, то есть в мире, каким мы хотим его видеть, узаконенном мире. Нет, нет, Амброзий! Ты обещал выслушать меня! (Ибо было очевидно, что мастер Амброзий забеспокоился.) Далее предположим, что одна планета реагирует на другую, но эти реакции могут быть прямо противоположны. Для примера: то, что на одной планете является духовным грехом, на другой превращается в уголовное преступление. А руки с пятнами сока от волшебных фруктов в мире иллюзий, в узаконенном мире превращаются в руки, запятнанные человеческой кровью! Одним словом, Эндимион Хитровэн превращается в Кристофера Следопыта!
Раздражение мастера Амброзия сменилось тревогой. Он стал опасаться, что у Натаниэля от недавних неприятностей помутился рассудок. Мастер Натаниэль рассмеялся:
– Мне кажется, ты думаешь, что я сошел с ума, Брози, но это не так, уверяю тебя. Скажу яснее: пока мы не сможем доказать, что этот тип Хитровэн виновен в чем-то в глазах Закона, он будет продолжать торжествовать над нами, смеяться над нами исподтишка и разрушать нашу страну во зло нашим детям, пока наконец весь сенат, кроме нас с тобой, последует, плача и завывая, за его гробом в Поля Греммери. Это наша единственная надежда разделаться с ним, Брози. Иначе мы с тем же успехом можем надеяться поймать мечту и посадить ее в клетку.
– Ну что ж, в соответствии с твоими представлениями о Законе, Нат, это будет несложно, – сухо заметил мастер Амброзий. – Ты, кажется, считаешь, будто в том, что ты называешь узаконенным миром, с фактами можно делать все, что угодно; выдвинь новую узаконенную фикцию; в таком случае ради твоего личного удобства Эндимион Хитровэн в будущем станет Кристофером Следопытом.
Мастер Натаниэль засмеялся.
– Надеюсь, мы сможем доказать это и без узаконенной фикции, – сказал он. – Суд над вдовой Бормоти происходил тридцать шесть лет назад, через четыре года после Великой засухи, когда, как обнаружила госпожа Златорада, Хитровэн уже был в Доримаре, хотя он всегда давал всем понять, что приехал значительно позже… А причина этого станет очевидной, если он уехал как Следопыт, а вернулся как Хитровэн. Кроме того, мы знаем, что он близок с вдовой Бормоти. Следопыт был травником, Хитровэн – тоже травник. А главное то, как ты испугал его своим вопросом: «Может ли у покойников идти кровь?» Ничто не заставит меня поверить, что этот вопрос мгновенно напомнил ему о липовых похоронах и о гробе с волшебными фруктами… Он мог подумать об этом потом, но не сразу. Нет, нет, надеюсь, смогу убедить тебя, и очень быстро, что в данном случае я прав, как был прав и в другом – это наша единственная надежда, Амброзий.
– Ну что ж, Нат, – ответил мастер Амброзий, – хоть ты и наговорил за полчаса больше чуши, чем многие люди за всю жизнь, я пришел к выводу, что ты не такой уж дурак, каким кажешься. И в конце концов в старой сказке Конопельки именно сельский дурачок насыпал дракону соли на хвост.
Мастер Натаниэль рассмеялся, весьма польщенный столь завуалированным комплиментом – Амброзий Жимолость редко говорил кому-нибудь комплименты.
– И как же ты собираешься ввести свою узаконенную фикцию, а? – спросил мастер Амброзий.
– О, я попытаюсь отыскать кого-нибудь из свидетелей этого суда, даже Копайри Карп, возможно, еще жив. В любом случае мне необходимо чем-то заняться. Сейчас Луд – не очень под ходящее для меня место.
Мастер Амброзий застонал.
– Неужели мы дожили до того, Нат, что ты вынужден покинуть Луд, и мы ничего не можем поделать против этой… этого… этой паутины лжи и всего этого шутовства и… иллюзии, если хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Итак, она принялась за работу и стала делать плетеные емкости, чтобы жены фермеров могли хранить в них зимой зерно, и корзинки самых причудливых форм, чтобы юноши могли дарить их своим возлюбленным для лент и всяких безделушек. Дети продавали ее изделия по деревням, и таким образом им удавалось прокормиться.
Следующим летом, незадолго до сбора урожая, старшая дочь Копайри пошла продавать корзины в Лебедь. Там она встретила жену фермера Бормоти и предложила ей свой товар. Девушка была уверена, что та не узнает в ней дочь Копайри, так как она служила в другом месте, когда ее отец работал на ферме. Госпоже Бормоти понравились корзины, она купила две-три штуки и завела с девушкой беседу. Ее заинтересовало, как делаются корзины. Из разговора она узнала, что больше всего для этих целей подходит ядовитая порода ивы. Под конец она попросила девушку принести ей охапку вышеупомянутой лозы, так как плетение корзин, по ее словам, будет приятным разнообразием по вечерам вместо надоевшей прялки. Через несколько дней девушка принесла ей охапку ивовых прутьев, за которые та ей хорошо заплатила.
Вскоре после этих событий стало известно, что фермер Бормоти внезапно скончался. Поползли разные слухи. В том краю существовал старинный обычай: все обитатели дома, где лежал покойник, должны были поочередно пройти мимо тела. Это в некотором роде заменяло дознание, так как, по преданию, если дело нечисто, то когда мимо гроба пройдет убийца, у покойника пойдет кровь из носа. Эта традиция, по словам Копайри, соблюдалась в том краю повсеместно, даже в тех случаях, где не могло возникнуть никаких подозрений (например, смерть женщины при родах). И во всех тавернах и фермерских домах шептались о том, что у покойного фермера Бормоти было обильное кровотечение, когда вдова проходила мимо гроба, а когда за ней последовал Кристофер Следопыт, у трупа пошла кровь вторично.
Подытожив все ему известное, Копайри Карп пришел к выводу, что его долг – выдвинуть обвинение против вдовы Бормоти.
Он считал ее виновной по двум причинам: у покойника шла кровь, когда она проходила мимо гроба, и она купила у его дочери лозу, сок которой был ядовитым. Мотивом преступления он считал желание хозяйки фермы заменить пожилого мужа молодым любовником. Ответчица не могла отрицать тот факт, что она находилась в преступной связи со Следопытом. По этому поводу разразился скандал на всю округу, а она, совсем потеряв стыд, фактически поселила его на ферме за несколько месяцев до смерти мужа. Это было доказано со всей очевидностью, не оставляющей и тени сомнения, свидетелями, которых пригласил Копайри.
Что касается кровотечения у трупа, то народные суеверия не признавались Законом, а вдова просто проигнорировала этот факт в своей защитительной речи. Но относительно второго народного суеверия, упомянутого истцом – волшебных фруктов, – она мимоходом призналась, что, невзирая на ее возражения, покойный муж иногда использовал их в качестве удобрения, хотя она якобы не знала, где он их доставал.
Что же касается ивовых прутьев, то вдова подтвердила – да, действительно, она купила охапку ивовой лозы у дочери истца, но без всякого злого умысла, и может это доказать. У нее было несколько свидетелей, среди прочих – деревенская повивальная бабка; к ней всегда обращались, если кто-то болел, и те, кто присутствовал при последних часах фермера, все как один клялись, что смерть была совершенно безболезненной. А несколько врачей, которых пригласили в качестве экспертов, утверждали, что жертва ядовитого сока ивы всегда умирает в тяжких муках.
Затем ответчица стала бить истца его же оружием. Она доказала, что увольнение батрака не было неожиданным или несправедливым, так как из-за воровских наклонностей Копайри ее покойный муж часто грозился его выгнать. Несколько слуг с фермы подтвердили слова хозяйки.
Упомянув о пригоршне флоринов и мешке чечевицы, она заметила, что фермеру незачем было одаривать нечестного слугу. И ничего не было сказано о двух мешках пшеницы, свинье и курице редкой породы с выводком цыплят, которые исчезли одновременно с уходом батрака. Ее муж, говорила она, очень разозлился по этому поводу, он хотел разыскать Копайри и посадить его в тюрьму, но она упросила мужа проявить милосердие.
Так или иначе, но вдова вышла из зала суда без пятнышка на репутации, а Копайри Карпа за кражу приговорили к десяти годам тюремного заключения.
Что касается Кристофера Следопыта, то он исчез до суда, и ответчица категорически отрицала, что ей известно его местонахождение.
Глава 17
Узаконенный мир
– Ну что ж, – сказал мастер Амброзий, отложив фолиант, – совершенно очевидно, что эта женщина виновна не больше, чем ты, например. И мне бы очень хотелось знать, какое отношение это дело имеет к сегодняшним неприятностям.
Мастер Натаниэль пододвинул свой стул по ближе к другу и сказал так тихо, словно опасался какого-то невидимого свидетеля:
– Амброзий, ты помнишь, как ты испугал Хитровэна своим вопросом – может ли у покойников идти кровь?
– Вряд ли я это забуду, – ответил мастер Амброзий с угрожающей улыбкой. – Но все объяснилось позапрошлой ночью на Полях Греммери.
– Да, но если предположить, что доктор подумал не о волшебных фруктах, а о чем-то другом… А что, если Эндимион Хитровэн и Кристофер Следопыт – одно и то же лицо?
– Но я не вижу никаких оснований, чтобы так думать. А если бы они и были, какая нам от этого польза?
– У меня такое чувство, что в этом деле кроется добрая пеньковая веревка, покрепче всех осенних паутинок фей.
– Ты имеешь в виду, что мы сможем повесить негодяя? Клянусь Урожаем Душ, ты – оптимист, Нат. Если кто-нибудь когда-нибудь и умирал спокойно в своей постели естественной смертью, то именно этот Бормоти. Но как бы там ни было, нельзя так просто проглотить эту возмутительную шутку, которую они вчера с тобой сыграли. Клянусь Копчиком Моей Двоюродной Бабушки, я думал, что у Полидора и всех остальных хватит ума не принимать участие в такой чепухе. Но дело в том, что этот негодяй Хитровэн может заставить их поверить во что угодно.
– Совершенно верно! – взволнованно воскликнул мастер Натаниэль. – Главное свойство фей – это иллюзия. Они способны на всяческие трюки – мы столкнулись с этим в зале с гобеленами. Как мы можем противостоять врагу, за которым стоит такая сила?
– Не хочешь ли ты сказать, что собираешься мириться с этим, Нат? – возмутился мастер Амброзий.
– Какое-то время я должен работать тайно, как крот. А теперь хочу, чтобы ты выслушал меня, Амброзий, и не ругал за то, что ты называешь «отклоняться от темы и быть банальным». Ты выслушаешь меня?
– Ну, конечно, если ты сможешь сказать что-то разумное, – ворчливо согласился мастер Амброзий.
– Тогда слушай! Как ты думаешь, для чего изобрели Закон?
– Для чего изобрели Закон? Куда ты клонишь, Нат? Я думаю, его изобрели, чтобы предотвратить грабежи, кражи, убийства и тому подобное.
– А ты помнишь, как мой отец говорил, что Закон заменил человеку волшебные фрукты? Все Волшебное таит в себе смутный обман, иллюзию. Но человек не может жить без иллюзий, поэтому он создал для себя другую форму иллюзий – узаконенный мир, объект, подчиняющийся единственному Закону – Закону человеческой воли, когда человек играет с фактами, как его душе заблагорассудится, говоря себе: «Если я захочу, то смогу сделать человека каким угодно старым, чтобы мой сын стал моим отцом; если я захочу, то превращу фрукты в шелк, а черное в белое, ибо этот мир я сам сотворил, и я в нем хозяин». И он населяет его чудовищем – человеком, похожим на механическую игрушку, который всегда ведет себя в точности так, как от него ожидают, и не больше похож на тебя или на меня, чем феи.
Даже если бы от этого зависела его жизнь, мастер Амброзий не смог бы удержать раздраженного мычания. Но он был человеком слова и не стал перебивать.
– За пределами узаконенного мира, – продолжал мастер Натаниэль, – другими словами, мира, который мы создали для собственного удобства, царит иллюзия – или реальность. И люди, живущие в ней, настолько же недосягаемы для нас, как если бы они жили на другой планете. Нет, Амброзий, не надо поджимать губы – все, что я говорил, в большей или меньшей степени можно найти в записках моего отца, а никто и никогда не считал его фантазером, – может быть, потому, что никто и никогда не брал на себя труд прочесть его книги. Должен признаться, что до вчерашнего дня я и сам их никогда не читал.
Говоря это, он взглянул на портрет покойного мастера Джошуа, сидящего в том же кресле, где в этот момент сидел он сам, и с лукавой улыбкой следящего за каждым движением своего сына. Нет, вне всяких сомнений, мастер Джошуа не был фантазером.
И все же… Было что-то не совсем обычное в этих ярких птичьих глазах и этом заостренном подбородке. Может быть, мастер Джошуа тоже слышал Звук?.. И спасался от него в узаконен ном мире?
Помолчав, мастер Натаниэль продолжал:
– Но то, что я собираюсь сказать сейчас, – это уже моя идея. Предположим, что все, происходящее на одной планете, планете, которую мы называем Иллюзия, отражается в другой, то есть в мире, каким мы хотим его видеть, узаконенном мире. Нет, нет, Амброзий! Ты обещал выслушать меня! (Ибо было очевидно, что мастер Амброзий забеспокоился.) Далее предположим, что одна планета реагирует на другую, но эти реакции могут быть прямо противоположны. Для примера: то, что на одной планете является духовным грехом, на другой превращается в уголовное преступление. А руки с пятнами сока от волшебных фруктов в мире иллюзий, в узаконенном мире превращаются в руки, запятнанные человеческой кровью! Одним словом, Эндимион Хитровэн превращается в Кристофера Следопыта!
Раздражение мастера Амброзия сменилось тревогой. Он стал опасаться, что у Натаниэля от недавних неприятностей помутился рассудок. Мастер Натаниэль рассмеялся:
– Мне кажется, ты думаешь, что я сошел с ума, Брози, но это не так, уверяю тебя. Скажу яснее: пока мы не сможем доказать, что этот тип Хитровэн виновен в чем-то в глазах Закона, он будет продолжать торжествовать над нами, смеяться над нами исподтишка и разрушать нашу страну во зло нашим детям, пока наконец весь сенат, кроме нас с тобой, последует, плача и завывая, за его гробом в Поля Греммери. Это наша единственная надежда разделаться с ним, Брози. Иначе мы с тем же успехом можем надеяться поймать мечту и посадить ее в клетку.
– Ну что ж, в соответствии с твоими представлениями о Законе, Нат, это будет несложно, – сухо заметил мастер Амброзий. – Ты, кажется, считаешь, будто в том, что ты называешь узаконенным миром, с фактами можно делать все, что угодно; выдвинь новую узаконенную фикцию; в таком случае ради твоего личного удобства Эндимион Хитровэн в будущем станет Кристофером Следопытом.
Мастер Натаниэль засмеялся.
– Надеюсь, мы сможем доказать это и без узаконенной фикции, – сказал он. – Суд над вдовой Бормоти происходил тридцать шесть лет назад, через четыре года после Великой засухи, когда, как обнаружила госпожа Златорада, Хитровэн уже был в Доримаре, хотя он всегда давал всем понять, что приехал значительно позже… А причина этого станет очевидной, если он уехал как Следопыт, а вернулся как Хитровэн. Кроме того, мы знаем, что он близок с вдовой Бормоти. Следопыт был травником, Хитровэн – тоже травник. А главное то, как ты испугал его своим вопросом: «Может ли у покойников идти кровь?» Ничто не заставит меня поверить, что этот вопрос мгновенно напомнил ему о липовых похоронах и о гробе с волшебными фруктами… Он мог подумать об этом потом, но не сразу. Нет, нет, надеюсь, смогу убедить тебя, и очень быстро, что в данном случае я прав, как был прав и в другом – это наша единственная надежда, Амброзий.
– Ну что ж, Нат, – ответил мастер Амброзий, – хоть ты и наговорил за полчаса больше чуши, чем многие люди за всю жизнь, я пришел к выводу, что ты не такой уж дурак, каким кажешься. И в конце концов в старой сказке Конопельки именно сельский дурачок насыпал дракону соли на хвост.
Мастер Натаниэль рассмеялся, весьма польщенный столь завуалированным комплиментом – Амброзий Жимолость редко говорил кому-нибудь комплименты.
– И как же ты собираешься ввести свою узаконенную фикцию, а? – спросил мастер Амброзий.
– О, я попытаюсь отыскать кого-нибудь из свидетелей этого суда, даже Копайри Карп, возможно, еще жив. В любом случае мне необходимо чем-то заняться. Сейчас Луд – не очень под ходящее для меня место.
Мастер Амброзий застонал.
– Неужели мы дожили до того, Нат, что ты вынужден покинуть Луд, и мы ничего не можем поделать против этой… этого… этой паутины лжи и всего этого шутовства и… иллюзии, если хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36