— я с вами двумя начинаю обсуждать пчел или детские игрушки. Явное отклонение от моего модельного профиля, где-то вспыхивает красная лампочка. Как в игре «Жизнь», помнишь? Три живых соседа — рождается новая клетка.
— Ага, я всегда подозревал, что ваш Конвей не сам это правило выдумал. Небось с какими-нибудь русскими бухал. У нас это называется «сообразить на троих».
— Нового вообще ничего не бывает, Вик. Особенно в отношении мировых физических констант. Другое дело…
Судя по характерному «звяк-бульк-кряк», мое напоминание о пьянке сыграло роль гиперссылки, которая снова запустила на стороне Чарли его любимое приложение.
— …Другое дело, как это мировое знание применить. Без Сети нашу странную тройку хрен бы кто так быстро отследил. Потому что следили-то раньше люди! А теперь чуть что — и тут как тут красная лампочка. На чистой автоматике, которой спать-гулять не требуется. Потом тот же искусственный интеллект может и дальше нашу ситуацию проанализировать. Сам запустит суперкомпьютерный имитатор помощней и еще на несколько шагов вперед поглядит, что из нашей отклонившейся тройки может вырасти — встреча старых рокеров или Организация освобождения Палестины. Конечно, это только первичный пеленг. Потом все перепроверяется традиционными способами. Пару разговоров эта машина вполне может проигнорировать. Но у нее очень умная система критических параметров, старик Робин. Понял, зачем я музыку включил?
Я понял — и даже больше того, что хотел сказать Чарли. Еще один кусочек моей головоломки со щелчком встал на место, превращаясь вместе с соседними кусочками в часть рисунка.
«Аргус» занимался шпионажем и созданием двойников-отоваров для моделирования рынка. Система надзора, о которой рассказывал Чарли, тоже использовала модели индивидуальных профилей, но для отслеживания подпольной коллективной активности. По сути дела, все те же виртуальные личности. Почти та же технология, которую использовал я при создании Вольных Стрелков. Только в своих ВЛ я старался как можно сильнее оттолкнуться от собственной ролевой модели. А эти системы, наоборот, строят как можно более точные виртуальные копии людей без их ведома, чтобы моделировать поведение целых сообществ.
Неслучайно за последние годы сетевую анонимность искоренили у нас настолько, что она стала частью самоцензуры, как новый смертный грех. И не случайно Вольные Стрелки так долго были неуязвимы. То, что начиналось как театр одного актера, оказалось нечаянным противоядием против этого всеобщего электронного вуду, высшего воплощения той самой Культуры Кукол, о которой предупреждал японец. Не хочешь стать чужой куклой — создай свой собственный кукольный театр.
Но это лишь часть рисунка. Другая сторона по-прежнему остается загадкой. Две системы виртуальных двойников — отовары «Аргуса» и модельные профили из рассказа Чарли — наверняка пересекаются.
Да и не очень-то верится, что таких систем всего две. Около года назад у меня была отличная тема для выступления Робина, которого так и не произошло. Речь шла о том, что против запрета на создание отоваров в нашей стране долгое время выступала налоговая полиция, поскольку она тоже пользовалась услугами тех, кто отслеживал и моделировал персональные предпочтения. Из-за нее и закон об отоварах приняли так поздно. Я не стал делать об этом передачу, так как компромат на налоговиков показался мне тогда не очень интересным. Зачем им использовать такие сложности, как моделирование на отоварах, если можно просто сравнить доходы каждого с его расходами, рассуждал я.
Однако после объяснения Чарли стало ясно, что органы действительно могут интересоваться моделями посложнее: не отдельными личностями, а организованным движением финансов. Небольшие, но чем-то похожие неточности в разных местах, исчезновение некой суммы и одновременное появление слагаемых этой суммы на других счетах… Старая система надзора пропустила бы такие совпадения — а новая наверняка именно за такими явлениями и охотится.
Сколько же еще подобных систем виртуальных двойников используется в разных сферах? А может, они являются частными случаями одной, более продвинутой системы?
— Ладно, признаю свою глупость в отношении ваших систем надзора. — Я вздохнул, как последний двоечник. — Что все-таки насчет REALL? Почему ты не стал выяснять?
— Это я сказал до того, как мы стали слушать оперу, — усмехнулся Чарли. — Я и так успел много лишнего наговорить, надо же было хоть закончить за здравие королевы. На самом деле, при всем моем уважении к Ее Яичеству Матке я не мог смириться, что мою лекцию прервали. Я все-таки преподавал не литературу какую-нибудь, а компьютерную безопасность и социальную защиту. А вышло, будто сам нарушил национальную безопасность. В общем, я пошарил кое-где, у меня остались связи. И вот что узнал. В этой игрушечной фирме работает куча спецов из COGS. Это лаборатория… вернее, даже целый департамент по изучению когнитивных систем в Университете Сассекса. А в нем есть пара лабораторий, известных тем, что там разрабатывались так называемые маргинальные технологии. То, что когда-то считалось жутко перспективным, а потом весь ажиотаж заканчивался без особых результатов, и идею как будто забывали.
— Вроде психопрограммирования? — я вспомнил рассказ Жигана о том, чем занимался Саид.
— Точно. Когда я работал в ENF, мой босс как-то по пьяному делу рассказал, что это «забывание технологий» частенько было искусственным. На деле же их вовсю продолжали развивать. SAIL в Стэнфорде, ITS в Массачусеттском технологическом… И еще дюжина-другая лабов. Официально их закрывали. А на деле — только меняли вывески. Кое-что переносили из Штатов в Британию, Израиль, в некоторые бывшие соцстраны. Мой босс даже утверждал, что Фрэнк Розенблатт и еще несколько ученых, которые якобы скоропостижно скончались, на самом деле живы или по крайней мере «частично живы».
— Это как?
— Ах да, я забыл, что у вас это не практикуется… Может, вам даже повезло. Видишь ли, сейчас есть много странных способов продлевать жизнь. Но то, что получается при продлении, не всегда похоже на жизнь. Представь: человеку постепенно заменяют все органы на искусственные, остается только мозг. Но потом и в мозг начинают постепенно биочипы добавлять. И с какого-то момента уже невозможно понять, чем является полученная сущность, человеком или автоответчиком. Особенно у юристов пар идет из ушей, когда они пытаются определить, «скорее жив или скорее мертв». Недавно они ввели термин «частично жив», но это еще больше путаницы принесло. Если я буду тебе сейчас объяснять это определение — боюсь, у нас обоих тоже пар из ушей пойдет.
— Понял. В другой раз. Давай дальше про лабораторию.
— В общем, я не знаю, насколько верно про Розенблатта… Но в COGS точно работали над тем, что официально метилось как «бесперспективное». В восьмидесятые это была обработка изображений на сверхпараллельных вычислительных средах, типа многослойных перцептронов и клеточных автоматов. В девяностые — оптические нейросреды. Та система распознавания и сопровождения множественных целей, которая использовалась американцами в Восьмичасовой войне с Китаем, была создана как раз на основе разработок одного из лабов COGS. А сам лаб тем временем начал заниматься чем-то новым, что называлось сначала «суперсотами», а потом «психосредами». Могу только гадать, что это такое… Но и это было, еще когда я в вашем Университете преподавал. Последние четыре года я вообще ничего про COGS не слышал. Пока не начал выяснять про REALL. Оказывается, ту хитрую лабораторию распустили.
— По-настоящему или вывеску сменили?
— Вот! Это-то и интересно! Все бывшие спецы из этого лаба работают теперь в нескольких маленьких компаниях очень прикладного характера. Индустрия развлечений, бытовая техника. Либо товары для детей, как в случае с REALL. Короче говоря, получается такая незаметная контора с чересчур умными сотрудниками, которая официально выпускает то, что могут и роботы штамповать. У конторы есть отделения в шести странах, причем когда я увидел, как они расположены на карте…
— Теперь только в пяти странах, — перебил я. — Французское отделение сегодня сгорело. Примерно в то же время в Европе отрубилось большое количество айболитов и прочих начиненных электроникой игрушек. Плюс телевизоры, микроволновки и прочая бытовуха.
— Эй, мужик, да ты что, проверяешь меня?! — Чарли, кажется, опять обиделся. — В кои-то веки позвонил, и сразу просишь диоксида. Ладно, допустим. Но потом выясняется, что ты больше моего знаешь про контору, из-за которой я работу в Университете потерял. И которая проводит какие-то эксперименты… Черт! Психосреды! Как я раньше не подумал! Наверняка именно с диоксидом они и проводят эксперименты! Причем давно проводят. Скринсейвер, после которого Вербицки якобы открыл «цифровую кислоту», наверняка сделали в этой конторе. Первые наброски. Но если с тех пор прошло десять… да нет, больше! Погоди-ка…
Раздались звуки, напоминающие приглушенные пулеметные очереди. Да уж, Чарли на белочку не похож — ишь как лупит по клаве! Стало быть, он тоже не любитель современных устройств ввода, вроде тех эргономичных чашечек-полусфер, которые Жиган однажды показывал мне в магазине, презрительно называя их «сиськами».
В перерыве между парой очередей Чарли пробурчал что-то типа «И тут нету… А если тупо по каталогу?» И снова застрекотал. Я уже собрался было позвать его, но он заговорил сам:
— Извини, хотел найти кое-что по-быстрому. А нету! Дело в том, что в девяностые годы клеточные автоматы всплыли еще в одной интересной теории. Сэр Рождер Пенроуз — говорит тебе о чем-нибудь это словосочетание?
— Разве что титул «сэр». Говорит об ангельском подданстве.
— Ну, кроме этого он еще прославился как математик и физик, который любил доказывать, что человеческое мышление, а вернее, та его часть, которая называется интуицией, не может быть сведена к вычислительному алгоритму. Сначала Пенроуз доказывал эту невычислимость с помощью теоремы Геделя о неполноте. Короче, чистые игры математиков, не имеющие прямого отношения к устройству сознания. Зато потом он перешел на физический уровень, пытаясь описать, как же работает это неалгоритмическое сознание. И сделал вывод, что разум живет некой особой квантовой жизнью. Примерно в то же самое время нейробиолог Хамерофф обнаружил довольно интересные свойства тубулинов, которые имеются в огромных количествах в скелете любой живой клетки, в том числе и нейрона…
— Эй, мужик, выражайся повежливей! Я литературу преподаю, забыл? Мне что нейрон, что нейтрон — один хрен темный лес.
— Вот это-то и ужасно! Прогресс, королева его за ногу!
Чарли чем-то громко грохнул. Скорее всего, кулаком по клаве. Нет, все-таки он использует какие-то достижения прогресса: от моего лаптопа после такого удара ничего бы не осталось. А у него неверняка клава ударопрочная — полиуглеродная, ферропластиковая или просто деревянная.
— Ты только подумай! — продолжал кипеть Чарли. — В средние века ни Cети, ни даже транспорта приличного не было! Людей жгли так же легко, как их книги, за одну только идею о том, что земля круглая. И тем не менее, за полвека любая научная теория более-менее просачивалась во все более-менее просвещенные мозги! А теперь? Я вот попытался найти что-нибудь по теории Пенроуза-Хамероффа. Нет, не то чтобы я совсем не нашел упоминаний. Все гордо тоньше! Одни только упоминания и есть! Причем все они ассоциируются с лже-наукой: в первую очередь попадаются тексты откровенных шарлатанов от квантовой физики, которые только тем и занимаются, что напускают побольше тумана. «Квантовая тантра», «квантовая мантра»… бред! Не удивлюсь, если это тоже сделано специально. Все небось думают, что Большой Брат в Сети — это обязательно контроль носителей: переписывание прошлого, цензура настоящего… А по-моему, в наше время достаточно просто контролировать поисковые системы.
— Ладно, не горячись. Объясни в двух словах, что там за клеточные игры. Может, мой скрипучий филологический мозг и уловит чего.
— Ну, жизнь квантового мира в двух словах не объяснишь. В общем, считай, что он живет по своим непростым законам. А мир классической физики — по своим. Но когда квантовая система перепрыгивает в классическое состояние, когда она выбирает себе конфигурацию пространства-времени — вот тут-то и возникает невычислимость. Это как женщина, которая долго-долго пляшет голая перед гардеробом и прикидывает, чего бы сегодня надеть — зато потом уж как наденет, ни в жись не предскажешь!… В общем, Пенроуз и Хамерофф утверждают, что именно это происходит в сознании.
— В смыcле? У меня в голове пляшет голая баба?
— Да нет, дубина. Происходит квантовый переход! Микротрубки цитоскелета каждого нейрона состоят из тубулинов — это такие простенькие молекулы-димеры, каждая может принимать одно из двух состояний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Ага, я всегда подозревал, что ваш Конвей не сам это правило выдумал. Небось с какими-нибудь русскими бухал. У нас это называется «сообразить на троих».
— Нового вообще ничего не бывает, Вик. Особенно в отношении мировых физических констант. Другое дело…
Судя по характерному «звяк-бульк-кряк», мое напоминание о пьянке сыграло роль гиперссылки, которая снова запустила на стороне Чарли его любимое приложение.
— …Другое дело, как это мировое знание применить. Без Сети нашу странную тройку хрен бы кто так быстро отследил. Потому что следили-то раньше люди! А теперь чуть что — и тут как тут красная лампочка. На чистой автоматике, которой спать-гулять не требуется. Потом тот же искусственный интеллект может и дальше нашу ситуацию проанализировать. Сам запустит суперкомпьютерный имитатор помощней и еще на несколько шагов вперед поглядит, что из нашей отклонившейся тройки может вырасти — встреча старых рокеров или Организация освобождения Палестины. Конечно, это только первичный пеленг. Потом все перепроверяется традиционными способами. Пару разговоров эта машина вполне может проигнорировать. Но у нее очень умная система критических параметров, старик Робин. Понял, зачем я музыку включил?
Я понял — и даже больше того, что хотел сказать Чарли. Еще один кусочек моей головоломки со щелчком встал на место, превращаясь вместе с соседними кусочками в часть рисунка.
«Аргус» занимался шпионажем и созданием двойников-отоваров для моделирования рынка. Система надзора, о которой рассказывал Чарли, тоже использовала модели индивидуальных профилей, но для отслеживания подпольной коллективной активности. По сути дела, все те же виртуальные личности. Почти та же технология, которую использовал я при создании Вольных Стрелков. Только в своих ВЛ я старался как можно сильнее оттолкнуться от собственной ролевой модели. А эти системы, наоборот, строят как можно более точные виртуальные копии людей без их ведома, чтобы моделировать поведение целых сообществ.
Неслучайно за последние годы сетевую анонимность искоренили у нас настолько, что она стала частью самоцензуры, как новый смертный грех. И не случайно Вольные Стрелки так долго были неуязвимы. То, что начиналось как театр одного актера, оказалось нечаянным противоядием против этого всеобщего электронного вуду, высшего воплощения той самой Культуры Кукол, о которой предупреждал японец. Не хочешь стать чужой куклой — создай свой собственный кукольный театр.
Но это лишь часть рисунка. Другая сторона по-прежнему остается загадкой. Две системы виртуальных двойников — отовары «Аргуса» и модельные профили из рассказа Чарли — наверняка пересекаются.
Да и не очень-то верится, что таких систем всего две. Около года назад у меня была отличная тема для выступления Робина, которого так и не произошло. Речь шла о том, что против запрета на создание отоваров в нашей стране долгое время выступала налоговая полиция, поскольку она тоже пользовалась услугами тех, кто отслеживал и моделировал персональные предпочтения. Из-за нее и закон об отоварах приняли так поздно. Я не стал делать об этом передачу, так как компромат на налоговиков показался мне тогда не очень интересным. Зачем им использовать такие сложности, как моделирование на отоварах, если можно просто сравнить доходы каждого с его расходами, рассуждал я.
Однако после объяснения Чарли стало ясно, что органы действительно могут интересоваться моделями посложнее: не отдельными личностями, а организованным движением финансов. Небольшие, но чем-то похожие неточности в разных местах, исчезновение некой суммы и одновременное появление слагаемых этой суммы на других счетах… Старая система надзора пропустила бы такие совпадения — а новая наверняка именно за такими явлениями и охотится.
Сколько же еще подобных систем виртуальных двойников используется в разных сферах? А может, они являются частными случаями одной, более продвинутой системы?
— Ладно, признаю свою глупость в отношении ваших систем надзора. — Я вздохнул, как последний двоечник. — Что все-таки насчет REALL? Почему ты не стал выяснять?
— Это я сказал до того, как мы стали слушать оперу, — усмехнулся Чарли. — Я и так успел много лишнего наговорить, надо же было хоть закончить за здравие королевы. На самом деле, при всем моем уважении к Ее Яичеству Матке я не мог смириться, что мою лекцию прервали. Я все-таки преподавал не литературу какую-нибудь, а компьютерную безопасность и социальную защиту. А вышло, будто сам нарушил национальную безопасность. В общем, я пошарил кое-где, у меня остались связи. И вот что узнал. В этой игрушечной фирме работает куча спецов из COGS. Это лаборатория… вернее, даже целый департамент по изучению когнитивных систем в Университете Сассекса. А в нем есть пара лабораторий, известных тем, что там разрабатывались так называемые маргинальные технологии. То, что когда-то считалось жутко перспективным, а потом весь ажиотаж заканчивался без особых результатов, и идею как будто забывали.
— Вроде психопрограммирования? — я вспомнил рассказ Жигана о том, чем занимался Саид.
— Точно. Когда я работал в ENF, мой босс как-то по пьяному делу рассказал, что это «забывание технологий» частенько было искусственным. На деле же их вовсю продолжали развивать. SAIL в Стэнфорде, ITS в Массачусеттском технологическом… И еще дюжина-другая лабов. Официально их закрывали. А на деле — только меняли вывески. Кое-что переносили из Штатов в Британию, Израиль, в некоторые бывшие соцстраны. Мой босс даже утверждал, что Фрэнк Розенблатт и еще несколько ученых, которые якобы скоропостижно скончались, на самом деле живы или по крайней мере «частично живы».
— Это как?
— Ах да, я забыл, что у вас это не практикуется… Может, вам даже повезло. Видишь ли, сейчас есть много странных способов продлевать жизнь. Но то, что получается при продлении, не всегда похоже на жизнь. Представь: человеку постепенно заменяют все органы на искусственные, остается только мозг. Но потом и в мозг начинают постепенно биочипы добавлять. И с какого-то момента уже невозможно понять, чем является полученная сущность, человеком или автоответчиком. Особенно у юристов пар идет из ушей, когда они пытаются определить, «скорее жив или скорее мертв». Недавно они ввели термин «частично жив», но это еще больше путаницы принесло. Если я буду тебе сейчас объяснять это определение — боюсь, у нас обоих тоже пар из ушей пойдет.
— Понял. В другой раз. Давай дальше про лабораторию.
— В общем, я не знаю, насколько верно про Розенблатта… Но в COGS точно работали над тем, что официально метилось как «бесперспективное». В восьмидесятые это была обработка изображений на сверхпараллельных вычислительных средах, типа многослойных перцептронов и клеточных автоматов. В девяностые — оптические нейросреды. Та система распознавания и сопровождения множественных целей, которая использовалась американцами в Восьмичасовой войне с Китаем, была создана как раз на основе разработок одного из лабов COGS. А сам лаб тем временем начал заниматься чем-то новым, что называлось сначала «суперсотами», а потом «психосредами». Могу только гадать, что это такое… Но и это было, еще когда я в вашем Университете преподавал. Последние четыре года я вообще ничего про COGS не слышал. Пока не начал выяснять про REALL. Оказывается, ту хитрую лабораторию распустили.
— По-настоящему или вывеску сменили?
— Вот! Это-то и интересно! Все бывшие спецы из этого лаба работают теперь в нескольких маленьких компаниях очень прикладного характера. Индустрия развлечений, бытовая техника. Либо товары для детей, как в случае с REALL. Короче говоря, получается такая незаметная контора с чересчур умными сотрудниками, которая официально выпускает то, что могут и роботы штамповать. У конторы есть отделения в шести странах, причем когда я увидел, как они расположены на карте…
— Теперь только в пяти странах, — перебил я. — Французское отделение сегодня сгорело. Примерно в то же время в Европе отрубилось большое количество айболитов и прочих начиненных электроникой игрушек. Плюс телевизоры, микроволновки и прочая бытовуха.
— Эй, мужик, да ты что, проверяешь меня?! — Чарли, кажется, опять обиделся. — В кои-то веки позвонил, и сразу просишь диоксида. Ладно, допустим. Но потом выясняется, что ты больше моего знаешь про контору, из-за которой я работу в Университете потерял. И которая проводит какие-то эксперименты… Черт! Психосреды! Как я раньше не подумал! Наверняка именно с диоксидом они и проводят эксперименты! Причем давно проводят. Скринсейвер, после которого Вербицки якобы открыл «цифровую кислоту», наверняка сделали в этой конторе. Первые наброски. Но если с тех пор прошло десять… да нет, больше! Погоди-ка…
Раздались звуки, напоминающие приглушенные пулеметные очереди. Да уж, Чарли на белочку не похож — ишь как лупит по клаве! Стало быть, он тоже не любитель современных устройств ввода, вроде тех эргономичных чашечек-полусфер, которые Жиган однажды показывал мне в магазине, презрительно называя их «сиськами».
В перерыве между парой очередей Чарли пробурчал что-то типа «И тут нету… А если тупо по каталогу?» И снова застрекотал. Я уже собрался было позвать его, но он заговорил сам:
— Извини, хотел найти кое-что по-быстрому. А нету! Дело в том, что в девяностые годы клеточные автоматы всплыли еще в одной интересной теории. Сэр Рождер Пенроуз — говорит тебе о чем-нибудь это словосочетание?
— Разве что титул «сэр». Говорит об ангельском подданстве.
— Ну, кроме этого он еще прославился как математик и физик, который любил доказывать, что человеческое мышление, а вернее, та его часть, которая называется интуицией, не может быть сведена к вычислительному алгоритму. Сначала Пенроуз доказывал эту невычислимость с помощью теоремы Геделя о неполноте. Короче, чистые игры математиков, не имеющие прямого отношения к устройству сознания. Зато потом он перешел на физический уровень, пытаясь описать, как же работает это неалгоритмическое сознание. И сделал вывод, что разум живет некой особой квантовой жизнью. Примерно в то же самое время нейробиолог Хамерофф обнаружил довольно интересные свойства тубулинов, которые имеются в огромных количествах в скелете любой живой клетки, в том числе и нейрона…
— Эй, мужик, выражайся повежливей! Я литературу преподаю, забыл? Мне что нейрон, что нейтрон — один хрен темный лес.
— Вот это-то и ужасно! Прогресс, королева его за ногу!
Чарли чем-то громко грохнул. Скорее всего, кулаком по клаве. Нет, все-таки он использует какие-то достижения прогресса: от моего лаптопа после такого удара ничего бы не осталось. А у него неверняка клава ударопрочная — полиуглеродная, ферропластиковая или просто деревянная.
— Ты только подумай! — продолжал кипеть Чарли. — В средние века ни Cети, ни даже транспорта приличного не было! Людей жгли так же легко, как их книги, за одну только идею о том, что земля круглая. И тем не менее, за полвека любая научная теория более-менее просачивалась во все более-менее просвещенные мозги! А теперь? Я вот попытался найти что-нибудь по теории Пенроуза-Хамероффа. Нет, не то чтобы я совсем не нашел упоминаний. Все гордо тоньше! Одни только упоминания и есть! Причем все они ассоциируются с лже-наукой: в первую очередь попадаются тексты откровенных шарлатанов от квантовой физики, которые только тем и занимаются, что напускают побольше тумана. «Квантовая тантра», «квантовая мантра»… бред! Не удивлюсь, если это тоже сделано специально. Все небось думают, что Большой Брат в Сети — это обязательно контроль носителей: переписывание прошлого, цензура настоящего… А по-моему, в наше время достаточно просто контролировать поисковые системы.
— Ладно, не горячись. Объясни в двух словах, что там за клеточные игры. Может, мой скрипучий филологический мозг и уловит чего.
— Ну, жизнь квантового мира в двух словах не объяснишь. В общем, считай, что он живет по своим непростым законам. А мир классической физики — по своим. Но когда квантовая система перепрыгивает в классическое состояние, когда она выбирает себе конфигурацию пространства-времени — вот тут-то и возникает невычислимость. Это как женщина, которая долго-долго пляшет голая перед гардеробом и прикидывает, чего бы сегодня надеть — зато потом уж как наденет, ни в жись не предскажешь!… В общем, Пенроуз и Хамерофф утверждают, что именно это происходит в сознании.
— В смыcле? У меня в голове пляшет голая баба?
— Да нет, дубина. Происходит квантовый переход! Микротрубки цитоскелета каждого нейрона состоят из тубулинов — это такие простенькие молекулы-димеры, каждая может принимать одно из двух состояний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49