Выходит, это все, что осталось от населения острова, составлявшего когда-то несколько тысяч душ? Если они погибли все до одного во время землетрясения, то как объяснить, что останки разбросаны по земле, а не погребены в толще острова?.. И разве могло получиться так, что все туземцы — мужчины, женщины, дети, старики — были до того объяты ужасом, что не успели попрыгать в пироги и постараться доплыть до других островов архипелага?..
Мы приросли к месту, не в силах отвести взгляд от кошмарного зрелища и неспособные произнести ни слова.
— Мой брат, мой бедный брат…— услышал я голос Лена Гая, рухнувшего на колени.
Однако, поразмыслив немного, я понял, что мой рассудок готов согласиться далеко не со всем. Как, к примеру, связать эту катастрофу и заметки, прочитанные нами в дневнике Паттерсона? Из последних неопровержимо следовало, что старший помощник капитана «Джейн» семь месяцев назад оставил своих товарищей на острове Тсалал. Судя же по состоянию костей, ветры обдували их уже не один год; должно быть, землетрясение разразилось уже после отплытия с острова Артура Пима и Дирка Петерса.
Мы столкнулись с противоречивым набором фактов. Если землетрясение произошло недавно, то представшие нашему взору скелеты не принадлежали его жертвам, ибо успели побелеть от времени. Во всяком случае, среди этих останков не могло быть моряков с «Джейн». Но тогда где они?
Мы находились в дальнем конце долины Клок-Клок, поэтому нам волей-неволей пришлось поворачивать назад. Однако не прошли мы и полумили, как Хант снова остановился и указал на новые кости, почти что рассыпавшиеся в пыль и не принадлежавшие как будто человеческому существу. Неужели перед нами были останки одного из странных существ, которых описал Артур Пим, но нам так и не довелось увидать живьем?.. Вдруг из горла Ханта вырвался крик, вернее, дикий вой. Его огромная рука тянулась к нам, сжимая металлическое кольцо. Да, это был медный ошейник, наполовину уничтоженный ржавчиной. На нем еще можно было разобрать несколько выгравированных букв. Буквы легко сложились в слова:
ТИГР — АРТУР ПИМ
Тигр! Так звали ньюфаундленда, спасшего жизнь хозяину, погибавшему в трюме брига «Дельфин». Тот самый Тигр, который во время бунта на бриге вцепился в горло матросу Джонсу, приконченному подоспевшим на помощь Дирком Петерсом!..
Выходит, верный пес не сгинул при гибели «Дельфина»! Должно быть, его взяли на борт «Джейн» вместе с Артуром Пимом и метисом. Однако в рассказе Артура Пима об этом не говорится ни слова, более того, упоминания пса пропали задолго до появления этой шхуны…
Тем не менее не приходилось сомневаться, что Тигр пережил кораблекрушение вместе с Артуром Пимом, попал вместе с ним на остров Тсалал, пережил обвал холма у деревни Клок-Клок и погиб только при катастрофе, уничтожившей часть населения острова…
Однако останки Уильяма Гая и пяти его товарищей никак не могли находиться среди скелетов, усеивавших землю, ибо они были еще живы, когда отправлялся в путь Паттерсон, катастрофа же разразилась много лет тому назад!..
Через три часа мы, больше ничего не обнаружив, возвратились на борт «Халбрейн». Капитан заперся у себя в каюте и не вышел даже к обеду. Я решил, что следует уважать его печаль, и не стал его тревожить.
На следующий день, обуреваемый желанием возвратиться на остров и возобновить изучение его берегов, я упросил лейтенанта отвезти меня туда. Джэм Уэст исполнил мою просьбу, заручившись согласием капитана, отказавшегося составить нам компанию. Хант, боцман, Мартин Холт, еще четверо матросов и я уселись в шлюпку невооруженными — на острове было нечего опасаться.
Мы высадились там же, что и накануне, и Хант снова повел нас к холму у деревни Клок-Клок. Мы пошли тем же узким ущельем, где Артур Пим, Дирк Петерс и матрос Аллен, отстав от Уильяма Гая и его двадцати девяти спутников, забрались в расселину, прорезавшую мылообразную породу, напоминающую хрупкий стеатит. Мы не обнаружили здесь ни склонов, обрушившихся, видимо, при землетрясении, ни расселины, где рос когда-то орешник, ни мрачного коридора, выходившего в лабиринт, где скончался от удушья Аллен, ни площадки, добравшись до которой Артур Пим и метис смогли стать свидетелями нападения туземцев на шхуну и услыхать взрыв, уничтоживший тысячи врагов.
Так же бесследно исчез и холм, рухнувший при искусственном обвале, когда удалось спастись всего лишь капитану «Джейн», его помощнику Паттерсону и еще пятерым морякам…
Не нашли мы и лабиринта, замысловатые петли которого складывались в буквы, а буквы — в слова, последние же образовывали фразу, воспроизведенную в тексте Артура Пима, — фразу, первая строка которой означала «быть белым», а вторая — «область юга».
Итак, исчезло буквально все: и холм, и деревня Клок-Клок, и все остальное. Остров Тсалал начинал казаться чем-то сверхъестественным. Теперь это навеки останется неразрешимой загадкой!..
Мы побрели назад по восточному берегу острова. Хант провел нас на место, где стояли когда-то сараи, в которых готовили к отгрузке трепангов. Теперь от сараев оставались одни развалины.
Излишне говорить, что в наших ушах не звучал крик «текели-ли!», который испускали когда-то и островитяне, и гигантские черные птицы, парившие над океаном. Нас окружали тишина и полнейшее запустение.
Последний привал мы сделали там, где Артур Пим и Дирк Петерс завладели челном, унесшим их на юг, к самому горизонту, где поднимались темные пары, в разрывах которых их взору предстали очертания громадной человеческой фигуры, белого гиганта…
Хант, скрестив руки на груди, смотрел, не отрываясь, на бескрайний океанский простор.
— Что же теперь, Хант? — обратился я к нему.
Хант, казалось, не услышал моих слов и даже не повернул головы.
— Что нам делать? — спросил я, прикасаясь к его плечу. От моего прикосновения по его телу пробежала дрожь, и он бросил на меня взгляд, от которого у меня сжалось сердце.
— Эй, Хант, — крикнул Харлигерли, — ты что, решил прирасти к этой скале? Разве ты не видишь, что нас дожидается «Халбрейн»? В путь! Завтра мы снимемся, с якоря. Здесь нечего больше делать!
Мне показалось, что дрожащие губы Ханта повторили вслед за боцманом слово «нечего», однако все его существо протестовало против этого приговора.
Мы сели в шлюпку и возвратились на корабль.
Капитан так и не выходил из каюты. Джэм Уэст, ожидая приказа сниматься с якоря, прохаживался по корме. Я присел под грот-мачтой, глядя на ленивые волны. Наконец появился капитан, и я увидел, как он бледен и измучен.
— Мистер Джорлинг, — произнес он, — моя совесть чиста: я сделал все, что мог. Разве могу я надеяться теперь, что мой брат Уильям и его спутники еще… Нет! Надо возвращаться, иначе нас застанет зима.
Лен Гай выпрямился и бросил последний взгляд на остров Тсалал.
— Завтра на заре, Джэм, — сказал он, — мы отчалим. В этот момент раздался хриплый голос:
— А Пим?.. Бедный Пим… Тот же голос! Я узнал его…
Это был тот самый голос, который я слышал однажды во сне.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I. А ПИМ?..
Решение капитана Лена Гая покинуть остров Тсалал и поворачивать на север, не добившись главной цели экспедиции, его отказ от розысков моряков с английской шхуны в других частях антарктического океана — все это поразило меня, как гром с ясного неба.
Неужели «Халбрейн» бросит на произвол судьбы шесть человек, которые, если верить дневнику Паттерсона, еще несколько месяцев назад находились где-то поблизости? Неужели экипаж шхуны не выполнит до конца свой долг, как того требует человечность?.. А ведь был всего лишь конец декабря, канун Рождества, самое начало теплого времени года. Впереди оставалось еще два летних месяца, когда можно спокойно путешествовать в этой части Антарктики. Мы успеем вернуться к Полярному кругу до начала ненастной погоды!.. Однако «Халбрейн» готовилась взять курс на север уже сейчас!..
Да, таковы были доводы в пользу продолжения экспедиции. Однако существовали и другие соображения, которые тоже приходилось считать разумными.
До самого последнего дня экспедиция «Халбрейн» не имела ничего общего с авантюрой. Следуя маршрутом, указанным Артуром Пимом, она направлялась в определенную точку — к острову Тсалал. Как подтверждали записи несчастного Паттерсона, именно на этом острове, координаты которого не вызывали у нас сомнений, наш капитан должен был найти Уильяма Гая и пятерых моряков, вырвавшихся из западни у деревни Клок-Клок. Однако мы не нашли их на острове Тсалал — не нашли там никого — ни единого туземца, которому удалось бы пережить непонятную катастрофу, разразившуюся неведомо когда. Удалось ли им спастись еще до катастрофы, случившейся после ухода Паттерсона?
Так или иначе, все вопросы сводились к несложной дилемме: либо все люди с «Джейн» погибли, и тогда «Халбрейн» надо не мешкая ложиться на обратный курс, либо они выжили, и тогда нельзя прекращать поиски.
Что же нам следовало предпринять, если считать верным второе предположение? Существовал единственный ответ: обшарить один за другим все островки, протянувшиеся, как сказано, в западном направлении, которые могло пощадить землетрясение. Но разве не могли беглецы с острова Тсалал добраться до другой части Антарктиды? Разве не было иных архипелагов в том свободном ото льда море, которое пересек челн Артура Пима и метиса, прежде чем добрался… Докуда?
Впрочем, если их челн пересек восемьдесят четвертую параллель, то к какой суше их могло прибить, если дальше на океанских просторах не было ни островов, ни тем более континентов?.. Кроме того, как я уже напоминал, конец рассказа изобилует странностями, несуразностями, несусветицей, порожденными галлюцинациями, посещающими больной мозг. А как полезен оказался бы сейчас Дирк Петерс! Как жаль, что Лену Гаю не удалось разыскать его в Иллинойсе и взять в экспедицию на «Халбрейн»!..
Но вернемся к нашим вопросам. Если мы решим продолжить поиски, то в какую точку этих загадочных областей направить нашу шхуну? Разве ей не пришлось бы носиться по океану наугад? Разве согласился бы экипаж «Халбрейн» на риск плавания в неизвестность, все ближе к полюсу, где можно натолкнуться на непреодолимый припай, который не даст шхуне пробиться назад?.. Ведь через несколько недель наступит антарктическая зима, а с ней — ненастье и нечеловеческий холод. Это море, пока свободное ото льда, целиком замерзнет, сковав наш корабль. Несомненно, одна мысль о семи-восьми месяцах плена среди льдов, без всякой надежды добраться до суши, заставит содрогнуться даже самых бесстрашных. Разве имеют командиры право рисковать жизнью своих людей ради ничтожной надежды отыскать нескольких человек с «Джейн», которых не оказалось на острове Тсалал?
Именно об этом тяжко раздумывал Лен Гай со вчерашнего дня; теперь же он, утратив последнюю надежду отыскать брата и его товарищей, отдает дрожащим голосом команду:
— Отплываем завтра на заре!
Я почувствовал сильнейшее разочарование и глубокую печаль, поняв, что путешествие кончилось ничем. Я бы предпочел продолжить поиски, пока есть возможность бороздить антарктический океан…
Немало мореплавателей на нашем месте воспользовались бы случаем, чтобы попытаться решить географическую загадку, каковой является Южный полюс! Ведь «Халбрейн» забралась дальше, чем корабли Уэдделла, — остров Тсалал лежит менее чем в семи градусах от точки, в которой пересекаются все меридианы. Казалось, ничто не мешает нашей шхуне устремиться к самой южной параллели. Благодаря необыкновенно теплой погоде, ветрам и течениям она могла бы очутиться у самой земной оси, от которой ее отделяли сейчас какие-то четыреста миль. Если на ее пути не окажется суши, то это расстояние можно было бы преодолеть всего за несколько дней! Если же путь нам преградит континент, то путешествие заняло бы несколько недель… Однако никто из нас не помышлял о Южном полюсе, ибо «Халбрейн» вышла навстречу опасностям антарктического океана вовсе не для того, чтобы предпринять его штурм!
Даже если капитан Лен Гай, решив продолжить поиски, сумеет добиться согласия Джэма Уэста, боцмана и старых членов экипажа, трудно предположить, что он найдет понимание у двадцати новичков с Фолклендов, дурное настроение которых постоянно поддерживал гарпунщик Хирн. Нет, капитан не мог положиться на этих людей, составлявших большинство экипажа! Они бы решительно отказались от дальнейшего плавания по Антарктике, и, видимо, именно поэтому капитан Лен Гай принял решение поворачивать на север, хотя оно и далось ему с большой душевной болью.
Итак, приходилось признать, что путешествие окончено. Поэтому можно понять наше удивление, когда мы услышали слова:
— А Пим? Бедный Пим…
Я обернулся. Голос принадлежал Ханту. Неподвижно стоя подле рубки, этот странный человек пожирал глазами горизонт.
Экипажу шхуны был настолько непривычен звук его голоса — возможно, это вообще были первые слова, которые он произнес с той поры, когда впервые ступил на палубу шхуны, — что, влекомые любопытством, люди столпились вокруг него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47