Ссыльные, осуждённые на двадцатилетнюю и даже вечную каторгу, порой обслуживают и частных лиц на условиях, определённых властями.
Осматривая Сеуту, доктор встречал каторжан, свободно разгуливающих по улицам: по-видимому, они находились в услужении у горожан. Но большинство их всё же работало вне крепостных стен Сеуты, на дорогах и в полях.
К какой категории каторжан принадлежал Карпена? Это следовало выяснить прежде всего. В самом деле, доктору пришлось бы применить ту или иную тактику, в зависимости от того, находился ли испанец взаперти или на свободе, работал ли он у частных лиц или на государство.
– Ведь испанец недавно осуждён, – обратился к Петеру доктор Антекирт, – поэтому весьма возможно, что он не пользуется льготами, какие предоставляются некоторым каторжанам за хорошее поведение.
– Ну, а если он находится в заключении? – спросил Петер.
– Тогда похитить его будет сложнее, – ответил доктор, – но похищение должно состояться, и оно состоится!
Между тем лошади бежали мелкой рысцой, и экипаж медленно катил по дороге. В каких-нибудь двухстах метрах от городских укреплений работали под присмотром сторожей человек пятьдесят каторжан. Одни разбивали камни, другие усыпали щебнем шоссе, третьи трамбовали его с помощью катков. Вот почему экипажу пришлось ехать по самой обочине.
Вдруг доктор схватил Петера Батори за руку и прошептал:
– Это он!
Какой-то человек стоял шагах в двадцати от своих товарищей, опершись на ручку мотыги.
Это был Карпена.
По прошествии пятнадцати лет доктор без труда узнал истрийского солевара, несмотря на его арестантское платье, так же как и Мария Феррато узнала его в мальтийском костюме на уличке Мандераджо. Этот бездельник, не способный ни к какому ремеслу, не мог работать в мастерских Сеуты. Единственное, что ему оставалось, – это разбивать камни у дороги.
Но если доктор узнал Карпену, тот никак бы не мог узнать графа Матиаса Шандора. Ведь негодяй лишь мельком видел знатного беглеца в доме рыбака Андреа Феррато, когда привёл туда полицию. Однако до него, как и до всех, дошла весть о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. А прославленный доктор был тот самый человек, о котором ему говорил Зироне во время их свидания близ грота Полифема в Сицилии, таинственная личность, которой советовал остерегаться Саркани, известный миллионер, захватить которого шайка Зироне напрасно пыталась в "Каса Инглеза".
Что произошло в уме Карпены, когда он внезапно увидел доктора? Какое впечатление он испытал и не было ли это впечатление столь же мгновенным, как фотографическая съёмка? Трудно сказать. Но испанец неожиданно почувствовал, что доктор овладевает им, его собственная личность как бы перестаёт существовать и посторонняя воля порабощает его волю. Напрасно он пытался сопротивляться: ему оставалось только одно – подчиниться.
Между тем доктор, приказав остановить экипаж, продолжал пристально смотреть на преступника взглядом, проникавшим ему в самую душу. Эти блестящие, проницательные глаза оказали странное, неодолимое действие на Карпену. Сознание его затуманилось, веки замигали, сомкнулись и лишь изредка судорожно вздрагивали. Затем наступила полная потеря сознания, и он упал на краю дороги, но никто этого даже не заметил. Впрочем, Карпена заснул гипнотическим сном, пробудить от которого его мог только один человек.
Тогда доктор приказал ехать дальше в резиденцию губернатора. Этот инцидент задержал его не больше чем на тридцать секунд. Никто не обратил внимания на то, что произошло между ним и испанцем, за исключением Петера Батори.
– Теперь этот человек в моей власти, – сказал доктор, – и я заставлю его…
– Открыть нам всё, что ему известно? – спросил Петер.
– Нет, сделать всё, что я захочу, и притом бессознательно. При первом же взгляде на негодяя я почувствовал, что могу стать его властелином, подчинить его волю своей.
– Однако он не производит впечатления больного.
– Неужели ты думаешь, что гипноз действует только на невропатов? Нет, Петер, сильнее всего сопротивляются внушению как раз люди ненормальные. Чтобы поддаться гипнозу, субъект должен обладать собственной волей, и в данном случае мне повезло, ибо по своей натуре Карпена склонен подчиниться моему влиянию. Вот почему он будет спать до тех пор, пока я не вмешаюсь и не разбужу его.
– Пусть так, – заметил Петер, – но к чему всё это? Ведь в том состоянии, в каком он сейчас находится, Карпена не сможет рассказать о том, что нас больше всего интересует!
– Несомненно, – ответил доктор, – и мне, конечно, не удастся заставить его рассказать то, чего я сам не знаю. Зато в моей власти заставить его сделать всё, что я пожелаю и когда пожелаю, и он не сможет противиться моей воле. Стоит мне приказать, и Карпена убежит с каторги в указанный день – завтра, послезавтра, через неделю или через полгода, причём для этого ему вовсе не надо засыпать гипнотическим сном.
– Убежит с каторги, – воскликнул Петер. – Уйдёт отсюда по собственной воле?.. Ну, а сторожа разве дремлют? Ведь сила внушения небезгранична, она не заставит человека разорвать цепи, сломать решётку в тюрьме или перебраться через непреодолимую преграду…
– Конечно, нет, Петер, – ответил доктор, – и он никогда не сделает того, чего не сделал бы я сам. Вот почему мне не терпится отправиться с визитом к губернатору Сеуты!
Доктор Антекирт нисколько не преувеличивал. Факты гипноза теперь общеизвестны. Работы и наблюдения Шарко, Броуна-Секара, Азана, Рише, Дюмонпалье, Модели, Бернхейма, Хэка Тьюка, Ригера и многих других учёных не оставляют ни малейшего сомнения на этот счёт. Путешествуя по Востоку, доктор имел возможность изучить любопытнейшие явления гипноза и внёс в эту отрасль физиологии ценный вклад. Итак, он был весьма сведущ в гипнозе и знал о его замечательных результатах. Одарённый от природы огромной силой внушения, доктор часто пользовался ею, когда жил в Малой Азии. На эту силу он и рассчитывал, намереваясь овладеть Карпеной, ибо, по счастливой случайности, тот сразу же подпал под его влияние.
Да, доктор мог распоряжаться Карпеной, заставить его действовать по своему усмотрению, подчинив его волю своей. Но чтобы сделать то, что ему приказано, преступник должен пользоваться свободой передвижения, а на это требовалось согласие губернатора. Такого разрешения доктор и надеялся добиться, иначе бегство испанца оказалось бы невозможным.
Десять минут спустя экипаж подъехал к длинным корпусам казарм, которые тянутся почти до границы Сеуты, и остановился перед резиденцией губернатора.
Полковник Гиярре был, конечно, осведомлён о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. Этого знаменитого человека встречали повсюду, как принца крови, ибо слава о его талантах и огромном состоянии широко распространилась. Вот почему, когда доктора Антекирта и его молодого спутника Петера Батори ввели в гостиную губернаторского дома, полковник Гиярре оказал им самый радушный приём. Прежде всего он предложил показать гостям Сеуту – "этот кусочек Испании, так удачно расположенный на марокканской территории".
– Мы охотно принимаем ваше предложение, господин губернатор, – ответил доктор по-испански. Этим языком он владел столь же свободно, как и Петер Батори. – Но, право, не знаю, смогу ли я воспользоваться вашей любезностью, так как времени у меня очень мало.
– Полноте, доктор Антекирт, ведь колония невелика, – возразил губернатор. – За полдня мы вполне успеем осмотреть её. Кстати, сколько времени вы думаете пробыть у нас?
– Четыре-пять часов самое большее. Сегодня же вечером я должен ехать, иначе не попаду завтра утром в Гибралтар, а меня там ждут.
– Неужели вы уедете сегодня вечером! – воскликнул губернатор. – Убедительно прошу вас, останьтесь! Поверьте, доктор Антекирт, наша военная колония стоит того, чтобы вы с ней получше ознакомились. Несомненно, во время своих путешествий вы много видели, сделали немало интересных наблюдений, но, уверяю вас, Сеута заслуживает внимания и учёных и экономистов, взять хотя бы нашу пенитенциарную систему!
Разумеется, похвалы, которые губернатор расточал этой испанской колонии, были отчасти продиктованы честолюбием. Впрочем, он нисколько не преувеличивал, – сеутская пенитенциарная система (точно такая же существует и в севильской исправительной тюрьме) справедливо считается одной из лучших в Старом и в Новом Свете как в смысле содержания заключённых, так и в отношении морального на них воздействия. Итак, губернатор продолжал настаивать, он хотел, чтобы знаменитый доктор Антекирт согласился отсрочить отъезд и почтил своим присутствием исправительные заведения Сеуты.
– Это совершенно невозможно, господин губернатор. Но на сегодняшний день я в вашем распоряжении, и если вам угодно…
– Но сейчас уже четыре часа, – возразил полковник Гиярре, – и у нас остаётся слишком мало времени…
– Вы правы, – согласился доктор, – и это тем более досадно, что в ответ на ваше любезное приглашение мне тоже хотелось бы принять вас на своей яхте!
– Неужели, доктор Антекирт, вы не можете отложить свой отъезд хотя бы на один день!
– Я охотно сделал бы это, господин губернатор, если бы, как вам уже известно, свидание, назначенное на завтра, не вынуждало меня сегодня же вечером выйти в море!
– Как это обидно, – ответил губернатор, – я всю жизнь буду жалеть, что не сумел вас удержать подольше! Но берегитесь! Ваша яхта находится под угрозой моей береговой артиллерии, и, стоит мне дать приказ, «Феррато» тут же пойдёт ко дну.
– А вы не боитесь ответных мер, господин губернатор? – смеясь, спросил доктор. – Неужели вы хотите вступить в войну с могущественным государством Антекирты?
– Ну нет, это было бы слишком опасно! – в том же тоне ответил губернатор. – Но я готов пойти на какой угодно риск, лишь бы удержать вас здесь ещё на один день!
Петер не принимал участия в разговоре. Он задавал себе вопрос: подвинулся ли доктор к намеченной цели? Решение доктора в тот же вечер покинуть Сеуту несколько удивило Петера. Неужели за такое короткое время они успеют подготовить бегство Карпены? Ведь через несколько часов преступники вернутся в тюрьму, где их запрут на всю ночь. А в этих условиях вряд ли удастся вызволить испанца из заключения.
Но Петер понял, что у доктора уже созрел план действий, когда тот сказал:
– Я прямо в отчаянии, господин губернатор, что не могу исполнить вашего желания, по крайней мере сегодня! Но, может быть, нам удастся всё уладить к обоюдному удовольствию.
– Говорите же, говорите, доктор Антекирт!
– Завтра утром я должен быть в Гибралтаре, и мне необходимо выйти в море сегодня же вечером. Но моё пребывание на этом британском утёсе вряд ли продлится более двух-трёх дней. Сегодня четверг; я могу вернуться в Сеуту в воскресенье утром, вместо того чтобы продолжать своё плавание к северным берегам Средиземного моря…
– Вот действительно самый лучший выход! – воскликнул губернатор. – Это будет так любезно с вашей стороны! Сознаюсь, для меня это вопрос самолюбия. Но у кого из нас нет тех или иных слабостей? Значит, решено, доктор Антекирт, вы вернётесь к нам в воскресенье!
– Да, но при одном условии!
– Какое бы оно ни было, я принимаю его заранее.
– При условии, что вы согласитесь позавтракать со своим адъютантом на борту "Феррато".
– Обещаю, доктор Антекирт, обещаю… но тоже при одном условии.
– Как и вы, господин губернатор, я безоговорочно принимаю его!
– Вы непременно должны отобедать у меня вместе с господином Батори, – заявил губернатор.
– Согласен, – ответил доктор, – а между завтраком и обедом…
– Я злоупотреблю своей властью и заставлю вас осмотреть все достопримечательности моего государства! – воскликнул полковник Гиярре, пожимая руку доктору.
Петер Батори также принял приглашение, вежливо поклонившись любезному губернатору Сеуты, который был в восторге от своих гостей.
Доктор тут же стал прощаться, и Петер заметил по выражению его лица, что он добился всего, чего хотел. Губернатор непременно пожелал проводить своих посетителей до самого города. Итак, все трое сели в коляску и поехали по дороге, соединявшей резиденцию губернатора с Сеутой.
Воспользовавшись случаем, губернатор принялся превозносить достоинства маленькой колонии; он толковал об улучшениях, которые намерен внести в систему военного и гражданского управления, утверждал, что географическое положение древнего Авила ничуть не хуже положения Кальпе на противоположной стороне пролива, уверял, что нетрудно превратить Сеуту в настоящий Гибралтар, столь же неприступный, как и английский, возмущался дерзкими высказываниями господина Форда, заявившего: "Сеута должна принадлежать Англии, ибо Испания не в состоянии её укрепить и лишь с трудом может удержать", и негодовал на этих нахалов англичан, которым стоит высадиться в каком-нибудь месте, чтобы навеки там обосноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Осматривая Сеуту, доктор встречал каторжан, свободно разгуливающих по улицам: по-видимому, они находились в услужении у горожан. Но большинство их всё же работало вне крепостных стен Сеуты, на дорогах и в полях.
К какой категории каторжан принадлежал Карпена? Это следовало выяснить прежде всего. В самом деле, доктору пришлось бы применить ту или иную тактику, в зависимости от того, находился ли испанец взаперти или на свободе, работал ли он у частных лиц или на государство.
– Ведь испанец недавно осуждён, – обратился к Петеру доктор Антекирт, – поэтому весьма возможно, что он не пользуется льготами, какие предоставляются некоторым каторжанам за хорошее поведение.
– Ну, а если он находится в заключении? – спросил Петер.
– Тогда похитить его будет сложнее, – ответил доктор, – но похищение должно состояться, и оно состоится!
Между тем лошади бежали мелкой рысцой, и экипаж медленно катил по дороге. В каких-нибудь двухстах метрах от городских укреплений работали под присмотром сторожей человек пятьдесят каторжан. Одни разбивали камни, другие усыпали щебнем шоссе, третьи трамбовали его с помощью катков. Вот почему экипажу пришлось ехать по самой обочине.
Вдруг доктор схватил Петера Батори за руку и прошептал:
– Это он!
Какой-то человек стоял шагах в двадцати от своих товарищей, опершись на ручку мотыги.
Это был Карпена.
По прошествии пятнадцати лет доктор без труда узнал истрийского солевара, несмотря на его арестантское платье, так же как и Мария Феррато узнала его в мальтийском костюме на уличке Мандераджо. Этот бездельник, не способный ни к какому ремеслу, не мог работать в мастерских Сеуты. Единственное, что ему оставалось, – это разбивать камни у дороги.
Но если доктор узнал Карпену, тот никак бы не мог узнать графа Матиаса Шандора. Ведь негодяй лишь мельком видел знатного беглеца в доме рыбака Андреа Феррато, когда привёл туда полицию. Однако до него, как и до всех, дошла весть о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. А прославленный доктор был тот самый человек, о котором ему говорил Зироне во время их свидания близ грота Полифема в Сицилии, таинственная личность, которой советовал остерегаться Саркани, известный миллионер, захватить которого шайка Зироне напрасно пыталась в "Каса Инглеза".
Что произошло в уме Карпены, когда он внезапно увидел доктора? Какое впечатление он испытал и не было ли это впечатление столь же мгновенным, как фотографическая съёмка? Трудно сказать. Но испанец неожиданно почувствовал, что доктор овладевает им, его собственная личность как бы перестаёт существовать и посторонняя воля порабощает его волю. Напрасно он пытался сопротивляться: ему оставалось только одно – подчиниться.
Между тем доктор, приказав остановить экипаж, продолжал пристально смотреть на преступника взглядом, проникавшим ему в самую душу. Эти блестящие, проницательные глаза оказали странное, неодолимое действие на Карпену. Сознание его затуманилось, веки замигали, сомкнулись и лишь изредка судорожно вздрагивали. Затем наступила полная потеря сознания, и он упал на краю дороги, но никто этого даже не заметил. Впрочем, Карпена заснул гипнотическим сном, пробудить от которого его мог только один человек.
Тогда доктор приказал ехать дальше в резиденцию губернатора. Этот инцидент задержал его не больше чем на тридцать секунд. Никто не обратил внимания на то, что произошло между ним и испанцем, за исключением Петера Батори.
– Теперь этот человек в моей власти, – сказал доктор, – и я заставлю его…
– Открыть нам всё, что ему известно? – спросил Петер.
– Нет, сделать всё, что я захочу, и притом бессознательно. При первом же взгляде на негодяя я почувствовал, что могу стать его властелином, подчинить его волю своей.
– Однако он не производит впечатления больного.
– Неужели ты думаешь, что гипноз действует только на невропатов? Нет, Петер, сильнее всего сопротивляются внушению как раз люди ненормальные. Чтобы поддаться гипнозу, субъект должен обладать собственной волей, и в данном случае мне повезло, ибо по своей натуре Карпена склонен подчиниться моему влиянию. Вот почему он будет спать до тех пор, пока я не вмешаюсь и не разбужу его.
– Пусть так, – заметил Петер, – но к чему всё это? Ведь в том состоянии, в каком он сейчас находится, Карпена не сможет рассказать о том, что нас больше всего интересует!
– Несомненно, – ответил доктор, – и мне, конечно, не удастся заставить его рассказать то, чего я сам не знаю. Зато в моей власти заставить его сделать всё, что я пожелаю и когда пожелаю, и он не сможет противиться моей воле. Стоит мне приказать, и Карпена убежит с каторги в указанный день – завтра, послезавтра, через неделю или через полгода, причём для этого ему вовсе не надо засыпать гипнотическим сном.
– Убежит с каторги, – воскликнул Петер. – Уйдёт отсюда по собственной воле?.. Ну, а сторожа разве дремлют? Ведь сила внушения небезгранична, она не заставит человека разорвать цепи, сломать решётку в тюрьме или перебраться через непреодолимую преграду…
– Конечно, нет, Петер, – ответил доктор, – и он никогда не сделает того, чего не сделал бы я сам. Вот почему мне не терпится отправиться с визитом к губернатору Сеуты!
Доктор Антекирт нисколько не преувеличивал. Факты гипноза теперь общеизвестны. Работы и наблюдения Шарко, Броуна-Секара, Азана, Рише, Дюмонпалье, Модели, Бернхейма, Хэка Тьюка, Ригера и многих других учёных не оставляют ни малейшего сомнения на этот счёт. Путешествуя по Востоку, доктор имел возможность изучить любопытнейшие явления гипноза и внёс в эту отрасль физиологии ценный вклад. Итак, он был весьма сведущ в гипнозе и знал о его замечательных результатах. Одарённый от природы огромной силой внушения, доктор часто пользовался ею, когда жил в Малой Азии. На эту силу он и рассчитывал, намереваясь овладеть Карпеной, ибо, по счастливой случайности, тот сразу же подпал под его влияние.
Да, доктор мог распоряжаться Карпеной, заставить его действовать по своему усмотрению, подчинив его волю своей. Но чтобы сделать то, что ему приказано, преступник должен пользоваться свободой передвижения, а на это требовалось согласие губернатора. Такого разрешения доктор и надеялся добиться, иначе бегство испанца оказалось бы невозможным.
Десять минут спустя экипаж подъехал к длинным корпусам казарм, которые тянутся почти до границы Сеуты, и остановился перед резиденцией губернатора.
Полковник Гиярре был, конечно, осведомлён о прибытии доктора Антекирта в Сеуту. Этого знаменитого человека встречали повсюду, как принца крови, ибо слава о его талантах и огромном состоянии широко распространилась. Вот почему, когда доктора Антекирта и его молодого спутника Петера Батори ввели в гостиную губернаторского дома, полковник Гиярре оказал им самый радушный приём. Прежде всего он предложил показать гостям Сеуту – "этот кусочек Испании, так удачно расположенный на марокканской территории".
– Мы охотно принимаем ваше предложение, господин губернатор, – ответил доктор по-испански. Этим языком он владел столь же свободно, как и Петер Батори. – Но, право, не знаю, смогу ли я воспользоваться вашей любезностью, так как времени у меня очень мало.
– Полноте, доктор Антекирт, ведь колония невелика, – возразил губернатор. – За полдня мы вполне успеем осмотреть её. Кстати, сколько времени вы думаете пробыть у нас?
– Четыре-пять часов самое большее. Сегодня же вечером я должен ехать, иначе не попаду завтра утром в Гибралтар, а меня там ждут.
– Неужели вы уедете сегодня вечером! – воскликнул губернатор. – Убедительно прошу вас, останьтесь! Поверьте, доктор Антекирт, наша военная колония стоит того, чтобы вы с ней получше ознакомились. Несомненно, во время своих путешествий вы много видели, сделали немало интересных наблюдений, но, уверяю вас, Сеута заслуживает внимания и учёных и экономистов, взять хотя бы нашу пенитенциарную систему!
Разумеется, похвалы, которые губернатор расточал этой испанской колонии, были отчасти продиктованы честолюбием. Впрочем, он нисколько не преувеличивал, – сеутская пенитенциарная система (точно такая же существует и в севильской исправительной тюрьме) справедливо считается одной из лучших в Старом и в Новом Свете как в смысле содержания заключённых, так и в отношении морального на них воздействия. Итак, губернатор продолжал настаивать, он хотел, чтобы знаменитый доктор Антекирт согласился отсрочить отъезд и почтил своим присутствием исправительные заведения Сеуты.
– Это совершенно невозможно, господин губернатор. Но на сегодняшний день я в вашем распоряжении, и если вам угодно…
– Но сейчас уже четыре часа, – возразил полковник Гиярре, – и у нас остаётся слишком мало времени…
– Вы правы, – согласился доктор, – и это тем более досадно, что в ответ на ваше любезное приглашение мне тоже хотелось бы принять вас на своей яхте!
– Неужели, доктор Антекирт, вы не можете отложить свой отъезд хотя бы на один день!
– Я охотно сделал бы это, господин губернатор, если бы, как вам уже известно, свидание, назначенное на завтра, не вынуждало меня сегодня же вечером выйти в море!
– Как это обидно, – ответил губернатор, – я всю жизнь буду жалеть, что не сумел вас удержать подольше! Но берегитесь! Ваша яхта находится под угрозой моей береговой артиллерии, и, стоит мне дать приказ, «Феррато» тут же пойдёт ко дну.
– А вы не боитесь ответных мер, господин губернатор? – смеясь, спросил доктор. – Неужели вы хотите вступить в войну с могущественным государством Антекирты?
– Ну нет, это было бы слишком опасно! – в том же тоне ответил губернатор. – Но я готов пойти на какой угодно риск, лишь бы удержать вас здесь ещё на один день!
Петер не принимал участия в разговоре. Он задавал себе вопрос: подвинулся ли доктор к намеченной цели? Решение доктора в тот же вечер покинуть Сеуту несколько удивило Петера. Неужели за такое короткое время они успеют подготовить бегство Карпены? Ведь через несколько часов преступники вернутся в тюрьму, где их запрут на всю ночь. А в этих условиях вряд ли удастся вызволить испанца из заключения.
Но Петер понял, что у доктора уже созрел план действий, когда тот сказал:
– Я прямо в отчаянии, господин губернатор, что не могу исполнить вашего желания, по крайней мере сегодня! Но, может быть, нам удастся всё уладить к обоюдному удовольствию.
– Говорите же, говорите, доктор Антекирт!
– Завтра утром я должен быть в Гибралтаре, и мне необходимо выйти в море сегодня же вечером. Но моё пребывание на этом британском утёсе вряд ли продлится более двух-трёх дней. Сегодня четверг; я могу вернуться в Сеуту в воскресенье утром, вместо того чтобы продолжать своё плавание к северным берегам Средиземного моря…
– Вот действительно самый лучший выход! – воскликнул губернатор. – Это будет так любезно с вашей стороны! Сознаюсь, для меня это вопрос самолюбия. Но у кого из нас нет тех или иных слабостей? Значит, решено, доктор Антекирт, вы вернётесь к нам в воскресенье!
– Да, но при одном условии!
– Какое бы оно ни было, я принимаю его заранее.
– При условии, что вы согласитесь позавтракать со своим адъютантом на борту "Феррато".
– Обещаю, доктор Антекирт, обещаю… но тоже при одном условии.
– Как и вы, господин губернатор, я безоговорочно принимаю его!
– Вы непременно должны отобедать у меня вместе с господином Батори, – заявил губернатор.
– Согласен, – ответил доктор, – а между завтраком и обедом…
– Я злоупотреблю своей властью и заставлю вас осмотреть все достопримечательности моего государства! – воскликнул полковник Гиярре, пожимая руку доктору.
Петер Батори также принял приглашение, вежливо поклонившись любезному губернатору Сеуты, который был в восторге от своих гостей.
Доктор тут же стал прощаться, и Петер заметил по выражению его лица, что он добился всего, чего хотел. Губернатор непременно пожелал проводить своих посетителей до самого города. Итак, все трое сели в коляску и поехали по дороге, соединявшей резиденцию губернатора с Сеутой.
Воспользовавшись случаем, губернатор принялся превозносить достоинства маленькой колонии; он толковал об улучшениях, которые намерен внести в систему военного и гражданского управления, утверждал, что географическое положение древнего Авила ничуть не хуже положения Кальпе на противоположной стороне пролива, уверял, что нетрудно превратить Сеуту в настоящий Гибралтар, столь же неприступный, как и английский, возмущался дерзкими высказываниями господина Форда, заявившего: "Сеута должна принадлежать Англии, ибо Испания не в состоянии её укрепить и лишь с трудом может удержать", и негодовал на этих нахалов англичан, которым стоит высадиться в каком-нибудь месте, чтобы навеки там обосноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66