— Выходят, такие как она выходят.
— Мне это кажется странным.
— Еще бы не казалось. Но факт. Я насмотрелась таких девушек, как Филлис Миллз. Ты же помнишь, целых четыре года я была владелицей и главным редактором женского еженедельника. (Моя тетушка имела в виду журнал «Будуар Миледи»: как-то я написал для его рубрики «Мужья и братья» один материал под названием «Что носят хорошо одетые мужчины». Сам же журнал недавно перекупил какой-то простофиля, чему дядюшка Том был несказанно рад, так как все четыре года тетушка подсовывала ему чеки для оплаты.)
Я не думаю, что ты был нашим постоянным читателем. Так вот, для сведения, в каждом нашем номере мы публиковали по одному короткому рассказу, в которых почти всегда герой завоевывал сердце девушки тем, что спасал или ее собачку, или кошечку, или канарейку или еще какую-нибудь тварь, которую она держала в доме. Конечно, эти рассказы писала не Филлис, но она именно так устроен ее ум. Произнося слово «ум», — продолжила тетушка, — я имею в виду ту четверть чайной ложки ума, которую можно найти у нее, и то только если пробурить глубокую скважину. Бедная Джейн!…
— Кто-кто?
— Так звали ее мать. Джейн Милз.
— Ну да, конечно. ты говорила, что она была твоей лучшей подругой.
— Самой лучшей. И она всегда говорила мне: «Далия, дорогуша, если я отброшу копыта первая, ради бога, присмотри за Филлис, не дай бог, она выйдет за какого-нибудь проходимца. У нее хватит ума. Молоденькие девушки вечно влюбляются в негодяев». Тут она имела в виду своего первого мужа, который был отъявленным негодяем и мучил ее до того счастливого дня, когда, под большим градусом, он вошел в Темзу и был таков. «Не дай ей бог повторить моей ошибки», — говорила мне она, а я ей отвечала: «Джейн, ты можешь на меня положиться». А видишь как получилось.
Я пытался успокоить ее.
— Ты не должная винить в этом себя.
— Нет, это моя вина.
— Ты совершенно неправа.
— Но это я пригласила к себе в дом Уилберта Крима.
— Ты поступил как любящая жена дядюшки Тома.
— Да еще впустила Апджона, а он все время подталкивал ее к этому.
— Вот уж кто виноват точно, так это он.
— И я тоже.
— Если бы не его дурное влияние, мы бы сохранили нашу Филлис незамужней. «Стыдись, Апджон!» — вот что я бы сказал ему.
— И я пойду и скажу ему это. Ух, найти бы мне сейчас этого Апджона!
— Нет ничего проще. Он в кабинете дядюшки Тома.
При этих словах тетушка заметно оживилась.
— Ах так? — Она запрокинула голову и набрав полные легкие воздуха, издала клич: «АПДЖОН!» — так орет пастух, созывая домой стада с влажных пастбищ, омываемых Ди [Река, бассейн Ирландского моря.], и я должен был предупредить ее.
— Тетушка, не забывай про свое давление.
— К черту мое давление. АПДЖОН!
Он появился в проеме французского окна, взгляд его был холоден и суров, столь же холоден и суров, каким он был много лет назад в Мэлверне, в его собственном кабинете, где я был частым гостем, правда против собственной воли.
— Кто так ужасно шумит? Ах, это вы, Далия.
— Да, я.
— Вы хотите меня видеть?
— Да, я хотела вас видеть, и очень жаль, что я вижу вас не с переломанным хребтом или с парой сломанных ног и лицом, изъеденным проказой!
— Но дорогая Далия!…
— Я вам никакая не дорогая, вы разбудили во мне зверя. Вы разговаривали с Филлис?
— Она только что ушла от меня.
— Она вам рассказала?
— Что Уилберт Крим сделал ей предложение? Конечно.
— Надеюсь, вы довольны?
— Разумеется.
— Конечно! Я не сомневаюсь, что вы только рады будете, если эта глупая девчонка выскочит замуж за человека, который скандалит по ночным клубам, ворует серебряные ложки, который уже трижды разведен и который, если верить прогнозам, закончит свою жизнь в Син-Син [Тюрьма Оссининг, в Нью-Йорке.], если прежде на него не заявит свои права психушка. Вот вам Прекрасный Принц!
— Я вас не понимаю.
— Потому что ты дурак!
— Та-ак… — произнес Апджон, и в его голосе послышались угрожающие нотки. Манера моей тетушки, явно лишенная гостеприимства, явно начинала сердить его. Казалось, еще немного и он заставить ее десять раз написать в тетради: «Я буду хорошей девочкой» или, того хуже, выпорет ее за провинность.
— Неплохая партия для дочери Джейн — стать женой Вилли с Бродвея!
— Вилли с Бродвея?
— Ведь его так называют в кругах, в которых он вращается. И теперь он введет туда Филлис: «А это моя новая телка», — скажет он и проведет с ней краткий курс обучения приколам, а когда или если — у них появятся дети, они буду сажать их на колени и рассказывать сказки про кошельки чужих дядь и теть. И во всем этом будете виноваты вы, Обри Апджон!
Мне не нравилось, что события принимают такой оборот. С одной стороны, я с восхищением слушал спектакль, который закатила моя тетушка, но с другой стороны я видел, как подергивается верхняя губа Апджона, а это значит что последует наказание и он предвкушает это. По своему личному опыту я знал, что дела моей тетушки плохи.
И я оказался прав.
— Если вы позволите, то хочу заметить, дорогая Далия, — сказал он, — мы с вами не понимаем друг друга. У вас создалось впечатление, будто Филлис выходит замуж за младшего брата Уилберта — Уилфреда, действительно молодого повесу, который принес своим родителям много горя и которого действительно зовут Вилли с Бродвея. И этот Уилфред трижды портил жизнь своим трем женам. Но что касается Уилберта, то, насколько мне известно, никто не может сказать о нем ни одного плохого слова. Я мало знаю таких молодых людей, которые пользуются столь большим уважением. Он состоит на кафедре одного из самых крупных американских университетов, и он приехал в Англию, чтобы провести здесь свой отпуск. У себя же дома он преподает романские языки".
Остановите меня, если я повторяюсь, возможно я уже вам рассказывал этот случай. Было это, когда я учился в Оксфорде. Стою я как-то летом не берегу реки и болтаю со знакомой девушкой, уже и сам не помню о чем. Как вдруг раздается лай и я вижу, что в мою сторону бежит огромная собака, типа собаки Баскервиллей, с явным намерением покусать меня. Очевидно, по ее мнению, все особи семейства Вустеров подлежат истреблению. И я начал уже было молиться богу и размышлять о бренности своих фланелевых штанов (ценой 30 фунтов стерлингов), как моя собеседница, подпустив пса поближе, открыла вдруг перед самым его носом цветной японский зонтик, на что обалдевшая собака проделала в воздухе три обратных кульбита и помчалась прочь. А теперь, чтобы понять остроту настоящего момента, поставьте мою тетушку на место этой собаки и уберите кульбиты. Позже тетушка рассказал мне, что ее реакция на слова Апджона по силой своей могла сравниться с тем ощущением молодости, когда однажды летом на охоте она ехала верхом на лошади через вспаханное поле, шел дождь, а лошадь впереди идущего вдруг взбрыкнула, швырнув ей в лицо три фунта чистейшей грязи. Бедная моя тетушка чуть не подавилась ею, как бульдог, который пытается сожрать слишком большой кусок вырезки.
— Так вы хотите сказать, Апджон, что этих Вилли — два?
— Совершенно верно. И теперь вы понимаете, моя дорогая Далия, — произнес Апджон, смакуя каждое слово, будто сейчас он приступит к праведной порке, — что ваша забота оказалась напрасной, хотя, конечно, спасибо за беспокойство. Я не пожелал бы для Филлис лучшей партии. Уилберт красив, умен и смел, и у него прекрасные перспективы в жизни, — издевательски продолжал он. — Доход его отца, я полагаю. составляет не менее 20 миллионов долларов, и Уилберт старший из сыновей. Да, самым положительным образом, самым…
Но тут в глубине кабинета раздался телефонный звонок, и он с проворством кролика юркнул обратно…
ГЛАВА 18
Когда Апджон исчез в своей норе, некоторое время тетушка моя пыталась обрести дар речи. Наконец она подобрала нужные слова:
— Черти меня совсем подери! — проревела она. — Из миллиона чертовых имен эти чертовы Кримы называют одного своего чертового сына Уилбертом, а другого такого же чертового сына — Уилфредом, и оба они — Вилли! Никакой заботы о посторонних!
Я снова напомнил ей, что у нее может подняться давление и что нельзя так волноваться, но она вновь отвергла мою заботу, пожелав мне, чтоб я исчез.
— Не заволнуешься тут. Этот чертов Апджон разговаривал со мной так, будто он устраивал выволочку прыщавому школьнику за то, что тот слишком громко шаркал ногами во время церковной службы.
— Надо же! — удивленно воскликнул я. — Однажды я получил от него нагоняй именно по этой причине. И про прыщи тоже верно.
— Самоуверенный осел.
— Надо же, как тесен мир! — ответил я на собственные мысли.
— Что он тут вообще делает? Я его не приглашала.
— Выгони его. Я тебе уже предлагала это сделать, ты разве не помнишь? Выброси его во тьму, где глад и мор и скрежет зубовный.
— Я так и сделаю. Пусть еще только посмеет.
— Ты у меня — страшна в гневе.
— Да, страшна я… О господи! Опять он.
Ибо Апджон снова материализовался, на том же самом месте.
Но на лице его не было прежнего выражения. Появилось новое, из чего можно было сделать вывод, что произошло нечто, разбудившее и в нем зверя.
— ДАЛИЯ! — проревел он (употребим тот же эпитет что и для «АПДЖОН!»)
Зверь, проснувшийся в тетушке, тоже не дремал. Она посмотрела на него таким взглядом, от которого в ее младые годы любая собака из охотничьей своры поджала бы хвост.
— Ну, что?
Теперь Апджон потерял дар речи. Что это они сегодня как сговорились.
— Я только что разговаривал по телефону со своим адвокатом, — сказал он наконец. — Я просил его навести справки и узнать фамилию автора этой клеветнической статьи в «Сездей Ривью». И только что он сообщил мне, что автором является мой бывший ученик Регинальд Херринг.
Тут он умолк, чтобы дать нам время переварить информацию. У меня лично сердце отправилось в те самые пятки, которых нет у червяков, а тетушка Далия держалась молодцом. Почесав подбородок садовым совком, она изрекла:
— Неужели?
Апджон удивленно заморгал глазами, видно он ожидал от нас большего участия.
— И это все, что вы мне можете сказать?
— И это все.
— О? Ну что ж, я подаю иск на возмещение морального ущерба, более того, я отказываюсь находиться под одной крышей с Регинальдом Херрингом. Или он, или я.
Бывают такие минуты в жизни природы, когда замирают циклоны, на одно или два мгновения, чтобы снова взвиться и вплотную взяться за сокращение населения. Как назвать такие минуты? Томительными? Что ж, неплохое слово. Напряженные, зловещие… Это была тишина из тех тишин, когда холодок пробегал по спине и ты ждешь, когда же бабахнет.
А между тем тетушка моя начала надуваться как баббл-гам, и даже не-Вустер посоветовал бы ей поберечь свое кровяное давление.
— Что вы сказать, — произнесла она. Он повторил.
— Да? — произнесла тетушка, и тут началось. Что ж, Апджон сам на это напросился. В обычной ситуации невинное существо, тетушка моя, если ее задеть по-настоящему, она не станет приставлять к глазам лорнет, обратной его стороной, чтобы показать ваше ничтожество: нет, она испепелит вас одним своим взглядом.
— Да? — сказал она, — так вы будете решать за меня, кого мне приглашать, а кого нет? И у вас хватило дерзости, хватило… хватило…
Я пришел ей на помощь:
— …наглости.
— …наглости диктовать мне, кому быть в Бринкли, а кому нет. Прекрасно, если вас не устраивают мои друзья, ради бога. мне думается, «Бык в кустах» в Снодсбери вас устроит больше.
— Эту гостиницу рекомендует «Путеводитель автомобилиста», — поддакнул я.
— Туда я и отправляюсь. Сразу же, как упакуют мои вещи. Я надеюсь, Далия, вы будете так любезны и попросите об этом своего дворецкого.
С этими словами он пошел прочь, а тетушка моя, все еще дрожа от злости, вошла в кабинет, и я следом за ней.
Она позвонила в колокольчик, и в комнату вошел Дживз.
— Дживз? — удивленно произнесла тетушка. — Я предполагала, что…
— У сэра Родерика сегодня выходной, мадам.
— О. Ну, может тогда вы упакуете вещи мистера Апджона? Он уезжает от нас.
— Хорошо, мадам.
— А ты, Берти, довезешь его до Снодсбери.
— Ага, — подчинился я. Мне не очень светило этим заниматься, но еще меньше мне хотелось связываться со своей тетушкой, и так доведенной до белого каления.
— Техника безопасности прежде всего, — такое мое кредо…
ГЛАВА 19
Недолог путь от Бринкли до Снодсбери, и скоро я уже высадил Апджона возле «Быка в Кустах». Мы распрощались довольно сдержанно: самое приятное в моих отношениях с Апджоном — это момент расставания, и если бы не Киппер, за которого я по-прежнему очень переживал, я бы поделился этим соображением вслух.
Но я видел, что дела Киппера плохи. За всю нашу совместную поездку с Апджоном мы не обмолвились ни словом, но краем глаза я видел выражение мрачной решительности на его лице: количество доброты почти приблизилось к нулевой отметке.
Вернувшись домой, я загнал машину в гараж и отправился к своей благоверной тетушке, чтобы узнать, как поживает ее перегревшийся двигатель по перекачке крови и какое там давление и не грозит ли дому воспламенение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19