— Произошло несчастье, старина. Я один виноват во всем. Я и не подозревал, какая нам угрожает опасность. Видишь ли, моя тетка ложится спать в половине одиннадцатого, и мне казалось, что, если Дора уйдет в одиннадцать из дому, никто не заметит ее отсутствия. Она оставила окно в нижнем этаже открытым, чтобы через него на рассвете проскользнуть к себе в спальню. Но что случилось! Какой-то чересчур исполнительный длинноухий осел, — тут голос Акриджа задрожал от гнева, — закрыл это проклятое окно! Понятия не имею, кто это сделал. Подозреваю главного лакея. У него прескверная привычка: чуть наступает вечер, он обходит весь дом и закрывает все окна. Да, нелегко жить с людьми, которые вмешиваются в чужие дела!
— Что же было дальше?
— Видишь ли, уходя, мы оставили открытым окно в кладовую. Когда мы вернулись в четыре часа утра, окно это было крепко-накрепко закрыто. Мы уже было повесили носы, как вдруг вспомнили, что окошко ее спальни никогда не запирается, и воспрянули духом. Ее комната находится на втором этаже, но я разыскал в саду лесенку, и все обошлось бы благополучно, если бы не проклятый полисмен. Он подошел к нам, направил на нас свой фонарь и спросил, куда мы лезем. Лондонская полиция всюду сует свой нос. Они называют это исполнением служебных обязанностей. Я никогда не мог понять, почему они не занимаются своими делами. Каждый день в городе происходят десятки убийств, а они, вместо того, чтобы ловить преступников, пристают к благородным людям! Он направил на нас свой фонарь и спросил, куда мы лезем. Я объяснил ему все, что произошло, но он и не думал оставлять нас в покое. Он непременно хотел разбудить весь дом и установить, кто мы такие.
Акридж умолк. Лицо его искривилось от внутренней муки.
— Ну, и что же? — спросил я.
— Это ему удалось! — сказал Акридж.
— Что удалось?
— Установить, кто мы такие. С помощью моей тетки. Она вышла к нам навстречу в капоте и с револьвером в руке. Закричала, зашумела и выгнала бедную маленькую Дору со службы.
Я не мог найти в своем сердце ни одного недоброго слова по адресу его бедной тетки, которой втайне глубоко сочувствовал. Если бы я был богатой старой девой, живущей чинно и тихо, я тоже не держал бы у себя компаньонки, которая возвращается домой на рассвете. Но так как Акридж явно нуждался в моих утешениях, я произнес несколько звуков, которые при случае могли сойти за выражение сочувствия.
Это несколько утешило его.
— Что делать? — спросил он меня.
— Не знаю! — ответил я.
— Но я обязан что-нибудь сделать. Из-за меня бедная девушка лишилась службы. У нее была ужасная служба, но все же она давала ей возможность заработать на хлеб. Как ты думаешь, не мог бы Джордж Тэппер пойти и поговорить с моей теткой?
— Пожалуй. У него добрейшая душа, но я сомневаюсь, чтобы ему удалось чего-нибудь добиться.
— Чепуха, приятель! — сказал Акридж, к которому снова вернулся весь его непобедимый оптимизм. — Я хорошо знаю Тэппера — он редкостный человек. У него такой элегантный, респектабельный вид, что моя тетка и не заметит, как он обведет ее вокруг пальца. Ты не знаешь Джорджа Тэппера! Я сейчас же пойду и поговорю с ним.
— Это не мешает, — сказал я.
— Если ты дашь мне несколько шиллингов на извозчика, старина, я поспею в министерство иностранных дел как раз к двум часам. В это время он освобождается, и мы вместе позавтракаем. Мне необходимо поесть, старина, чтобы подкрепить свои силы. Несчастье совсем расшатало мои нервы.
Три дня спустя, рано утром, я торопливо одевался, подгоняемый запахом ветчины и кофе, доносившимся из моей столовой. Одевшись и подойдя к столу, я увидел Акриджа, который быстро пожирал мой завтрак. Он снова был необыкновенно весел и ретиво работал ножом и вилкой.
— Здорово, старина! — весело сказал он.
— Здравствуй!
— Чертовски вкусная ветчина! Никогда такой не пробовал. Баулс сейчас принесет еще, и ты тоже поешь.
— Ладно, ладно, — ответил я. — Если ты позволишь, я буду вести себя, как дома, и выпью хоть маленькую чашечку кофе.
Возле моей тарелки лежало несколько нераспечатанных писем. Я стал распечатывать их и вдруг заметил, что Акридж внимательно смотрит на меня сквозь разбитое пенсне.
— Что случилось? — спросил я.
— Ничего! — ответил Акридж.
— Почему ты выпучил на меня глаза, словно рыба, которую вытащили из воды?
Он беззаботно отхлебнул кофе.
— Странное дело, — сказал он, — ты получил письмо от моей тетки.
— Что?
Я разорвал последний конверт. Адрес на нем был написан твердым и уверенным женским почерком, совершенно мне незнакомым. Акридж оказался прав. В письме было следующее:
«Сэр!
Я буду счастлива принять вас послезавтра (в пятницу) в половине пятого.
Готовая к услугам
Юлия Акридж».
Я был потрясен. Письма, которые я до сих пор получал по утрам — счета от портного и чеки от издателя, — всегда отличались ясностью, прямотой и простотой. Но это письмо сбило меня с толку. Откуда тетка Акриджа могла знать о моем существовании? Зачем я был ей нужен? Я много раз перечел странное послание, словно египтолог, разбирающий иероглифы.
— Что она пишет? — спросил Акридж.
— Она просит прийти к ней завтра в половине пятого.
— Превосходно! — вскричал Акридж. — Я знал, что на эту удочку она попадется.
— Ничего не понимаю, — пробормотал я.
Акридж протянул руку и дружески похлопал меня по плечу. Широким рукавом пиджака он опрокинул на скатерть мою чашку кофе. Потом он снова опустился на стул и поправил свое пенсне, чтобы лучше меня разглядеть. Я, казалось, приводил его в восторг, и он внезапно разразился длинной хвалебной одой.
— Старина, — начал Акридж, — я всегда восхищался твоей готовностью помочь товарищу. Это лучшее твое свойство. Ты совершенно исключительный человек. «Что он за человек?» — спрашивают меня многие. «Превосходный товарищ, — отвечаю я. — На него можно положиться, как на каменную гору. Он всегда с радостью протянет вам руку помощи. Ради друга он готов в огонь и воду. У него золотое сердце и стальной характер».
— Да, я недурной человек, — согласился я, сбитый с толку этим панегириком. — Продолжай.
— Я не сомневаюсь, что ты будешь рад оказать мне небольшую услугу, — сказал Акридж.
Мрачные предчувствия зашевелились у меня в душе. Я хорошо знал Акриджа и от такого вступления не ждал ничего хорошего.
— Что тебе от меня нужно?
Акридж умерил мой пыл взмахом вилки. Голос его звучал нежно и убедительно. Он ворковал, как голубь.
— Пустяки, старина, пустяки. Я хочу, чтобы ты помог мне сделать одно доброе дело. Я должен был с самого начала предвидеть, что осел Тэппер ничего не добьется. Я говорю о Доре. Он третьего дня был у моей тетки и просил ее взять Дору к себе на службу. Но она прогнала его ко всем чертям. Это меня нисколько не удивляет. Я никогда не доверял Тэпперу. Он слишком прост, а тут нужна хитрость, стратегия. Мы должны найти у врага самую слабую сторону и на нее направить все наше оружие. Ты как думаешь, какая самая слабая сторона у моей тетки? Подумай. Пошевели мозгами.
— Один раз я слышал за стеной ее голос. Судя по ее голосу, у нее нет никаких слабых сторон.
— Ты ошибаешься, старина. Скажи ей, что она пишет прекрасные романы, и она станет такая ручная, что ребенок сможет есть из ее рук. Когда Тэппер сказал мне, что его постигла полная неудача, я закурил трубку и стал думать. И внезапно меня осенило. Я пошел к одному моему старому другу. Ты его не знаешь. Я когда-нибудь познакомлю вас. И он написал моей тетке письмо от твоего имени. В этом письме он попросил у нее разрешения навестить ее и проинтервьюировать для «Женского Мира». Это еженедельный журнал, который она всегда читает. Теперь слушай, дружище, не перебивай меня! Дело очень тонкое, и ты должен его понять. Ступай к ней, проинтервьюируй ее, и она станет как шелковая. Конечно, тебе придется притвориться молодым поклонником ее дарования, но ведь это неважно! Когда ты ублажишь ее достаточно, можно будет начать действовать. «Я счастлив, — скажешь ты, — встретить писательницу, произведениями которой восхищался столько лет». И она ответит: «Это я счастлива, старина, а не ты». Тогда ты как бы невзначай брякни: «Если не ошибаюсь, моя кузина…» — или сестра… нет, пусть уж лучше будет кузина… — «если не ошибаюсь, моя кузина мисс Дора Мэзон служит у вас секретаршей». — «Ваша чертова кузина больше у меня не служит, — ответит она, — я выгнала ее три дня тому назад». Тут тебе придется нахмуриться и сделать вид, что ты огорчен. Только тогда ты сможешь попросить ее взять Дору назад. Ты такой человек, что она не осмелится тебе отказать. Поверь мне, дружище, что стоит тебе только притвориться ее молодым поклонником, и наше дело будет в шляпе! Этот план непогрешим. В нем нет ни одного уязвимого места.
— Есть одно.
— Ты ошибаешься. Я все тщательно продумал. Какое?
— Оно заключается в том, что я вовсе не собираюсь идти к твоей проклятой тетке. Можешь сказать своему другу, подделавшему мою подпись, что он напрасно истратил лист почтовой бумаги.
Пенсне с печальным звоном упало в тарелку. Два глубоко огорченных глаза глядели на меня через стол. Стэнли-Фетерстонго Акридж был ранен в самое сердце.
— Неужели ты хочешь отказаться от своих обещаний? — спросил он дрожащим голосом. — Я тебе никогда ничего не обещал. — Старина, — сказал Акридж, опуская локоть на последний кусок ветчины, — я хочу задать тебе один вопрос: оставлял ли ты меня когда-нибудь в беде? Был ли хотя бы один случай за все время нашей дружбы, когда бы ты отказался протянуть мне руку помощи? Нет, такого случая еще не было.
— Нужно же когда-нибудь начать.
— Но подумай о ней. Дора! Бедная маленькая Дора! Подумай о бедной маленькой Доре.
— Если это происшествие научит ее избегать твоего общества, это пойдет ей в конце концов на пользу.
— Но, милый друг…
Увы, у меня слишком мягкий характер. Да и ветчина, которую принес, наконец. Баул, была так хороша, что могла размягчить и самое черствое сердце. Акридж льстил мне минут десять, и я, наконец, согласился на это гнусное дело. В конце концов, нужно помочь этой девушке! Галантность есть галантность. Мы обязаны изредка протягивать руку помощи своим ближним. В четыре часа следующего дня я взял извозчика и поехал к тетке мистера Стэнли-Фетерстонго Акриджа.
IV
Лакей, еще более важный, чем Баулс, открыл мне дверь. Он оглядел меня с плохо скрываемым презрением и повел по длинному ряду комнат. Я дрожал от унижения и страха. После жалкого убожества моей бедной квартирки я был потрясен роскошной обстановкой, в которой жила тетка Акриджа. Чем дальше я шел по гладко отполированному, сверкающему паркету, тем мучительнее я чувствовал, что мне давно пора постричься. До сих пор я не замечал, что у меня длинные волосы, но теперь я с ужасом вспомнил, что очень давно не стригся. Заплата на моем башмаке, которая казалась мне такой уютной, когда я был в своей убогой улице, теперь вопиюще нарушала благопристойность окружавшей меня обстановки. При мысли о том, что через несколько секунд я встречусь лицом к лицу с легендарной теткой Акриджа, я преисполнялся восхищением перед своим доблестным подвигом. Да, я необыкновенный человек. Так рисковать собой и своей репутацией, чтобы помочь девушке, которую я никогда не видал! Да, у меня действительно золотое сердце!
Кроме того, отступление было мне отрезано, а проклятые брюки совершенно неприлично вздувались у меня на коленях.
В гостиной находились две женщины и шесть японских собачек. Собачки одна за другой подошли ко мне и неодобрительно меня обнюхали. Запах мой им явно не понравился. Очевидно, они разделяли мнение лакея обо мне.
Одна из женщин, читавшая справа налево, была высокая, костлявая, с ястребиным лицом и леденящим взором. Другая, на которую я взглянул только мимоходом, была маленькая, очень приятная. У нее были светлые, слегка поседевшие волосы и добрые голубые глаза. Своим видом она напомнила мне мягкую, пушистую кошечку. Я принял ее за случайную гостью. Все мое внимание было обращено на даму с ястребиным лицом. Она злобно смотрела на меня и вполне соответствовала моим представлениям о тетке Акриджа.
— Мисс Акридж? — спросил я, учтиво скользя по мягкому ковру.
— Я — мисс Акридж, — сказала другая женщина. — Познакомьтесь! Мисс Уоттерсон — мистер Коркоран.
Мне был нанесен жестокий удар. Я не сразу оправился от изумления. Судя по рассказам Акриджа, его тетка была старая ведьма, чопорная, с тонкими злыми бровями. Мне и в голову никогда не приходило, что у нее такие добрые голубые глаза. Теперь я не понимал, что Акридж находил в ней страшного.
— Надеюсь, вы ничего не имеете против того, чтобы мисс Уоттерсон присутствовала при нашей беседе? — сказала она, очаровательно улыбаясь. — Мисс Уоттерсон зашла ко мне потолковать о бале, который устраивает клуб «Перо и Чернила». Она не будет нам мешать. Не так ли?
— Конечно, конечно, — забормотал я как мог любезнее. — О, что вы, конечно!
1 2 3