– Мне говорили, что тебя мучают ночные кошмары. Что беспокоит тебя? – Он подождал, надеясь, что она доверится ему и ответит.
– Кто сказал вам об этом? – Она побледнела.
– Одна из твоих горничных говорила об этом моему лакею. – Он повернулся к ней с нежной улыбкой. – Здесь сложно хранить секреты, особенно те, которые, уверен, у вас были в Абере.
Он думал, что успокоит ее, но его слова произвели обратный эффект. Девочка стояла, будто парализованная, и не мигая смотрела ему в лицо.
– Если все дело в… – Он поколебался, в растерянности подбирая слова. Он заметил, как она отстранилась от его прикосновения, и почувствовал ее физический страх перед ним как мужчиной. – Если все дело в том, что тебе предстоит стать моей женой, то не стоит беспокоиться. – Эту тему мужчины обычно не склонны обсуждать, но ее беспомощность до глубины души тронула его. – Мы не станем по-настоящему мужем и женой, пока ты не будешь к тому готова, – промолвил он с улыбкой, ободряюще глядя на нее.
На мгновение она посмотрела прямо в его глаза, и к чувству облегчения, вызванному смыслом его слов, примешалось что-то еще, что-то, сразу ставшее потаенным.
– Не раньше, чем я буду готова, милорд? – повторила она за ним. – Но Ронвен говорила мне, что я должна отдаться вам, когда бы вы этого ни пожелали, когда вы поправитесь.
Вся прислуга в замке втайне думала, что именно слабое здоровье графа не позволяло ему делить постель со своей девочкой-женой.
Он покачал головой.
– Я согласен ждать, Элейн. Мы будем спать вместе тогда, когда оба почувствуем, что ты к этому готова. А пока я не буду этого от тебя требовать. – Он сел, и его поза выдавала явное напряжение. Он и помыслить не мог о том, чтобы взять это дитя с плоской, мальчишеской фигурой, с лицом девочки, а не женщины. Он не был охотником до девочек, его привлекали женщины зрелые, умные, он влюблялся в их разум, прежде чем позволял себе касаться их тел. В этом он был необычен, если не уникален, это он понимал, но не мог ничего с этим поделать. Он не льстился на животный, мускусный запах, чувственные изгибы тела и накрашенные губы придворных дам, с которыми спал, и связи с ними длились не дольше, чем связи с дочками фермеров или горничными.
От этих мыслей графа отвлекло удрученное маленькое лицо стоявшей перед ним девочки. У него было так мало возможностей наедине поговорить с Элейн, пока рядом не было этой вечно бдительной леди Ронвен, которая при всех своих заверениях о том, что Элейн следует отдаться своему мужу, как только он того захочет, зорко следила за тем, чтобы новобрачные не проводили слишком много времени наедине.
– Быть может, тебя угнетает что-то еще? – проговорил он нежным голосом, будто уговаривая маленького зверька. – Ты можешь и должна рассказать все своему мужу, Элейн. Ведь это теперь и его забота, – сказал он спокойно, с еле скрываемой усмешкой: ведь более опытная супруга, услышав такой комментарий, должно быть, настороженно и вопрошающе подняла бы брови. – Я только хочу помочь тебе.
С подавленным выражением она закрыла глаза, явно борясь с собой.
– Иди сюда. – Он протянул ей руку, и она неохотно подошла. Подавляя в себе желание притянуть ее к себе на колени, он нежно обвил ее рукой. – Скажи мне. Как только ты все мне расскажешь, твои кошмары прекратятся.
Внезапно Элейн потеряла самообладание. Она рассказала ему все: о своих видениях, о снах, о странных смутных воспоминаниях, о человеке с рыжими волосами, о встречах с Эинионом и первом страшном уроке в пропитанной дымом лачуге, где она увидела сэра Уильяма с петлей на шее и не узнала его. Слова ее прерывались едва сдерживаемыми рыданиями.
Христос и Пресвятая Дева! Он не мог поверить всему тому, что услышал. Элейн всегда ходила с ним к мессе в часовне замка и, насколько он мог судить (а он внимательно наблюдал за ней), она всегда производила впечатление набожной девочки. А на самом деле она – язычница, ведьма, колдунья и ясновидящая! А она еще не все ему поведала. Оказывается, Элейн застигла сэра Уильяма в постели матери и рассказала об этом отцу.
– А зачем ты ему об этом рассказала, дорогая? Почему не сохранила тайну? – Наконец он, казалось, разгадал, почему она испытывает чувство вины.
– Потому что ненавидела его! – Она даже топнула ногой и гневным голосом продолжала: – Он был отцом Изабеллы, и мы с ним дружили. Он разрешал мне кататься на Непобедимом. – Крупные слезы катились по ее щекам и падали на мягкий, прошитый золотом бархат ее накидки. – Я ненавидела свою мать. Она украла его у меня. – Она не добавила, что ненавидела свою мать всегда. Эта мысль также вызвала ее гнев.
– Ты так ненавидела их, что желала им смерти? – испытующе спросил он нежным голосом.
– Да! Нет… Не знаю… – Она так осипла, что перешла почти на шепот. В отчаянии она положила голову ему на плечо, доверительно и нежно, и тем тронула его до глубины души.
– Был ли с тобой кто-то, когда ты их застигла? – Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы придать твердость голосу.
– Только Ронвен.
– А, Ронвен, – сухо произнес он и немного помедлил. – И что же она сказала?
– Что это измена, – ответила Элейн едва слышным шепотом.
– Так и есть. Жена не должна никогда изменять мужу, Элейн. Твоя мать не только осквернила брачное ложе, но и сделала это с мужчиной, который был врагом ее мужа, а потом был его гостем. Она виновата трижды.
– Но мне не следовало говорить отцу, – настаивала она.
– Если не ты, так кто-нибудь другой сделал бы это. И правильно, ему следовало знать об этом.
– А почему тогда он так сердился на меня? – закричала она. – Почему отослал меня? В чем он обвинял меня?
Ее голос был полон отчаяния. Он покрепче сжал ее рукой, пытаясь успокоить, и заметил, что Элейн больше не отстраняется от него.
– Это был лишь его ответ. Он был уязвлен и выплеснул на тебя часть своего гнева. Это пройдет.
– Правда? – с сомнением посмотрела она на лорда.
– Конечно, пройдет. Принц Ливелин известен своей любовью к детям.
– А видения? Теперь они прекратятся?
– Уверен, – как можно доверительнее произнес граф. О Господи, конечно, в ее возрасте ребенок должен заниматься куклами, а не таким кошмарным спутанным клубком из любви, ненависти и смерти!
– С тех пор у тебя были какие-либо еще видения? – постарайся спросить он как можно непринужденнее.
– Нет, больше не было.
– Прорицатель твоего отца делал зло, когда учил тебя этому, Элейн. Понимаешь? – осторожно продолжил он свою мысль. – Это совершенно противоречит учению святой матери-церкви.
– Эинион же не ходит к мессе. – Она пожала плечами.
– Нет, не думаю. Но я думал, что твой отец добрый христианин, Элейн.
– Это правда, – сказала она, краснея.
– Но тогда почему он допускает, чтобы в его владениях поклонялись древним богам и духам?
– Не думаю, чтобы он знал об этом.
– Кто сказал Эиниону, что ты можешь предсказывать будущее, Элейн?
– Ронвен, – промолвила она едва слышным шепотом.
XIII
– Мне бы хотелось, чтобы вы вернулись в Уэльс, мадам, – процедил Джон сквозь сжатые губы.
Ронвен внимательно посмотрела на него, у нее все похолодело внутри.
– Почему, мой господин? Я чем-то не угодила вам? – В ее глазах читался вызов.
– Мне кажется, вы оказываете нездоровое влияние на мою жену, леди Ронвен.
Подтянув повыше на плечи накидку, он стал прохаживаться перед длинным столом.
– Вы невольно познакомили ее с обрядами, не совместимыми с нашей христианской верой, – промолвил он, сузив зрачки. – С ересями, которые я не намерен терпеть под своей крышей.
– Нет. – Ронвен не хотелось сталкиваться с ним взглядом. – Это не так.
Он наклонился, чтобы взглянуть ей в глаза.
– Вы считаете, что моя жена лжет?
– Что она вам сказала? – Ронвен посмотрела на него с вызовом. Ее пальцы мяли богатый голубой шелк юбки. Она почувствовала, как холодный пот струится по ее спине.
– Она сказала, что вы подтолкнули ее пойти к барду ее отца, Эиниону Гвеледидду, который… – он осекся от гнева, – который провел с ней своеобразный обряд посвящения. Это правда?
– Он всего лишь помог ей. Она говорила вам об этом? – К Ронвен быстро вернулось мужество. Она наклонилась вперед и положила руки на стол, разделявший их. – Элейн рассказывала вам о своих снах? О видениях, которыми она одержима? О том, как они терзали ее? – Ронвен помедлила, не сводя глаз с лорда.
– Она сказала мне, что видела казнь сэра Уильяма де Броуза задолго до того, как она произошла, – сказал он задумчиво и посмотрел на Ронвен.
– Она сама сказала вам об этом? – спросила няня, сощурив глаза.
– Да, леди Ронвен. – Подняв глаза, он заметил выражение ее лица. – У вас ошеломленный вид. А вы и не думали, что она доверится мне, своему мужу? Быть может, вы не так уж незаменимы для нее, как надеялись? – Его голос стал резким. – У нее больше не будет видений, леди Ронвен, уж я прослежу за этим. Пожалуйста, будьте готовы уехать к концу недели.
– Нет! – со страданием на лице прошептала она. Он не ответил ей и направился к двери.
– К концу недели, мадам, – отрывисто повторил он. Несколько минут, осматривая пустую комнату, она стояла в том самом месте, где была в тот миг, когда он ушел. Из глубоких оконных проемов она могла слышать посвист дрозда; неподалеку от замка, вниз по течению реки Нин, эхом разносился крик кукушки, а в самой комнате стояла тишина. У Ронвен пересохло в горле. Она ощутила, как по животу ее пробежал холодок страха. Этот мужчина вправе оторвать ее от Элейн; он в силах отослать ее домой.
Почему Элейн предала ее? Медленными, тяжелыми шагами она направилась к двери.
Элейн нигде не было. Ронвен поспешно спустилась по длинной винтовой лестнице, которая вела из ее комнаты в большую залу, расположенную в самом сердце замка, а затем вышла во двор.
Наконец она оказалась в конюшне и увидела двухдневного жеребчика, шатающегося на негнущихся ногах рядом со своей коновязью; двух других в это время выводили на пастбище.
Одетая в еще более дорогие одежды – на этот раз в накидку темнозеленого цвета поверх шафранного цвета платья, девочка улыбнулась Ронвен. Теперь она казалась более взрослой, уверенной и независимой. За ней стояла Лунед, также роскошно одетая, она сразу подметила мрачное выражение лица Ронвен и поспешно скрылась на заднем дворе.
– Зачем ты рассказала ему? – Ронвен перехватила руку Элейн. – Зачем?
Стоявшие возле конюшни мальчики разом обернулись.
– Ты нарушила свою священную клятву! – Ее спокойный голос дрожал от гнева.
– Что ты имеешь в виду? – Элейн виновато покраснела.
– Ты знаешь что. – Ронвен едва не набросилась на нее.
– Мне надо было с кем-то поговорить.
– Поговорить?! – гневно отозвалась Ронвен. – Но почему не со мной? Почему ты не стала говорить со мной?
– Не знаю почему. – Румянец сошел со щек девочки.
– Ты рассказала лорду Хантингтону не только о казни, но и об Эинионе, посвятила его в самые страшные тайны…
– Я не все ему рассказала. – Элейн взглянула ей в лицо, освобождая руку от стальной хватки Ронвен. – Как бы то ни было, я должна рассказывать ему обо всем. Ведь он мой муж! – Теперь в ее голосе звучал вызов. – Я взрослею, Ронвен, и не должна во всем подчиняться тебе.
Ронвен остолбенела. Что случилось с ней? Быть может, он уже потребовал, чтобы она исполнила супружеский долг, соблазнил ее, а она, Ронвен, не догадалась?
– Я думала, ты меня любишь, Элейн, – прошептала она.
– Люблю. – Девочка напряженно посмотрела на нее, потом, смягчившись, бросилась к Ронвен и обняла ее. – Я люблю тебя. Конечно, люблю.
Ронвен обхватила руками худенькое тело девочки, вся поглощенная любовью к ней и желанием защитить.
– Он отправляет меня назад, – еле слышно прошептала она, уткнувшись в белую шапочку, покрывавшую волосы Элейн. Как замужней даме, ей больше не позволялось носить длинные, до плеч, волосы. – Он отсылает меня обратно.
Элейн высвободилась из ее объятий и взглянула на Ронвен.
– Я не позволю ему отослать тебя, Ронвен, – сказала она с удивительным, почти взрослым самообладанием. – Обещаю, что не позволю Джону отослать тебя. – Элейн впервые назвала мужа по имени.
Он слушал ее, отчасти удивленный, отчасти рассерженный ее мольбами, но остался непреклонным. Ронвен должна была уехать. Его поразили и разгневали признания Элейн, и весь свой гнев, ужас и недоверие он обратил против ее няни.
– Пожалуйста, милорд. Прошу вас! – Пересиливая себя, но всеми силами стремясь добиться своего, Ронвен упала на колени к ногам лорда Хантингтона вечером накануне установленного дня отъезда. – Позвольте мне остаться! Элейн не может жить без меня. Мы никогда не разлучались, никогда, с самого ее рождения. Прошу вас! Ради девочки. Вы не можете так поступить с ней. Не можете…
– Так ради нее я это и делаю, – сурово ответил Джон. – Ради того, чтобы вернуть ее в лоно христианства. У нее останутся Лунед и остальные, чтобы она не скучала, кроме того, у нее есть муж. Вы уедете завтра на рассвете, леди Ронвен, как было назначено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– Кто сказал вам об этом? – Она побледнела.
– Одна из твоих горничных говорила об этом моему лакею. – Он повернулся к ней с нежной улыбкой. – Здесь сложно хранить секреты, особенно те, которые, уверен, у вас были в Абере.
Он думал, что успокоит ее, но его слова произвели обратный эффект. Девочка стояла, будто парализованная, и не мигая смотрела ему в лицо.
– Если все дело в… – Он поколебался, в растерянности подбирая слова. Он заметил, как она отстранилась от его прикосновения, и почувствовал ее физический страх перед ним как мужчиной. – Если все дело в том, что тебе предстоит стать моей женой, то не стоит беспокоиться. – Эту тему мужчины обычно не склонны обсуждать, но ее беспомощность до глубины души тронула его. – Мы не станем по-настоящему мужем и женой, пока ты не будешь к тому готова, – промолвил он с улыбкой, ободряюще глядя на нее.
На мгновение она посмотрела прямо в его глаза, и к чувству облегчения, вызванному смыслом его слов, примешалось что-то еще, что-то, сразу ставшее потаенным.
– Не раньше, чем я буду готова, милорд? – повторила она за ним. – Но Ронвен говорила мне, что я должна отдаться вам, когда бы вы этого ни пожелали, когда вы поправитесь.
Вся прислуга в замке втайне думала, что именно слабое здоровье графа не позволяло ему делить постель со своей девочкой-женой.
Он покачал головой.
– Я согласен ждать, Элейн. Мы будем спать вместе тогда, когда оба почувствуем, что ты к этому готова. А пока я не буду этого от тебя требовать. – Он сел, и его поза выдавала явное напряжение. Он и помыслить не мог о том, чтобы взять это дитя с плоской, мальчишеской фигурой, с лицом девочки, а не женщины. Он не был охотником до девочек, его привлекали женщины зрелые, умные, он влюблялся в их разум, прежде чем позволял себе касаться их тел. В этом он был необычен, если не уникален, это он понимал, но не мог ничего с этим поделать. Он не льстился на животный, мускусный запах, чувственные изгибы тела и накрашенные губы придворных дам, с которыми спал, и связи с ними длились не дольше, чем связи с дочками фермеров или горничными.
От этих мыслей графа отвлекло удрученное маленькое лицо стоявшей перед ним девочки. У него было так мало возможностей наедине поговорить с Элейн, пока рядом не было этой вечно бдительной леди Ронвен, которая при всех своих заверениях о том, что Элейн следует отдаться своему мужу, как только он того захочет, зорко следила за тем, чтобы новобрачные не проводили слишком много времени наедине.
– Быть может, тебя угнетает что-то еще? – проговорил он нежным голосом, будто уговаривая маленького зверька. – Ты можешь и должна рассказать все своему мужу, Элейн. Ведь это теперь и его забота, – сказал он спокойно, с еле скрываемой усмешкой: ведь более опытная супруга, услышав такой комментарий, должно быть, настороженно и вопрошающе подняла бы брови. – Я только хочу помочь тебе.
С подавленным выражением она закрыла глаза, явно борясь с собой.
– Иди сюда. – Он протянул ей руку, и она неохотно подошла. Подавляя в себе желание притянуть ее к себе на колени, он нежно обвил ее рукой. – Скажи мне. Как только ты все мне расскажешь, твои кошмары прекратятся.
Внезапно Элейн потеряла самообладание. Она рассказала ему все: о своих видениях, о снах, о странных смутных воспоминаниях, о человеке с рыжими волосами, о встречах с Эинионом и первом страшном уроке в пропитанной дымом лачуге, где она увидела сэра Уильяма с петлей на шее и не узнала его. Слова ее прерывались едва сдерживаемыми рыданиями.
Христос и Пресвятая Дева! Он не мог поверить всему тому, что услышал. Элейн всегда ходила с ним к мессе в часовне замка и, насколько он мог судить (а он внимательно наблюдал за ней), она всегда производила впечатление набожной девочки. А на самом деле она – язычница, ведьма, колдунья и ясновидящая! А она еще не все ему поведала. Оказывается, Элейн застигла сэра Уильяма в постели матери и рассказала об этом отцу.
– А зачем ты ему об этом рассказала, дорогая? Почему не сохранила тайну? – Наконец он, казалось, разгадал, почему она испытывает чувство вины.
– Потому что ненавидела его! – Она даже топнула ногой и гневным голосом продолжала: – Он был отцом Изабеллы, и мы с ним дружили. Он разрешал мне кататься на Непобедимом. – Крупные слезы катились по ее щекам и падали на мягкий, прошитый золотом бархат ее накидки. – Я ненавидела свою мать. Она украла его у меня. – Она не добавила, что ненавидела свою мать всегда. Эта мысль также вызвала ее гнев.
– Ты так ненавидела их, что желала им смерти? – испытующе спросил он нежным голосом.
– Да! Нет… Не знаю… – Она так осипла, что перешла почти на шепот. В отчаянии она положила голову ему на плечо, доверительно и нежно, и тем тронула его до глубины души.
– Был ли с тобой кто-то, когда ты их застигла? – Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы придать твердость голосу.
– Только Ронвен.
– А, Ронвен, – сухо произнес он и немного помедлил. – И что же она сказала?
– Что это измена, – ответила Элейн едва слышным шепотом.
– Так и есть. Жена не должна никогда изменять мужу, Элейн. Твоя мать не только осквернила брачное ложе, но и сделала это с мужчиной, который был врагом ее мужа, а потом был его гостем. Она виновата трижды.
– Но мне не следовало говорить отцу, – настаивала она.
– Если не ты, так кто-нибудь другой сделал бы это. И правильно, ему следовало знать об этом.
– А почему тогда он так сердился на меня? – закричала она. – Почему отослал меня? В чем он обвинял меня?
Ее голос был полон отчаяния. Он покрепче сжал ее рукой, пытаясь успокоить, и заметил, что Элейн больше не отстраняется от него.
– Это был лишь его ответ. Он был уязвлен и выплеснул на тебя часть своего гнева. Это пройдет.
– Правда? – с сомнением посмотрела она на лорда.
– Конечно, пройдет. Принц Ливелин известен своей любовью к детям.
– А видения? Теперь они прекратятся?
– Уверен, – как можно доверительнее произнес граф. О Господи, конечно, в ее возрасте ребенок должен заниматься куклами, а не таким кошмарным спутанным клубком из любви, ненависти и смерти!
– С тех пор у тебя были какие-либо еще видения? – постарайся спросить он как можно непринужденнее.
– Нет, больше не было.
– Прорицатель твоего отца делал зло, когда учил тебя этому, Элейн. Понимаешь? – осторожно продолжил он свою мысль. – Это совершенно противоречит учению святой матери-церкви.
– Эинион же не ходит к мессе. – Она пожала плечами.
– Нет, не думаю. Но я думал, что твой отец добрый христианин, Элейн.
– Это правда, – сказала она, краснея.
– Но тогда почему он допускает, чтобы в его владениях поклонялись древним богам и духам?
– Не думаю, чтобы он знал об этом.
– Кто сказал Эиниону, что ты можешь предсказывать будущее, Элейн?
– Ронвен, – промолвила она едва слышным шепотом.
XIII
– Мне бы хотелось, чтобы вы вернулись в Уэльс, мадам, – процедил Джон сквозь сжатые губы.
Ронвен внимательно посмотрела на него, у нее все похолодело внутри.
– Почему, мой господин? Я чем-то не угодила вам? – В ее глазах читался вызов.
– Мне кажется, вы оказываете нездоровое влияние на мою жену, леди Ронвен.
Подтянув повыше на плечи накидку, он стал прохаживаться перед длинным столом.
– Вы невольно познакомили ее с обрядами, не совместимыми с нашей христианской верой, – промолвил он, сузив зрачки. – С ересями, которые я не намерен терпеть под своей крышей.
– Нет. – Ронвен не хотелось сталкиваться с ним взглядом. – Это не так.
Он наклонился, чтобы взглянуть ей в глаза.
– Вы считаете, что моя жена лжет?
– Что она вам сказала? – Ронвен посмотрела на него с вызовом. Ее пальцы мяли богатый голубой шелк юбки. Она почувствовала, как холодный пот струится по ее спине.
– Она сказала, что вы подтолкнули ее пойти к барду ее отца, Эиниону Гвеледидду, который… – он осекся от гнева, – который провел с ней своеобразный обряд посвящения. Это правда?
– Он всего лишь помог ей. Она говорила вам об этом? – К Ронвен быстро вернулось мужество. Она наклонилась вперед и положила руки на стол, разделявший их. – Элейн рассказывала вам о своих снах? О видениях, которыми она одержима? О том, как они терзали ее? – Ронвен помедлила, не сводя глаз с лорда.
– Она сказала мне, что видела казнь сэра Уильяма де Броуза задолго до того, как она произошла, – сказал он задумчиво и посмотрел на Ронвен.
– Она сама сказала вам об этом? – спросила няня, сощурив глаза.
– Да, леди Ронвен. – Подняв глаза, он заметил выражение ее лица. – У вас ошеломленный вид. А вы и не думали, что она доверится мне, своему мужу? Быть может, вы не так уж незаменимы для нее, как надеялись? – Его голос стал резким. – У нее больше не будет видений, леди Ронвен, уж я прослежу за этим. Пожалуйста, будьте готовы уехать к концу недели.
– Нет! – со страданием на лице прошептала она. Он не ответил ей и направился к двери.
– К концу недели, мадам, – отрывисто повторил он. Несколько минут, осматривая пустую комнату, она стояла в том самом месте, где была в тот миг, когда он ушел. Из глубоких оконных проемов она могла слышать посвист дрозда; неподалеку от замка, вниз по течению реки Нин, эхом разносился крик кукушки, а в самой комнате стояла тишина. У Ронвен пересохло в горле. Она ощутила, как по животу ее пробежал холодок страха. Этот мужчина вправе оторвать ее от Элейн; он в силах отослать ее домой.
Почему Элейн предала ее? Медленными, тяжелыми шагами она направилась к двери.
Элейн нигде не было. Ронвен поспешно спустилась по длинной винтовой лестнице, которая вела из ее комнаты в большую залу, расположенную в самом сердце замка, а затем вышла во двор.
Наконец она оказалась в конюшне и увидела двухдневного жеребчика, шатающегося на негнущихся ногах рядом со своей коновязью; двух других в это время выводили на пастбище.
Одетая в еще более дорогие одежды – на этот раз в накидку темнозеленого цвета поверх шафранного цвета платья, девочка улыбнулась Ронвен. Теперь она казалась более взрослой, уверенной и независимой. За ней стояла Лунед, также роскошно одетая, она сразу подметила мрачное выражение лица Ронвен и поспешно скрылась на заднем дворе.
– Зачем ты рассказала ему? – Ронвен перехватила руку Элейн. – Зачем?
Стоявшие возле конюшни мальчики разом обернулись.
– Ты нарушила свою священную клятву! – Ее спокойный голос дрожал от гнева.
– Что ты имеешь в виду? – Элейн виновато покраснела.
– Ты знаешь что. – Ронвен едва не набросилась на нее.
– Мне надо было с кем-то поговорить.
– Поговорить?! – гневно отозвалась Ронвен. – Но почему не со мной? Почему ты не стала говорить со мной?
– Не знаю почему. – Румянец сошел со щек девочки.
– Ты рассказала лорду Хантингтону не только о казни, но и об Эинионе, посвятила его в самые страшные тайны…
– Я не все ему рассказала. – Элейн взглянула ей в лицо, освобождая руку от стальной хватки Ронвен. – Как бы то ни было, я должна рассказывать ему обо всем. Ведь он мой муж! – Теперь в ее голосе звучал вызов. – Я взрослею, Ронвен, и не должна во всем подчиняться тебе.
Ронвен остолбенела. Что случилось с ней? Быть может, он уже потребовал, чтобы она исполнила супружеский долг, соблазнил ее, а она, Ронвен, не догадалась?
– Я думала, ты меня любишь, Элейн, – прошептала она.
– Люблю. – Девочка напряженно посмотрела на нее, потом, смягчившись, бросилась к Ронвен и обняла ее. – Я люблю тебя. Конечно, люблю.
Ронвен обхватила руками худенькое тело девочки, вся поглощенная любовью к ней и желанием защитить.
– Он отправляет меня назад, – еле слышно прошептала она, уткнувшись в белую шапочку, покрывавшую волосы Элейн. Как замужней даме, ей больше не позволялось носить длинные, до плеч, волосы. – Он отсылает меня обратно.
Элейн высвободилась из ее объятий и взглянула на Ронвен.
– Я не позволю ему отослать тебя, Ронвен, – сказала она с удивительным, почти взрослым самообладанием. – Обещаю, что не позволю Джону отослать тебя. – Элейн впервые назвала мужа по имени.
Он слушал ее, отчасти удивленный, отчасти рассерженный ее мольбами, но остался непреклонным. Ронвен должна была уехать. Его поразили и разгневали признания Элейн, и весь свой гнев, ужас и недоверие он обратил против ее няни.
– Пожалуйста, милорд. Прошу вас! – Пересиливая себя, но всеми силами стремясь добиться своего, Ронвен упала на колени к ногам лорда Хантингтона вечером накануне установленного дня отъезда. – Позвольте мне остаться! Элейн не может жить без меня. Мы никогда не разлучались, никогда, с самого ее рождения. Прошу вас! Ради девочки. Вы не можете так поступить с ней. Не можете…
– Так ради нее я это и делаю, – сурово ответил Джон. – Ради того, чтобы вернуть ее в лоно христианства. У нее останутся Лунед и остальные, чтобы она не скучала, кроме того, у нее есть муж. Вы уедете завтра на рассвете, леди Ронвен, как было назначено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78