Снова кивок. Я – хищник, я должен быть осторожным, умным, ловким и ни в коем случае не показывать, что я таковым являюсь.
– А раз так, то юный сэр поймет, что одинокой женщине так трудно в этом мире, – решительным тоном заявила мадам, – а за Долорес, это прекраснейшее создание, которое должно стать звездой моего заведения и принести немалую прибыль, я уже заплатила. И вы, сэр, как истинный джентльмен, обязаны возместить мне ущерб, раз уж вы хотите забрать у меня мое сокровище.
Если бы у меня не было плана, пришедшего мне в голову в тот самый момент, когда я догадался, сидя на плюшевом диване, что Долли, моя красавица Долли, не только стала проституткой, но и причастна к гибели родителей, я бы не стал разговаривать со старой каргой, а, хорошенько отлупив ее, выбил бы из ее уст признание, где содержательница борделя прячет кузину. Но тогда мадам подняла бы шум, а это было чревато последствиями. Поэтому я молча положил в протянутую старушечью ладонь две гинеи и спокойно направился в холл, где, усевшись на диване, принялся ждать Долли. Не прошло и двух минут, как мадам сама привела ее ко мне. Я взял девушку под руку и с достоинством удалился из публичного дома.
Долорес сидела в дилижансе, я на козлах правил лошадьми, мы катили по ночным улицам, копыта цокали о мостовую, а мне слышалась в этом звуке мелодия похоронного марша. Вскоре дилижанс остановился около сарая. Долли осторожно выглянула из окна.
– Где мы? Что это за место? – с тревогой в голосе тихо спросила она меня, когда я спустился с козел и принялся вытаскивать ее большой узел с вещами.
– Это «Ученый погост». Рядом с кладбищем. То место, где тебя не станут искать.
– Ты разве обманул мадам? – удивилась, опираясь на подставленную мной галантно руку и выходя из дилижанса, Долорес. – Не дал ей денег?
– Нет, – соврал я.
Мы вошли в сарай. Я зажег заранее припасенную свечу и приказал кузине:
– Раздевайся.
Она тут же повиновалась мне. Едва лишь сорочка спала с ее прекрасного тела, как я набросился на нее, словно изголодавшийся зверь. Мы сплелись в объятиях. Удивительно, но меня настолько сильно возбудило сознание того, что я занимаюсь любовью с женщиной, которая через некоторое время будет мертва, что я повторял акт раз за разом, не в силах остановиться, пока наконец кузина из последних сил не спихнула меня с себя. Только тогда я встал, отряхнулся, собрал всю одежду и вышел из сарая, оставив бессильно лежавшую Долли. Плотно закрыв дверь сарая, я быстро оделся, перетряхнул узел с вещами и, не найдя в них ничего, что не смогло бы сгореть, свалил вместе с одеждой у стены «Ученого погоста».
– Джек, что ты там делаешь? – раздался из-за дверей слабый голос Долорес.
Я поджег сложенное заранее у дверей в охапку сено и только тогда ответил:
– Собираюсь тебя убить так же, как ты убила моих родителей.
Недолгую тишину прорезал глухой крик:
– Джек, милый, что ты делаешь? Джек, я не виновата. Джек, ты же меня любишь. Выпусти меня. Джек, они сами виноваты. Они убили мою мать. Они убили сэра Джейкоба. Джек, из-за твоих родителей я стала падшей женщиной. – Видимо, кузина припала губами к дверной щели, так как ее голос стал намного отчетливее. – Джек, я должна была так поступить. За что ты меня убиваешь?
– Тогда ты понимаешь меня, – просто ответил я. – Я тоже должен так поступить. Я всегда буду помнить тебя, Долорес, любовь моя.
Долли хотела что-то сказать, но тут дым попал ей в рот, и она глухо закашлялась. Через некоторое время вновь раздался ее милый голос:
– Помогите! Пожар!
Но я-то знал, что ночью здесь никого не бывает, тем более что сам «Ученый погост» со своей репутацией способен отпугнуть кого угодно. Пожар разгорался все сильнее. Лошади, стоявшие рядом, зафыркали и затрясли мордами, выражая недовольство от близости огненной стихии. Я взял их под уздцы и отвел подальше на дорогу, откуда наблюдал за гибелью своей первой любви. Вскоре крыша рухнула, погребя под собой Долорес. Дождавшись, пока сарай не развалится на множество огненных кусков, я уселся на место кучера и неторопливо направился в паб, чтобы вернуть дилижанс.
Долорес никто не искал. Полиция, осмотрев место пожара, пришла к выводу, что, скорее всего, какой-нибудь пьянчужка сгорел по собственной неосторожности.
Прошло полгода, и я окончил Оксфорд. Я был молод, и передо мной открывался весь мир.

Часть вторая
Глава первая
К полуночи паб «Шальной эсквайр» был забит посетителями до отказа. Так всегда было в это время. Мальчишки, работавшие в пабе и разносившие посетителям пиво и нехитрую еду, кое-как состряпанную Одноглазой Мери, без устали бегали по залу. Лишь к утру они начнут уставать и спотыкаться, но сейчас дети еще полны сил. В пабе было так накурено, что проносившиеся с подносами в руках мальчишки, казалось, разрезали своими телами задымленный воздух, струившийся по залу клубами. Ярчайшие представители лондонского района Уайтчепл, те самые отбросы общества, которыми интересовалась лишь полиция, были неизменными посетителями этого заведения. Паб «Шальной эсквайр» находился как раз посреди района на Кливленд-стрит, поэтому в него любили захаживать проститутки, замерзавшие на улице и желавшие пропустить по стаканчику грога, сутенеры, периодически выходившие из паба за сбором денег с жриц любви, воры, караулившие клиентов побогаче, пьянчужки, нищие, те, кто не сумел выколотить за день из проходящих мимо прохожих приличное подаяние и, стало быть, не мог рассчитывать на ужин в приличном заведении.
В углу у окна, рядом с засохшим, казалось бы, еще сто лет назад фикусом сидел невысокого роста мужчина и, покуривая толстую сигару, поглядывал на посетителей. Котелок скрывал верхнюю половину его лица, нижнюю половину прикрывала рука в перчатке, придерживающая сигару. Видны были только глаза посетителя, маленькие, темно-карие и чрезвычайно подвижные, словно бы представлявшие собой отдельные живые существа. Они беспрестанно двигались, перебегая от одного посетителя к другому, казалось, обшаривая его, обнюхивая и перебираясь на следующего. Перед посетителем стояла большая кружка пива, которую он изредка подносил к тонким губам, предварительно вынув изо рта сигару. Тогда-то и можно было заметить на подбородке мужчины красноватый, видимо, полученный совсем недавно шрам, пересекавший наискось нижнюю часть подбородка и уходивший к горлу. Там шрам сливался с узорным изображением саламандры, вытатуированной давным-давно в далеком Китае одним умельцем. Ярко-красный хвост саламандры переплетался с красным шрамом, образуя дополнительный узор. Морда саламандры, наколотая зеленой тушью, начиналась прямо за ухом посетителя. Казалось, будто она нашептывает что-то своему хозяину.
Посетителя паба «Шальной эсквайр» звали Джимом Мак Кинси, но жителям Уайтчепла он был более известен под кличкой Хитрый Шотландец или же просто для краткости Шотландец. Это был, пожалуй, самый знаменитый сутенер в нынешнем Лондоне. Именно его девушек убивал Джек Потрошитель. Шотландца часто таскали в Скотленд-Ярд, где его подолгу допрашивал инспектор Эберлайн. Затем о нем пронюхали журналисты и валом повалили в «Шального эсквайра», дабы взять интервью у сутенера, с чьими девушками по-зверски обошелся знаменитый серийный убийца. Однажды, позарившись на обещанные «Дейли кроникл» деньги, Шотландец пообщался с одним из пишущих пройдох, не преминув в конце статьи объявить, что начинает личную охоту на Джека Потрошителя. На следующее утро газета вышла в свет, а той же ночью неизвестный напал на Шотландца и попытался перерезать ему горло. Шустрый сутенер, побывавший несколько раз в тюрьме и славившийся тем, что никому не давал спуску, еле унес ноги от нападавшего, старательно прикрывая израненные горло и подбородок руками. Ему пришлось бы худо, так как незнакомец, напавший на него, был не из тех, кто бросает добычу, но, удирая, Шотландец умудрился запутать того в многочисленных проулках, кои он за время обхода девочек успел исследовать вдоль и поперек.
Беспрестанно бегавшие глаза Хитрого Шотландца остановились на только что вошедшем и беспомощно озиравшемся вокруг маленьком юрком человечке в золоченом пенсне и клетчатом пальто, таком длинном, что оно доходило ему до пят. Шотландец поднял руку, помахал коротышке и тотчас же снова прикрылся. Едва обладатель золоченого пенсне, увидеть которое в этом районе Лондона можно было столь же редко, как гуляющего слона, уселся напротив сутенера, как к нему подскочил мальчик с кружкой пива в руках. Коротышка отрицательно замахал рукой, отчего мальчику стал хорошо виден перстень на мизинце с изображенными на черном фоне угольником и циркулем, символами масонов.
– Нашли его? – деловито спросил Хитрый Шотландец у коротышки.
Тот часто закивал головой. Коротышка был весьма известным в преступных кругах Лондона адвокатом, часто защищавшим в суде интересы сидевшего напротив сутенера.
– Да. Только поторопитесь, на него уже успел выйти наш общий знакомый, инспектор Эберлайн.
Сутенер хмыкнул.
– Фрэд знает свое дело, – сказал он с той фамильярностью, которую никогда бы не допустил в разговоре с инспектором Эберлайном, находясь с ним лицом к лицу – Так где же он обитает?
Коротышка покачал головой, всем своим видом давая понять, что ни на дюйм не доверяет сутенеру. Тот снова хмыкнул и, достав из кармана пачку банкнот с изображением королевы Виктории, положил их на стол перед адвокатом. Пачка в тот же миг, словно по волшебству, исчезла в объемистых карманах длинного пальто коротышки.
– Особняк на Литтл-Райдер-стрит. Только имей в виду, там стоит констебль.
Шотландец испытующе посмотрел на адвоката:
– Ты уверен, что это он?
– Я? Нет, – неожиданно ответил носитель пенсне. – Я же адвокат, я никогда ни в чем не уверен, кроме собственного гонорара. А вот инспектор Эберлайн уверен. Поэтому он поставил констебля следить за особняком, а сам со своим жирным помощником отправился к главе Скотленд-Ярда за разрешением на арест. Правда, его помощник много болтает, а некоторые констебли хорошо слушают. Так что информация, как говорится, из первых рук.
– Похоже, этот Джек Потрошитель большая шишка, раз Фрэд поехал сначала за разрешением, – заключил сутенер.
Адвокат ушел, а следом за ним вышел и сам Хитрый Шотландец.
* * *
Все люди моего круга после окончания университетов отправляются в путешествие. Желание увидеть мир было и у меня. Обычно юные джентльмены отправлялись в континентальную Европу, объезжая страну за страной, пока не добирались до воспетой лордом Байроном Греции, где их путешествие заканчивалось. Обратно они добирались до Англии водным путем, огибая Средиземное море и проплывая берегами Атлантического океана мимо Испании и Франции, изредка высаживаясь около самых живописных руин.
Что ж, это неплохое времяпрепровождение, однако оно было не для меня. Я предпочел то, о чем мне с таким восторгом рассказывали в свое время кузина Долорес и тетя Аделаида. Я жаждал путешествия в далекую и экзотическую Индию. А еще далее этой замечательной страны лежал удивительный и загадочный Китай, о котором я столько слышал, но ни разу не общался хотя бы с одним человеком, побывавшим там.
Мы, англичане, исстари являемся путешественниками, нас влечет неизведанное, нам необходим соленый морской воздух, этот неизменный спутник путешествий. Открывать далекие страны, бывать там, где ранее не был никто, – это у нас, англичан, в крови. И вот, в течение года окончив все дела, которые накопились вследствие передачи наследства, а также получив официальные геральдические бумаги на право ношения титула, я добрался в дилижансе до Бристоля, откуда отплыл, подобно героям Стивенсона, в поисках приключений.
Итак, я отплыл на корабле ранним утром осенью 1878 года от Рождества Христова. Пересекши Ла-Манш, я высадился на берег и нанял дилижанс, который отвез меня в сердце Франции, Париж. Следует начинать постепенно, говорил я себе, фланируя по улицам французской столицы и любуясь ее достопримечательностями. Сначала мне хотелось испытать привкус порока и фривольности, который, по словам моих университетских приятелей, успевших съездить в Париж во время каникул, так и витал над этим городом. Надо отметить, начало было весьма удачным. Я посетил всемирно знаменитый «Мулен Руж», где имел удовольствие полюбоваться на вызывающе вульгарный, но тем не менее обворожительный кордебалет, составляющий главное действующее лицо этого прославленного кабаре. Удивительно, но, как мне пояснил соотечественник, случайно оказавшийся рядом, канкан, танец с вызывающими движениями ног, закидываемых танцовщицами аж до головы, французы привезли из своей африканской колонии Алжир, где его танцевали грязные крестьянки во время празднования окончания сбора урожая. Сами девушки-танцовщицы, столь грациозные на сцене, при близком знакомстве оказались развязны, пошловаты и жадны, отчего знакомство продолжалось недолго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31