" "Что там думают по этому поводу?"
– Так!.. Ну и что думают?
– Предлагаю, и, кстати, все меня поддерживают – необходимо срочно кого-то кинуть на это дело, чтобы повлиять на общественное мнение.
– Зачем это? – спросил он, щелкая кнопками на пульте. – Пресс-конференция и все такое? Так это только подольет масла в огонь.
– Нет-нет, ни в коем случае! Наоборот... Нужно немедленно переключить внимание средств массовой информации на что-то другое, чтобы сбить накал.
– Мысль... – сказал он, привстав. – А как это можно сделать? Есть что-нибудь?
– Есть пара кандидатур. Зарабатывают ломовые бабки, а налоги не платят. Думаю, сможем натравить на них налоговую инспекцию.
– Гениально, Эдга! Инспекцию надо вздрючить, – сказал он. – Господи, в каком обществе мы живем!
– Да, я рад, что ты – за.
– А как же! Ну ладно, хоп! – Он положил трубку на рычаг. Улыбнулся. Выключил телевизор. Резко отбросив одеяло, встал на пол.
Подойдя к окну, сдвинул раму влево. Вдохнул полной грудью свежий воздух. Поднимаясь на носки, задержал дыхание и, выдыхая, начал колотить себя в грудь кулаками.
Ну и, конечно, позвонил Алекс.
– Как услышал в новостях, так дар речи потерял. Слушай, а ты его знала?
– Нет, – ответила она.
– В твоем доме полный комплект – и самоубийств, и перебор с кокаи...
– Работаю я, Алекс, – оборвала она его.
– Пардон! Решил отметиться и узнать, как ты, что делаешь.
– Я – прекрасно, – сказала она, – связки чеснока висят на окнах и распятия под рукой...
– Не понял.
– Проехали.
Рокси тоже позвонила:
– Господи, какая жалость...
И ее "выключила" довольно быстро:
– Знак судьбы. У него было все не так, как у всех.
Вайда Трависано пожаловала собственной персоной, позвонив в дверь. Вошла "вся из себя" – мейкап, благоухающая, бледно-розовый маникюр. Туалет совершенно потрясающий – цвета слоновой кости атласное платье с искусной вышивкой. Застежка на спине – "бранденбуры": петли и пуговки, величиной с горошину, из атласа. Невозможная застежка! Уже сломала ноготь... Она теребила ворот – платье застегнуто наполовину.
Она попросила Вайду пройти на кухню – включила флюоресцентную подсветку. Склонившись, стала просовывать горошины-пуговки в узкие петли. Вайда стояла, обозревая ногти. Фелис обнюхала Вайдины ноги в чулках. Та похлопала кошку по спине тыльной стороной ладони. Фелис, выгнув спину дугой, продолжила рыбное пиршество.
– Изящная вышивка... Индия?
– Китай. Ах ты, черт! У вас есть маникюрный клей?
– К сожалению, нет! – Застегнула пуговку. – Куда вы сегодня?
– В "Плазу". Там ужин. Прием, в общем. Одно плохо – всяких речей до черта! Губернатор пожалует. Ужасно, правда? Это я про Шира. Разговаривала с ним один раз в лифте. Несколько месяцев назад. Представляете: купил какое-то огромное растение на Третьей авеню. Праздник улицы там был. – Она вздохнула. – Как подумаю, что он лежал там и варился в кипятке. Не мои слова – по Пятому каналу сказал этот – как его? – ну тот, с новостями, так и сказал "варился". – Повернула белокурую головку – прическа волосок к волоску. – Ой! Случайно, он не был вашим другом или кем там еще?
– Нет, не был, – улыбнулась Кэй, застегивая пуговку.
– Бедняга...
Фелис отправилась в прихожую, расположилась там и стала умывать лапкой мордочку.
– А я была знакома с Наоми Сингер, – сказала Вайда, рассматривая надломленный ноготь.
Кэй застегнула пуговку, искоса взглянула на Вайду.
– Мы вместе ходили в Еврейский центр на Лексингтон, – сказала Вайда. – Пару раз. Там курсы насчет того, как отбиваться, если нападут. Вы там были?
– Да. Несколько раз на концерте. Слушала музыку.
– У них деятельность на все случаи жизни. Еврейский – это только так, а вообще все ходят, кто хочет.
– Она, должно быть, была несчастна, – сказала Кэй.
– Да вроде нет. По ней, бывало, и не скажешь. Впрочем, у несчастных как раз ничего и не поймешь. Живая такая была. Конечно, внешне. На вас похожа, между прочим. Темные волосы, овал лица такой же. Однако не такая красивая, как вы. Нет! Вы и ростом повыше. "Я из Б-а-а-а-с-тона". Это она про себя. А вы откуда?
– Из Уичиты.
– А я отовсюду, – сказала Вайда. – Мой папашка генерал-майор ВВС.
Застегнув пуговку, Кэй спросила:
– В "Таймсе" не сообщалось, что было в записке?
– В "Посте" было, но вкратце, – сказала Вайда. – Депрессия у нее была. Буквально на любую тему. Окружающая среда, расизм... Что еще? Ах, да – ядерное оружие. Был у нее какой-то чувак в Бостоне. Она с ним, правда, порвала. Написала и о нем – упомянула. – Вайда вздохнула. – Дмитрий тогда чуть концы не отдал.
– Что вы хотите этим сказать?
– Она чуть было его не прихлопнула, – объяснила Вайда. – Он в тот момент начищал эти... как их? Ну медные палки, которыми крепится навес этот, крыльцо что ли... Тогда он был портье, а Рафаэль – хозяйственник... Она шмякнулась буквально рядом с ним. Вообразите – он весь в крови... Неделю целую приходил в себя в Диснейленде. Жену и ребятенка тоже с ним отправили. Все расходы оплатили.
– И то хорошо, – заметила Кэй, застегнув еще одну пуговку.
– Повезло! Они тут не особенно раскошеливаются. Да и черт с ними, лишь бы этот "падеж людей" прекратился. Ну кто, скажите, сюда поедет? – Она покачала головой, вздохнула. – "Небоскреб ужасов"... Спятить можно! Я прямо чувствую себя, как Джеми Ли в фильме Кертиса.
Кэй застегнула самую верхнюю пуговицу.
– О'кей, Джеми Ли, – сказала она, делая шаг назад, – привет губернатору! Вы его, уверена, сразите наповал и сразу.
На столе в швейцарской среди прочей корреспонденции, полученной для жильцов, лежал пакет и для нее, в элегантной упаковке. На наклейке каллиграфическим почерком: "Викториана, Ист-Сайд, Восемьдесят девятая улица". Посылка – величиной с коробку из-под туфель, довольно тяжелая. Art Nouveau – еще одна изящная наклейка. Она гадала – кто же это, что там? – пока поднималась в лифте с типом с козлиной бородкой до двенадцатого, дальше с японской парочкой до шестнадцатого.
Вопрос "Кто?" разрешился сразу же, как только прочитала послание. Норман и Джун. Почерк Нормана – крупный и круглый. На веленовом листке, с эмблемой "Диадемы" написано: "Ясного неба, ярких звезд, удачи во всем. Любим тебя. Норман и Джун".
"Что?" оказалось внутри упаковки из двух слоев темно-синей бумаги, свернутой в трубку и обмотанной клейкой лентой. Телескоп, старинный, из латуни. Две выдвижные секции – полметра в длину, если раздвинуть. "Либерти Белл", Синклер, 1893 год – это клеймо.
Ощутив себя Ахавом, она сразу же приступила к обзору местности. Вверх по реке буксир тащит баржу, вниз – белая яхточка скользит. По мосту Триборо катятся автомашины. Окна небоскребов... Хм-м!.. Оказывается, не одна она такая – у некоторых, перед окнами, тоже телескопы, только на треногах.
Долго она так стояла. Фелис, конечно, сразу на подоконник и стала тереться о коленки... Мурлыкает.
С Рокси и Флетчером съездила на блошиный рынок в районе Двадцать шестой улицы. Купила пару оловянных подсвечников. В "Энни-холле" и "Манхэттене", китайском ресторанчике, – такие же.
Читала вполне приличную рукопись. В парикмахерской постриглась и слегка изменила оттенок волос. Во "Временах года" обедала с Флоренс Лири Уинтроп. На том месте, где в прошлый раз сидел Шир, – обедал какой-то мужчина.
Потом принимала участие в производственном совещании.
Домашний день пришелся на среду. Было грустно и моросило. Парк стал совершенно бурым. Озеро лежало огромным оловянным блюдом. Дождь сыпал на шиферные башенки Еврейского музея, на потемневший сад, на крыши соседних старинных зданий из песчаника. В такой день приятно сидеть дома, даже если приходится утюжить рукопись Флоренс – странички испещрены стрелочками, пометками, сделанными ее причудливым почерком.
А стирку затеять и вовсе подходящее занятие, подумала она, прочитав, как Сусанна, прежде чем бросить куртку Дерека в стиральную машину, оттирала засохшие пятна крови. В такой день стиральные автоматы в домовой прачечной все свободны. На часах – 3.25. Пусть Сусанна достирывает и не беспокоится. Взяла корзину, набитую грязным бельем из кладовки. Вошла Фелис. Стояла и смотрела, что это хозяйка еще придумала, что это она делает. Кухонные полотенца, банные, всякие мелочи – все в корзину. Сверху – коробку "Тайда". Из кружки с мордашкой Микки Мауса достала монетки, 25 центов каждая, для стиральной машины.
Когда она вошла в прачечную – сплошь белый кафель, – прижимая к себе корзину с бельем и пачкой стирального порошка, Пит – как его? – с рыжевато-каштановой шевелюрой обернулся. Он стоял рядом с сушильным автоматом, напротив входной двери, и смотрел на нее.
– Привет, – сказала она. Подошла к краю прилавка у свободного стирального автомата, водрузила корзину... Соседний автомат работал – горели красные лампочки, слышалось гудение, какое-то жужжание. Рядом – бельевая корзина, но пустая.
– Привет, – сказал он. Голос отразился от кафеля. – Как поживаете?
– Отлично, – ответила она, пожалев, что не привела себя в порядок. Сколько ему? Двадцать семь? Н-да... – А вы?
– Неплохо, – сказал Пит... Хендерсон... – Ну как, устроились окончательно?
– Более-менее. – Она улыбнулась в ответ на его сногсшибательную улыбку.
Одет в зеленую футболку, конечно, в джинсах. Она повернулась к стиральным машинам, подняла крышки бункеров. Вынула фильтры. – Классное оборудование! В этом доме все по последнему слову науки и техники.
– Сначала собирались продавать квартиры, потом передумали, – заметил он, повернувшись к сушилке.
– Тогда мне крупно повезло, – сказала она.
– Мне тоже.
Поставив коробку с порошком рядом с корзиной, начала вынимать вещи. Цветное – к цветному, белое – к белому.
– Почему передумали?
– Спрос упал... – Не понимаю, для чего же тогда делали такие капиталовложения. А вы знаете, кто владелец дома?
– Понятия не имею. Знаю, что чеки об оплате направляются к Макивой-Кортез. – Вдох-выдох. В помещении, выложенном плиткой, получилось достаточно громко. – Веселенькое начало у вашего новоселья.
– И не говорите...
– Репортеры просто озверели. Нормальные с виду люди, но такого понакрутили. Налетели, как акулы. Просто сериал какой-то в духе Джеймса Бонда.
– Он хотел книгу написать о телевидении, – сказала она, положив пару джинсов к цветному. – О том, какие возможности у телевидения и каким образом оно влияет на нашу жизнь. Думаю, написал бы и об акульих замашках.
– Вы были знакомы? – спросил он, обернувшись.
Она, стараясь отцепить носовой платок от пуговицы батника, ответила:
– Шапочно! Нас только накануне познакомили.
– Тема действительно интересная, – сказал он. – Я, например, вырос не отходя от ящика, как говорится. Теперь предпочитаю видак. Кстати, он, наверно, собирался и об этом писать? Видеоаппаратура и все такое.
– Думаю, да, – ответила она. – В детали не вдавался. Да и беседовали мы всего минуту, может, две. Так, в общих чертах...
– Вам, думаю, было бы интересно с ним общаться, – сказал он.
– Безусловно, – заметила она. – Даже очень, – добавила, кидая батник в одну машину, а носовой платок – в другую.
– Пару раз перекинулся с ним общими фразами. О погоде... Знаете, где встречи в основном происходят – в лифте. Зато его книгу о компьютерах прочитал внимательно.
– Я тоже, – сказала она, оборачиваясь. – Ну и как она вам, его книга?
Он помолчал. Нахмурился.
– В общем, ничего. Написана профессионально, но почему-то раздражала, когда читал. – Он взглянул на нее. – Я сам компьютерщик. Вот такие дела! Не вижу причин, чтобы заходиться по этому поводу. Машины есть машины. Обработка данных, причем быстро. Вот и все. А его книга – клиника. Паранойя, я бы сказал.
– Скажете тоже! Какой же он параноик? В этой технике определенная опасность безусловно есть.
– Не знаю, но, по-моему, у него в этом плане перебор.
Она повернулась к машине. Достала из корзины постельное белье – желтое в цветочек. Загрузила в бункер с белым.
– Вы где работаете? – спросила она.
– Я свободный художник, если угодно. Консультирую разные компании, большей частью финансовые. Пишу игры, которые неплохо реализуются на рынке. – Захлопнул дверцу сушильного аппарата. – А вы?
– Я редактор, – ответила она. – Работаю в издательстве "Диадема".
– Пожевать не хотите? Сладости, например? – Идя автомату в дальнем углу помещения, оглянулся через плечо.
– Нет, благодарю вас, – она улыбнулась. Повернувшись к корзине, достала кухонные полотенца, разные салфетки.
Бросил в автомат монетку. Раздался щелчок.
– Тут и для кошки кое-что найдется. Это, чтобы вы знали.
– Чудесно. Не знала, – сказала она, открывая коробку "Тайда".
– И собачкам. Но вот для попугаев нет ничего. Хотя бы зернышко. – Машина клацнула, что-то выпало из автомата в лунку.
Она сыпала порошок сверху на цветное белье, потом оглянулась. Он подходил к ней, на ходу отрывая край от пакета.
Улыбаясь, сказал:
– На днях видел, как вы покупали у Мэрфи кошачьи подстилки. А если точнее, в субботу утром.
– О-о-о-о, – протянула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Так!.. Ну и что думают?
– Предлагаю, и, кстати, все меня поддерживают – необходимо срочно кого-то кинуть на это дело, чтобы повлиять на общественное мнение.
– Зачем это? – спросил он, щелкая кнопками на пульте. – Пресс-конференция и все такое? Так это только подольет масла в огонь.
– Нет-нет, ни в коем случае! Наоборот... Нужно немедленно переключить внимание средств массовой информации на что-то другое, чтобы сбить накал.
– Мысль... – сказал он, привстав. – А как это можно сделать? Есть что-нибудь?
– Есть пара кандидатур. Зарабатывают ломовые бабки, а налоги не платят. Думаю, сможем натравить на них налоговую инспекцию.
– Гениально, Эдга! Инспекцию надо вздрючить, – сказал он. – Господи, в каком обществе мы живем!
– Да, я рад, что ты – за.
– А как же! Ну ладно, хоп! – Он положил трубку на рычаг. Улыбнулся. Выключил телевизор. Резко отбросив одеяло, встал на пол.
Подойдя к окну, сдвинул раму влево. Вдохнул полной грудью свежий воздух. Поднимаясь на носки, задержал дыхание и, выдыхая, начал колотить себя в грудь кулаками.
Ну и, конечно, позвонил Алекс.
– Как услышал в новостях, так дар речи потерял. Слушай, а ты его знала?
– Нет, – ответила она.
– В твоем доме полный комплект – и самоубийств, и перебор с кокаи...
– Работаю я, Алекс, – оборвала она его.
– Пардон! Решил отметиться и узнать, как ты, что делаешь.
– Я – прекрасно, – сказала она, – связки чеснока висят на окнах и распятия под рукой...
– Не понял.
– Проехали.
Рокси тоже позвонила:
– Господи, какая жалость...
И ее "выключила" довольно быстро:
– Знак судьбы. У него было все не так, как у всех.
Вайда Трависано пожаловала собственной персоной, позвонив в дверь. Вошла "вся из себя" – мейкап, благоухающая, бледно-розовый маникюр. Туалет совершенно потрясающий – цвета слоновой кости атласное платье с искусной вышивкой. Застежка на спине – "бранденбуры": петли и пуговки, величиной с горошину, из атласа. Невозможная застежка! Уже сломала ноготь... Она теребила ворот – платье застегнуто наполовину.
Она попросила Вайду пройти на кухню – включила флюоресцентную подсветку. Склонившись, стала просовывать горошины-пуговки в узкие петли. Вайда стояла, обозревая ногти. Фелис обнюхала Вайдины ноги в чулках. Та похлопала кошку по спине тыльной стороной ладони. Фелис, выгнув спину дугой, продолжила рыбное пиршество.
– Изящная вышивка... Индия?
– Китай. Ах ты, черт! У вас есть маникюрный клей?
– К сожалению, нет! – Застегнула пуговку. – Куда вы сегодня?
– В "Плазу". Там ужин. Прием, в общем. Одно плохо – всяких речей до черта! Губернатор пожалует. Ужасно, правда? Это я про Шира. Разговаривала с ним один раз в лифте. Несколько месяцев назад. Представляете: купил какое-то огромное растение на Третьей авеню. Праздник улицы там был. – Она вздохнула. – Как подумаю, что он лежал там и варился в кипятке. Не мои слова – по Пятому каналу сказал этот – как его? – ну тот, с новостями, так и сказал "варился". – Повернула белокурую головку – прическа волосок к волоску. – Ой! Случайно, он не был вашим другом или кем там еще?
– Нет, не был, – улыбнулась Кэй, застегивая пуговку.
– Бедняга...
Фелис отправилась в прихожую, расположилась там и стала умывать лапкой мордочку.
– А я была знакома с Наоми Сингер, – сказала Вайда, рассматривая надломленный ноготь.
Кэй застегнула пуговку, искоса взглянула на Вайду.
– Мы вместе ходили в Еврейский центр на Лексингтон, – сказала Вайда. – Пару раз. Там курсы насчет того, как отбиваться, если нападут. Вы там были?
– Да. Несколько раз на концерте. Слушала музыку.
– У них деятельность на все случаи жизни. Еврейский – это только так, а вообще все ходят, кто хочет.
– Она, должно быть, была несчастна, – сказала Кэй.
– Да вроде нет. По ней, бывало, и не скажешь. Впрочем, у несчастных как раз ничего и не поймешь. Живая такая была. Конечно, внешне. На вас похожа, между прочим. Темные волосы, овал лица такой же. Однако не такая красивая, как вы. Нет! Вы и ростом повыше. "Я из Б-а-а-а-с-тона". Это она про себя. А вы откуда?
– Из Уичиты.
– А я отовсюду, – сказала Вайда. – Мой папашка генерал-майор ВВС.
Застегнув пуговку, Кэй спросила:
– В "Таймсе" не сообщалось, что было в записке?
– В "Посте" было, но вкратце, – сказала Вайда. – Депрессия у нее была. Буквально на любую тему. Окружающая среда, расизм... Что еще? Ах, да – ядерное оружие. Был у нее какой-то чувак в Бостоне. Она с ним, правда, порвала. Написала и о нем – упомянула. – Вайда вздохнула. – Дмитрий тогда чуть концы не отдал.
– Что вы хотите этим сказать?
– Она чуть было его не прихлопнула, – объяснила Вайда. – Он в тот момент начищал эти... как их? Ну медные палки, которыми крепится навес этот, крыльцо что ли... Тогда он был портье, а Рафаэль – хозяйственник... Она шмякнулась буквально рядом с ним. Вообразите – он весь в крови... Неделю целую приходил в себя в Диснейленде. Жену и ребятенка тоже с ним отправили. Все расходы оплатили.
– И то хорошо, – заметила Кэй, застегнув еще одну пуговку.
– Повезло! Они тут не особенно раскошеливаются. Да и черт с ними, лишь бы этот "падеж людей" прекратился. Ну кто, скажите, сюда поедет? – Она покачала головой, вздохнула. – "Небоскреб ужасов"... Спятить можно! Я прямо чувствую себя, как Джеми Ли в фильме Кертиса.
Кэй застегнула самую верхнюю пуговицу.
– О'кей, Джеми Ли, – сказала она, делая шаг назад, – привет губернатору! Вы его, уверена, сразите наповал и сразу.
На столе в швейцарской среди прочей корреспонденции, полученной для жильцов, лежал пакет и для нее, в элегантной упаковке. На наклейке каллиграфическим почерком: "Викториана, Ист-Сайд, Восемьдесят девятая улица". Посылка – величиной с коробку из-под туфель, довольно тяжелая. Art Nouveau – еще одна изящная наклейка. Она гадала – кто же это, что там? – пока поднималась в лифте с типом с козлиной бородкой до двенадцатого, дальше с японской парочкой до шестнадцатого.
Вопрос "Кто?" разрешился сразу же, как только прочитала послание. Норман и Джун. Почерк Нормана – крупный и круглый. На веленовом листке, с эмблемой "Диадемы" написано: "Ясного неба, ярких звезд, удачи во всем. Любим тебя. Норман и Джун".
"Что?" оказалось внутри упаковки из двух слоев темно-синей бумаги, свернутой в трубку и обмотанной клейкой лентой. Телескоп, старинный, из латуни. Две выдвижные секции – полметра в длину, если раздвинуть. "Либерти Белл", Синклер, 1893 год – это клеймо.
Ощутив себя Ахавом, она сразу же приступила к обзору местности. Вверх по реке буксир тащит баржу, вниз – белая яхточка скользит. По мосту Триборо катятся автомашины. Окна небоскребов... Хм-м!.. Оказывается, не одна она такая – у некоторых, перед окнами, тоже телескопы, только на треногах.
Долго она так стояла. Фелис, конечно, сразу на подоконник и стала тереться о коленки... Мурлыкает.
С Рокси и Флетчером съездила на блошиный рынок в районе Двадцать шестой улицы. Купила пару оловянных подсвечников. В "Энни-холле" и "Манхэттене", китайском ресторанчике, – такие же.
Читала вполне приличную рукопись. В парикмахерской постриглась и слегка изменила оттенок волос. Во "Временах года" обедала с Флоренс Лири Уинтроп. На том месте, где в прошлый раз сидел Шир, – обедал какой-то мужчина.
Потом принимала участие в производственном совещании.
Домашний день пришелся на среду. Было грустно и моросило. Парк стал совершенно бурым. Озеро лежало огромным оловянным блюдом. Дождь сыпал на шиферные башенки Еврейского музея, на потемневший сад, на крыши соседних старинных зданий из песчаника. В такой день приятно сидеть дома, даже если приходится утюжить рукопись Флоренс – странички испещрены стрелочками, пометками, сделанными ее причудливым почерком.
А стирку затеять и вовсе подходящее занятие, подумала она, прочитав, как Сусанна, прежде чем бросить куртку Дерека в стиральную машину, оттирала засохшие пятна крови. В такой день стиральные автоматы в домовой прачечной все свободны. На часах – 3.25. Пусть Сусанна достирывает и не беспокоится. Взяла корзину, набитую грязным бельем из кладовки. Вошла Фелис. Стояла и смотрела, что это хозяйка еще придумала, что это она делает. Кухонные полотенца, банные, всякие мелочи – все в корзину. Сверху – коробку "Тайда". Из кружки с мордашкой Микки Мауса достала монетки, 25 центов каждая, для стиральной машины.
Когда она вошла в прачечную – сплошь белый кафель, – прижимая к себе корзину с бельем и пачкой стирального порошка, Пит – как его? – с рыжевато-каштановой шевелюрой обернулся. Он стоял рядом с сушильным автоматом, напротив входной двери, и смотрел на нее.
– Привет, – сказала она. Подошла к краю прилавка у свободного стирального автомата, водрузила корзину... Соседний автомат работал – горели красные лампочки, слышалось гудение, какое-то жужжание. Рядом – бельевая корзина, но пустая.
– Привет, – сказал он. Голос отразился от кафеля. – Как поживаете?
– Отлично, – ответила она, пожалев, что не привела себя в порядок. Сколько ему? Двадцать семь? Н-да... – А вы?
– Неплохо, – сказал Пит... Хендерсон... – Ну как, устроились окончательно?
– Более-менее. – Она улыбнулась в ответ на его сногсшибательную улыбку.
Одет в зеленую футболку, конечно, в джинсах. Она повернулась к стиральным машинам, подняла крышки бункеров. Вынула фильтры. – Классное оборудование! В этом доме все по последнему слову науки и техники.
– Сначала собирались продавать квартиры, потом передумали, – заметил он, повернувшись к сушилке.
– Тогда мне крупно повезло, – сказала она.
– Мне тоже.
Поставив коробку с порошком рядом с корзиной, начала вынимать вещи. Цветное – к цветному, белое – к белому.
– Почему передумали?
– Спрос упал... – Не понимаю, для чего же тогда делали такие капиталовложения. А вы знаете, кто владелец дома?
– Понятия не имею. Знаю, что чеки об оплате направляются к Макивой-Кортез. – Вдох-выдох. В помещении, выложенном плиткой, получилось достаточно громко. – Веселенькое начало у вашего новоселья.
– И не говорите...
– Репортеры просто озверели. Нормальные с виду люди, но такого понакрутили. Налетели, как акулы. Просто сериал какой-то в духе Джеймса Бонда.
– Он хотел книгу написать о телевидении, – сказала она, положив пару джинсов к цветному. – О том, какие возможности у телевидения и каким образом оно влияет на нашу жизнь. Думаю, написал бы и об акульих замашках.
– Вы были знакомы? – спросил он, обернувшись.
Она, стараясь отцепить носовой платок от пуговицы батника, ответила:
– Шапочно! Нас только накануне познакомили.
– Тема действительно интересная, – сказал он. – Я, например, вырос не отходя от ящика, как говорится. Теперь предпочитаю видак. Кстати, он, наверно, собирался и об этом писать? Видеоаппаратура и все такое.
– Думаю, да, – ответила она. – В детали не вдавался. Да и беседовали мы всего минуту, может, две. Так, в общих чертах...
– Вам, думаю, было бы интересно с ним общаться, – сказал он.
– Безусловно, – заметила она. – Даже очень, – добавила, кидая батник в одну машину, а носовой платок – в другую.
– Пару раз перекинулся с ним общими фразами. О погоде... Знаете, где встречи в основном происходят – в лифте. Зато его книгу о компьютерах прочитал внимательно.
– Я тоже, – сказала она, оборачиваясь. – Ну и как она вам, его книга?
Он помолчал. Нахмурился.
– В общем, ничего. Написана профессионально, но почему-то раздражала, когда читал. – Он взглянул на нее. – Я сам компьютерщик. Вот такие дела! Не вижу причин, чтобы заходиться по этому поводу. Машины есть машины. Обработка данных, причем быстро. Вот и все. А его книга – клиника. Паранойя, я бы сказал.
– Скажете тоже! Какой же он параноик? В этой технике определенная опасность безусловно есть.
– Не знаю, но, по-моему, у него в этом плане перебор.
Она повернулась к машине. Достала из корзины постельное белье – желтое в цветочек. Загрузила в бункер с белым.
– Вы где работаете? – спросила она.
– Я свободный художник, если угодно. Консультирую разные компании, большей частью финансовые. Пишу игры, которые неплохо реализуются на рынке. – Захлопнул дверцу сушильного аппарата. – А вы?
– Я редактор, – ответила она. – Работаю в издательстве "Диадема".
– Пожевать не хотите? Сладости, например? – Идя автомату в дальнем углу помещения, оглянулся через плечо.
– Нет, благодарю вас, – она улыбнулась. Повернувшись к корзине, достала кухонные полотенца, разные салфетки.
Бросил в автомат монетку. Раздался щелчок.
– Тут и для кошки кое-что найдется. Это, чтобы вы знали.
– Чудесно. Не знала, – сказала она, открывая коробку "Тайда".
– И собачкам. Но вот для попугаев нет ничего. Хотя бы зернышко. – Машина клацнула, что-то выпало из автомата в лунку.
Она сыпала порошок сверху на цветное белье, потом оглянулась. Он подходил к ней, на ходу отрывая край от пакета.
Улыбаясь, сказал:
– На днях видел, как вы покупали у Мэрфи кошачьи подстилки. А если точнее, в субботу утром.
– О-о-о-о, – протянула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25