– Садитесь, ведите непринужденную беседу.
Когда все пришедшие сели, в клубе опять сделалось тихо. Было слышно, как на задах деревни устало дорабатывает трактор и как гогочут гуси, устраиваясь на ночлег посередь главной улицы. Других звуков в деревне не было, и казалось, что за стенами клуба ничего нет: ни домов, ни огородов, ни солнца, что скатывалось на запад, оставляя на деревне свежий розовый след.
– Беседуйте, девушки, – в последний раз сказала Лида. – Вам, наверное, понравился вчерашний кинофильм?
Лида стояла в дверях, улыбалась, но она уже понимала, что надежды не оправдались: в клубе сегодня будет так же пусто, как и вчера. И действительно, прошло еще минут десять, а мимо Лиды проследовали только молодожены Сопрыкины. Держа друг друга за талию, они одним человеком поднялись на крыльцо, вежливо поздоровались, тем же манером прошагали в угол. Потом по клубной площади простучали острые каблучки, раздался нагловатый смех, зашуршал шелк, и в дверях показались Лялька Ступина и Маруська Шмелева. Первая была длинна, тонка, черномаза, вторая, наоборот, была сдобной и белесой, но обе были красивы.
Находясь на работе, Лида считала неправильным путать личные отношения со служебными, и потому она сделала несколько шагов навстречу пришедшим, хотя Лялька и Маруська, проходя мимо нее, отворотили гордые носы в сторону. А когда Лида тоже отвернулась от них, Лялька громко сказала:
– Подумаешь, культурная! Фря нечесаная!
Ступина, конечно, ожидала, что Лида начнет с ней ссориться, то есть кричать и отбиваться, но Лида только презрительно пожала плечами и улыбнулась снисходительной улыбкой. Тогда лицо Ляльки Стушгаой покрылось красными, злыми пятнами.
– Чего улыбаешься, чего улыбаешься? – громко закричала она. – Тебе правду говорят!
Лида и на этот раз не ответила, но повернулась и тихонечко пошла на Ляльку. Коренастая, широкоплечая, мускулистая, Лида была сильнее тонкой Ляльки. Шла она по клубу тяжело и медленно, выпуклый тугой подбородок у нее был задран и шершав, как пятка, а глаза прищурены, и когда Лида остановилась в трех шагах от Ляльки, Лялька попятилась и даже чуточку побледнела.
– Подумаешь, вырядилась в тюлевые чулки! – прошептала она, опуская глаза. – Слова ей сказать нельзя…
Лида тяжело молчала, но мелкими, сонными шагами все еще приближалась к Ляльке Ступиной, и на ее голых руках мускулы подрагивали и блестели от пота. Поэтому Лялька опять сделала несколько шагов назад.
– Ну! – тихо сказала Лида, – Будешь еще нарушать порядок в культурном учреждении?
Примолкнув, смутившись, Лялька Ступина и Маруська Шмелева осторожно вышли из клуба, а Лида опять вернулась на крыльцо, чтобы посмотреть на улицу.
Деревня оживала, веселела. Уже десять-пятнадцать мальчишек носились на велосипедах, на скамейках сидели старики и старухи: шли, переодевшись во все праздничное, доярки, и стояли, подперев телеграфные столбы спинами, парни-механизаторы. Да, была уже полна народом длинная деревенская улица, но никто не двигался в сторону клуба, никто не спешил свернуть с дороги на клубную площадь.
«Беда прямо!» – вздохнув, подумала Лида и уже было собралась вернуться в клуб, как заметила возле сельповского магазина группку студентов. Они двигались в сторону клуба, хотя еще было не ясно, повернут ли к площади, но вот студенты перешли на левую сторону дороги, и Лида окончательно поняла, что они идут именно к клубу.
Взволнованная, Лида быстро прошла в помещение, встав перед зеркалом, еще раз припудрила нос, движением плеч поправила на своих каменных грудях бюстгальтер и с улыбкой вернулась на крыльцо. Мало того, что за студентами шагали доярки и механизаторы, вслед бежали еще мальчишки и подростки-девчата. Увидев это, Лида почувствовала, как у нее сильно забилось сердце, а щеки сделались жаркими. «Сбываются мечты!» – счастливо подумала она, а сама жадно смотрела, как студенты одеты, как держатся, как улыбаются, так как преподавательница Галина Захаровна настойчиво советовала своим ученикам учиться у представителей лучшей части сельской интеллигенции.
Студенты были одеты просто, но модно. На парнях, например, были черные брюки и синтетические рубашки с галстуками, на девушках – мини-юбки рискованной длины. «Слишком коротко!» – подумала Лида, чувствуя, что ее мускулистые колени на сантиметр прикрыты легкой материей, а у студенток выше колена проступал еще порядочный кусок ноги.
– Прошу в клуб, долгожданные гости! – чуточку слишком громко пригласила Лида.
Войдя в клуб, студенты оглядывали низкие стены, сцену с потертым бархатным занавесом, маленькие окошки, скрипучий пол и бревенчатый потолок. Лица у них сделались грустными; они удивленно смотрели друг на друга, потом сын директора средней школы Владимир Садовский сказал громко:
– Ребята, а здорово мы выросли! Можно достать рукой до потолка.
В клубе заскрипели и загрохотали скамейки, воспользовавшись кутерьмой, завизжали и захулиганили пробравшиеся в помещение мальчишки. Сделалось весело. Лида раздвинула потертый бархатный занавес, включила две трехсотсвечовые лампы, открыла крышку блестящей радиолы. А Владимир Садовский быстро подошел к сцене, смеясь, протянул руку Лиде, и так как сцена доставала ему только до пояса, пожимая ее пальцы, близко заглянул Лиде в лицо. У него были короткие пропадающие брови, впалые щеки и добрые деревенские губы.
– Вот вы какая! – громко сказал Садовский и крепко сжал Лидины пальцы. – Нам много рассказывали о вас… Володя.
Лида покраснела. Наступал тот миг, тот перелом в жизни Лиды, которого она давно ждала и который предчувствовала: водь она знала, что терпение, труд, настойчивость и воля помогут ей побороть трудности. Внутренне ликуя, гордясь тем, что самый видный студент слышал о ней и на виду у всех пожимает руку, Лида осторожно отняла у него пальцы, поблагодарила сдержанным кивком и отошла в глубь сцены, чтобы видеть весь зал.
– Танцы начинаются! – звучно прокричала Лида и начала раскачиваться из стороны в сторону, так как первым танцем всегда назначала вальс. – Внимание, внимание! Начинаются, начинаются танцы!
Подражая любимой преподавательнице Галине Захаровне, Лида раскинула изгибающиеся руки, склонив голову на плечо, сделала мечтательные глаза и поплыла-поплыла, вся изгибаясь, млея, торжествуя. Сделав круг по маленькой сцене, она снова оборотилась к залу лицом, округлив рот, мелодекламационным голосом провинциального конферансье звучно прочла:
Плавный медленный вальс,
Он всегда нас чарует,
Хорошо в этот вечер под вальс помечтать.
Наша бальная музыка ликует,
И во всех уголках вальс зовет танцевать!
Читая с завыванием стихи, Лида кругами приближалась к радиоле, заранее все рассчитав, последнюю строчку прочла в тот момент, когда правой рукой опускала иглу на пластинку. Последнее слово стихов слилось с вальсом Штрауса, и Лида закружилась в обратную сторону под музыку.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Объявляя вальс, кружась, читая стихи и включая радиолу, Лида не выпускала из поля зрения гостей-студентов; наблюдая за ними, она увидела, что в тот момент, когда она начала кружиться и читать стихи, студенты замолкли, обернулись к Лиде, а когда она вернулась на край сцены, самый видный из студентов Владимир Садовский улыбнулся ей.
– Танцуем, танцуем, друзья! – напевала Лида. – Вальс, вальс, вальс!
Зал был полон танцующими, сидели только те, кто никогда не танцевал. Торжествующая Лида продолжала сладко кружиться по сцене – короткое модное платье развевалось, открывая кружево шелковой комбинации. На сцене Лида казалась высокой, стройной, ажурные чулки переливались.
– Танцуем, танцуем, друзья!
В центре клуб был освещен хорошо, но в углах таились полутени, мелькали по стенам силуэты танцующих. В дальнем углу, у стеллажей, сидел Витька-тракторист, сложив руки на груди, исподлобья смотрел на кружащуюся Лиду. Зубы у Витьки были стиснуты, левая бровь задрана на лоб, а голова втянута в плечи.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Когда вальс кончился и по залу пронесся оживленный шумок, Лида сняла адаптер с пластинки, положив на диск следующую, вернулась на край сцены. Она теперь не кружилась, руки чинно прижимала к бедрам, улыбалась сдержанно.
– Демократический фокстрот! – прокричала Лида. – Юноши приглашают девушек, девушки – юношей!
Сдержанная, суховатая, именно такая, какой полагается быть при объявлении «Демократического фокстрота», Лида выпрямилась, прижав руки к бедрам, поднимаясь на цыпочки, раздельно, четко произнесла:
Легким шагом, легким поворотом
Вы блеснете во всей красе!
Называется этот танец фокстротом,
И танцуют, конечно, все!
Еще продолжая читать, она пятилась, не повернувшись к радиоле, заведенной назад рукой поставила иглу на пластинку. Подражая Галине Захаровне, Лида спрыгнула со сцены, прошла дробной походкой по залу. Она за руку подняла со скамейки робкую девушку, ободряюще смеясь, подвела ее к дверям, где переминались с ноги на ногу два лохматых парня. Второго парня Лида, наоборот, увела к сидящей девушке.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Никогда еще в клубе не было таких веселых, шумных танцев, никогда не танцевал фокстрот весь зал. Определенно, сегодня был такой вечер, после которого в жизни Лиды все изменится. Она выведет клуб в число передовых, будет пользоваться в деревне большим уважением и, наконец, напишет благодарственное письмо Галине Захаровне.
Хороший, славный был вечер!
После фокстрота Лида снова поднялась на сцену. Теперь жесты у нее были плавные, спокойные, двигалась она коротким, скользящим шажком. Набрав в легкие побольше воздуху, она плавным, напевным голосом продекламировала:
Девушки, смело вокруг вы взгляните
И партнера себе изберите.
Ваша очередь приглашать,
Будем белое танго сейчас танцевать!
Лида плавно взмахивала руками, покачиваясь, глаза были томно закрыты, на лице стыло сладкое упоительное выражение, грудь высоко вздымалась. «Это ажурные чулки принесли мне счастье!» – думала она, все покачиваясь, сладко улыбаясь, по-лебединому изгибая растопыренные руки.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Когда кончилось танго, к сцене подошел веселый студент Владимир Садовский, оживленно окликнул Лиду. Он очень нравился ей, поэтому Лида охотно наклонилась к нему, улыбаясь, спросила:
– Будете делать заказ?
У Владимира Садовского было матовое загорелое лицо, глаза постоянно смеялись, верхняя пухлая губа забавно висела над нижней.
– Дорогое начальство, – шутливо сказал Садовский, – а что вы скажете насчет чарльстона?
Лидл выпрямилась, внутренне охнув, победно свела брови на переносице. Поистине сегодня был счастливый, радостный день! Мало того, что клуб был полон, что танцевали сразу тридцать две пары, Владимир Садовский еще заказывал чарльстон. Лида сделала два крупных шага назад, задрав подбородок, на секунду зажмурилась – перед глазами, точно живая, встала Галина Захаровна. Мысленно благодаря преподавательницу, подражая ей, Лида сделала три шага вперед, по-крестьянски широко расставив ноги, звучно, наставительно прочла:
Вот так всегда, в любой сезон,
Заказывают нам чарльстон!
Чарльстон – минувшей моды стон,
Пусть будет не в обиде он:
Станцуем лучше вальс-бостон!
Прочитав эти стихи, Лида торжествующе улыбнулась и снисходительно поглядела на Владимира Садовского. Лицо студента удивленно вытянулось, затем он склонил голову. Еще немного постояв возле сцены, Владимир Садовский осторожно повернулся и пошел к другим студентам, которые тоже отчего-то смотрели в пол.
В зале стояла тишина. Куда-то исчез тракторист Витька Вдовин, не смеялись на боковых скамейках девчата, парни глядели на Лиду напряженно, тяжело. И только колхозный сторож дядя Ваня восторженно крутил головой, на лице у него было написано: «Ай, Лидия Васильевна, ай, молодец!»
Включив пластинку с вальсом-бостоном, Лида оживленно спрыгнула со сцены, кружась и приседая, пролетела по залу, остановившись возле Владимира Садовского, грациозно, как учила Галина Захаровна, шаркнула ногой, согнула стан.
– Разрешите пригласить!
Садовский поднял на Лиду глаза, усмехнувшись уголками губ, встал. Он оказался на две головы выше ее, но Лида решительно взяла его за руки.
Тогда Садовский приглушенно засмеялся, оглянувшись на друзей-студентов, плавно закружил Лиду.
– Танцуем, танцуем, друзья! – лихо выкрикнула она.
Пели концертные скрипки, ухали на сгибах такта медные тарелки, подвывал саксофон; вальс-бостон переполнял клуб, вытекал из окон, медленно сочился по притихшей деревенской улице. Над Яей млели рясные сенокосные звезды, луна висела над двухэтажной школой церковным колоколом. Упоительно, словно в лад с вальсом, квакали в болотце лягушки.
3
Утром над веселой деревенькой Яей веером топорщились солнечные лучи, над рекой они хороводились снопами, а над болотами ходило-похаживало само солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Когда все пришедшие сели, в клубе опять сделалось тихо. Было слышно, как на задах деревни устало дорабатывает трактор и как гогочут гуси, устраиваясь на ночлег посередь главной улицы. Других звуков в деревне не было, и казалось, что за стенами клуба ничего нет: ни домов, ни огородов, ни солнца, что скатывалось на запад, оставляя на деревне свежий розовый след.
– Беседуйте, девушки, – в последний раз сказала Лида. – Вам, наверное, понравился вчерашний кинофильм?
Лида стояла в дверях, улыбалась, но она уже понимала, что надежды не оправдались: в клубе сегодня будет так же пусто, как и вчера. И действительно, прошло еще минут десять, а мимо Лиды проследовали только молодожены Сопрыкины. Держа друг друга за талию, они одним человеком поднялись на крыльцо, вежливо поздоровались, тем же манером прошагали в угол. Потом по клубной площади простучали острые каблучки, раздался нагловатый смех, зашуршал шелк, и в дверях показались Лялька Ступина и Маруська Шмелева. Первая была длинна, тонка, черномаза, вторая, наоборот, была сдобной и белесой, но обе были красивы.
Находясь на работе, Лида считала неправильным путать личные отношения со служебными, и потому она сделала несколько шагов навстречу пришедшим, хотя Лялька и Маруська, проходя мимо нее, отворотили гордые носы в сторону. А когда Лида тоже отвернулась от них, Лялька громко сказала:
– Подумаешь, культурная! Фря нечесаная!
Ступина, конечно, ожидала, что Лида начнет с ней ссориться, то есть кричать и отбиваться, но Лида только презрительно пожала плечами и улыбнулась снисходительной улыбкой. Тогда лицо Ляльки Стушгаой покрылось красными, злыми пятнами.
– Чего улыбаешься, чего улыбаешься? – громко закричала она. – Тебе правду говорят!
Лида и на этот раз не ответила, но повернулась и тихонечко пошла на Ляльку. Коренастая, широкоплечая, мускулистая, Лида была сильнее тонкой Ляльки. Шла она по клубу тяжело и медленно, выпуклый тугой подбородок у нее был задран и шершав, как пятка, а глаза прищурены, и когда Лида остановилась в трех шагах от Ляльки, Лялька попятилась и даже чуточку побледнела.
– Подумаешь, вырядилась в тюлевые чулки! – прошептала она, опуская глаза. – Слова ей сказать нельзя…
Лида тяжело молчала, но мелкими, сонными шагами все еще приближалась к Ляльке Ступиной, и на ее голых руках мускулы подрагивали и блестели от пота. Поэтому Лялька опять сделала несколько шагов назад.
– Ну! – тихо сказала Лида, – Будешь еще нарушать порядок в культурном учреждении?
Примолкнув, смутившись, Лялька Ступина и Маруська Шмелева осторожно вышли из клуба, а Лида опять вернулась на крыльцо, чтобы посмотреть на улицу.
Деревня оживала, веселела. Уже десять-пятнадцать мальчишек носились на велосипедах, на скамейках сидели старики и старухи: шли, переодевшись во все праздничное, доярки, и стояли, подперев телеграфные столбы спинами, парни-механизаторы. Да, была уже полна народом длинная деревенская улица, но никто не двигался в сторону клуба, никто не спешил свернуть с дороги на клубную площадь.
«Беда прямо!» – вздохнув, подумала Лида и уже было собралась вернуться в клуб, как заметила возле сельповского магазина группку студентов. Они двигались в сторону клуба, хотя еще было не ясно, повернут ли к площади, но вот студенты перешли на левую сторону дороги, и Лида окончательно поняла, что они идут именно к клубу.
Взволнованная, Лида быстро прошла в помещение, встав перед зеркалом, еще раз припудрила нос, движением плеч поправила на своих каменных грудях бюстгальтер и с улыбкой вернулась на крыльцо. Мало того, что за студентами шагали доярки и механизаторы, вслед бежали еще мальчишки и подростки-девчата. Увидев это, Лида почувствовала, как у нее сильно забилось сердце, а щеки сделались жаркими. «Сбываются мечты!» – счастливо подумала она, а сама жадно смотрела, как студенты одеты, как держатся, как улыбаются, так как преподавательница Галина Захаровна настойчиво советовала своим ученикам учиться у представителей лучшей части сельской интеллигенции.
Студенты были одеты просто, но модно. На парнях, например, были черные брюки и синтетические рубашки с галстуками, на девушках – мини-юбки рискованной длины. «Слишком коротко!» – подумала Лида, чувствуя, что ее мускулистые колени на сантиметр прикрыты легкой материей, а у студенток выше колена проступал еще порядочный кусок ноги.
– Прошу в клуб, долгожданные гости! – чуточку слишком громко пригласила Лида.
Войдя в клуб, студенты оглядывали низкие стены, сцену с потертым бархатным занавесом, маленькие окошки, скрипучий пол и бревенчатый потолок. Лица у них сделались грустными; они удивленно смотрели друг на друга, потом сын директора средней школы Владимир Садовский сказал громко:
– Ребята, а здорово мы выросли! Можно достать рукой до потолка.
В клубе заскрипели и загрохотали скамейки, воспользовавшись кутерьмой, завизжали и захулиганили пробравшиеся в помещение мальчишки. Сделалось весело. Лида раздвинула потертый бархатный занавес, включила две трехсотсвечовые лампы, открыла крышку блестящей радиолы. А Владимир Садовский быстро подошел к сцене, смеясь, протянул руку Лиде, и так как сцена доставала ему только до пояса, пожимая ее пальцы, близко заглянул Лиде в лицо. У него были короткие пропадающие брови, впалые щеки и добрые деревенские губы.
– Вот вы какая! – громко сказал Садовский и крепко сжал Лидины пальцы. – Нам много рассказывали о вас… Володя.
Лида покраснела. Наступал тот миг, тот перелом в жизни Лиды, которого она давно ждала и который предчувствовала: водь она знала, что терпение, труд, настойчивость и воля помогут ей побороть трудности. Внутренне ликуя, гордясь тем, что самый видный студент слышал о ней и на виду у всех пожимает руку, Лида осторожно отняла у него пальцы, поблагодарила сдержанным кивком и отошла в глубь сцены, чтобы видеть весь зал.
– Танцы начинаются! – звучно прокричала Лида и начала раскачиваться из стороны в сторону, так как первым танцем всегда назначала вальс. – Внимание, внимание! Начинаются, начинаются танцы!
Подражая любимой преподавательнице Галине Захаровне, Лида раскинула изгибающиеся руки, склонив голову на плечо, сделала мечтательные глаза и поплыла-поплыла, вся изгибаясь, млея, торжествуя. Сделав круг по маленькой сцене, она снова оборотилась к залу лицом, округлив рот, мелодекламационным голосом провинциального конферансье звучно прочла:
Плавный медленный вальс,
Он всегда нас чарует,
Хорошо в этот вечер под вальс помечтать.
Наша бальная музыка ликует,
И во всех уголках вальс зовет танцевать!
Читая с завыванием стихи, Лида кругами приближалась к радиоле, заранее все рассчитав, последнюю строчку прочла в тот момент, когда правой рукой опускала иглу на пластинку. Последнее слово стихов слилось с вальсом Штрауса, и Лида закружилась в обратную сторону под музыку.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Объявляя вальс, кружась, читая стихи и включая радиолу, Лида не выпускала из поля зрения гостей-студентов; наблюдая за ними, она увидела, что в тот момент, когда она начала кружиться и читать стихи, студенты замолкли, обернулись к Лиде, а когда она вернулась на край сцены, самый видный из студентов Владимир Садовский улыбнулся ей.
– Танцуем, танцуем, друзья! – напевала Лида. – Вальс, вальс, вальс!
Зал был полон танцующими, сидели только те, кто никогда не танцевал. Торжествующая Лида продолжала сладко кружиться по сцене – короткое модное платье развевалось, открывая кружево шелковой комбинации. На сцене Лида казалась высокой, стройной, ажурные чулки переливались.
– Танцуем, танцуем, друзья!
В центре клуб был освещен хорошо, но в углах таились полутени, мелькали по стенам силуэты танцующих. В дальнем углу, у стеллажей, сидел Витька-тракторист, сложив руки на груди, исподлобья смотрел на кружащуюся Лиду. Зубы у Витьки были стиснуты, левая бровь задрана на лоб, а голова втянута в плечи.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Когда вальс кончился и по залу пронесся оживленный шумок, Лида сняла адаптер с пластинки, положив на диск следующую, вернулась на край сцены. Она теперь не кружилась, руки чинно прижимала к бедрам, улыбалась сдержанно.
– Демократический фокстрот! – прокричала Лида. – Юноши приглашают девушек, девушки – юношей!
Сдержанная, суховатая, именно такая, какой полагается быть при объявлении «Демократического фокстрота», Лида выпрямилась, прижав руки к бедрам, поднимаясь на цыпочки, раздельно, четко произнесла:
Легким шагом, легким поворотом
Вы блеснете во всей красе!
Называется этот танец фокстротом,
И танцуют, конечно, все!
Еще продолжая читать, она пятилась, не повернувшись к радиоле, заведенной назад рукой поставила иглу на пластинку. Подражая Галине Захаровне, Лида спрыгнула со сцены, прошла дробной походкой по залу. Она за руку подняла со скамейки робкую девушку, ободряюще смеясь, подвела ее к дверям, где переминались с ноги на ногу два лохматых парня. Второго парня Лида, наоборот, увела к сидящей девушке.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Никогда еще в клубе не было таких веселых, шумных танцев, никогда не танцевал фокстрот весь зал. Определенно, сегодня был такой вечер, после которого в жизни Лиды все изменится. Она выведет клуб в число передовых, будет пользоваться в деревне большим уважением и, наконец, напишет благодарственное письмо Галине Захаровне.
Хороший, славный был вечер!
После фокстрота Лида снова поднялась на сцену. Теперь жесты у нее были плавные, спокойные, двигалась она коротким, скользящим шажком. Набрав в легкие побольше воздуху, она плавным, напевным голосом продекламировала:
Девушки, смело вокруг вы взгляните
И партнера себе изберите.
Ваша очередь приглашать,
Будем белое танго сейчас танцевать!
Лида плавно взмахивала руками, покачиваясь, глаза были томно закрыты, на лице стыло сладкое упоительное выражение, грудь высоко вздымалась. «Это ажурные чулки принесли мне счастье!» – думала она, все покачиваясь, сладко улыбаясь, по-лебединому изгибая растопыренные руки.
– Танцуем, танцуем, друзья!
Когда кончилось танго, к сцене подошел веселый студент Владимир Садовский, оживленно окликнул Лиду. Он очень нравился ей, поэтому Лида охотно наклонилась к нему, улыбаясь, спросила:
– Будете делать заказ?
У Владимира Садовского было матовое загорелое лицо, глаза постоянно смеялись, верхняя пухлая губа забавно висела над нижней.
– Дорогое начальство, – шутливо сказал Садовский, – а что вы скажете насчет чарльстона?
Лидл выпрямилась, внутренне охнув, победно свела брови на переносице. Поистине сегодня был счастливый, радостный день! Мало того, что клуб был полон, что танцевали сразу тридцать две пары, Владимир Садовский еще заказывал чарльстон. Лида сделала два крупных шага назад, задрав подбородок, на секунду зажмурилась – перед глазами, точно живая, встала Галина Захаровна. Мысленно благодаря преподавательницу, подражая ей, Лида сделала три шага вперед, по-крестьянски широко расставив ноги, звучно, наставительно прочла:
Вот так всегда, в любой сезон,
Заказывают нам чарльстон!
Чарльстон – минувшей моды стон,
Пусть будет не в обиде он:
Станцуем лучше вальс-бостон!
Прочитав эти стихи, Лида торжествующе улыбнулась и снисходительно поглядела на Владимира Садовского. Лицо студента удивленно вытянулось, затем он склонил голову. Еще немного постояв возле сцены, Владимир Садовский осторожно повернулся и пошел к другим студентам, которые тоже отчего-то смотрели в пол.
В зале стояла тишина. Куда-то исчез тракторист Витька Вдовин, не смеялись на боковых скамейках девчата, парни глядели на Лиду напряженно, тяжело. И только колхозный сторож дядя Ваня восторженно крутил головой, на лице у него было написано: «Ай, Лидия Васильевна, ай, молодец!»
Включив пластинку с вальсом-бостоном, Лида оживленно спрыгнула со сцены, кружась и приседая, пролетела по залу, остановившись возле Владимира Садовского, грациозно, как учила Галина Захаровна, шаркнула ногой, согнула стан.
– Разрешите пригласить!
Садовский поднял на Лиду глаза, усмехнувшись уголками губ, встал. Он оказался на две головы выше ее, но Лида решительно взяла его за руки.
Тогда Садовский приглушенно засмеялся, оглянувшись на друзей-студентов, плавно закружил Лиду.
– Танцуем, танцуем, друзья! – лихо выкрикнула она.
Пели концертные скрипки, ухали на сгибах такта медные тарелки, подвывал саксофон; вальс-бостон переполнял клуб, вытекал из окон, медленно сочился по притихшей деревенской улице. Над Яей млели рясные сенокосные звезды, луна висела над двухэтажной школой церковным колоколом. Упоительно, словно в лад с вальсом, квакали в болотце лягушки.
3
Утром над веселой деревенькой Яей веером топорщились солнечные лучи, над рекой они хороводились снопами, а над болотами ходило-похаживало само солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9