А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Как ты не поймешь, Мери, идет война. Это творится сейчас по всей Англии, просто мы в Корнуолле впервые столкнулись с этим.
Пока я говорила, во дворе раздался солдатский гогот, и прямо к нашим окнам взметнулись языки пламени: солдаты жарили быка на площадке рядом с задним двором, а так как искать дрова им было лень, они сорвали двери с маслобойни и пекарни, разбили их и теперь швыряли в костер.
– В галерее на обеде присутствовало больше тридцати офицеров, – спокойно заметила Элис. – Мы видели, как после еды они прогуливались на террасе перед домом. Один или два из них – корнуэльцы, я встречала их до войны, но большинство мне незнакомы.
– Говорят, граф Эссекс уже в Фой, – сказала Джоанна, – а свой штаб он расположил в Плейсе. Только не знаю, правда ли это.
– Семья Треффи не пострадает, – с горечью заметила Мери. – У них полно родственников, сражающихся на стороне парламента. Думаю, Бриджит нечего опасаться, что ее чуланы и закрома так бесстыдно разграбят, как наши.
– Пойдем спать, мама, – ласково сказала Элис. – Онор права, зачем переживать. Пока что с нами ничего плохого не случилось, и если отец и Питер целы и невредимы, то чего же еще желать.
Они отправились к себе, Джоанна и дети ушли в соседнюю комнату, а Матти, не подозревавшая о моей тревоге, стала готовить меня ко сну.
– Сегодня я кое-что обнаружила, – произнесла она мрачно, расчесывая мне волосы.
– Что же, Матти?
– Миссис Денис не утратила своей тяги к джентльменам. Я не ответила, ожидая продолжения.
– И вы, и все другие леди, и миссис Соул, и Спарки получили на ужин лишь пирог, а вот миссис Денис наверх отнесли жареную говядину, бургундское, и на подносе стояло два прибора. Кстати, детей она запихнула в гардеробную и дала им одного цыпленка на двоих.
Мне пришло в голову, что страсть Матти подслушивать и совать нос во все дела может в ближайшем будущем сослужить нам хорошую службу.
– И кто же этот счастливчик, который удостоился чести обедать с миссис Денис?
– Сам лорд Робартс, – торжественно возвестила Матти. Мои подозрения переросли в уверенность. Совсем неспроста Гартред заявилась в Менабилли после двадцати пяти лет отсутствия. У нее что-то было на уме.
– Что ж, лорд Робартс недурен, – заметила я. – Думаю, стоит пригласить его как-нибудь к себе, погрызем вместе холодного пирога.
Матти фыркнула и отнесла меня в постель.
– Хотела бы я поглядеть на лицо сэра Ричарда, если вы начнете такое вытворять, – сказала она.
– Сэр Ричард не будет против, – ответила я, – когда узнает, что я сделала это не из прихоти, а ради пользы дела.
Я старалась казаться беззаботной, но когда она, задув свечи, ушла к себе и я осталась в комнате одна, нервы мои были напряжены до предела. Пламя костра под окнами постепенно угасло, крики и смех прекратились, так же как топот, стук копыт и позывные горна. Часы на башне пробили десять, потом одиннадцать, затем полночь. В доме все стихло: успокоились и домочадцы, и враги. В четверть первого издалека донесся собачий вой, и сразу же, словно это послужило сигналом, я почувствовала, как потянуло в комнате холодом. Я села в постели и замерла. Сквозняк не прекращался, ледяной поток шел от гобелена в углу.
– Джон, – прошептала я, – Джон.
Из-за гобелена раздался шорох, будто скреблась мышь, потом осторожно, очень медленно показалась рука, отодвинула ковер в сторону, из отверстия появилась маленькая фигурка, и, упав на четвереньки, стала пробираться к моей постели.
– Это я, Онор, – услышала я, и тут же меня коснулась холодная и влажная, словно лягушачья лапка, ручка. Темная фигурка забралась на постель и, дрожащая и жалкая, легла рядом.
Это был Дик, по-прежнему одетый в свое мокрое, липкое платье. От страха и усталости мальчик принялся беззвучно плакать.
Я прижала его к себе, стараясь согреть, и когда он немного успокоился, спросила:
– Где Джон?
– Внизу в каморке. Мы сидели там и ждали, час за часом, а вы все не давали сигнала. Я хотел вернуться, но мистер Рэшли мне не позволил. – Он снова начал всхлипывать, и я на всякий случай накрыла его с головой покрывалом.
– Он потерял сознание, – продолжал мальчик, – и лежит на ступенях, обхватив голову руками, а я взялся за длинную веревку, свисающую над лестницей, и потянул. Каменная дверь поддалась, и я оказался здесь. Мне все равно, я больше не могу там оставаться, Онор, там темно и душно, как в могиле.
Он все еще дрожал, уткнувшись носом в мое плечо, а я лежала и думала, что же мне теперь делать: вызвать Джоанну и довериться ей, выдав, таким образом, секрет, или дождаться, пока Дик успокоится, и отослать его обратно, дав с собой свечу, чтобы он помог Джону. И пока я раздумывала, с бьющимся сердцем прислушиваясь к малейшему шороху, до моего слуха вдруг донесся непонятный шум – кто-то прокрался на цыпочках по коридору к моей двери, взялся за ручку, потом, поняв, что дверь заперта, отпустил ее, помешкал с минуту; затем шаги начали удаляться, и я уловила замирающий вдали шорох платья. Кто-то под покровом ночи наведался ко мне, и этот кто-то – женщина!
Я лежала, не шевелясь и крепко прижимая к себе спящего мальчика. Часы на башне пробили один раз, потом два, три…
17
На рассвете, когда сквозь ставни забрезжили первые сероватые полосы света, я разбудила Дика, который так и проспал всю ночь словно младенец, положив голову мне на плечо. Какое-то время он удивленно моргал глазами, ничего не соображая, а когда наконец вспомнил, где он и что с ним, я попросила его зажечь свечу и пробраться обратно в каморку. Меня не оставляла тревога, что из-за недостатка воздуха с Джоном могло что-то случиться, ведь он от природы был довольно болезненным. Никогда еще, за все шестнадцать лет, как я превратилась в калеку, не сожалела я так горько, что не могу владеть ногами. Через несколько минут Дик вернулся, его маленькое личико в неверном утреннем свете казалось бескровным, словно лицо призрака.
– Он очнулся, – сказал Дик, – но боюсь, очень болен: весь трясется и даже не помнит, что с ним случилось. Лоб у него горячий, а руки как лед.
По крайней мере, жив, подумала я, вознеся хвалу Богу. Со слов Дика я поняла наконец, что произошло. С Джоном случился жесточайший приступ малярии, которая с детства мучала его, и стоило ли удивляться, что после десяти часов, проведенных в подземелье, болезнь вновь дала о себе знать. Через секунду я уже приняла решение. Я попросила Дика подвинуть к кровати мой инвалидный стул и с помощью мальчика пересела на него. Затем подъехала к двери, ведущей в соседние покои, и тихо позвала Матти. Мне ответил сонный голос Джоанны, заворочался один из малышей.
– Спите, – сказала я, – мне нужна Матти. – И через минуту служанка уже вышла из гардеробной, зевая и глядя заспанными глазами из-под ночного чепца. Она уже начала было распекать меня за то, что я вскочила ни свет ни заря, но я быстро приложила палец к губам.
Ситуация вынуждала меня нарушить обещание, данное зятю, тем более, что я и так уже выдала секрет двоим, теперь же без Матти мне было не справиться. Она вошла и, когда увидела Дика, глаза у нее полезли на лоб.
– Ты ведь любишь меня, Матти, – сказала я ей. – Сейчас мне твоя любовь и верность нужны как никогда. Безопасность и жизнь этого ребенка в наших руках.
Она кивнула, но ничего не ответила.
– Дик и мистер Джон прячутся в укрытии с прошлого вечера, – продолжала я. – В толще стены здесь проходит лестница, которая ведет к крошечной комнатке под землей. Мистер Джон заболел. Я хочу, чтобы ты принесла его сюда. Дик покажет тебе дорогу.
Мальчик отодвинул гобелен, и я впервые увидела, как устроен вход. Каменная дверь, площадью около четырех футов, поворачивалась на петлях под действием рычага и веревки, за которую надо было потянуть у основания ступеней. Отверстие казалось достаточно широким, чтобы в него мог протиснуться человек. Камень был подогнан так точно, что, когда дверь закрывалась, обнаружить ее изнутри комнаты было невозможно, тем более открыть – рычаг не позволял этого сделать. Узкая лестница, проложенная в контрфорсе, круто спускалась вниз к крошечной комнатке, высотой примерно в человеческий рост. Больше с моего стула я ничего не увидела, как ни старалась, кроме чего-то темного на нижней ступеньке – должно быть, это лежал Джон.
Из окна в комнату падал сероватый утренний свет и, когда Матти, в причудливом ночном одеянии и чепце, осторожно пролезла через отверстие внутрь контрфорса, вся эта сцена показалась мне странной и жутковатой. Лишь только они с Диком исчезли в темноте, как из парка донеслись первые звуки горна: для вражеской армии начался новый день.
Офицеры, расположившиеся в доме, тоже с минуты на минуту должны были подняться, а значит, времени у нас было в обрез. Прошло минут пятнадцать, которые для меня растянулись на целую вечность, и все трое наконец появились в комнате. За это время в мои окна успели ворваться лучи утреннего солнца, а внизу, во дворе, все пришло в движение.
Джон, хвала Создателю, был в сознании и не бредил, но его знобило, и он весь горел. В таком состоянии надо было как можно скорее уложить его в постель и предоставить заботам жены. Мы посоветоватись. Я настаивала на том, что никому больше – ни Джоанне, его жене, ни Мери, его мачехе, нельзя сообщать ни о способе, каким он проник в дом, ни о том, что Дик все еще здесь.
Таким образом, рассказ Джона должен был звучать так: рыбачья лодка зашла в одну из бухточек за Гриббином, и там он посадил в нее Дика, а сам, направляясь полями в сторону поместья, заметил на дороге солдат, спрятался и ждал в укрытии, пока не стемнеет. Ночью с ним случился приступ малярии, он решил вернуться домой и, цепляясь за плющ, затянувший всю южную стену поместья, вскарабкался по свинцовым трубам в комнату отца. В подтверждение своих слов Джону следовало незамедлительно отправиться в покои родителей, разбудить Мери и постараться убедить в правдивости этой истории. Нельзя было терять ни минут, дом уже просыпался. Устроить это было непросто. Чтобы попасть в южное крыло, надо было пересечь мою бывшую комнату, где сейчас спала Джоанна, его жена: если бы мы отправились по коридору, проходящему под колокольней, то рисковали бы встретить кого-нибудь из слуг, а то и солдат.
Матти пошла первой. Мы испуганно замерли, но на сей раз Джоанна ничего не спросила, а дети даже не пошевелились в своих кроватках. Тогда бедняга Джон, с пылающим от лихорадки лицом, будто тень, скользнул за ней следом. Сцена напомнила мне, как в детстве, в Ланресте, мы с братьями и сестрами играли в прятки, но сейчас это была не игра, вместо радостного возбуждения меня наполняла тревога, такая болезненная, что лоб у меня взмок, и я почувствовала дурноту. Но вот наконец вернулась Матти и успокоила меня, сказав, что Джон благополучно добрался до спальни отца. Эта часть нашего плана завершилась успешно. Следующим делом мне нужно было сообщить Дику, с суровым лицом и с болью в сердце, о том, что хотя я не против его присутствия в моей комнате, ему все же следует быть готовым к тому, что придется много часов подряд провести в тайнике. Поэтому я посоветовала ему отнести туда тюфяк и кое-какие вещи, на случай, если сюда неожиданно нагрянут гости.
Как я и боялась, мальчик тут же расплакался, умоляя меня не оставлять его одного в страшном, темном подземелье. Он сойдет с ума, уверял он, этого ему не вынести, лучше умереть.
Я была в отчаянии: в доме уже все проснулись, а из соседней комнаты доносился лепет малышей.
– Отлично, – сказала я, – Матти, открой, пожалуйста, дверь и позови солдат. Скажи им, что сын Ричарда Гренвиля здесь и желает сдаться им на милость. У них острые мечи, так что скоро все будет кончено.
Я понимала, что поступаю очень жестоко, пытаясь запугать таким способом ребенка, но это было нашим единственным спасением, и да простит меня Господь.
Услышав о мечах, мальчик смертельно побледнел: мой скрытый намек на кровь возымел действие, на что я и рассчитывала. Он повернулся ко мне – в глазах застыло отчаяние – и сказал:
– Хорошо. Я сделаю, как вы просите.
Взгляд этих темных глаз до сих пор преследует меня, до своего смертного часа я не забуду его.
Я попросила Матти снять с моей кровати матрас, захватить одеяла и табуреточку, стоявшую у окна, и запихнуть все это через отверстие в подземный ход.
– Когда опасности не будет, я дам тебе знать, – сказала я.
– Но как, – спросил Дик, – если дверь будет закрыта?
Опять передо мной возникла та же проблема, что и прошлой ночью. Я уже готова была расплакаться от отчаяния и усталости и с тоской посмотрела на Матти.
– А что, если не до конца закрывать дверь, – предложила она, – пусть она будет приоткрыта дюйма на три. И тогда мистер Дик, приложив ухо к щели, сможет услышать ваш голос.
Мы попробовали, и хотя идея мне не очень понравилась, это все же был выход из положения. Кроме того, мы обнаружили, что двух-трехдюймовая щелка позволяла ему слышать, как я стучу палкой об пол:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов