— Мишка, как ты собираешься оживлять уже ожившего покойника?
— Найдем другого, смирного.
— Опять копать?
— Ради науки я перелопачу все кладбище.
Теперь Воронов, не выбирая, решительно вскрывал могилу за могилой, и везде его встречали крайне недовольные покойники. Меня тошнило. Внезапно мой спутник воткнул лопату в землю и вытер перепачканные землей руки о рубашку:
— Мы столкнулись с интересным феноменом. Есть основания полагать, что почва данного кладбища обладает особыми физическими свойствами и возвращает мертвым телам некоторые жизненные функции. На очередном заседании биологического кружка я предложу Наталье Александровне эту тему как материал для следующего доклада.
— Мы уходим?
— Без трупа мы не уйдем. Хватаем первого попавшегося и тащим в школу.
Хватать я никого не стала. Издали наблюдала, как Воронов извлекает из разрытой могилы ее обитателя. Труп сопротивлялся. Мишка упорствовал, а небо на востоке серело, предвещая скорый рассвет. Я глазела по сторонам, когда послышался глухой стук и стон — получив лопатой по голове, мертвец осел как подкошенный.
— Барышева, бегом за каталкой! Она спрятана у ворот.
— Ты его убил?
— Во-первых, он умер уже достаточно давно, а во-вторых, ради науки можно пожертвовать жизнью.
— Чужой?
— Любой. Знаешь, во что обошлись человечеству блага прогресса?
Затащив тело на каталку, мы лихим галопом помчались в сторону школы. Воронов очень торопился — биология шла первым уроком. Забраться с таким грузом на четвертый этаж было абсолютно невозможно, но в этом странном, расползающемся по швам мире некоторые вещи происходили легко и незаметно. Не успела я оглянуться, как оказалась в знакомом кабинете.
— Я думаю, все пройдет успешно, — Мишка старательно присоединял к мертвецу разноцветные проводки, — Барышева, сбегай в лаборантскую, принеси колбу со светящейся жидкостью и шприц для инъекций. Если метод Франкенштейна не сработает, используем разработки Герберта Уэста.
— Как это?
— Реаниматор. Он создал препарат, оживляющий трупы. Вещество вводится в мозг подопытного объекта и… - зазвенел упавший на пол скальпель. Воронов нахмурился. — Виктория, не отвлекай меня болтовней! Быстро за колбой, а я сбегаю проверю аккумуляторы.
Он исчез за дверью, а я отправилась в примыкавшую к кабинету крохотную каморку. Отыскать на стеллажах нужную склянку было не так легко, мне пришлось долго переставлять колбы и пробирки, как вдруг из кабинета донесся вопль:
— Где он?!
За время нашего отсутствия мертвец сбежал. Я подошла к окну — на углу улицы еще можно было различить маленькую фигурку, улепетывающую в сторону кладбища.
— Черт! До начала урока пятьдесят шесть минут! — Воронов стукнул кулаком по столу. От удара подпрыгнула и едва не опрокинулась колба со светящейся жидкостью. Он посмотрел сначала на нее, потом на меня. Взял лежащий тут же шприц, набрал препарат. — Послушай, Барышева, ради науки Джордано Бруно пошел на костер, многие врачи привили себе смертельные болезни…
— Мишка, не вздумай этого делать! Тебе еще жить да жить. Нелепо убивать себя ради какого-то доклада на биологическом кружке!
— Безусловно. Но я хотел попросить о помощи тебя, Виктория. Ты неплохая девчонка, но, будем откровенны, не слишком умная, лишенная талантов и дарований, иными словами — обыкновенная. Такие не делают истории, зато могут послужить науке, и благодарные потомки не забудут о таком подвиге.
— Воронов, скажи, что ты шутишь! — угол стола врезался мне в бедро, преграждая путь к отступлению.
— Увы! Сейчас главный приоритет — доклад. Без него Наталья Александровна не допустит меня к дальнейшим исследованиям. А знаешь, какую проблему я собираюсь решить? Проблему бессмертия! Мое открытие позволит людям жить больше тысячи лет. Барышева, не переоценивай себя, твоя жизнь не идет ни в какое сравнение с благоденствием человечества. Дай-ка руку…
Он схватил меня за запястье. Я дернулась изо всех сил, но Воронов вцепился, как клеш. На конце иголки сверкала зеленоватая, даже на вид ядовитая капелька, а острие должно было вот-вот коснуться моей колеи. Лежавший на столе толстый вузовский учебник пришелся очень кстати. Нащупав его свободной рукой, я с размаху опустила том на голову малолетнего фанатика. Мишка уронил шприц, но мое запястье не отпустил. Пытаясь дотянуться до отравы, он бормотал:
— Барышева, человечество тебя не забудет!
Я визжала, лягалась, дергалась, как рыба на крючке, и что есть силы тянула в противоположную сторону — к выходу из кабинета. Еще одно усилие, рывок…
***
Больше всего это походило на раскаленную духовку, горячий воздух проникал в легкие, запекая тело изнутри — жара была адской, невыносимой. Потом я увидела фантастический пейзаж с ровными треугольными холмами. Признаться, больше всего меня волновало, куда делся Мишка Воронов. А Мишка стоял рядом:
— Двадцать шесть месяцев и тринадцать дней трудилось не поддающееся точному учету количество рабов, возводя гробницу фараона. Знаешь ли ты, по чьим чертежам было выстроено это чудо света, равного которому нет в Верхнем и Нижнем царстве? Догадываешься, кто спроектировал дворец Ахетатона? Я — скульптор Тутмес, человек, посвятивший свою жизнь науке. Я сделал это!
Оставалось только молча кивнуть головой, подтверждая слова слегка свихнувшегося юного натуралиста. Мишка, не глядя на меня, продолжал разглагольствовать:
— Знаешь ли ты, сколько хитроумных ловушек таится внутри этих стен? Они наделено защищают покой мертвого фараона. Я уже проверял эффективность моих приспособлений, запустив в гробницу пятерых отъявленных воров, и ни один из них не уцелел. Теперь твой черед. Ход мысли чужеземца отличается от рассуждений этих черных рабов, и мне необходимо выяснить, как поведет себя в пирамиде грабитель, пришедший и Севера.
— Я не хочу быть подопытной мышью!
— А кто тебя спрашивает, дрозофила?
Я почувствовала, как на мои плечи опустились тяжелые ладони. Два верзилы в набедренных повязках бесцеремонно потащили меня к отверстию в гладкой стене пирамиды.
— Справа от входа светильник, запас воды и кое-какие приспособления — стандартный набор вора. Возьми все это и начинай осторожно продвигаться вперед! — донеслось напутствие Воронова.
Плита беззвучно опустилась на место, и я почувствовала, что попала в могилу. Ни звука, ни лучика света, лишь холод, мрак и страх. Я долго возилась с огнивом и трутом, пытаясь затеплить светильник.
Свет возвратил способность мыслить, но размышления оказались невеселыми. Воронов не оставил мне выбора — можно было сидеть у входа, дожидаясь смерти от его руки, либо двигаться вперед и тоже погибнуть, попав в коварную западню. Я решила идти до конца. Осторожно начала спуск по наклонному, ведущему б глубь пирамиды тоннелю. В школе историю Древнего Египта проходили из рук бон плохо, но туманные воспоминания о ловушках, поджидавших похитителей древних сокровищ, остались, и это не прибавляло оптимизма. Вскоре проход разделился надвое, и я почему-то выбрала левый тоннель. Напряжение нарастало — вход в гробницу остался далеко позади, а значит, каждый шаг приближал хитроумные западни Мишки Воронова. Я шла, ощупывая камни под ногами, и чувствовала, как ползут по спине струйки холодного пота. Тоннели разветвлялись, переплетались, уводя неведомо куда, и этому не было конца.
Плиты разверзлись неожиданно, и только чудо спасло меня от неминуемого падения — я буквально перелетела колодец и, лишь почувствовав твердую почву под ногами, испугалась по-настоящему. Но пирамида быстро гасила эмоции — тупое равнодушие постепенно овладевало душой. Пройдя еще немного, я села на пол, положила подбородок на колени и уставилась на тонкий лепесток пламени, трепетавший в светильнике.
— По-мо-ги-те… — Тихий плач нарушил безмолвие гробницы.
— Я никуда не пойду. Я ничего не могу. Даже если здесь есть друге пленники, мы не сможем помочь друг другу. Я буду смотреть на огонек, пока он не погаснет, а потом лягу и усну… — Тут только я заметила, что рассуждаю вслух. Наверное, это был очень нехороший признак.
— По-мо-ги-те… А-а-а!
Не стоило обращать внимание на крики еще одного заброшенного одинокого существа — лучше вспоминать прошлое, прожитую жизнь. Но воспоминания оказались жалкими, обыденными — ни ярких поступков, ни интересных встреч, ничего. Простая жизнь простой школьницы. Вот моя комната — похожая на русло реки трещина на потолке, немного обтрепанные обои, кровать, застеленная пледом в серую и синюю клетку… Утро. Мама стучится в дверь, потом, встревоженная, зовет папу, они вместе врываются в комнату, видят лежащее на полу тело… Дальнейшее представлять не захотелось. Внезапно поверив, что непременно вырвусь их этого склепа, я встала и пошла на звук незатихающего плача.
Блеск золота не ослеплял — слабый огонек светильника не мог заставить сверкать драгоценный металл. Зато оно могло мерцать, и таинственные блики превращали воздух в золотой туман. Здесь все было золотым — сосуды, светильники, непонятная утварь, мебель. Со всех сторон на меня смотрели зоркие, внимательные глаза. Статуи — большие, маленькие, крошечные — бесчисленные слуги фараона рассматривали незваную гостью. А на стенках цвели цветы, резвилась дичь, струился полноводный Нил. Запряженные в золотую колесницу золотые кони готовы были унести своего владыку на край земли…
— Помогите… — вновь послышался сдавленный голосок.
Тот, кого я искала, находился поблизости. Но окружавшие меня люди были высечены из камня, неужели голос доносился из саркофага? Я подошла ближе — золотая маска передавала черты очень красивой женщины. Наверное, это была царица Египта.
— Выпустите меня, выпустите!
И тут до меня дошло, что царица говорила по-русски без малейшего древнеегипетского акцента! Я заторопилась по-настоящему, сокрушая тяжелой золотой безделушкой драгоценный саркофаг. Одна крышка, другая… Мумия извивалась, пытаясь вырваться из промасленных пут. Распаковать ее было нелегко. Наконец из бинтов показалась голова Таньки Панкратовой. Она огляделась по сторонам и спросила:
— Как ты проникла в гробницу, чужестранка? Ты — грабительница?
— Нет. Я оказалась здесь против своей воли. Но назови свое имя, принцесса.
— Я царица Египта Нефертити, и нет никого прекраснее меня, ни среди живых, ни среди мертвых.
— Гм… Кто вогнал тебя в гроб, царица?
— Тутмес. Он обещал мне вечную молодость и нетленную красоту. Но, чтобы стать бессмертной, сперва надо умереть. Вот я и дожидаюсь бессмертия. А призывы о помощи всего лишь минутная слабость. Оставь меня. Ради красоты можно пойти на любые жертвы и испытания.
— Ладно, Танька, конечно, ты симпатичная, но не до такой же степени… Идем домой.
Я попыталась вынести Панкратову из погребальной камеры. Она отчаянно сопротивлялась, цепляясь за золотые безделушки, но злость утраивала мои силы. Я ей покажу нетленную красоту Нефертити, дайте только добраться до Коридора!
***
Потеряв равновесие, я полетела носом вперед и удачно приземлилась прямо на грудь Незнакомца. В Коридоре находились только он и я, ни Мишки, ни Таньки поблизости не оказалось. Такой результат был вполне предсказуем, но блуждание по древним гробницам, видимо, сильно подействовало на нервы, и я неожиданно расплакалась. Незнакомец гладил меня по голове и говорил какие-то утешительные слова. Вообще-то я терпеть не могу все эти сентиментальности, но сейчас так расклеилась, что даже не успела разозлиться. В конце концов, он хотел сделать как лучше, и не его вина, что взрослые бывают неуклюжи в проявлении чувств. Я посмотрела в его лицо — глаза у Незнакомца в Черном были совсем не такими бездонными и жуткими, как казалось раньше, скорее, наоборот, — добрыми.
— Почему ребята стали такими? Почему превратились в злых, жестоких эгоистов? Я знаю их с детства, они — мои друзья. Никогда бы Юрка Петренко не стал убийцей, сгубившим человека ради собственной карьеры, а Мишка Воронов, хотя и отличник, тоже совсем не похож на маньяка. Да и Логинова с Панкратовой оказались хороши… Нет, их просто подменили, в реальной жизни всё совсем иначе.
— Видишь ли, Виктория, в этой жизни исполняются любые желания. Конечно, это здорово, но… Согласись, не все твои мечты идеальны. Зависть, досада, чувство мести, хвастовство — наверное, такие чувства знакомы и тебе. В душе много темных закоулков, в которых живут крошечные демоны. А здесь они выросли. Твои друзья остались наедине с собственными желаниями, и не нашлось никого, кто мог бы образумить их…
— Наверное, Юрка и остальные просто немножечко сошли с ума. И со мной едва не случилась такая же неприятность. Там, за дверями, очень страшно. Я впервые осознала это, плутая в лабиринте гробницы. Раньше путешествие напоминало игру, страшную, но все же игру, увы, оказалось — смерть и безумие здесь самые настоящие. Спасибо, что вы думаете обо мне — становится не так одиноко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23