Пожалуй, выйду на воздух, немного пройдусь.
Она оправила сарафан, мягко толкнула дверь, вышла на подворье и медленно зашагала к озеру, плавно, как утица на водной глади. А троим озадаченным мужчинам только и оставалось, что провожать ее удивленными взглядами.
ГЛАВА 6
СНЕГИРИНЫЙ БОГ
«Если эта ведьма коснется меня хоть пальцем, я заору», – подумал Снегирь, глядя на седую, как лунь, старуху с крючковатым носом, в черном монашеском одеянии, которая раскладывала свои дьявольские причиндалы на огромной дубовой колоде. Колода служила здесь, по все видимости, и столом, и верстаком для таких ремесел, о которых связанному друиду вовсе не хотелось сейчас думать. Хозяйство старухи было обширным: разнообразные крючки самых вычурных форм, на манер тех, которыми пользуются зубодеры; молотки железные и деревянные; спицы, ножи, маленькая жаровня, кадушка, какие-то порошки, травы и куча других свертков, некоторые из которых, к счастью для Снегиря, укрывались от его взгляда за узкой спиной пыточных дел мастерицы.
Но самым страшным был не жуткий набор изуверских средств и инструментов, и даже не людоедское обличье карги, а то, что ведьма при этом… пела. Голосок ее, старчески дребезжащий и чуть надтреснутый, выводил куплет за куплетом о том, как дева с молодцем только ночь всего и любилась – это слово старуха выводила как-то особенно жалостливо. А наутро улетел ясный сокол на бранное дело, оборонять землю родную от ворогов, да там свою буйну голову и сложил. А дева поплакала немного, поубивалась, да и наложила на себя белы руки, утопилась то есть. Так жалобно и тоненько напевала старушенция, а сама все раскладывала на верстаке пыточные инструменты, любовно протирала их мягкой тряпочкой, щелкала пружинами, проверяла, не испортились ли. При этом она изредка оглядывалась на связанного Снегиря и ласково улыбалась ему беззубой улыбкой, как иногда улыбаются глупые и злые дети, прежде чем оторвать любимой игрушке лапу или хвост. Крепкие веревки туго стягивали плотного Снегиря, и он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Неподвижное тело Книгочея куда-то унесли двое зорзов, Старик и Лекарь. Снегирь был уверен, что зорзы намереваются использовать его для своих дьявольских некромантских ритуалов, но сейчас старался об этом не думать – злость ему, по всей видимости, еще должна была понадобиться.
Нервно следя за старушонкой-людоедкой, Казимир пытался представить себе свою дальнейшую судьбу. Если его не обманула наблюдательность, зорзы были весьма раздосадованы чем-то, связанным с Книгочеем. То, что Патрик даже своей смертью умудрился насолить оборотням, было слабым утешением для Снегиря. Но он поклялся, если только случится чудо, и он как-то сумеет выбраться отсюда, испробовать на зорзах и Птицелове первом все эти дьявольские инструменты, которые старуха уже закончила перебирать и теперь оглядывала, словно бы в сомнении, не зная, с чего начать.
«Ну, ладно, помучат немного, поизмываются, застращают, а дальше-то что?» – отстраненно размышлял Казимир, глядя, как ведьма остановила свой выбор на каком-то маленьком крючке и что-то удовлетворенно бормочет, опустив сухую головенку. О том, что его могут просто убить за ненадобностью, Снегирю и думать не хотелось. С одной стороны, это мог быть самой легкий и простой выход, который, однако, жизнелюбивого Снегиря никак не устраивал; с другой стороны, последние несколько часов Снегирь усиленно предавался единственному занятию, что он мог сейчас делать, связанный по рукам и ногам, – он размышлял. Все его тело чувствовало себя разбитым, и мнительному на этот счет Снегирю стоило немалых трудов отвлечься от мыслей о последствиях ранок, синяков, царапин, которые в сырости этих подвалов непременно должны воспалиться и загноиться. А о дальнейшем впечатлительному, несмотря на всю его внешнюю толстокожесть, друиду и думать не хотелось.
Поэтому он усилием воли отогнал от себя мысли о возможных хворях, которые он обязательно подцепит, что тут поделаешь! – и принялся рассуждать дальше. Спустя некоторое время он пришел к выводу, что вся цепь странных нападений на друидов Птицелова и его людей не случайна и, пожалуй, вполне объяснима. Если бы Казимир знал о том, что случилось с Лисовином и Гвинпином, как зорзы фактически свободно выпустили из своих когтей рыжего бородача, не только не бросившись в погоню, но, фактически, просто перестав охранять друида и куклу, только еще не развязав его собственноручно, он бы еще более уверился в правильности своих выводов. И Казимир чутьем понял: вот оно! После этого он стал мысленно собирать воедино разрозненные кусочки картины намерений зорзов и понял, что его ждет. Если только он уже не прошел испытание, пока был без чувств! В любом случае, ничего хорошего для него уже не предвиделось – в войне появились первые убитые, и скоро их должно было стать еще больше. Так думал Снегирь, сжав зубы и не сводя глаз со старухи, которая стала тихонечко, мелкими шажками, словно пританцовывая, подступать к нему.
«Да она просто безумная!» – запоздало понял Снегирь и… заорал. Заорал что было сил, да так, что даже безумная старуха попятилась, озадаченно глядя на связанного друида и быстро поворачивая голову сбоку набок, как это делают встретившиеся с чем-нибудь необычным маленькие и злобные собачонки.
В стене с тихим скрипом приоткрылась низенькая железная дверь, и через нее, согнувшись, скользнула темная фигура. Тонкая рука, бледность кожи которой не ускользнула от лежащего Снегиря, откинула просторный капюшон, и друид увидел острый, словно вырезанный из камня, профиль Колдуна.
«Час от часу не легче!» – промелькнуло в голове друида, который и сам слегка оглох от собственного крика. «И почему только, как колдун или еще какая-нибудь мерзость, так обязательно темный плащ и дурацкий капюшон на башке?» – с досадой чертыхнулся друид, словно ему сейчас не о чем другом было думать. Колдун остро глянул глубоко посаженными, словно провалившимися в ямы, глазами, цвет которых в полутьме разобрать было невозможно, протянул руку и взял у старухи облюбованный ею крючок.
– Ты торопишься, Клотильда, – хрипло и чуть картавя, сказал Колдун и кратким жестом остановил протестующее восклицание ведьмы. – Ты всегда немного торопишься. Я же тебе всегда говорил: жилы тянуть – не время валандать, для этого нужно обязательно предварительно немного поработать. Причем – головой. Ты поняла?
Зорз говорил с людоедкой, как с маленьким слабоумным ребенком, – медленно, отчетливо проговаривая каждое слово. Старуха усмехнулась ртом, в котором было от силы четыре, но зато огромных зуба, словно старая дряхлая волчица ощерилась, и мелко-мелко закивала седенькой птичьей головкой. Колдун успокаивающе погладил ее по сивым волосам, отчего Снегиря даже передернуло – он всегда побаивался старых женщин, и, как сейчас выяснялось, не без причины.
– Сначала нужно пленника порасспросить хорошенько, о житье-бытье, правильно?
Старушка снова послушно кивнула, преданно глядя снизу вверх в глаза Колдуну.
– Ну, вот, а потом уже как ты любишь, как в твоих сказках сказывают: напоить, накормить – и спать положить. Верно?
Старуха всем своим видом выражала полнейшее согласие и готовность услужить патрону во всем, что только в ее хилых старческих силах.
Колдун повертел в длинных и тонких пальцах крючок, произвел им в воздухе пару замысловатых движений и с сомнением поглядел на связанного Снегиря, очевидно, принимая какое-то решение.
– Всему свое время, достойная Клотильда. Не забывай – он не должен умереть, – погрозил ведьме пальцем зорз. После чего, видя, что Снегирь смотрит на него, Колдун наклонился над друидом. Снегирь явственно ощутил еле различимый запах пряного мускуса, исходящий от зорза, который с неожиданной ненавистью прошипел ему прямо в лицо.
– Я хотел сказать – не должен умереть раньше времени. Понимаешь меня, друид?
Снегирь пожевал губами, собирая слюну для достойного ответа, но у него во рту и без того давно все пересохло, и он сумел издать губами только до крайности неприличный звук, так что даже старуха возмущенно засопела. Колдун, однако, весело расхохотался.
– Да ты, оказывается, большой затейник, – подмигнул он Снегирю и вдруг быстро нажал друиду куда-то за ухом. У Казимира мгновенно онемела правая часть головы и шеи, а боль была такая сверкающая, что из глаз посыпались настоящие искры. Колдун с удовлетворение отметил впечатление, которое он произвел на связанного Снегиря, – ему показалось, что в глазах друида на мгновение промелькнул страх.
– Мы тут затеи тоже любим, – заметил Колдун и указал за спину, – особенно вот Клотильда. Ты даже не представляешь себе, друид, какая она затейница и веселая старушка. А особенно, – зорз хитро прищурился, – бабушка Клотильда обожает из людей жилы тянуть. Большая она мастерица, знаешь ли, по этой части. Поэтому у тебя еще будет возможность хорошо повеселиться, друид! Но сначала послушай, что я тебе скажу.
И Колдун вновь тихо зашипел прямо в лицо Снегирю, так что у Казимира не было никакой возможности отпрянуть от этого свистящего шепота, который, казалось, проникал в самую душу, как проникает в сердце человека шипенье змеи. Оно всегда вселяет в нас страх и смятение, даже если змея всего лишь греется на солнышке в нескольких спасительных шагах от тебя.
– Твой друг ушел от нас, друид. А он нам был нужен, очень нужен, потому что у него был Цвет. Он улизнул, сбежал, потому что решил, что иногда лучше выбрать себе любое убежище, даже если это будет смерть. Но как спрятаться в смерти, друид? Ты просто выходишь из игры, и тебя уже больше никто не ищет, понимаеш-ш-ш-шь?! Ты мертв, и поэтому уже больше никому не нужен. А я был уверен, что из черноволосого айра вышел бы хороший проводник, очень хороший. Но что поделать – он сам выбрал свой исход, и знаешь, друид, я его за это даже уважаю.
Снегирь молча лежал с закрытыми глазами, боясь, что все более распаляющийся зорз сейчас начнет плеваться ему прямо в лицо. Впрочем, он внимательно слушал, потому что сказанное Колдуном подтверждало его собственные выводы: зорзы отбирают их по какому-то признаку, который они именуют Цветом. И теперь они ищут вполне определенный Цвет, который им должен подойти… нет, помочь… нет…
– Но твой многознающий приятель нас обидел, – задумчиво продолжал зорз. – Не так-то легко подобрать нужный Цвет, друид, не так-то легко… Поэтому Проводники – большая редкость. Даже среди необычных людей. А ведь вы, лесники, люди необычные, верно?
– А вы… так просто твари… – прошептал Снегирь, с трудом разлепив сухие губы.
– Заговорил, наконец? – Лицо Колдуна приняло удовлетворенное выражение опытного кузнеца, горн которого уже разогрет. – Значит, скоро и запоешь. Слыхал, какие песни Клотильда выводит? Вот и будете с ней на пару. Так что убивать мы тебя, друид, не будем. Пока.
И Колдун показал Снегирю крючок старухи. Он был тусклый, с двумя остро заточенными лапками, на манер рыболовного, и от этого казался каким-то удивительно мирным, из другой, обыденной жизни с сидением на туманном берегу речки тихою, неяркою зарей. Снегирь попытался заставить себя отвести взгляд от режущих стальных кромок и не смог. Вместо этого в голове появилась дурацкая мысль: как же эта старуха им управляется? Это была еще одна ипостась страха, которого, в общем-то, бесстрашный Снегирь не испытывал никогда, кроме как по отношению ко всяческим мелким болячкам. Но это за ним водилось с самого далекого детства, и причины этой боязни Казимир уже и не мог упомнить.
– Боишься, друид? – Голос зорза был вкрадчивый, почти доверительный. – А вот от страха тебе надо начинать избавляться. Такой большой – и такой робкий, ты что? Ты нам еще очень и очень нужен. Что? Хочешь что-то сказать?
– Зачем я тебе нужен… стервятник? – проговорил Снегирь, незаметно пробуя напряжением мускулов веревки на животе и ногах.
– Зачем? – усмехнулся Колдун, а ведьма вся так и подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что сейчас будет сказано.
– Затем, что мы пока еще не определили, есть ли у тебя Цвет, лесной друид. Редкий, вообще-то говоря, случай. Ты не находишь, Клотильда?
Ведьма отрицательно замотала головой. Было странно, что такая ветхая старушенция в монашеском одеянии обнаруживает столь удивительную резвость в движениях – у нее даже глаза блестели, как у молодой.
«Мандрагора» – сообразил Снегирь. – «А о ней ходят россказни, что она вырастает из мужской силы повешенного или задушенного на рассвете. Значит, эта ведьма знает толк в дурманных корнях. Тогда приготовься, что они сначала лишат тебя воли».
– Но мы это обязательно определим.
Колдун покачал головой.
– Даже если для этого придется извлечь наружу всю твою сущность, несчастный лесник, страж деревьев, пастырь лопухов и крапивы, повелитель лебеды. А пока Клотильда немного подготовит тебя к испытанию Цветом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Она оправила сарафан, мягко толкнула дверь, вышла на подворье и медленно зашагала к озеру, плавно, как утица на водной глади. А троим озадаченным мужчинам только и оставалось, что провожать ее удивленными взглядами.
ГЛАВА 6
СНЕГИРИНЫЙ БОГ
«Если эта ведьма коснется меня хоть пальцем, я заору», – подумал Снегирь, глядя на седую, как лунь, старуху с крючковатым носом, в черном монашеском одеянии, которая раскладывала свои дьявольские причиндалы на огромной дубовой колоде. Колода служила здесь, по все видимости, и столом, и верстаком для таких ремесел, о которых связанному друиду вовсе не хотелось сейчас думать. Хозяйство старухи было обширным: разнообразные крючки самых вычурных форм, на манер тех, которыми пользуются зубодеры; молотки железные и деревянные; спицы, ножи, маленькая жаровня, кадушка, какие-то порошки, травы и куча других свертков, некоторые из которых, к счастью для Снегиря, укрывались от его взгляда за узкой спиной пыточных дел мастерицы.
Но самым страшным был не жуткий набор изуверских средств и инструментов, и даже не людоедское обличье карги, а то, что ведьма при этом… пела. Голосок ее, старчески дребезжащий и чуть надтреснутый, выводил куплет за куплетом о том, как дева с молодцем только ночь всего и любилась – это слово старуха выводила как-то особенно жалостливо. А наутро улетел ясный сокол на бранное дело, оборонять землю родную от ворогов, да там свою буйну голову и сложил. А дева поплакала немного, поубивалась, да и наложила на себя белы руки, утопилась то есть. Так жалобно и тоненько напевала старушенция, а сама все раскладывала на верстаке пыточные инструменты, любовно протирала их мягкой тряпочкой, щелкала пружинами, проверяла, не испортились ли. При этом она изредка оглядывалась на связанного Снегиря и ласково улыбалась ему беззубой улыбкой, как иногда улыбаются глупые и злые дети, прежде чем оторвать любимой игрушке лапу или хвост. Крепкие веревки туго стягивали плотного Снегиря, и он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Неподвижное тело Книгочея куда-то унесли двое зорзов, Старик и Лекарь. Снегирь был уверен, что зорзы намереваются использовать его для своих дьявольских некромантских ритуалов, но сейчас старался об этом не думать – злость ему, по всей видимости, еще должна была понадобиться.
Нервно следя за старушонкой-людоедкой, Казимир пытался представить себе свою дальнейшую судьбу. Если его не обманула наблюдательность, зорзы были весьма раздосадованы чем-то, связанным с Книгочеем. То, что Патрик даже своей смертью умудрился насолить оборотням, было слабым утешением для Снегиря. Но он поклялся, если только случится чудо, и он как-то сумеет выбраться отсюда, испробовать на зорзах и Птицелове первом все эти дьявольские инструменты, которые старуха уже закончила перебирать и теперь оглядывала, словно бы в сомнении, не зная, с чего начать.
«Ну, ладно, помучат немного, поизмываются, застращают, а дальше-то что?» – отстраненно размышлял Казимир, глядя, как ведьма остановила свой выбор на каком-то маленьком крючке и что-то удовлетворенно бормочет, опустив сухую головенку. О том, что его могут просто убить за ненадобностью, Снегирю и думать не хотелось. С одной стороны, это мог быть самой легкий и простой выход, который, однако, жизнелюбивого Снегиря никак не устраивал; с другой стороны, последние несколько часов Снегирь усиленно предавался единственному занятию, что он мог сейчас делать, связанный по рукам и ногам, – он размышлял. Все его тело чувствовало себя разбитым, и мнительному на этот счет Снегирю стоило немалых трудов отвлечься от мыслей о последствиях ранок, синяков, царапин, которые в сырости этих подвалов непременно должны воспалиться и загноиться. А о дальнейшем впечатлительному, несмотря на всю его внешнюю толстокожесть, друиду и думать не хотелось.
Поэтому он усилием воли отогнал от себя мысли о возможных хворях, которые он обязательно подцепит, что тут поделаешь! – и принялся рассуждать дальше. Спустя некоторое время он пришел к выводу, что вся цепь странных нападений на друидов Птицелова и его людей не случайна и, пожалуй, вполне объяснима. Если бы Казимир знал о том, что случилось с Лисовином и Гвинпином, как зорзы фактически свободно выпустили из своих когтей рыжего бородача, не только не бросившись в погоню, но, фактически, просто перестав охранять друида и куклу, только еще не развязав его собственноручно, он бы еще более уверился в правильности своих выводов. И Казимир чутьем понял: вот оно! После этого он стал мысленно собирать воедино разрозненные кусочки картины намерений зорзов и понял, что его ждет. Если только он уже не прошел испытание, пока был без чувств! В любом случае, ничего хорошего для него уже не предвиделось – в войне появились первые убитые, и скоро их должно было стать еще больше. Так думал Снегирь, сжав зубы и не сводя глаз со старухи, которая стала тихонечко, мелкими шажками, словно пританцовывая, подступать к нему.
«Да она просто безумная!» – запоздало понял Снегирь и… заорал. Заорал что было сил, да так, что даже безумная старуха попятилась, озадаченно глядя на связанного друида и быстро поворачивая голову сбоку набок, как это делают встретившиеся с чем-нибудь необычным маленькие и злобные собачонки.
В стене с тихим скрипом приоткрылась низенькая железная дверь, и через нее, согнувшись, скользнула темная фигура. Тонкая рука, бледность кожи которой не ускользнула от лежащего Снегиря, откинула просторный капюшон, и друид увидел острый, словно вырезанный из камня, профиль Колдуна.
«Час от часу не легче!» – промелькнуло в голове друида, который и сам слегка оглох от собственного крика. «И почему только, как колдун или еще какая-нибудь мерзость, так обязательно темный плащ и дурацкий капюшон на башке?» – с досадой чертыхнулся друид, словно ему сейчас не о чем другом было думать. Колдун остро глянул глубоко посаженными, словно провалившимися в ямы, глазами, цвет которых в полутьме разобрать было невозможно, протянул руку и взял у старухи облюбованный ею крючок.
– Ты торопишься, Клотильда, – хрипло и чуть картавя, сказал Колдун и кратким жестом остановил протестующее восклицание ведьмы. – Ты всегда немного торопишься. Я же тебе всегда говорил: жилы тянуть – не время валандать, для этого нужно обязательно предварительно немного поработать. Причем – головой. Ты поняла?
Зорз говорил с людоедкой, как с маленьким слабоумным ребенком, – медленно, отчетливо проговаривая каждое слово. Старуха усмехнулась ртом, в котором было от силы четыре, но зато огромных зуба, словно старая дряхлая волчица ощерилась, и мелко-мелко закивала седенькой птичьей головкой. Колдун успокаивающе погладил ее по сивым волосам, отчего Снегиря даже передернуло – он всегда побаивался старых женщин, и, как сейчас выяснялось, не без причины.
– Сначала нужно пленника порасспросить хорошенько, о житье-бытье, правильно?
Старушка снова послушно кивнула, преданно глядя снизу вверх в глаза Колдуну.
– Ну, вот, а потом уже как ты любишь, как в твоих сказках сказывают: напоить, накормить – и спать положить. Верно?
Старуха всем своим видом выражала полнейшее согласие и готовность услужить патрону во всем, что только в ее хилых старческих силах.
Колдун повертел в длинных и тонких пальцах крючок, произвел им в воздухе пару замысловатых движений и с сомнением поглядел на связанного Снегиря, очевидно, принимая какое-то решение.
– Всему свое время, достойная Клотильда. Не забывай – он не должен умереть, – погрозил ведьме пальцем зорз. После чего, видя, что Снегирь смотрит на него, Колдун наклонился над друидом. Снегирь явственно ощутил еле различимый запах пряного мускуса, исходящий от зорза, который с неожиданной ненавистью прошипел ему прямо в лицо.
– Я хотел сказать – не должен умереть раньше времени. Понимаешь меня, друид?
Снегирь пожевал губами, собирая слюну для достойного ответа, но у него во рту и без того давно все пересохло, и он сумел издать губами только до крайности неприличный звук, так что даже старуха возмущенно засопела. Колдун, однако, весело расхохотался.
– Да ты, оказывается, большой затейник, – подмигнул он Снегирю и вдруг быстро нажал друиду куда-то за ухом. У Казимира мгновенно онемела правая часть головы и шеи, а боль была такая сверкающая, что из глаз посыпались настоящие искры. Колдун с удовлетворение отметил впечатление, которое он произвел на связанного Снегиря, – ему показалось, что в глазах друида на мгновение промелькнул страх.
– Мы тут затеи тоже любим, – заметил Колдун и указал за спину, – особенно вот Клотильда. Ты даже не представляешь себе, друид, какая она затейница и веселая старушка. А особенно, – зорз хитро прищурился, – бабушка Клотильда обожает из людей жилы тянуть. Большая она мастерица, знаешь ли, по этой части. Поэтому у тебя еще будет возможность хорошо повеселиться, друид! Но сначала послушай, что я тебе скажу.
И Колдун вновь тихо зашипел прямо в лицо Снегирю, так что у Казимира не было никакой возможности отпрянуть от этого свистящего шепота, который, казалось, проникал в самую душу, как проникает в сердце человека шипенье змеи. Оно всегда вселяет в нас страх и смятение, даже если змея всего лишь греется на солнышке в нескольких спасительных шагах от тебя.
– Твой друг ушел от нас, друид. А он нам был нужен, очень нужен, потому что у него был Цвет. Он улизнул, сбежал, потому что решил, что иногда лучше выбрать себе любое убежище, даже если это будет смерть. Но как спрятаться в смерти, друид? Ты просто выходишь из игры, и тебя уже больше никто не ищет, понимаеш-ш-ш-шь?! Ты мертв, и поэтому уже больше никому не нужен. А я был уверен, что из черноволосого айра вышел бы хороший проводник, очень хороший. Но что поделать – он сам выбрал свой исход, и знаешь, друид, я его за это даже уважаю.
Снегирь молча лежал с закрытыми глазами, боясь, что все более распаляющийся зорз сейчас начнет плеваться ему прямо в лицо. Впрочем, он внимательно слушал, потому что сказанное Колдуном подтверждало его собственные выводы: зорзы отбирают их по какому-то признаку, который они именуют Цветом. И теперь они ищут вполне определенный Цвет, который им должен подойти… нет, помочь… нет…
– Но твой многознающий приятель нас обидел, – задумчиво продолжал зорз. – Не так-то легко подобрать нужный Цвет, друид, не так-то легко… Поэтому Проводники – большая редкость. Даже среди необычных людей. А ведь вы, лесники, люди необычные, верно?
– А вы… так просто твари… – прошептал Снегирь, с трудом разлепив сухие губы.
– Заговорил, наконец? – Лицо Колдуна приняло удовлетворенное выражение опытного кузнеца, горн которого уже разогрет. – Значит, скоро и запоешь. Слыхал, какие песни Клотильда выводит? Вот и будете с ней на пару. Так что убивать мы тебя, друид, не будем. Пока.
И Колдун показал Снегирю крючок старухи. Он был тусклый, с двумя остро заточенными лапками, на манер рыболовного, и от этого казался каким-то удивительно мирным, из другой, обыденной жизни с сидением на туманном берегу речки тихою, неяркою зарей. Снегирь попытался заставить себя отвести взгляд от режущих стальных кромок и не смог. Вместо этого в голове появилась дурацкая мысль: как же эта старуха им управляется? Это была еще одна ипостась страха, которого, в общем-то, бесстрашный Снегирь не испытывал никогда, кроме как по отношению ко всяческим мелким болячкам. Но это за ним водилось с самого далекого детства, и причины этой боязни Казимир уже и не мог упомнить.
– Боишься, друид? – Голос зорза был вкрадчивый, почти доверительный. – А вот от страха тебе надо начинать избавляться. Такой большой – и такой робкий, ты что? Ты нам еще очень и очень нужен. Что? Хочешь что-то сказать?
– Зачем я тебе нужен… стервятник? – проговорил Снегирь, незаметно пробуя напряжением мускулов веревки на животе и ногах.
– Зачем? – усмехнулся Колдун, а ведьма вся так и подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова из того, что сейчас будет сказано.
– Затем, что мы пока еще не определили, есть ли у тебя Цвет, лесной друид. Редкий, вообще-то говоря, случай. Ты не находишь, Клотильда?
Ведьма отрицательно замотала головой. Было странно, что такая ветхая старушенция в монашеском одеянии обнаруживает столь удивительную резвость в движениях – у нее даже глаза блестели, как у молодой.
«Мандрагора» – сообразил Снегирь. – «А о ней ходят россказни, что она вырастает из мужской силы повешенного или задушенного на рассвете. Значит, эта ведьма знает толк в дурманных корнях. Тогда приготовься, что они сначала лишат тебя воли».
– Но мы это обязательно определим.
Колдун покачал головой.
– Даже если для этого придется извлечь наружу всю твою сущность, несчастный лесник, страж деревьев, пастырь лопухов и крапивы, повелитель лебеды. А пока Клотильда немного подготовит тебя к испытанию Цветом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56