Балкон шел вдоль всего дома, и с него открывался вид на склоны гор далеко внизу. Охотничий домик был выстроен на краю крутого обрыва, и подобраться к нему можно было только по боковой дороге. Опоры упирались в склон, и балкон оказывался на одном уровне с верхушками ближних деревьев. Внизу бежал ручей.
На другом конце балкона стоял человек, он свесился с балюстрады и вглядывался вниз, держа в руке бутылку.
Это был граф Рудигер.
Для Женевьевы это было бы проще простого. Усадить графа Магнуса, надеясь, что он уснет. Потом просто схватить Рудигера и сбросить вниз головой с балкона. Он размозжит себе череп, и все будет выглядеть прискорбным несчастным случаем после неумеренных возлияний.
И Морнан Тибальт останется единственным советником Императора.
Но она колебалась.
Наевшись, она испытывала великодушие и благодарность. Граф Магнус был другом Рудигера, и ее благожелательное отношение к нему распространялось и на семейство фон Унхеймлихов. Ее честь не позволит ей выполнить поручение Тибальта, пока в ней течет кровь Магнуса.
Магнус побрел от нее прочь, дрожа и пошатываясь. Она испугалась на миг, что он свалится с балюстрады. До острых камней речного ложа было футов пятьдесят-шеетьдесят.
Но Магнус крепко держался на ногах.
Рудигер не заметил их. Он глубоко ушел в свои раздумья. Он отхлебнул из бутылки, и Женевьева увидела, что граф дрожит. Она гадала, неужели он оказался настолько не лишен человеческого, что пришел в ужас от задачи, которую сам себе поставил. Он скорее вернется в этот дом на похоронных носилках с дыркой в груди, чем с победой и заветным рогом в руке.
И это также позволит Женевьеве соскользнуть с крючков Тибальта.
Рудигер всматривался во что-то внизу, под деревьями.
Женевьева услышала женский смех. И мужской, басовитый и приглушенный.
Магнус уже почти поравнялся с графом. Женевьева последовала за ним, волнуясь все сильнее.
На опушке леса в лунном свете блестели белые тела.
Магнус обнял графа, и тот, стиснув зубы, вырвался из рук друга.
Граф Рудигер фон Унхеймлих дрожал от бешенства, злые слезы катились по его лицу, глаза налились кровью и яростью. Зарычав, он раздавил пустую бутылку в руке, и стеклянные осколки градом посыпались с балкона.
Женевьева глянула вниз.
Там, у ручья, Ото Вернике, жирный, голый, похожий на свинью, покрывал женщину, сопя и хрюкая, тряся всеми своими складками и дряблыми ягодицами.
Рудигер издал вопль.
Женщина увидела зрителей, и ее глаза расширились от ужаса, но Ото слишком увлекся, чтобы замечать что-либо или думать о чем-либо, кроме собственной похоти. Он продолжал совокупляться с тем же рвением.
Женевьева видела страх на лице партнерши Ото и то, как она отталкивала тучного юнца, пытаясь высвободиться из-под него. Но он был слишком тяжел и слишком возбужден.
– Рудигер, – сказал Магнус. – Не надо…
Граф оттолкнул своего друга и стиснул кровоточащую руку в кулак, излучая холодную и трезвую ярость.
Женщина была Сильвана де Кастрис.
6
Доремус был в лесу, охотился вместе с отцом.
– Вторая из наиболее опасных тварей, – сказал граф Рудигер, – самка человека…
Они бежали быстро, быстрее, чем кони, чем волки, петляя и уворачиваясь между высоких деревьев.
Добыча все время ускользала от них.
Рядом с Доремусом бежал Магнус со свежим шрамом на окровавленном лице.
Бальфус тоже был с ними, похожий на собаку, он хватал их за пятки и облизывал нос и лоб длинным языком. А его вампирша скользила над ними на крыльях то ли бабочки, то ли летучей мыши, натянутых от лодыжек к запястьям, оскалив зубы вполлица. Рудигер продолжал бежать и тащил их всех за собой.
Они двигались так быстро, что казалось, будто они стоят, деревья бросались им навстречу, земля разлеталась из-под ног.
Доремуса пронзила боль, острая, как от удара кинжалом.
Они догнали добычу.
Они вылетели из-за деревьев на поляну и увидели свою жертву.
Рудигер выпустил из рогатки камень. Он попал жертве по ногам, и она упала, покатилась, ударилась о поваленное дерево, с хрустом ломая кости.
Лунный свет пролился на поверженную жертву.
Рудигер издал торжествующий вопль, пар поднимался от его разинутого рта, и Доремус увидел лицо добычи.
Он узнал свою мать…
…и проснулся, дрожа, весь в поту.
– Мальчик, – сказал Рудигер. – Сегодня ночью у нас охота.
Его отец стоял в дверях своей спальни, сгибая лук, чтобы поставить на него тетиву. Жилы на его шее под бородой туго натянулись.
Слуга стоял наготове с охотничьим костюмом Доремуса. Юноша вылез из постели, босые ноги обожгло холодом на каменном полу.
Этого холода было недостаточно, чтобы убедить его, что это уже не сон.
С его отцом был граф Магнус, и Бальфус, и Женевьева.
Доремус не понимал.
– Вторая из наиболее опасных тварей.
Он натянул одежду и принялся сражаться с сапогами. Он постепенно просыпался. Снаружи была еще глубокая ночь.
На единорогов охотятся днем. Тут что-то другое.
– Мы охотимся ради нашей чести, Доремус. Ради имени фон Унхеймлихов. Нашего наследия.
Едва он оделся, его повлекли по коридору к выходу.
Ночной воздух тоже обжигал, студеный, пахнущий деревьями. Магнус держал зажженные фонари. Бальфус охаживал плеткой двух псов, Карла и Франца, чтобы разозлить их до бешенства.
Землю припорошило снегом, и хлопья все еще лениво слетали с неба. Они таяли на его лице, превращаясь в холодные мокрые кляксы.
– Эта шлюха опозорила наш дом, – сказал Рудигер. – Наша честь должна быть восстановлена.
Сильвана дрожала, стоя между двух слуг, изо всех сил старавшихся не касаться ее, словно она подцепила чуму. Она была одета в странную смесь мужских и женских одежд, частью дорогих, частью дешевых. Шелковая блузка была заправлена в кожаные брюки, на ногах были старые охотничьи сапоги Рудигера. Поверх всего был надет жилет из воловьей кожи. Волосы в беспорядке рассыпались по лицу.
– А этот глупец оскорбил наше гостеприимство и показал, что недостоин своего места.
Глупец был Ото Вернике, одетый так же, как Сильвана, смеющийся с деланой беззаботностью.
– Это шутка, да? Дорри, объясни своему отцу…
Сильвана хладнокровно залепила пощечину коменданту охотничьего домика Лиги Карла-Франца.
– Идиот, – бросила она. – Не унижайся, не доставляй ему удовольствия…
Ото снова засмеялся, тряся подбородками, и Доремус увидел, что он плачет.
– Нет, я хотел сказать, ну, это просто…
Рудигер смотрел на Ото бесстрастно и сурово.
– Но я же магистр, – выговорил Ото. – Салют Карлу-Францу, салют Дому Вильгельма Второго.
Он отсалютовал трясущейся рукой.
Рудигер хлестнул его по лицу парой кожаных перчаток.
– Трус, – бросил он. – Если ты посмеешь еще раз упомянуть Императора, я убью тебя прямо здесь и скормлю твою печень собакам. Ты понял?
Ото отчаянно закивал, но промолчал. Потом он схватился за живот, и лицо его стало серо-зеленым.
Он рыгнул, и из его рта вытекла желтая струйка.
Все, включая Сильвану, отступили подальше.
Ото упал на четвереньки и затрясся всем телом, как заколотый боров. Он широко разинул рот, и оттуда фонтаном изверглось все, что он успел проглотить. Это была прямо-таки чудовищная рвота, достойная войти в легенды. Он давился, рыгал и блевал, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи.
– Семь раз, – сказал граф Магнус. – Я думаю, это рекорд.
Ото натужился и сделал это в восьмой раз.
– Вставай, свинья, – приказал Рудигер.
Ото послушался и поднялся.
– У волка есть клыки, у медведя когти, у единорога рог, – сказал Рудигер. – У вас тоже есть оружие. У вас есть мозги.
Ото взглянул на Сильвану. Женщина стояла спокойно, с дерзким видом. Без косметики на лице она выглядела старше и сильнее.
– И у вас есть это.
Рудигер достал два острых ножа и протянул Сильване и Ото. Женщина взвесила свой в руке и поцеловала лезвие. Глаза ее были холодны.
Ото не знал даже, как держать нож.
– Ты должна знать, – обратился Рудигер к Сильване, – что, когда я охочусь на тебя, я люблю тебя. Просто люблю, а не мщу. То зло, что ты причинила мне, ушло, забыто. Ты добыча, я охотник. Мы ближе друг другу, чем когда-либо, ближе даже, чем бывали как мужчина и женщина. Важно, чтобы ты понимала это.
Сильвана кивнула, и Доремус догадался, что она так же безумна, как его отец. Эта игра закончится смертью…
– Отец, – сказал он, – мы не можем…
Рудигер взглянул на него с гневом и разочарованием.
– У тебя сердце твоей матери, мальчишка, – сказал он. – Будь мужчиной, будь охотником.
Доремус вспомнил свой сон, и его затрясло. Он уже видит все иначе. В нем кровь единорога.
– Если вы дотянете до рассвета, – сказал его отец Сильване и Ото, – вы свободны.
Рудигер взял у слуги вощеную соломинку и поднес к пламени одного из фонарей Магнуса. Соломинка занялась и начала медленно тлеть.
– У вас есть время, пока она горит. Потом мы пойдем за вами.
Сильвана вновь кивнула и шагнула во тьму, медленно растворяясь в ней.
– Граф Рудигер… – просипел Ото, утирая рот.
– Времени мало, боров.
Ото уставился на горящий конец соломинки.
– Да беги же, Вернике, – велел граф Магнус.
Решившись, комендант охотничьего домика встряхнулся и порысил прочь. Жир так и колыхался под его одеждой.
– Снег кончается, – сказал Магнус, – и тает на земле. Жаль. Он бы тебе помог.
– Мне не нужен снег, чтобы читать следы.
Соломинка догорела уже почти до половины. Рудигер забрал у Бальфуса собак, держа их за ошейники одной рукой.
– Ты и твоя кровавая сучка останетесь здесь, – приказал он проводнику. – Я возьму только Магнуса и своего сына. Этого достаточно.
Бальфус, казалось, вздохнул с облегчением, но Женевьева, которая этой ночью выглядела куда живее, разозлилась, что ее не берут. По каким-то причинам вампирша хотела участвовать в охоте. Конечно, ей должно быть привычно охотиться на вторую из наиболее опасных тварей.
Соломинка превратилась в искорку в пальцах Рудигера, и он щелчком отбросил ее прочь.
– Пошли, – произнес он, – пора на охоту.
7
У Ото Вернике было такое чувство, будто кто-то засунул внутрь него раскаленную докрасна кочергу и шурует в его потрохах.
Он не представлял, в какой части леса находится. И был напуган, как никогда в жизни.
Вот драки – это его стихия. Выйти на затянутые туманом улицы Альтдорфа с друзьями по Лиге и схлестнуться с «Крючками» или с «Рыбниками» в доках, или со сборщиками налога «на большой палец» на улице Ста Трактиров, или с треклятыми революционерами. Там была настоящая драка, настоящая храбрость, настоящий почет. Хорошая драка с хорошей попойкой и хорошим сексом потом.
Рудигер задался маниакальной целью убить его. Граф фон Унхеймлих ничем не лучше Зверя, того революционера-мутанта, который разорвал на части полдюжины проституток в Альтдорфе два года назад. В тот день, когда этого демона разоблачили, Ото хорошо подрался.
Вот Ефимович был как раз из тех существ, на кого надо охотиться ночью. Он, наверно, к этому приспособился бы.
Ноги его горели в чужих сапогах, и он промерз до костей.
Где сейчас Сильвана? Это она втравила его во все это; теперь ее долг спасти его жир от топки.
Жир тянул его к земле. Раньше он никогда не мешал Ото. Мясо и выпивка сделали свое дело.
Бежать – это, конечно, хорошо, но он то и дело налетал на деревья и ранил лицо и рвал одежду. Несколько минут назад он упал, повредив лодыжку. В ней все еще пульсировала боль, и он боялся, что сломал себе что-нибудь.
Это просто ночной кошмар.
Он не мог припомнить, как все случилось. Он и пробыл-то на этой шлюхе Сильване минуту-другую, как его оттащили и оглушили пощечиной.
Граф Рудигер ударил его.
Вот почему его так тошнило.
Древесная ветка, торчащая до нелепого низко, выросла из тьмы и хлестнула его по лицу. Он почувствовал, как из носа потекла кровь, и еще понял, что зубов тоже больше нет.
Хотел бы он быть теперь в Альтдорфе, похрапывать в своей постели, видеть во сне горячих женщин и холодное пиво.
Если он выберется отсюда, он вступит в орден Сигмара. Даст обеты умеренности, целомудрия и нестяжательства. Принесет жертвы всем богам. Раздаст деньги беднякам. Отправится миссионером в Темные Земли.
Если бы только ему позволили жить…
Он поднырнул под ветку и заковылял дальше.
И его кровь, и деревья, на которые он налетал, станут следом, по которому пойдет граф. Охотники хорошо разбираются во всей этой ерунде, выслеживая жертвы по царапинам на коре и примятым хворостинкам на земле.
Милосердная Шаллия, он хочет жить!
Он снова увидел, как стрела графа вонзается в голову единорога, как лопается янтарный глаз, как наконечник появляется из гривы.
И вдруг у него под ногой не оказалось земли, и Ото упал. Он ударился о камень коленом, потом спиной, головой, задом. Он катился по откосу, налетая на камни и ветки. Наконец он остановился и замер, лежа лицом кверху.
Он будет просто лежать и ждать стрелы графа.
Это уж всяко не хуже, чем бегать впотьмах.
Над собой он видел луны, Маннслиб и Моррслиб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33