А самое главное, что из-за шума, издаваемого перепуганными лошадьми и такими же дамами, вряд ли кто слышал, как они с Элинор орали друг на друга.
Саймон сел, скрестив ноги, чтобы ей было удобнее.
– Хорошо, садись.
Элинор не заставила себя долго ждать и тут же уютно устроилась, положив голову на плечо Саймона. Она удовлетворенно вздохнула:
– Теперь намного лучше.
– Да, для меня это тоже большое удовольствие – сидеть так с тобой. Тем не менее, я не забыл свой вопрос.
Элинор хитро взглянула на него.
– Клянусь, я могу заставить тебя забыть его. О, нет, Саймон, не сталкивай меня! – Она хихикнула.– Я и сама хочу тебе все объяснить.
– Тогда начинай, и побыстрее.
– Послушай, любимый. Я неправильно поняла то, что говорила мне королева, потому что я не такая взрослая и мудрая, как мне казалось. То, что я видела при дворе – отношения между кавалерами и дамами, – было так отвратительно, что я начала уже сомневаться в порядочности всех мужчин!
– Это моя вина. Я, глупец, должен был предупредить тебя заранее.– Он увидел гримасу отвращения на ее губках и, хотя ее глаза и большая часть лица были скрыты капюшоном, догадался, о чем она думает.– Я никогда в этом не участвовал. Я не хочу сказать, что жил, как монах, но шептаться по укромным уголкам и петь любовные серенады – это не мой стиль! Кроме того, у меня огромный размер ноги, и; если меня захватить врасплох, то легко узнать по ногам.
Он намеренно рассмешил Элинор, и она охотно рассмеялась.
– Хотела бы я послушать, как ты исполняешь любовную серенаду, – поддразнила она.
– Ты скорее услышишь, как я надеру тебе уши. Скоро ты, наконец, дойдешь до ответа на мой вопрос?
– Ну, как я уже говорила, ты меня расстроил, и королева заметила это и буквально допросила меня. Я, как могла, избегала прямых ответов, но у нее такой проницательный взгляд, что она без труда догадалась, кому принадлежит мое сердце. Она сказала, что не может помочь мне, но что я могу поступать, как мне захочется, по отношению к тебе, если это только не помешает тебе выполнять свои обязанности. Еще она добавила, что то, чего нельзя избежать, можно легко забыть. Ты, кстати, пришел из ее покоев с таким счастливым лицом, что я решила – она и тебе сказала то же самое. Прости меня, любовь моя, но я подумала, что ты хочешь поступить, как другие, – и меня получить, и сохранить мои земли в подчинении королевы.
Если Элинор и ожидала какой-либо реакции на свои слова, она была разочарована. Саймон не произнес ни слова и даже не пошевелился.
– Мне следовало самой понять, что королева не это имела в виду, – продолжала Элинор.
– Ты уверена в этом? – произнес, наконец, Саймон сдавленным голосом.
– Да, уверена, – бодро соврала Элинор.– Она хорошо знает тебя и понимает, что ты никогда не станешь участвовать в такой игре. Она часто говорила мне, что ты недостаточно награжден за свою верную службу, но у нее сейчас так много разногласий с королем по государственным вопросам, что она не рискнет навязывать ему решение более мелких проблем.
– Это истинная правда, – вздохнул Саймон.– Если Лонгкемп не успокоится, Англии грозит кровавая война.
– Да, а король не желает и слова слышать против этой гадины! Но, Саймон, если случится так, что мне придется выйти замуж и в спешке…
– И как такое может произойти? – Саймон обманчиво мягко задал этот вопрос.
Элинор прикинула, что безопаснее будет продвигаться окольным путем:
– Моя семья ведет свое начало от Вильяма Незаконнорожденного, – изобретательно начала она.– В нашей грамоте ничего не говорится о том, что наследник должен быть обязательно рожден в законном браке. Наследство передается первенцу мужского пола, как гласит грамота, или последующим сыновьям, или же наследнице-женщине, родне по крови.
Саймон прекрасно знал, что с Элинор бесполезно спорить о том, что касается ее владений, однако не выдержал:
– Ты шутишь!
Такая грамота могла стать только причиной для постоянного беспокойства. К примеру, грешок юноши-наследника с какой-нибудь служанкой мог привести к нарушению последовательности в передаче наследства.
– Я не шучу, – начала Элинор возмущенно, но вдруг рассмеялась.– Первый лорд Роузлинда был незаконнорожденным! И таким же был его любимый сын, и это не имело никакого значения. И мой дедушка был на грани этого, хотя говорят, что священник все-таки успел обвенчать его родителей. Тебе не стоит так беспокоиться. Об этом мало кто знает, но если нужно, можно воспользоваться этой традицией.
– Нет! – Саймон произнес это с чувством, потом продолжил более спокойно:– Я никогда не получал ничего в жизни с помощью воровства – разве что во время войны, – и я не собираюсь начинать такую практику сейчас, хотя все во мне – ум, душа и тело – жаждет тебя. Не мучай меня, Элинор.
– Нет, нет, не буду. Может быть, отношения между королем и его матерью улучшатся, и она сможет замолвить словечко за нас. По крайней мере, она знает о нас, но не пытается разлучить.
Элинор была очень довольна тем, чего ей удалось достичь за этот день. Она вовсе не рассчитывала на то, что Саймон согласится на ее предложение и намеренно позаботится о том, чтобы она забеременела, чтобы затем как бы вынужденно жениться на ней. Элинор всего лишь хотела заронить в нем мысль о том, что королева не будет разочарована в нем, если он не устоит перед своей страстью. Она не торопилась. Она вполне удовлетворится обещанием жениться через год или два и будет с радостью ожидать своего часа. Если можно будет, Элинор постарается не вынуждать Саймона на такой шаг, которого он всегда будет стыдиться. Однако не было причины избегать маленьких радостей, позволенных им.
– Солнце садится, – заметила Элинор, – и становится все холоднее.
Саймон склонил голову набок, прислушиваясь к тому, что происходит в палатке.
– Дамы, кажется, немного успокоились. Хочешь вернуться туда?
– Нет, пока они не забудут, если они вообще смогут забыть, как я ударила Маргарет. Она топала ногами и была уже готова упасть на палубу в истерике.
– Да уж, – сухо произнес Саймон.– Я слышал, как ты положила этому конец.– Он потянулся, чтобы расстегнуть свой плащ.– Возьми мой плащ.
– Не будь глупым, ты совсем замерзнешь. Мне нужно твое горячее тело, а не холодный плащ. Пожалуйста, Саймон, расстегни его и пусти меня.
Он засмеялся. Сэр Андрэ не зря предупреждал, как настойчива Элинор. Она добьется своего не мытьем, так катаньем, будет обманчиво уступчивой, но мало-помалу будет продвигаться к достижению своей цели.
– Ты ничего не выиграешь от этого, – предупредил он, развязывая все-таки шнур плаща, чтобы Элинор могла проскользнуть под него.
Быстро, как змея, которая жалит, она распахнула свой плащ и набросила полы на плечи Саймона с тем, чтобы прижаться как можно теснее к его груди. Она откинула назад свою головку, в ее глазах искрился смех.
– Зато я согреюсь, – прошептала она, обнимая его за шею и притягивая к себе.– На какое-то время, мой возлюбленный, для меня и этого будет достаточно!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Когда королева и ее свита прибыли в Нонанкурт, они обнаружили, что их опередили. Лонгкемп, Дарем, лорд Джон с группой баронов и епископов уже заняли резиденцию. Королева была очень рассержена, о чем взвинченная Элинор поспешила сообщить Саймону.
– Я думала, она получит разрыв сердца у меня на глазах.
– Ничего удивительного. Она, конечно, не катается по полу и не грызет ковер, как другие Анжуйские, – заметил Саймон, – но у нее вспыльчивый нрав. Все было организовано так, чтобы мы успели доставить леди Элоиз в Руан и прибыть раньше или одновременно с остальными.
Глаза Элинор наполнились жалостью:
– Ах, Саймон, что случилось с леди Элоиз? Я почти поверила в то, что она – любовница короля Генриха. И, пожалуйста, не делай такое лицо. Я не собираюсь обсуждать это на всех углах. В любом случае, мне жаль ее, да и королева утверждает, что это не так.
– Она вынуждена говорить так, если ее сын собирается жениться на этой женщине.
Элинор оглянулась, чтобы убедиться, что никто не может их подслушать. Они сидели в нише у окна. Конечно, здесь было не так безопасно, как в толстых стенах Роузлинда, – всего лишь ниша глубиной в пять футов с окном и каменными скамьями по обе стороны от него. Они укрылись здесь, как только нарушили свой вынужденный пост воздержания от общения. В нише было ужасно холодно, но зато можно было уединиться. Большинство придворных бездельников собирались группками в обоих концах комнаты, поближе к пылающим каминам. Рядом же с ними никого не было.
– Он не женится на ней, – произнесла Элинор мягко, но не шепотом. Давно, когда она была еще маленькой и непослушной девочкой, ее научили, что нельзя шептать, если не хочешь, чтобы на тебя обратили внимание. Шепот вызывает подозрение, даже если тот, кто подслушивает, не сможет разобрать ни слова.– Уже отправлены послания к Санчо Наваррскому, выбор короля пал на Беренгарию.
– Откуда ты знаешь это?
– Я сама писала это послание от имени королевы. Саймон, королева отчасти разгневана из-за того, что Лонгкемп оказывает давление на ее людей. Я не знаю, как она узнала об этом, у нее есть свои источники. Сейчас я пишу такие письма, что лучше бы мне этого не делать. Давай не будем говорить об этом здесь. Но я не могу понять леди Элоиз. Почему она не протестует? Даже если она виновата, она могла бы отрицать это. Но она вполне счастлива в Руане. Нет, не так: не счастлива, а испытывает чувство облегчения.
Саймон влюблено смотрел на оживленное лицо Элинор: ее глаза сверкали, она была готова сражаться, если понадобится. Если бы она передала хоть часть своей энергии Элоиз, та, возможно, вышла бы замуж за Ричарда.
«Пути Господни неисповедимы, – размышлял Саймон.– Для Изабель де Клер вмешательство Элинор стало благом. Но для Элоизы Французской, возможно, было бы гораздо лучше оставаться там, где она есть. А для меня?»
– Неудивительно, что она довольна, – сказал он, с улыбкой глядя, как на лице Элинор отразилось недоумение.– Миледи, подумайте о прирученной птице, которая провела долгие дни в клетке. Иногда такая птичка уже не хочет покидать свою тюрьму, а если и улетает, то часто умирает от страха перед окружающей жизнью. У Элоиз своя жизнь – налаженная и приятная. Ей нечего бояться, не о чем беспокоиться. Ей никому не нужно угождать, кроме себя самой.
– Не о чем беспокоиться? А как насчет ее земель и подданных, которые столько времени находятся в чужих руках? Если бы я…
– О, ты, – засмеялся Саймон.– Ты готова проглотить меня целиком за кусочек твоей земли или хижину какого-нибудь серфа.
– Вряд ли такая ситуация может возникнуть, – с достоинством ответила Элинор, но, не выдержав роли, заулыбалась.– Но это так удачно, что королева поручила опекать меня единственному честному человеку при дворе. Иначе число придворных кавалеров значительно бы уменьшилось из-за тех несчастных случаев, в которые попадали бы бесчестные опекуны моих земель.
– Элинор, – неловко сказал Саймон, – ты можешь смеяться, но не шути так. Это было бы самоубийством.
– Чепуха! Если в мой замок заберется вор, я спущу собак и моих слуг, чтобы они затравили и убили его. Вор – это вор, я так понимаю. Если же он благородных кровей, а не простолюдин, то это еще хуже: такие еще прожорливее. Ну вот, пора и вспомнить самого прожорливого. Поскольку он здесь, на наших глазах, что мы будем делать с Лонгкемпом?
Лицо Саймона стало таким же жестким, как у Элинор. Нежность исчезла из глубины глаз, которые, казалось, стали еще больше и засверкали.
– Теперь уже поздно действовать так, как я планировал. Но я поставлю этот вопрос на первом же заседании.
– Ох, Саймон, это будет опасно для тебя.
– Что с того? Я не боюсь презрения короля. Если он рассердится на меня, он выскажет мне все прямо в лицо. Он не любит прощать, но зато никогда не скрывает свои чувства. Король предпочитает, чтобы ему откровенно все сказали в лицо, чем выслушивать нытье и жалобы.
– Я не имела в виду короля. Он достаточно справедлив и знает, что ты не станешь обманывать его.
– Тогда Лонгкемп? А его из-за чего бояться? Элинор резко выдохнула:
– Он небольшого роста, скрюченный, не в состоянии владеть мечом, и поэтому ты считаешь его ничтожеством. Он гораздо опаснее именно потому, что он слаб: может устроить ловушку или напасть с ножом где-нибудь в укромном уголке.
– Тс-с. Я всю свою жизнь в таком окружении. Как королевский прокурор я не вызывал особой симпатии. Кое-кто не раз пытался избавиться от меня подобным способом. Но вот он я! Здесь, перед тобой.
Это высказывание Саймона послужило небольшим утешением для Элинор. Всегда было так: время для первого успеха и время для последних минут жертвы, которую убивают. Она знала, что бесполезно спорить с Саймоном. Если ты выбрала храброго мужчину, нельзя ожидать, что он будет сверхосторожным. Да ей и не надо было беспокоиться: Саймон не был глупцом. Еще раньше, когда она опиралась на его руку, Элинор почувствовала под бархатной тканью мелкие кольца кольчуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Саймон сел, скрестив ноги, чтобы ей было удобнее.
– Хорошо, садись.
Элинор не заставила себя долго ждать и тут же уютно устроилась, положив голову на плечо Саймона. Она удовлетворенно вздохнула:
– Теперь намного лучше.
– Да, для меня это тоже большое удовольствие – сидеть так с тобой. Тем не менее, я не забыл свой вопрос.
Элинор хитро взглянула на него.
– Клянусь, я могу заставить тебя забыть его. О, нет, Саймон, не сталкивай меня! – Она хихикнула.– Я и сама хочу тебе все объяснить.
– Тогда начинай, и побыстрее.
– Послушай, любимый. Я неправильно поняла то, что говорила мне королева, потому что я не такая взрослая и мудрая, как мне казалось. То, что я видела при дворе – отношения между кавалерами и дамами, – было так отвратительно, что я начала уже сомневаться в порядочности всех мужчин!
– Это моя вина. Я, глупец, должен был предупредить тебя заранее.– Он увидел гримасу отвращения на ее губках и, хотя ее глаза и большая часть лица были скрыты капюшоном, догадался, о чем она думает.– Я никогда в этом не участвовал. Я не хочу сказать, что жил, как монах, но шептаться по укромным уголкам и петь любовные серенады – это не мой стиль! Кроме того, у меня огромный размер ноги, и; если меня захватить врасплох, то легко узнать по ногам.
Он намеренно рассмешил Элинор, и она охотно рассмеялась.
– Хотела бы я послушать, как ты исполняешь любовную серенаду, – поддразнила она.
– Ты скорее услышишь, как я надеру тебе уши. Скоро ты, наконец, дойдешь до ответа на мой вопрос?
– Ну, как я уже говорила, ты меня расстроил, и королева заметила это и буквально допросила меня. Я, как могла, избегала прямых ответов, но у нее такой проницательный взгляд, что она без труда догадалась, кому принадлежит мое сердце. Она сказала, что не может помочь мне, но что я могу поступать, как мне захочется, по отношению к тебе, если это только не помешает тебе выполнять свои обязанности. Еще она добавила, что то, чего нельзя избежать, можно легко забыть. Ты, кстати, пришел из ее покоев с таким счастливым лицом, что я решила – она и тебе сказала то же самое. Прости меня, любовь моя, но я подумала, что ты хочешь поступить, как другие, – и меня получить, и сохранить мои земли в подчинении королевы.
Если Элинор и ожидала какой-либо реакции на свои слова, она была разочарована. Саймон не произнес ни слова и даже не пошевелился.
– Мне следовало самой понять, что королева не это имела в виду, – продолжала Элинор.
– Ты уверена в этом? – произнес, наконец, Саймон сдавленным голосом.
– Да, уверена, – бодро соврала Элинор.– Она хорошо знает тебя и понимает, что ты никогда не станешь участвовать в такой игре. Она часто говорила мне, что ты недостаточно награжден за свою верную службу, но у нее сейчас так много разногласий с королем по государственным вопросам, что она не рискнет навязывать ему решение более мелких проблем.
– Это истинная правда, – вздохнул Саймон.– Если Лонгкемп не успокоится, Англии грозит кровавая война.
– Да, а король не желает и слова слышать против этой гадины! Но, Саймон, если случится так, что мне придется выйти замуж и в спешке…
– И как такое может произойти? – Саймон обманчиво мягко задал этот вопрос.
Элинор прикинула, что безопаснее будет продвигаться окольным путем:
– Моя семья ведет свое начало от Вильяма Незаконнорожденного, – изобретательно начала она.– В нашей грамоте ничего не говорится о том, что наследник должен быть обязательно рожден в законном браке. Наследство передается первенцу мужского пола, как гласит грамота, или последующим сыновьям, или же наследнице-женщине, родне по крови.
Саймон прекрасно знал, что с Элинор бесполезно спорить о том, что касается ее владений, однако не выдержал:
– Ты шутишь!
Такая грамота могла стать только причиной для постоянного беспокойства. К примеру, грешок юноши-наследника с какой-нибудь служанкой мог привести к нарушению последовательности в передаче наследства.
– Я не шучу, – начала Элинор возмущенно, но вдруг рассмеялась.– Первый лорд Роузлинда был незаконнорожденным! И таким же был его любимый сын, и это не имело никакого значения. И мой дедушка был на грани этого, хотя говорят, что священник все-таки успел обвенчать его родителей. Тебе не стоит так беспокоиться. Об этом мало кто знает, но если нужно, можно воспользоваться этой традицией.
– Нет! – Саймон произнес это с чувством, потом продолжил более спокойно:– Я никогда не получал ничего в жизни с помощью воровства – разве что во время войны, – и я не собираюсь начинать такую практику сейчас, хотя все во мне – ум, душа и тело – жаждет тебя. Не мучай меня, Элинор.
– Нет, нет, не буду. Может быть, отношения между королем и его матерью улучшатся, и она сможет замолвить словечко за нас. По крайней мере, она знает о нас, но не пытается разлучить.
Элинор была очень довольна тем, чего ей удалось достичь за этот день. Она вовсе не рассчитывала на то, что Саймон согласится на ее предложение и намеренно позаботится о том, чтобы она забеременела, чтобы затем как бы вынужденно жениться на ней. Элинор всего лишь хотела заронить в нем мысль о том, что королева не будет разочарована в нем, если он не устоит перед своей страстью. Она не торопилась. Она вполне удовлетворится обещанием жениться через год или два и будет с радостью ожидать своего часа. Если можно будет, Элинор постарается не вынуждать Саймона на такой шаг, которого он всегда будет стыдиться. Однако не было причины избегать маленьких радостей, позволенных им.
– Солнце садится, – заметила Элинор, – и становится все холоднее.
Саймон склонил голову набок, прислушиваясь к тому, что происходит в палатке.
– Дамы, кажется, немного успокоились. Хочешь вернуться туда?
– Нет, пока они не забудут, если они вообще смогут забыть, как я ударила Маргарет. Она топала ногами и была уже готова упасть на палубу в истерике.
– Да уж, – сухо произнес Саймон.– Я слышал, как ты положила этому конец.– Он потянулся, чтобы расстегнуть свой плащ.– Возьми мой плащ.
– Не будь глупым, ты совсем замерзнешь. Мне нужно твое горячее тело, а не холодный плащ. Пожалуйста, Саймон, расстегни его и пусти меня.
Он засмеялся. Сэр Андрэ не зря предупреждал, как настойчива Элинор. Она добьется своего не мытьем, так катаньем, будет обманчиво уступчивой, но мало-помалу будет продвигаться к достижению своей цели.
– Ты ничего не выиграешь от этого, – предупредил он, развязывая все-таки шнур плаща, чтобы Элинор могла проскользнуть под него.
Быстро, как змея, которая жалит, она распахнула свой плащ и набросила полы на плечи Саймона с тем, чтобы прижаться как можно теснее к его груди. Она откинула назад свою головку, в ее глазах искрился смех.
– Зато я согреюсь, – прошептала она, обнимая его за шею и притягивая к себе.– На какое-то время, мой возлюбленный, для меня и этого будет достаточно!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Когда королева и ее свита прибыли в Нонанкурт, они обнаружили, что их опередили. Лонгкемп, Дарем, лорд Джон с группой баронов и епископов уже заняли резиденцию. Королева была очень рассержена, о чем взвинченная Элинор поспешила сообщить Саймону.
– Я думала, она получит разрыв сердца у меня на глазах.
– Ничего удивительного. Она, конечно, не катается по полу и не грызет ковер, как другие Анжуйские, – заметил Саймон, – но у нее вспыльчивый нрав. Все было организовано так, чтобы мы успели доставить леди Элоиз в Руан и прибыть раньше или одновременно с остальными.
Глаза Элинор наполнились жалостью:
– Ах, Саймон, что случилось с леди Элоиз? Я почти поверила в то, что она – любовница короля Генриха. И, пожалуйста, не делай такое лицо. Я не собираюсь обсуждать это на всех углах. В любом случае, мне жаль ее, да и королева утверждает, что это не так.
– Она вынуждена говорить так, если ее сын собирается жениться на этой женщине.
Элинор оглянулась, чтобы убедиться, что никто не может их подслушать. Они сидели в нише у окна. Конечно, здесь было не так безопасно, как в толстых стенах Роузлинда, – всего лишь ниша глубиной в пять футов с окном и каменными скамьями по обе стороны от него. Они укрылись здесь, как только нарушили свой вынужденный пост воздержания от общения. В нише было ужасно холодно, но зато можно было уединиться. Большинство придворных бездельников собирались группками в обоих концах комнаты, поближе к пылающим каминам. Рядом же с ними никого не было.
– Он не женится на ней, – произнесла Элинор мягко, но не шепотом. Давно, когда она была еще маленькой и непослушной девочкой, ее научили, что нельзя шептать, если не хочешь, чтобы на тебя обратили внимание. Шепот вызывает подозрение, даже если тот, кто подслушивает, не сможет разобрать ни слова.– Уже отправлены послания к Санчо Наваррскому, выбор короля пал на Беренгарию.
– Откуда ты знаешь это?
– Я сама писала это послание от имени королевы. Саймон, королева отчасти разгневана из-за того, что Лонгкемп оказывает давление на ее людей. Я не знаю, как она узнала об этом, у нее есть свои источники. Сейчас я пишу такие письма, что лучше бы мне этого не делать. Давай не будем говорить об этом здесь. Но я не могу понять леди Элоиз. Почему она не протестует? Даже если она виновата, она могла бы отрицать это. Но она вполне счастлива в Руане. Нет, не так: не счастлива, а испытывает чувство облегчения.
Саймон влюблено смотрел на оживленное лицо Элинор: ее глаза сверкали, она была готова сражаться, если понадобится. Если бы она передала хоть часть своей энергии Элоиз, та, возможно, вышла бы замуж за Ричарда.
«Пути Господни неисповедимы, – размышлял Саймон.– Для Изабель де Клер вмешательство Элинор стало благом. Но для Элоизы Французской, возможно, было бы гораздо лучше оставаться там, где она есть. А для меня?»
– Неудивительно, что она довольна, – сказал он, с улыбкой глядя, как на лице Элинор отразилось недоумение.– Миледи, подумайте о прирученной птице, которая провела долгие дни в клетке. Иногда такая птичка уже не хочет покидать свою тюрьму, а если и улетает, то часто умирает от страха перед окружающей жизнью. У Элоиз своя жизнь – налаженная и приятная. Ей нечего бояться, не о чем беспокоиться. Ей никому не нужно угождать, кроме себя самой.
– Не о чем беспокоиться? А как насчет ее земель и подданных, которые столько времени находятся в чужих руках? Если бы я…
– О, ты, – засмеялся Саймон.– Ты готова проглотить меня целиком за кусочек твоей земли или хижину какого-нибудь серфа.
– Вряд ли такая ситуация может возникнуть, – с достоинством ответила Элинор, но, не выдержав роли, заулыбалась.– Но это так удачно, что королева поручила опекать меня единственному честному человеку при дворе. Иначе число придворных кавалеров значительно бы уменьшилось из-за тех несчастных случаев, в которые попадали бы бесчестные опекуны моих земель.
– Элинор, – неловко сказал Саймон, – ты можешь смеяться, но не шути так. Это было бы самоубийством.
– Чепуха! Если в мой замок заберется вор, я спущу собак и моих слуг, чтобы они затравили и убили его. Вор – это вор, я так понимаю. Если же он благородных кровей, а не простолюдин, то это еще хуже: такие еще прожорливее. Ну вот, пора и вспомнить самого прожорливого. Поскольку он здесь, на наших глазах, что мы будем делать с Лонгкемпом?
Лицо Саймона стало таким же жестким, как у Элинор. Нежность исчезла из глубины глаз, которые, казалось, стали еще больше и засверкали.
– Теперь уже поздно действовать так, как я планировал. Но я поставлю этот вопрос на первом же заседании.
– Ох, Саймон, это будет опасно для тебя.
– Что с того? Я не боюсь презрения короля. Если он рассердится на меня, он выскажет мне все прямо в лицо. Он не любит прощать, но зато никогда не скрывает свои чувства. Король предпочитает, чтобы ему откровенно все сказали в лицо, чем выслушивать нытье и жалобы.
– Я не имела в виду короля. Он достаточно справедлив и знает, что ты не станешь обманывать его.
– Тогда Лонгкемп? А его из-за чего бояться? Элинор резко выдохнула:
– Он небольшого роста, скрюченный, не в состоянии владеть мечом, и поэтому ты считаешь его ничтожеством. Он гораздо опаснее именно потому, что он слаб: может устроить ловушку или напасть с ножом где-нибудь в укромном уголке.
– Тс-с. Я всю свою жизнь в таком окружении. Как королевский прокурор я не вызывал особой симпатии. Кое-кто не раз пытался избавиться от меня подобным способом. Но вот он я! Здесь, перед тобой.
Это высказывание Саймона послужило небольшим утешением для Элинор. Всегда было так: время для первого успеха и время для последних минут жертвы, которую убивают. Она знала, что бесполезно спорить с Саймоном. Если ты выбрала храброго мужчину, нельзя ожидать, что он будет сверхосторожным. Да ей и не надо было беспокоиться: Саймон не был глупцом. Еще раньше, когда она опиралась на его руку, Элинор почувствовала под бархатной тканью мелкие кольца кольчуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67