– рявкнул он… в коротком промежутке между горячими, страстными поцелуями.
Он развернул меня, я оказалась между холодной жесткой стеной и разгоряченным вампиром. Я схватила его руками за волосы.
– Я твоя Возлюбленная, черт возьми! Тебе придется позволить мне спасти твою душу, и тебе придется смириться с этим!
– Ничего такого ты не сделаешь! – прорычал он, стягивая с меня свитер через голову и глядя с вожделением на окружности моих грудей под бюстгальтером.
– Поцелуй меня, – приказала я, притягивая его за волосы.
– Нет! – Он овладел моими губами, прижался джинсами к моему животу. Я оплела его руками, запрокидывая голову.
– Отпей из меня, – умоляла я, а его поцелуи спускались по шее к моей груди. Пять столетий практики не прошли даром. Мой бюстгальтер слетел, не оказав сопротивления, и я привстала на цыпочки, готовая к наслаждению.
– Не буду! – снова прорычал он и начал ласкать языком мои груди.
Его клыки, словно жала, царапали мою нежную кожу. Но тут же он ласкал меня языком, сглаживая боль. Я выгнулась ему навстречу. Одной рукой он снимал с меня джинсы, другой схватил за волосы. Я целовала его шею, поднимаясь к мочке уха, которую мне не терпелось попробовать зубами, руки мои неустанно гладили бархатную сталь его мышц.
– Возьми меня, – простонала я, и он сорвал с меня нижнее белье. Я нашла губами его мочку, мое голое тело терлось о его нагую грудь, чувства мои обострились, его вставшая плоть сквозь грубую ткань джинсов натирала чувствительную кожу на моем животе. Он рухнул на колени передо мной, и его язык впился в самое сокровенное место на теле женщины. Я обхватила его голову руками, не в силах вздохнуть. Он был воплощением огня, но не обжигал, а лишь ласкал.
– Не буду.
Он встал на ноги, поднял меня и перенес на кровать. Сняв джинсы и ботинки, он присоединился ко мне. Его жесткое мускулистое тело придавило меня к матрасу, но острый голод, который я чувствовала в нем, заставил выгнуться ему навстречу. Мои руки исследовали превосходный ландшафт его спины.
Я царапала ему кожу ногтями. Он раздвинул мои ноги одним резким движением.
– Люби меня, – попросила я.
– Не могу, – вымолвил он, его глаза голубыми бриллиантами глубоко пронзили мою душу.
Он склонился надо мной. Он овладел мной, заполнил меня всю. Голод красной волной заливал его. Его клыки вонзились в основание моей шеи. Короткий миг боли, и затем лишь наслаждение. Наслаждение от того, что я делилась с ним своей жизнью. Наслаждение, почти такое же сильное, как оргазм, который я испытывала снова и снова, когда он входил в меня все резче и резче. Наши мысли слились, его удовольствие подпитывало мое, мне казалось, что я вот-вот умру от экстаза. И в этот момент, этот светлый момент, я почувствовала, что мы едины и это единение гораздо фундаментальнее, чем простое соитие тел. Нам суждено было быть вместе, и ничто из того, что он мог сказать, не меняло сути.
Скажи мне, что ты этого не почувствовал. Скамей, что это не лучшее из того, что ты переживал в жизни. Скажи мне, что я не твоя Возлюбленная.
Он слизнул языком каплю крови из укуса и перевернулся, крепко держа меня в объятиях, так что мы по-прежнему были слиты воедино. Внутри его наслаждение прошло, уступая место горечи, и радость нашего соития померкла.
Холод тисками сдавил мое сердце. Скажи мне, Адриан!
Его дыхание щекотало мне ухо. Его грудь вздымалась подо мной. Я чувствовала соленый пот, целуя его ключицу. Мне хотелось рыдать за него, рыдать за нас обоих. Прошу тебя, скажи.
Агония правды заполнила его сознание, вливаясь и в мое. Я чувствовал это. Ты моя жизнь. Ты мое дыхание. Ты биение моего сердца. Ты моя Возлюбленная.
Я улыбнулась и расслабилась, лежа на нем. Мое тело все еще дрожало от пережитого удовольствия. Я не хотела искать название этому, мне просто было хорошо.
– А у меня теперь не вырастут клыки?
– Нет.
– Это хорошо. – Я задумчиво провела по переплетенному узору проклятия на груди Адриана, восхищаясь одновременно его силой и нежностью, которую он продемонстрировал. – Вряд ли я смогла бы смириться с жаждой крови, хотя мне кажется неудержимо сексуальным, когда ты… нуты понимаешь, о чем я… когда сделал это со мной. Но я лучше как-нибудь без клыков. У тебя есть соображения, почему твои снова стали втягиваться?
Он приоткрыл один глаз и гневно глянул на меня.
– А, да, прости, забыла. У тебя сейчас время восстановления. Не учла, что мужчины не любят болтать сразу после этого. Отдыхай. А я буду просто лежать рядом и вспоминать, как нам было хорошо вместе.
Он зарычал, когда моя рука оказалась внизу его живота.
– Теперь у тебя есть причины избавить меня от проклятия?
Я приподнялась на локте и посмотрела на его грудь и живот с растущим ужасом.
– Я не… ну то есть… Я не помню. Я ведь никогда раньше не занималась этим.
– Но ты заколдовала Себастьяна, – ответил он. Теперь его глаза были открыты, а радужки горели вызывающе ярким синим. Сложный темно-зеленый узор тускло светился на его груди и животе в свете угасающего дня. На фоне изощренных, заковыристых зеленых линий рунического узора проклятие горело прямыми красными линиями. – Требуется сильное заклинание, чтобы связать Темного.
– Я знаю, что у меня получилось, но я понятия не имею, как я это сделала! Это просто произошло само собой.
Я почувствовала, что он не верит мне. Я пустила его в свое сознание, чтобы он сам убедился, что я говорю правду.
– Но ты ведь наверняка тренировалась. Не бывает такого, чтобы люди вдруг, ни с того ни с сего начали колдовать.
– Как это странно, когда ты в моей голове, – промурлыкала я, разглаживая морщинки на его лице, и он расслабился, перестал хмуриться. – Даже не уверена, что мне это нравится, за исключением тех моментов, когда мы… ну, ты понимаешь. В такие моменты это просто великолепно. И прежде чем ты спросишь то, что, я знаю, ты спросишь, ответ «нет», я не забыла, чему меня учили. Потому что меня ничему никогда не учили. Формально не учили. Я участвовала в викканских обрядах пару раз, только и всего.
– Но с тобой что-то случилось. Что-то настолько ужасное, что даже я не могу проникнуть в этот уголок твоей памяти. – Его пальцы коснулись моей левой щеки. Что случилось с тобой, Hasi ? Что оставило на тебе эту отметину и сгусток тьмы в твоем сердце?
Я отвернулась, закусив губу. Я не ожидала от него такого проявления нежности. (Hasi – так часто называют немцы своих возлюбленных.) Кроме того, мне надо было собраться с мыслями.
– Мне не позволено спрашивать об этом? – Его голос глубоким бархатом ласкал мой слух.
– Почему? Спрашивай. Это будет даже честно, ведь ты разрешил мне задавать любые вопросы. – Я вздохнула полной грудью, напомнив себе, что с ним я буду откровеннее, чем с кем бы то ни было, и посмотрела ему прямо в глаза. – Я убила свою лучшую подругу, когда мне было только двадцать. А потом у меня был удар.
Он уставился на меня, ожидая продолжения. Я свернулась калачиком на его груди, прячась от проницательного взгляда.
– И это все, что ты мне скажешь? Все, на что я могу рассчитывать?
– Из-за удара у меня кривая улыбка и левая сторона тела не такая сильная, как правая, – сказала я, не поднимая головы. Под моей щекой вздымалась и опадала его теплая сильная грудь. И как можно считать Темных нежитью?
Это неверное представление. Его шелковый голос шептал в моей голове. Почему ты убила свою подругу?
Я снова вздохнула, правда, на этот раз про себя. Я уже поняла, что он не успокоится, пока я не расскажу ему все до конца. Я приподнялась на его груди, чувствуя легкое покалывание там, где моя ладонь коснулась рунического узора проклятия.
– Я уже говорила, что не могу снять с тебя проклятие. И это не только потому, что я не знаю толком, как это делается, но скорее потому, что единственный раз, когда я пыталась это сделать, закончился гибелью моей подруги. А я провела три месяца в госпитале, потому что мой мозг едва не сгорел.
Адриан ментально обнял меня, сознание мое заполнилось образами той страшной ночи, когда Бет, улыбаясь, уверяла меня, что все будет хорошо.
– Да брось, Нелли, – сказала Бет, хихикая. Мы посреди ночи открыли дверь в античную комнату университетского музея, где я работала над дипломом. – Тетя Ли сказала, что тебе по зубам снять проклятие. Все, что надо сделать, – это расколдовать его.
– А я скажу тебе то же самое, что сказала твоей тете, Бет: я ничего не знаю о колдовстве и заклинаниях. Для меня это как греческий язык. И только потому, что она считает меня очаровательной…
– Не очаровательной, а умеющей наводить чары, глупышка, – сказала она ласково и включила фонарик. Она торопливо пошла к большому запертому секретеру в дальнем углу комнаты. – А тете Ли лучше знать.
– То есть она большая шишка в китайском викканском обществе? Но это еще не значит, что она все знает, Бет. Она так и не объяснила мне внятно, как я смогу снять это проклятие. А что до магических заклинаний, то она показала мне лишь парочку. Я даже не помню, от чего они.
Бет выбирала ключи на огромной связке, пока наконец не остановилась на одном, и принялась открывать секретер.
– Ну, у тебя блестяще получается развязывать узлы. Думаешь, проклятие сложнее?
Я рассмеялась, а она тем временем открыла секретер, достала маленькую деревянную коробку, открыв которую, мы увидели грязные лохмотья какой-то голубой шерстяной ткани. Бет побоялась дотронуться до ткани и вместо этого передала коробку мне, предлагая жестом сесть на пол. Я потрогала пальцем дырку в ткани, заметив, что, несмотря на возраст, золотая окантовка неплохо сохранилась.
– Так вот она какая? Знаменитая проклятая плащаница.
– Во всяком случае, доктор Эври так говорит. А ты как думаешь?
Я внимательно осмотрела материал, пытаясь припомнить все, чему учили на уроках по истории Европы.
– Хм. Что-то очень старое.
Она закатила глаза и села на пол рядом со мной, наблюдая, как я достаю ткань из коробки.
– Да нет же, я имела в виду проклятие. Ты сможешь его расколдовать?
– Нет. Я ни слова не поняла из того, что твоя тетя наговорила о проклятиях. Кажется, она говорила, что они похожи на узоры, или что-то в этом роде. Но все это не имеет смысла! Как может проклятие быть похоже на узо… – Я притихла, когда поняла, что мои пальцы автоматически водили по сложному, узорчатому рисунку, вплетенному в золотую окантовку проклятой плащаницы. Я искоса глянула на него, впервые заметив странный узор. Он завивался сложным рисунком, то расширяясь водоворотом, то снова свиваясь кольцами. Это был сложный, словно лабиринт, узор. Мне всегда нравились лабиринты, и у меня всегда получалось найти выход раньше остальных даже из самых сложных лабиринтов. – Ух ты! Здорово сделано! Посмотри, что тут вплетено в ткань.
– Что? – Бет наклонила свою темноволосую голову и посмотрела на мой палец, которым я водила по рисунку узора.
– Вот же. Видишь эту красную нить? Она очень яркая, наверное, шелковая, вплетена в ткань.
– Может, это и есть проклятие? – предположила она. Голос ее дрожал. Шутливый ответ, что вертелся у меня на языке, так и не сорвался с губ, по спине пробежали мурашки. В какой-то миг я осознала, что мы одни в административном корпусе университета и никто не придет нам на помощь из тьмы. Здесь были только моя подруга, я и кусок плащаницы как свидетельство страшных времен испанской инквизиции.
Я старалась не обращать внимания на дурное предчувствие, которое пронизало меня до мозга костей.
– Если это проклятие, то расколдовать его будет проще простого. Это всего лишь запутанный лабиринт и не более того.
– Именно это нам и говорила тетя Ли, когда рассказывала о заклинаниях, что они не более чем чья-то воля, вложенная в узор.
– Ага. – Я развернула ткань на покрытом ковром полу, встав над ней на колени и направляя фонарь Бет так, чтобы он светил на нужное мне место. Я пыталась найти начало этого странного узора из красных нитей. – Да, вот оно. Что там говорила твоя тетя? Что мне надо делать?
– Я не знаю! Вообще-то ты должна была слушать, а не я.
– Но ты же у нас проходишь обучение в викканском обществе. Надо быть повнимательнее.
– Викканцы не колдуны. – Лицо Бет побледнело, и я даже в темноте это заметила. – Кажется, она сказала, что тебе надо распутать узор, чтобы снять проклятие.
– Ладно. – Я вздохнула и улыбнулась, надеясь, что на лице у меня написаны уверенность и целеустремленность. – Приступим!
Я поставила палец на узел в узоре из красных нитей и повела им по сложным изгибам, четко следуя рисунку, который шел из левого угла куска плащаницы.
– Он мерцает, – сказала Бет высоким от волнения голосом. – Смотри, Нелл! Там, где ты его касаешься, он горит ярко-красным, точно неоновая лампа.
По спине моей пробежали мурашки. Тонкая красная нить узора мерцала красным в том месте, где я ее коснулась, словно мои пальцы передали ей энергию.
Хрупкое предчувствие, которое кололо мне сердце с той самой минуты, как мы переступили порог этой комнаты, выросло до такой степени, что стало почти осязаемым грузом, тянущим меня вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Он развернул меня, я оказалась между холодной жесткой стеной и разгоряченным вампиром. Я схватила его руками за волосы.
– Я твоя Возлюбленная, черт возьми! Тебе придется позволить мне спасти твою душу, и тебе придется смириться с этим!
– Ничего такого ты не сделаешь! – прорычал он, стягивая с меня свитер через голову и глядя с вожделением на окружности моих грудей под бюстгальтером.
– Поцелуй меня, – приказала я, притягивая его за волосы.
– Нет! – Он овладел моими губами, прижался джинсами к моему животу. Я оплела его руками, запрокидывая голову.
– Отпей из меня, – умоляла я, а его поцелуи спускались по шее к моей груди. Пять столетий практики не прошли даром. Мой бюстгальтер слетел, не оказав сопротивления, и я привстала на цыпочки, готовая к наслаждению.
– Не буду! – снова прорычал он и начал ласкать языком мои груди.
Его клыки, словно жала, царапали мою нежную кожу. Но тут же он ласкал меня языком, сглаживая боль. Я выгнулась ему навстречу. Одной рукой он снимал с меня джинсы, другой схватил за волосы. Я целовала его шею, поднимаясь к мочке уха, которую мне не терпелось попробовать зубами, руки мои неустанно гладили бархатную сталь его мышц.
– Возьми меня, – простонала я, и он сорвал с меня нижнее белье. Я нашла губами его мочку, мое голое тело терлось о его нагую грудь, чувства мои обострились, его вставшая плоть сквозь грубую ткань джинсов натирала чувствительную кожу на моем животе. Он рухнул на колени передо мной, и его язык впился в самое сокровенное место на теле женщины. Я обхватила его голову руками, не в силах вздохнуть. Он был воплощением огня, но не обжигал, а лишь ласкал.
– Не буду.
Он встал на ноги, поднял меня и перенес на кровать. Сняв джинсы и ботинки, он присоединился ко мне. Его жесткое мускулистое тело придавило меня к матрасу, но острый голод, который я чувствовала в нем, заставил выгнуться ему навстречу. Мои руки исследовали превосходный ландшафт его спины.
Я царапала ему кожу ногтями. Он раздвинул мои ноги одним резким движением.
– Люби меня, – попросила я.
– Не могу, – вымолвил он, его глаза голубыми бриллиантами глубоко пронзили мою душу.
Он склонился надо мной. Он овладел мной, заполнил меня всю. Голод красной волной заливал его. Его клыки вонзились в основание моей шеи. Короткий миг боли, и затем лишь наслаждение. Наслаждение от того, что я делилась с ним своей жизнью. Наслаждение, почти такое же сильное, как оргазм, который я испытывала снова и снова, когда он входил в меня все резче и резче. Наши мысли слились, его удовольствие подпитывало мое, мне казалось, что я вот-вот умру от экстаза. И в этот момент, этот светлый момент, я почувствовала, что мы едины и это единение гораздо фундаментальнее, чем простое соитие тел. Нам суждено было быть вместе, и ничто из того, что он мог сказать, не меняло сути.
Скажи мне, что ты этого не почувствовал. Скамей, что это не лучшее из того, что ты переживал в жизни. Скажи мне, что я не твоя Возлюбленная.
Он слизнул языком каплю крови из укуса и перевернулся, крепко держа меня в объятиях, так что мы по-прежнему были слиты воедино. Внутри его наслаждение прошло, уступая место горечи, и радость нашего соития померкла.
Холод тисками сдавил мое сердце. Скажи мне, Адриан!
Его дыхание щекотало мне ухо. Его грудь вздымалась подо мной. Я чувствовала соленый пот, целуя его ключицу. Мне хотелось рыдать за него, рыдать за нас обоих. Прошу тебя, скажи.
Агония правды заполнила его сознание, вливаясь и в мое. Я чувствовал это. Ты моя жизнь. Ты мое дыхание. Ты биение моего сердца. Ты моя Возлюбленная.
Я улыбнулась и расслабилась, лежа на нем. Мое тело все еще дрожало от пережитого удовольствия. Я не хотела искать название этому, мне просто было хорошо.
– А у меня теперь не вырастут клыки?
– Нет.
– Это хорошо. – Я задумчиво провела по переплетенному узору проклятия на груди Адриана, восхищаясь одновременно его силой и нежностью, которую он продемонстрировал. – Вряд ли я смогла бы смириться с жаждой крови, хотя мне кажется неудержимо сексуальным, когда ты… нуты понимаешь, о чем я… когда сделал это со мной. Но я лучше как-нибудь без клыков. У тебя есть соображения, почему твои снова стали втягиваться?
Он приоткрыл один глаз и гневно глянул на меня.
– А, да, прости, забыла. У тебя сейчас время восстановления. Не учла, что мужчины не любят болтать сразу после этого. Отдыхай. А я буду просто лежать рядом и вспоминать, как нам было хорошо вместе.
Он зарычал, когда моя рука оказалась внизу его живота.
– Теперь у тебя есть причины избавить меня от проклятия?
Я приподнялась на локте и посмотрела на его грудь и живот с растущим ужасом.
– Я не… ну то есть… Я не помню. Я ведь никогда раньше не занималась этим.
– Но ты заколдовала Себастьяна, – ответил он. Теперь его глаза были открыты, а радужки горели вызывающе ярким синим. Сложный темно-зеленый узор тускло светился на его груди и животе в свете угасающего дня. На фоне изощренных, заковыристых зеленых линий рунического узора проклятие горело прямыми красными линиями. – Требуется сильное заклинание, чтобы связать Темного.
– Я знаю, что у меня получилось, но я понятия не имею, как я это сделала! Это просто произошло само собой.
Я почувствовала, что он не верит мне. Я пустила его в свое сознание, чтобы он сам убедился, что я говорю правду.
– Но ты ведь наверняка тренировалась. Не бывает такого, чтобы люди вдруг, ни с того ни с сего начали колдовать.
– Как это странно, когда ты в моей голове, – промурлыкала я, разглаживая морщинки на его лице, и он расслабился, перестал хмуриться. – Даже не уверена, что мне это нравится, за исключением тех моментов, когда мы… ну, ты понимаешь. В такие моменты это просто великолепно. И прежде чем ты спросишь то, что, я знаю, ты спросишь, ответ «нет», я не забыла, чему меня учили. Потому что меня ничему никогда не учили. Формально не учили. Я участвовала в викканских обрядах пару раз, только и всего.
– Но с тобой что-то случилось. Что-то настолько ужасное, что даже я не могу проникнуть в этот уголок твоей памяти. – Его пальцы коснулись моей левой щеки. Что случилось с тобой, Hasi ? Что оставило на тебе эту отметину и сгусток тьмы в твоем сердце?
Я отвернулась, закусив губу. Я не ожидала от него такого проявления нежности. (Hasi – так часто называют немцы своих возлюбленных.) Кроме того, мне надо было собраться с мыслями.
– Мне не позволено спрашивать об этом? – Его голос глубоким бархатом ласкал мой слух.
– Почему? Спрашивай. Это будет даже честно, ведь ты разрешил мне задавать любые вопросы. – Я вздохнула полной грудью, напомнив себе, что с ним я буду откровеннее, чем с кем бы то ни было, и посмотрела ему прямо в глаза. – Я убила свою лучшую подругу, когда мне было только двадцать. А потом у меня был удар.
Он уставился на меня, ожидая продолжения. Я свернулась калачиком на его груди, прячась от проницательного взгляда.
– И это все, что ты мне скажешь? Все, на что я могу рассчитывать?
– Из-за удара у меня кривая улыбка и левая сторона тела не такая сильная, как правая, – сказала я, не поднимая головы. Под моей щекой вздымалась и опадала его теплая сильная грудь. И как можно считать Темных нежитью?
Это неверное представление. Его шелковый голос шептал в моей голове. Почему ты убила свою подругу?
Я снова вздохнула, правда, на этот раз про себя. Я уже поняла, что он не успокоится, пока я не расскажу ему все до конца. Я приподнялась на его груди, чувствуя легкое покалывание там, где моя ладонь коснулась рунического узора проклятия.
– Я уже говорила, что не могу снять с тебя проклятие. И это не только потому, что я не знаю толком, как это делается, но скорее потому, что единственный раз, когда я пыталась это сделать, закончился гибелью моей подруги. А я провела три месяца в госпитале, потому что мой мозг едва не сгорел.
Адриан ментально обнял меня, сознание мое заполнилось образами той страшной ночи, когда Бет, улыбаясь, уверяла меня, что все будет хорошо.
– Да брось, Нелли, – сказала Бет, хихикая. Мы посреди ночи открыли дверь в античную комнату университетского музея, где я работала над дипломом. – Тетя Ли сказала, что тебе по зубам снять проклятие. Все, что надо сделать, – это расколдовать его.
– А я скажу тебе то же самое, что сказала твоей тете, Бет: я ничего не знаю о колдовстве и заклинаниях. Для меня это как греческий язык. И только потому, что она считает меня очаровательной…
– Не очаровательной, а умеющей наводить чары, глупышка, – сказала она ласково и включила фонарик. Она торопливо пошла к большому запертому секретеру в дальнем углу комнаты. – А тете Ли лучше знать.
– То есть она большая шишка в китайском викканском обществе? Но это еще не значит, что она все знает, Бет. Она так и не объяснила мне внятно, как я смогу снять это проклятие. А что до магических заклинаний, то она показала мне лишь парочку. Я даже не помню, от чего они.
Бет выбирала ключи на огромной связке, пока наконец не остановилась на одном, и принялась открывать секретер.
– Ну, у тебя блестяще получается развязывать узлы. Думаешь, проклятие сложнее?
Я рассмеялась, а она тем временем открыла секретер, достала маленькую деревянную коробку, открыв которую, мы увидели грязные лохмотья какой-то голубой шерстяной ткани. Бет побоялась дотронуться до ткани и вместо этого передала коробку мне, предлагая жестом сесть на пол. Я потрогала пальцем дырку в ткани, заметив, что, несмотря на возраст, золотая окантовка неплохо сохранилась.
– Так вот она какая? Знаменитая проклятая плащаница.
– Во всяком случае, доктор Эври так говорит. А ты как думаешь?
Я внимательно осмотрела материал, пытаясь припомнить все, чему учили на уроках по истории Европы.
– Хм. Что-то очень старое.
Она закатила глаза и села на пол рядом со мной, наблюдая, как я достаю ткань из коробки.
– Да нет же, я имела в виду проклятие. Ты сможешь его расколдовать?
– Нет. Я ни слова не поняла из того, что твоя тетя наговорила о проклятиях. Кажется, она говорила, что они похожи на узоры, или что-то в этом роде. Но все это не имеет смысла! Как может проклятие быть похоже на узо… – Я притихла, когда поняла, что мои пальцы автоматически водили по сложному, узорчатому рисунку, вплетенному в золотую окантовку проклятой плащаницы. Я искоса глянула на него, впервые заметив странный узор. Он завивался сложным рисунком, то расширяясь водоворотом, то снова свиваясь кольцами. Это был сложный, словно лабиринт, узор. Мне всегда нравились лабиринты, и у меня всегда получалось найти выход раньше остальных даже из самых сложных лабиринтов. – Ух ты! Здорово сделано! Посмотри, что тут вплетено в ткань.
– Что? – Бет наклонила свою темноволосую голову и посмотрела на мой палец, которым я водила по рисунку узора.
– Вот же. Видишь эту красную нить? Она очень яркая, наверное, шелковая, вплетена в ткань.
– Может, это и есть проклятие? – предположила она. Голос ее дрожал. Шутливый ответ, что вертелся у меня на языке, так и не сорвался с губ, по спине пробежали мурашки. В какой-то миг я осознала, что мы одни в административном корпусе университета и никто не придет нам на помощь из тьмы. Здесь были только моя подруга, я и кусок плащаницы как свидетельство страшных времен испанской инквизиции.
Я старалась не обращать внимания на дурное предчувствие, которое пронизало меня до мозга костей.
– Если это проклятие, то расколдовать его будет проще простого. Это всего лишь запутанный лабиринт и не более того.
– Именно это нам и говорила тетя Ли, когда рассказывала о заклинаниях, что они не более чем чья-то воля, вложенная в узор.
– Ага. – Я развернула ткань на покрытом ковром полу, встав над ней на колени и направляя фонарь Бет так, чтобы он светил на нужное мне место. Я пыталась найти начало этого странного узора из красных нитей. – Да, вот оно. Что там говорила твоя тетя? Что мне надо делать?
– Я не знаю! Вообще-то ты должна была слушать, а не я.
– Но ты же у нас проходишь обучение в викканском обществе. Надо быть повнимательнее.
– Викканцы не колдуны. – Лицо Бет побледнело, и я даже в темноте это заметила. – Кажется, она сказала, что тебе надо распутать узор, чтобы снять проклятие.
– Ладно. – Я вздохнула и улыбнулась, надеясь, что на лице у меня написаны уверенность и целеустремленность. – Приступим!
Я поставила палец на узел в узоре из красных нитей и повела им по сложным изгибам, четко следуя рисунку, который шел из левого угла куска плащаницы.
– Он мерцает, – сказала Бет высоким от волнения голосом. – Смотри, Нелл! Там, где ты его касаешься, он горит ярко-красным, точно неоновая лампа.
По спине моей пробежали мурашки. Тонкая красная нить узора мерцала красным в том месте, где я ее коснулась, словно мои пальцы передали ей энергию.
Хрупкое предчувствие, которое кололо мне сердце с той самой минуты, как мы переступили порог этой комнаты, выросло до такой степени, что стало почти осязаемым грузом, тянущим меня вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38