— Но-но! Вот поколют тебе уколы, как мне, посмотрим, как ты соображать будешь, — выкрутился я. — Лезем через окошко, а дальше…
Поодиночке мы выбрались из окошка, с огромным трудом вытащили за собой, как Винни-Пуха из норы Кролика, Галину. И оказались на глухой, тупиковой улочке. Заборы, заборы… покосившиеся плетни. Где-то квохтали куры, старушечий голос дребезжал:
— Цыпа, цыпа…
— И где Анка? — удивленно спросил, посмотрев вправо-влево, Петька.
— Здесь… — наугад ответил я. — Где-то… рядом… То есть, подальше. Не возле больницы же ей стоять! Это подозрительно будет. Кстати, ты точно не знаешь, где мы с ней договорились встретиться?
Петька тревожно глянул на меня.
— Это я так — на всякий случай, — отговорился я. — Ну пошли скорее, чего ждать!
— Быстрее, а то хватятся! И поймают! — пискнул Галина.
— Да не каркай ты, ворона! — рявкнул на него Петька.
— Не кричите на меня! Я от криков впадаю в беспокойство! У меня тогда склероз обостряется!
— Сам заткнись!
— Василий Иваныч, а чего он обзывается?
— Ворона! Ворона! Ворона! — Ой!
Галина вдруг схватился за голову и зашатался.
— Не на-адо… — простонал он. — Только не это… — I И рухнул навзничь.
— Чего это он? — изумленно пробормотал Петька.
— У него, понимаешь, сложное расслоение личности, — объяснил я, сам удивленный внезапной переменой в поведении своего соседа по палате. — Он постоянно забывает свой диагноз.
— Кар-р?
Галина приподнялся с земли. Помахивая рукавами рубахи словно крыльями, искоса посмотрел на нас, наклонился, склевал с земли какую-то былинку и печально повторил:
— Кар-р…
— Ну так и есть… — скривился я. — Зачем ты на него кричал? Зачем называл его вороной! Вот теперь, пожалуйста, получите!
— Кого?
— Ворону!
— Е-мое… На хрена мы его с собой взяли? И что теперь с ним с таким делать? Слышь, ты… птичка… — обратился он к преобразившемуся Галине. — Лети-ка обратно в больничку!
Не удовлетворившись словесным оформлением приказа, ординарец развернул Галину к стене и посредством пинка придал ему ускорение.
— Кар! Кар! Кар-р! — запротестовал Галина. — Ка-а-а-ар-р-р!
— Да не трогай его! — зашипел я, оттаскивая Петьку от несчастного сумасшедшего. — Пусть тащится за нами!
— Попалит он нас! Местные тут же в больницу нажалуются, по нашим следам вышлют санитаров! И Анки еще нигде не видно…
— Будем делать вид, что он не с нами, — приказал я. — Вперед!
И мы побежали по улице. «Если я — это Чапаев, а Чапаев — это я, — размышлял я по дороге, — значит, я все-таки должен помнить, где мы с Анкой договорились встретиться. Ну где-то в подсознании должно остаться это воспоминание… Итак, попытаемся сосредоточиться и припомнить…»
Однако сосредоточиться у меня не получалось. Как быстро мы ни бежали, Галина, размахивая «крыльями», не отставал. На нас уже, понятное дело, оглядывались случайные прохожие; еще и потому оглядывались, что «ворона», мчась за нами, не забывала время от времени оглушительно каркать и поминутно гадить; причем делала это совершенно по-птичьи — мизерными порциями и в самых неподходящих местах.
А мне не осталось ничего, кроме как принять мудрое решение: задумав отдаться во власть подсознанию, я закрыл глаза и бежал вслепую. Правда, когда я в третий раз протаранил уличный фонарь, понял, что такой способ не подходит.
— Петька! — простонал я, потирая лоб. — Меняем план. Выбираемся из города без Анки.
— Василий Иваныч! — закричал Петька, отбиваясь от Галины, который возомнил себя не простой вороной, а ученой и отчаянно стремился усесться ему на плечо. — Опять провалы? Забыл, что ли? В городе комендантский час! Впускают и выпускают только по пропускам! А тачанку Анки проверять не будут, на то и рассчитано. Тебя же здесь каждая собака знает! Город гордится тем, что у них на излечении находится легендарный комдив! Патруль накроет! Санитаров вызовут! Снова в психушку упекут! Слыхал, что Огоньков говорит? Твое здоровье принадлежит революции!
— Город большой?
— Этот-то? Порядочный.
Я огляделся. Надо было что-то придумать. Где нам искать Анку? Как мне, дьяволово семя, вспомнить, место встречи? Как зарыться в подсознание? Мой взгляд неожиданно наткнулся на вывеску через дорогу. Трактир! И тут — не знаю, каким образом, — но в голове моей первый раз за долгую жизнь родилась мысль: надо напиться! Вначале я испугался неожиданного этого импульса, а потом пришло и объяснение — именно таким способом мое сознание уступит место подсознанию!
— Туда! — указал я.
— Не время сейчас, Василий Иванович! Ой, не время! Я тебя знаю, тебе бы только первую рюмку тяпнуть, а потом такое начнется!
— Кар-р!
— Заткнись ты, кобыла сивая!
— Иго-го!
— Надо скрыться с улицы! — воскликнул я. — Народ же собирается! А этот ненормальный снова переменил диагноз — он уже роет копытом землю и ржет!
— Иго-го! — Не надо в трактир, Василий Иваныч, родненький! Ведь от города камня на камне не останется! Вообще-то я не пью. На службе употреблять категорически запрещено. А дома, в родной преисподней, как-то не принято глушить скуку спиртным. Ну пару чашек адского пунша для расслабона — и все. Не больше. А здесь…
Что-то странное происходило со мной. Как только я сделал первый шаг к трактиру, меня потащило вперед со страшной силой, будто прицепленного к мощному паровому двигателю. Какое бегство! Какая Анка! Мне сейчас больше всего на свете захотелось выпить один за другим пять шкаликов, потом набить кому-нибудь морду, потом опять выпить… Подсознание успешно пробудилось, но то место, где мы договорились встретиться с Анкой, я не вспомнил. Зато ясно представилось, как ослепительно приятно сейчас будет опрокинуть стопку, закусить куском селедки или вареной бараньей печенкой с хреном, выпить еше стопку, похлебать солянки, и еще стопку… А у трактирщика, наверное, аппетитная морда с налитыми щеками, по которым так и тянет врезать кулаком. А песни! Как хорошо сейчас затянуть что-нибудь печальное и чтобы кто-нибудь сидел рядом, подпевал, отбивая такт пивной кружкой по столу и заливаясь слезами… А потом — непременная драка в увеличенном масштабе. Поднять бунт… Захватить мосты, почту и телеграф… И, конечно, поквитаться с паскудным доктором. Как он посмел, жидкий анализ, мне уколы в пятую точку прописывать?!
Приступ мгновенного страха скрутил меня. Началось! Моя бесовская личность уже сливается с личностью бесноватого комдива! Адские пределы! Мама дорогая! Родная бабушка Наина Карповна! Помогите! Я бес, а не человек, и все человеческое мне чуждо! Я бес! Бес!
— Василий Иваныч! — Петька сам чуть не заплакал, когда увидел, как я самоотверженно борюсь с самим собой перед дверью трактира. Как таскаю себя за грудки и луплю по бокам, как правая моя рука уже открывает дверь, а левая отцепляет пальцы правой от дверной ручки.
Полный бедлам! А тут еще и Галина прыгает вокруг, ржет, игогокает и требует, чтобы его немедленно взнуздали. Лягает Петьку и, за неимением хвоста, хлещет его подолом рубашки.
— Отстань, собака страшная! — истерически выкрикнул мой ординарец.
— Иго-го… Ой! Гав!
— Я бес! — заорал я и с такой силой двинул себя кулаком по макушке, что упал.
Наваждение исчезло. Я снова стал самим собой. Ну относительно, конечно… От греха подальше я отполз, загребая руками, от трактира как от опасной, засасывающей воронки. Стараясь не смотреть на собравшуюся гогочущую толпу, поднялся на ноги. Петька, который от позора не знал куда и деваться, завернулся в белый больничный халат. Только Галина, обретший новую манию, деловито обнюхивал стенку трактира и уже поднимал заднюю лапу… то есть ногу…
И тут меня осенило! Ручаюсь, что комдив Чапаев до такого не додумался бы. Он, безусловно, выбрался бы из тяжкой этой ситуации, но — оставив за собой пепелище вместо города и зияющую воронку вместо больницы. Ну на то он человек. А я бес! Хитрющее создание Тьмы!
— Напильники кто готовил? — рявкнул я на Петьку.
— Ан… Анка.
— Давай их сюда! Галина, к ноге! Нюхай! Готово? Ищи!
Галина, подпрыгивая на четвереньках, покрутился на одном месте и зарычал. Толпа подалась назад и закопошилась сама в себе. Впрочем, не Галинын рык напугал их…
— Санитары! — крикнул кто-то из зевак, пускаясь наутек.
Я обернулся. Десяток отборных санитаров — один другого объемнее — врезались в толпу, как тренированный кулак в боксерскую грушу. Началась сумятица. Я выдернул из людского месива Петьку, поискал глазами Галину.
Мой сосед по палате оказался исправной ищейкой. Даже в такой суматохе он не растерялся и, отгавкиваясь от невольно преграждавших ему путь, резво затрусил вдоль по улице.
Толпа зевак немного задержала санитаров. Именно это обстоятельство и позволило нам уйти. Бежали мы быстро. Скорости передвижение не особенно помег шало даже то, что Галина по дороге облаивал все проезжавшие мимо телеги и пару раз загонял на дерево уличных котов.
— Тупик! — выкрикнул Петька, притормаживая. Улицу прямо по курсу и впрямь перегораживал высокий забор. Я оглянулся — санитары, углядев, что мы попали в западню, издавая радостные вопли, удвоили скорость.
— Плохая собака! — заорал Петька на Галину. — Ты куда нас завел?
— Гав?
— Козел ты последний, а не собака, понял?
— Гав? Ой… Ме-э-э…
— Не ори на него! Уж лучше пусть собакой будет, чем…
— Буду орать! Галина, псих несчастный, превратись немедленно в танк! В броненосец «Потемкин»! В пулемет!
— Петька, ты сам с ума спятил?
— А что? Он, гад такой, завел нас в тупик, как теперь от санитаров отбиваться будем? Вот пусть сам и отбивается, козел! У меня даже шашки нет.
— Ме-э-э…
— Есть напильники, — вякнул я, и тогда забор, преграждавший нам путь, разлетелся вдребезги! Галинино истошное мемеканье заглушило мощное ржание, а нам навстречу на тачанке, запряженной тройкой вороных жеребцов, выкатила Анка.
— Запрыгивай, Василий Иваныч! — пригласила она. — Петька, давай! А что это с вами за козел?
Галина, счастливый до упора оттого, что его правильно опознали, мемекнул и вмиг запрыгнул на тачанку. Мы с Петькой последовали его примеру. И очень правильно сделали. Потому что тачанка, не сбавляя хода, разметала санитаров и рванула в обратную сторону.
— Брезентом прикройтесь! — обернувшись, крикнула Анка.
— А если на выезде из города остановят? — поинтересовался я.
— Меня?! — расхохоталась Анка.
— Молодец, парень! — похлопал Петька по спине Галину. — Может, ворона из тебя никудышная, но ищейка получилась что надо! Прямо этот самый… Шерлок Холмс, во!
— Вы на самом деле так считаете, Ватсон?.. — неожиданно проскрипел Галина.
— Давайте ему уши завяжем? — на полном серьезе предложил я. — У меня уже в голове мутится от его бесконечных перевоплощений.
— Брезент! — напомнила Анка. — Подъезжаем к пропускному пункту!
— Мировой парень! — все никак не мог успокоиться Петька, отчаянно настукивая по спине Галине. — Спас нас! Спас! Во какой парень! Анка! Принимай нового бойца в дивизию!
— А что он может? — обернулась Анка и оглядела неказистую, пузатую фигуру лысого Галины. — Стреляет метко? Шашкой рубится?
— Он все может! — заявил Петька. — Хоть бодаться, хоть кусаться, хоть гадить противнику на голову!
— Универсальный солдат! — поддакнул я. — Хотя, конечно, нехорошо, товарищ Петька, эксплуатировать сумасшествие бедного больного…
— Законы военного времени обязывают!
— Эх, и развернемся мы! — гикнув и подстегнув вожжами жеребцов, воскликнула Анка. — Впереди станция Макун, синяками занятая! А этот Огоньков-Фурманов очкастый, которого временным комдивом назначили, вместо строевых учений бойцов политграмотой мучает! Брезент! Брезент!
Я накинул на Петьку и Галину брезент, закутался сам. Темнота, пахнущая лошадиным потом, покрыла меня. Почему-то стало трудно дышать. В карманчике подштанников что-то завибрировало. Что-то! Да ведь это не что иное, как… булыжник дурацкий! Напомнил о себе! Не мог включиться, когда мы чуть в руки санитаров не попались! Ой, как тачанку трясет! Как ржут кони! Как грохочут копытами! Дощатое дно подо мной подпрыгивает, подпрыгивает… И проваливается!
Вихри преисподней, меня же сейчас колесами раз-да…
ГЛАВА 4

Дз-зинь!
— Продолжайте, товарищ Адольф! — кивнул Огоньков.
— А? Ты? Откуда? Вот нахал, упек меня в психушку, а теперь на глаза злорадно попадаешься?
Зеленоволосая Анна вовремя подхватила меня под руки. А то б я грохнулся прямо на стол, перед которым стоял. Голова кружилась зверски. Еще бы — только что бултыхался на дне тачанки, как горох в чугунке, а теперь вдруг оказался посреди широкой, прокуренной до синего воздуха комнаты.
— Адольф! — легонько потрясывала меня Анна. — Опомнись! Какая психушка? Чего тебе мерещится?
Я шумно выдохнул. Никак не могу привыкнуть к мгновенным этим перемещениям. То психушка, то… Кстати, где я?
— Где я?
— В штабе ты! — подозрительно ответил Петро, появившийся откуда-то сбоку. — Город Ближне-Камышинск осаждаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43