Пожалуй, стоило бы пройти по следам и, если повезет, отыскать дневное логово этих тварей. Но я, стоя в тени старого обрюзгшего здания, медлил.
Не нравился мне этот дворик. Что-то в нем было такое… неправильное.
Сосущая пустота в груди, которой напоминал о себе инстинкт предощущения опасности, не оставляла ни на минуту. Предостерегала. Упорно требовала вернуться на относительно безопасный проспект. Рукоять кинжала холодными иглами жгла ладонь. Черными змеями ползли по улице испускаемые им щупальца тьмы.
Ладно. Хотя бы раз поступлю так, как требует здравый смысл. Хвостатых пусть ищет дежурный патруль, а у меня другое задание… В последний раз обежав взглядом убогий дворик, заваленный выброшенной из квартир еще во времена засилья мародеров истлевшей мебелью, я покачал головой и вернулся на проспект.
За следующий час, потраченный на то, чтобы добраться до старого медгородка, я еще раз убедился в том, что эта часть старого города считается самой густозаселенной не напрасно. Следов нечисти здесь было великое множество. На асфальте отчетливо виднелись царапины, оставленные когтистыми лапами оборотней. В собравшейся на тротуарах пыли остались следы по-птичьи подпрыгивающих при ходьбе вампиров. Заставленную почерневшими каркасами киосков торговую площадь облюбовали для своих прогулок едва волочащие ноги мертвяки. И — о да! — кое-где встречались похожие на разлапистые трилистники отпечатки копыт зилотов.
Свежие и не очень, отчетливые и практически неразличимые, ведущие к периметру и от него — следы были повсюду. Много следов… Достаточно много, чтобы это казалось подозрительным.
Когда я в прошлый раз — месяца два или три назад — бывал в этих местах, следов было меньше. Намного меньше. Это означало, что либо вся городская нечисть зачем-то решила собраться в одном районе, либо… Либо большинство этих тварей — пришлые. Но тогда возникает закономерный вопрос: что их притянуло сюда? И для чего?.. На ум не приходило ни одной толковой идеи.
Впрочем, собирать мысли — не моя забота. Я чистильщик, солдат несуществующего фронта, специалист по уничтожению нечисти, а не штабной аналитик. Думают пусть большеголовые ребята из ведомства Хабибуллина. А я буду делать то, что у меня получается лучше всего, — мечом махать.
Зарекся я ломать голову над проблемами мироздания. Еще в прошлом году зарекся. Неблагодарное это дело. Чреватое инквизиторскими застенками.
Обнаружив очередную неровную цепочку свежих следов, ведущих прямиком в полутьму ближайшего подъезда, я только фыркнул себе под нос. И уже прошел мимо, когда все тот же инстинкт чистильщика холодными пальцами пробежавших по спине мурашек заставил меня резко развернуться и потянуть из-за спины меч.
В темном квадрате щербатого дверного проема отчетливо промелькнула бесформенная тень. Послышались медленные шаркающие шаги и глухое невнятное урчание. Слабый ветерок, заставив поперхнуться, дохнул в лицо едко-кислым запахом разложения.
Держа меч наготове, я ждал.
Из полумрака подъезда в яркие лучи утреннего солнца тяжело вывалился мертвяк. Слепо помотал косматой головой. И с ходу попер в мою сторону, неловко загребая в воздухе руками… Вернее тем, что осталось от его рук.
Я поморщился. Ходячий труп был настолько изъеден разложением, что на него невозможно даже смотреть без содрогания. Рваные лохмотья, некогда бывшие одеждой, запятнала белесая плесень. Мертвенно-серая кожа ссохлась и полопалась, из-под нее в некоторых местах виднелась грязно-белая кость. Лицо… Я вряд ли смогу подобрать подходящие слова, чтобы его описать. Достаточно упомянуть, что глаз у мертвяка не было — вместо них в пустых глазницах скопилась какая-то студенистая неопределенного цвета слизь, при каждом шаге омерзительно подрагивающая. Как желе.
Мерзость…
Я недовольно покачал головой. Связываться с этой ходячей страхолюдиной мне не хотелось совершенно. И не потому, что она была столь опасна. — нет, справиться с таким мертвяком смог бы даже только вчера вышедший из учебки новичок. Просто слишком уж противное это дело… Меч потом чистить. Да и брызнет еще не дай бог…
В принципе мертвяка можно было и не трогать. С трудом ковыляя на подламывающихся ногах, он все равно не сможет меня догнать, если я вдруг решу отступить. И не будет никакого греха в том, что я оставлю его в покое. Все равно уже через несколько дней, максимум через неделю, тление изгложет тело настолько, что даже та призрачная не-жизнь, что наполняет его сейчас, вынуждена будет уйти. И тогда бывший ходячий труп быстро превратится в нашедший свое последнее пристанище где-нибудь под забором чистенький скелет.
В любом случае неприятностей он уже не доставит никому. Не успеет просто.
Пока я колебался, разрываясь между долгом и отвращением, мертвяк упорно ковылял в мою сторону. За неимением глаз он меня, конечно, не видел. Но чувствовал… Мертвые всегда хорошо ощущают живых. Наверное, потому что чувствуют в них то, чего лишены сами, — душу.
Я шагнул в сторону, уходя с его пути и надеясь, что мертвяк пройдет мимо. Но он повернул, упорно пытаясь заграбастать меня своими полусгнившими лапами. Я отступил снова. И вновь мертвец сменил курс, медленно надвигаясь на меня. Упрямство и чутье у него все еще были на высоте. Это означало, что оставлять его за спиной не рекомендуется. Встав на след, такой мертвяк способен тащиться за своей намеченной жертвой до последнего: пока не догонит, пока не упадет, либо — третий вариант — пока его не собьет с пути другая потенциальная добыча.
Нужен мне такой хвост?
Забросив меч в ножны, я спокойно ждал, пока кривые пальцы мертвяка не оказались в опасной близости от моей шеи. И только потом скользнул в сторону, уклоняясь и одновременно заходя мертвецу за спину…
Сухой хлопок выстрела громовым эхом промчался по пустой безжизненной улице, отразился от стен домов ушел в небо.
Обыкновенно ходячий труп не так-то просто убить с помощью огнестрельного оружия — для этого в его теле слишком мало уязвимых мест. Но выстрел в затылок с расстояния трех шагов разрывной пулей — как раз тот способ, которым это можно сделать. Вообше-то технически даже после этого мертвяк все еще остается живым. Но на самом же деле… С разваленной надвое черепушкой всего лишь встать на ноги — задача абсолютно непосильная даже для свежего трупа.
Руки и ноги мертвяка все еще слабо шевелились, но это были последние судороги.
Я спокойно вернул пистолет в кобуру. Носком ботинка легонько толкнул с веселым звоном покатившуюся по асфальту гильзу. И, поморщившись от вновь ударившего в нос запаха гнили, побежал прочь, пока на звук выстрела не решил заглянуть еще кто-нибудь из местных обитателей.
* * *
Мимо пустых больничных корпусов я прошел, соблюдая максимальную осторожность. Это не то место, к которому можно было бы отнестись легкомысленно. Окутывающую бывший медгородок тьму я почувствовал еще задолго до того, как увидел его ржавую металлическую ограду. В воздухе ощутимо пахло застарелой ненавистью и болью. Я не представлял себе, что случилось здесь тридцать лет назад сразу после Дня Гнева, но эхо прежнего зла до сих пор витало в воздухе. И, естественно, как магнитом притягивало в эти места всевозможную нечисть.
Эта часть старого города вообще была максимально загажена, если только о заражении тьмой можно так говорить. Зло человеческое смешалось здесь со злом иномировым. Обычные для любой больницы эманации человеческих страданий. Призрачная тень захлестнувшего все и вся мародерства. Первая битва скорбных остатков городской милиции и наспех собранной добровольной дружины с передовыми отрядами накатывающейся на город нечисти. Их сокрушительное поражение… Плюс еще что-то старое и непонятное.
Вдобавок здесь же находились и могилы тех несчастных, кто смог пережить Гнев Господень, но не сумел вынести сумасшедшее напряжение первых недель и месяцев после апокалипсиса. В те дни еще никто не подозревал о поразившем мир проклятии. Тела умерших, вместо того чтобы благоразумно предавать очистительному огню, по старинке хоронили в земле.
Последствия не замедлили сказаться: умножая и без того достигший небывалых величин хаос, городские улицы заполонили восставшие мертвецы. Вскоре к ним присоединились вампиры. А еще чуть позже — оборотни.
Прежде чем был найден эффективный способ защиты от нечисти и построен периметр, прореженное рукой Господа население города сократилось еще на треть. Выжил в среднем лишь каждый пятнадцатый. Но Челябинску еще повезло. В Екатеринбурге, Кургане, Уфе — во всех ближайших областях потери были гораздо больше. Некоторые города вообще обезлюдели практически полностью.
Вообще чем больше город — тем сильнее по нему ударил День Гнева и его последствия. Население Москвы, к примеру, сократилось чуть ли не в тридцать раз. Это по слухам. Каковы были потери на самом деле, не знает никто. Достоверной информации нет даже у официальных властей бывшей столицы… Или же они ее скрывают, что тоже наводит на печальные мысли.
В любом случае известно, что столица пострадала очень сильно. Зато жители какого-нибудь затерянного в лесу хутора Малые Мытищи о случившемся конце света узнали, лишь когда перестало работать радио и не пришла в срок машина с продуктами.
Вот и гадай после этого: то ли Господь Бог обладает столь изощренным чувством юмора, то ли корни случившегося все-таки следует искать среди людей.
Как бы то ни было, такой, какой была раньше, жизнь людей больше не будет никогда. И дело не в том, что сегодня человечеству приходится отгораживаться от внешнего мира железобетонными стенами, километрами колючей проволоки и стволами заряженных серебром автоматов. И даже не в том, что существование Бога со всеми вытекающими из этого последствиями вот уже три десятка лет считается непреложно доказанным фактом.
Просто добро и зло перестали быть некими абстрактными категориями. Свет и Тьма вошли в реальную жизнь. И хотя для обычного среднего человека Свет не всегда является добром, а Тьма — злом, он все равно может, не покривив душой, сказать: «Да, добро существует. Да, и зло существует тоже. Я уверен. Я знаю точно».
А тот, кто видел их воочию, тот, кто смотрел в глаза воплощенной Тьме и сподобился чести узреть истинный Свет, может добавить к этому, что именно их вечная борьба и есть то, что люди называют жизнью. И что избыток одного из начал — не важно какого — неизбежно приведет к ее гибели…
Сейчас вокруг, несомненно, ощущался избыток тьмы. И это мне не нравилось. Обыкновенно, ходя по старому городу, все время чувствуешь ее мягкое щекочущее дыхание. К нему привыкаешь, сживаешься, принимаешь как должное. Но сейчас в этом месте мрака что-то слишком уж много. Даже по моим меркам — много.
Что за дела здесь творятся? Откуда столько зла?
Заранее расстегнув куртку, чтобы в случае чего легче было выхватить кинжал, я медленно скользнул вдоль выщербленной кирпичной стены брошенного больничного корпуса. Держа руку на рукояти меча, заглянул за угол.
Грязные стены приемного отделения. Угрюмая пустота окон. Многолетний слой грязи на ступенях лестницы, ведущей к выбитым дверям. Мертвая — ни единой травинки — земля. Стоящая у стены машина с практически неразличимым красным крестом на насквозь проржавевшем боку.
Никого… Ничего… Только ощущение впившегося в спину взгляда, ни на секунду не покидавшее меня с тех пор, как я перелез через ржавые прутья забора.
Чуть опустив меч, я, наверное, уже в двадцатый раз крутанулся на месте, пытаясь засечь неуловимого наблюдателя… Нет. Никого. А между тем лопатки у меня буквально свербели от чужого, холодного, щедро наполненного ненавистью взгляда.
Ох, нехорошее это место… И предчувствие у меня тоже нехорошее.
Как бы не влипнуть во что-нибудь.
Отделившись от стены, я осторожно вышел на открытое место. Присел, рассматривая отпечатавшиеся в пыли следы.
Зилоты. Много. И совсем недавно… Что там говорил Пащенко? Поищи алтарь?.. Умник хренов. Тебя самого бы сюда. Посмотрел бы я на твои подвиги.
Но, скорее всего, он прав. В том месте, где собралось столько зилотов, наверняка должен быть алтарь. Вот только где его искать?.. Правильно — в эпицентре заполнившей все вокруг тьмы. А где этот эпицентр находится?.. Тоже верно — где-то здесь, внутри больничных корпусов.
Только вот я почему-то не имею ни малейшего желания лезть внутрь этого многоэтажного лабиринта коридоров, палат и переходов. В подобных местах драться сложнее всего, это я не понаслышке знаю. Там, внутри, у меня не будет ни пространства для маневра, ни пути для отступления. А уж лезть на рожон без карты внутренних помещений и схемы переходов… Форменное самоубийство.
Впрочем, алтарь зилотов — это не самое главное в моей сегодняшней вылазке. Я, конечно, поищу его, но не сейчас. И не в ущерб основной цели. Шеф сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46