Ничего особенного. Всего этого можно добиться самостоятельно, с помощью дыхательных упражнений.
Предложение Пола использовать гипноз Ханну совсем не порадовало. Гипноз – это потеря контроля над собой. Она окажется в чужой власти… пусть не во власти Пола, но уж своего подсознания – это точно.
«Но что мне еще остается?» – Ханна сидела, какое-то время прислушиваясь к себе.
Никаких внутренних голосов она не слышала – ни того, напоминавшего порыв холодного ветра, ни другого, с кристально-чистым звучанием… и это было хорошо. И все же это означало, что у нее нет выбора.
Ханна взглянула на Пола:
– Ладно. Давай.
– Прекрасно. – Он встал и потянулся за книгой, лежавшей на краю стола. – Надеюсь, что ничего не забыл… Ну, ладно. Может, ляжешь на кушетку?
Ханна было заколебалась, затем пожала плечами: «Если уж я решилась на гипноз, то нужно делать все по правилам».
Она легла и уставилась на темные потолочные балки. Несмотря на все свои несчастья, она едва сдерживалась, чтобы не захихикать.
Подумать только! Она лежит на настоящей кушетке психотерапевта, ожидая сеанса гипноза! Ее школьные друзья никогда бы и не подумали обратиться к мозгоправу: здесь чокнутые – в порядке вещей. Да, чтобы выжить в этом отдаленном, не слишком гостеприимном месте, иногда приходится быть несколько… эксцентричным. Но если ты признаешь, что не можешь сам справиться с ситуацией, уделяешь этому слишком много внимания или, хуже того, обращаешься за помощью – это значит, у тебя серьезные проблемы. А уж если ты позволяешь себя загипнотизировать…
«Видели бы меня сейчас мои друзья».
– Ну, ладно, – повторил Пол. – Устройся поудобнее. Закрой глаза. – Он уселся с книгой в руке на краю стола, покачивая одной ногой. Его голос звучал тихо и монотонно – вполне профессионально.
Ханна закрыла глаза.
– Теперь я хочу, чтобы ты представила, будто плывешь. Просто плывешь и чувствуешь себя спокойно и расслабленно. Тебе ни о чем не нужно думать и никуда не нужно спешить. Сейчас тебя окружает красивый фиолетовый свет. Он омывает все твое тело, и ты все больше и больше растворяешься в нем…
Кушетка оказалась на удивление удобной – она мягко прогибалась, следуя контурам тела. Ханне нетрудно было вообразить, что она плывет; легко было и представить окружающий ее свет.
– А теперь ты чувствуешь, как плывешь, погружаясь все глубже… как еще больше расслабляешься… и тебя окружает темно-синий цвет. Ты вся окружена синим светом, пронизывающим тебя, и от этого тебе еще приятнее, и ты расслабляешься, расслабляешься…
Под звуки мягкого, монотонного голоса Ханна представляла себе разноцветные волны света, омывающие ее. Темно-синие, изумрудно-зеленые, золотисто-желтые, пылающе-оранжевые. Ханна все это видела. Это было удивительно и легко. Картинки возникали сами, без малейших усилий.
Один цвет сменялся другим, и Ханна чувствовала, как расслабляется все больше. Все ее тело сделалось теплым и почти невесомым. Кушетки под ней будто не было. Она плыла в волнах света.
– А теперь ты видишь рубиново-красный свет, очень глубокий, очень расслабляющий. Тебе спокойно и удобно, и ты в полной безопасности. Больше тебя ничто не потревожит, ты сможешь спокойно отвечать на все мои вопросы. Ты понимаешь меня?
– Да, – сказала Ханна.
Она знала, что сама произносит это, но ей казалось, будто за нее говорит кто-то другой. Казалось, будто что-то внутри нее отвечает Полу ее голосом.
Но это ее не путало. Она расслабленно плыла в волнах рубинового света.
– Хорошо. Сейчас я говорю с подсознанием Ханны. Ты сможешь вспомнить то, что бодрствующий разум Ханны не осознает… и даже то, что он подавлял и не хотел знать. Ты понимаешь?
– Да. – Голос, казалось, прозвучал прежде, чем Ханна собралась ответить.
– Хорошо. Теперь я возьму эту последнюю записку, ту, которую ты нашла сегодня утром обернутой вокруг зубной щетки. Ты помнишь эту записку?
– Да. – Конечно же, она помнит.
– Что ж, хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты мысленно вернулась назад, к тому времени, когда эта записка была написана.
Теперь Ханна почувствовала, что должна ответить сама.
– Но как я могу это сделать? Я не знаю, когда она была написана. Я не писала…
– Просто… просто… просто не думай об этом, Ханна, – сказал Пол, прерывая ее. Его голос опять стал монотонным. – Ты спокойна, ты чувствуешь, что совершенно расслаблена. Просто скажи себе: «Я должна вернуться в то время, когда была написана эта записка». Не беспокойся о том, как ты это сделаешь. Гляди на рубиновый свет и думай: «Я должна вернуться назад». Ты сделаешь это?
– Да, – прошептала Ханна.
«Иди назад, – уверенно приказала она себе. – Просто расслабься и иди назад, хорошо?»
– А теперь в твоей памяти возникает картина. Ты что-то видишь. Что ты видишь?
Ханна почувствовала, как внутри прорвалась какая-то преграда. Казалось, она падает в этот рубиновый свет. Ее сознание замерло, будто выключилось, ушло куда-то… Теперь ее уже ничто не удивляло – она словно погрузилась в сон.
Голос Пола звучал с мягкой настойчивостью:
– Что ты видишь?
Ханна увидела картинку. Крошечную картинку, которая раскрылась, развернулась, когда она стала вглядываться в нее.
– Я вижу себя, – прошептала она.
– Где ты находишься?
– Я не знаю. Погоди… кажется, в своей комнате.
Ханна разглядела себя в чем-то длинном и белом… в ночной рубашке. Это была она сама, в своей спальне, в своей ночной рубашке. Она лежала сейчас на кушетке в кабинете Пола и одновременно находилась в своей спальне.
«Как странно…» – смутно подумала она.
– Хорошо, теперь картина становится яснее. Ты начинаешь различать то, что находится вокруг тебя. Просто расслабься, и ты все увидишь. Итак, что ты делаешь?
– Пишу записку, – пришлось признаться Ханне, и почему-то это ее слегка позабавило.
Пол пробормотал что-то вроде «ага…». Затем он мягко спросил:
– А для чего ты пишешь ее?
– Не знаю… предостеречь себя. Я должна предостеречь себя.
– От чего?
Ханна почувствовала, что беспомощно качает головой.
– Ладно… Что ты ощущаешь, когда пишешь ее?
– О… – Это было просто. Пол, несомненно, ожидал, что она скажет что-нибудь наподобие: «страх» или «тревогу». Но ощущение было совсем иным. – Желание, – прошептала Ханна, сделав беспокойное движение головой. – Просто… желание.
– Прошу прощения?
– Я хочу… Я так хочу…
– Что ты хочешь?
– Его, – вырвалось у нее, как рыдание. Обычное сознание Ханны с изумлением наблюдало за всем со стороны, но ее тело было полностью охвачено этим мучительным чувством. – Я знаю, это невозможно. Это смертельно опасно для меня. Но мне все равно. Я ничего не могу поделать…
– Стоп-стоп-стоп! То есть расслабься. Ты очень спокойна, ты можешь отвечать на мои вопросы. Кто этот человек, о котором ты мечтаешь?
– Тот, кто приходит, – тихо и безнадежно произнесла Ханна. – Он злой и испорченный… я знаю это. Она мне все объяснила. И я знаю, что он убьет меня. Как всегда. Но я хочу его.
Ханна дрожала. Она чувствовала, как ее тело излучает жар… и она слышала, как Пол нервно сглотнул. Каким-то непонятным образом Ханна видела и его, словно находилась одновременно в разных местах. Она знала, что Пол сидит сейчас на краю стола и с изумлением глядит на нее, смущенный преображением, произошедшим с молодой женщиной, лежащей на его кушетке.
Она знала, что он видит ее всю: видит бледное лицо, пылающее румянцем от внутреннего жара, видит тело, сотрясающееся от мелкой дрожи, слышит ее учащенное дыхание. И она знала, что он взволнован… и испуган.
– Ну ничего себе! – выдохнул Пол и заерзал на столе. Он опустил голову, затем зашлепал руками по столу в поисках спасительного карандаша. – Ладно, честно говоря, я запутался. Давай вернемся к самому началу. Ты чувствуешь, что кто-то охотится за тобой и что он раньше пытался тебя убить? Может быть, тебя выслеживает какой-то бывший дружок?
– Нет. Он не пытался убить меня. Он убил меня.
– Он убил тебя. – Пол прикусил карандаш. А затем пробормотал: – Надо было как следует подумать, прежде чем все это начинать. Все равно я не верю в гипноз.
– И он собирается сделать это опять. Я умру прежде, чем мне исполнится семнадцать. Это наказание за то, что я люблю его. Так происходит всегда.
– Правильно. Хорошо. Хорошо, давай попробуем найти во всем этом хоть какой-то смысл… У этого таинственного парня есть имя? Как его зовут?
Ханна подняла руку и снова уронила ее:
– Когда?
– Что?
– Когда?
– Что когда? Что? – Пол встряхнул головой. – О, черт…
Ханна внятно ответила:
– У него были разные имена в разные времена. У него их, я думаю… сотни. Но я зову его Тьерри. Тьерри Дескуэрдес. Потому что так его звали на протяжении последних двух его жизней.
Наступило долгое молчание. Затем Пол спросил:
– Последних двух?..
– Жизней. Это имя может быть у него и сейчас. Когда я видела его последний раз, он сказал, что ему надоело менять имена. И что он не станет больше прятаться.
– О боже, – вымолвил Пол.
Он встал, подошел к окну и закрыл лицо руками. А потом повернулся к Ханне.
– Ты имеешь в виду… Я хочу сказать… Одним словом… Ты говоришь о… – Пол замялся и неуверенно пробормотал: – То, что начинается с буквы «р». Ну, ты знаешь… – У него дрожали руки. – Реинкарнация?
Опять повисло долгое молчание. А потом Ханна услыхала свой голос, который твердо произнес:
– У него не было перевоплощений.
– О… – Пол с облегчением выдохнул. – Ну, слава богу. А то я уж было испугался.
– Он никогда не умирал, – сказала Ханна. – Видишь ли, он не человек.
Глава 4
Тьерри осторожно опустился на колени у окна, стараясь, чтобы не зашуршала сухая земля под ногами. Умение двигаться бесшумно было настолько привычно для его тела, будто он родился вместе с ним. Темнота была его родной средой, он мог в мгновение ока раствориться в тени и двигаться в ней еще незаметней, чем крадущийся кот. Но сейчас взгляд Тьерри был прикован к тому, что происходило в комнате.
Он не видел ее лица. Он мог рассмотреть лишь изгиб плеча и разметавшиеся волосы, но он точно знал, что это она.
Рядом с ним припала к земле Люпа. Ее худенькое человеческое тело напряженно дрожало с настороженностью зверя. Она прошептала:
– Ну, что? – Голос был едва различим, тише, чем дыхание.
Тьерри отвернулся от окна и посмотрел на Люпу. Все лицо ее было в кровоподтеках, глаз заплыл, нижняя губа разорвана. Но она улыбалась. Она все это время, пока не приехал Тьерри, бродила по Шаманской Скале, неотступно следуя за девушкой по имени Ханна Сноу, чтобы быть уверенной, что с ней ничего не случится.
Тьерри взял руку Люпы и поцеловал ее.
– Ты ангел, – одними губами произнес он. Он вообще не использовал голосовые связки: он передавал мысли. – Ты заслужила хороший отпуск. Мой лимузин в туристическом центре, возьми его. Оставишь в аэропорту.
– Но… как же вы останетесь здесь? Совсем один? Вам нужна поддержка, сэр. Если она появится…
– Люпа, ступай.
Тон его голоса был мягким, но настойчивым. Это был приказ господина, Тьерри из Царства Ночи, привыкшего, что его указания выполняются беспрекословно.
«Забавно, – подумал он. – Пока кто-нибудь не откажется повиноваться, трудно представить, насколько ты привык, чтобы тебе подчинялись».
И он снова приник к щели в забитом досками окне. И тут же забыл о существовании Люпы. Девушка на кушетке повернулась, и он увидел ее лицо. Его словно ударило током.
Он знал, что это была она… но все равно не ожидал, что она окажется так похожа на саму себя. Похожа на ту, какой она была в самом начале, когда впервые родилась, когда он в первый раз увидел ее. Таким он помнил ее настоящее лицо. Правда, и в других своих жизнях она была похожа на ту, первую. Похожа – но не совсем. Этого, настоящего, лица он не встречал никогда. До этого мгновения.
А сейчас он видел именно ту девушку, в которую был влюблен.
Те же длинные, прямые, шелковистые волосы пшеничного цвета, рассыпавшиеся по плечам. Те же большие серые глаза, будто наполненные светом. То же спокойное выражение, тот же нежный рот… и изгиб верхней губы все так же придавал всему облику особую чувственность. И та же изящная фигура, высокие скулы и прекрасная линия подбородка – настоящая мечта скульптора!
Единственное, что было новым, – это родимое пятно.
Клеймо, выжженное в памяти.
Пятно было цвета разбавленного вина, пронизанного светом, цвета арбузного льда или розового турмалина – самого бледного драгоценного камня. Оно было словно цветущая роза. Будто девушка приложила на миг к своей щеке розу, и лепесток оставил свой отпечаток.
Тьерри это пятно казалось прекрасным, потому что оно было частью девушки. Оно было у нее во всех жизнях, кроме первой. Но в то же время при взгляде на него у Тьерри перехватывало горло и сжимались кулаки от горя и беспомощной ярости – ярости против самого себя. Это пятно было его стыдом, его наказанием. Это был его тяжкий крест – видеть, как она, безвинная, годами живет с этим пятном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Предложение Пола использовать гипноз Ханну совсем не порадовало. Гипноз – это потеря контроля над собой. Она окажется в чужой власти… пусть не во власти Пола, но уж своего подсознания – это точно.
«Но что мне еще остается?» – Ханна сидела, какое-то время прислушиваясь к себе.
Никаких внутренних голосов она не слышала – ни того, напоминавшего порыв холодного ветра, ни другого, с кристально-чистым звучанием… и это было хорошо. И все же это означало, что у нее нет выбора.
Ханна взглянула на Пола:
– Ладно. Давай.
– Прекрасно. – Он встал и потянулся за книгой, лежавшей на краю стола. – Надеюсь, что ничего не забыл… Ну, ладно. Может, ляжешь на кушетку?
Ханна было заколебалась, затем пожала плечами: «Если уж я решилась на гипноз, то нужно делать все по правилам».
Она легла и уставилась на темные потолочные балки. Несмотря на все свои несчастья, она едва сдерживалась, чтобы не захихикать.
Подумать только! Она лежит на настоящей кушетке психотерапевта, ожидая сеанса гипноза! Ее школьные друзья никогда бы и не подумали обратиться к мозгоправу: здесь чокнутые – в порядке вещей. Да, чтобы выжить в этом отдаленном, не слишком гостеприимном месте, иногда приходится быть несколько… эксцентричным. Но если ты признаешь, что не можешь сам справиться с ситуацией, уделяешь этому слишком много внимания или, хуже того, обращаешься за помощью – это значит, у тебя серьезные проблемы. А уж если ты позволяешь себя загипнотизировать…
«Видели бы меня сейчас мои друзья».
– Ну, ладно, – повторил Пол. – Устройся поудобнее. Закрой глаза. – Он уселся с книгой в руке на краю стола, покачивая одной ногой. Его голос звучал тихо и монотонно – вполне профессионально.
Ханна закрыла глаза.
– Теперь я хочу, чтобы ты представила, будто плывешь. Просто плывешь и чувствуешь себя спокойно и расслабленно. Тебе ни о чем не нужно думать и никуда не нужно спешить. Сейчас тебя окружает красивый фиолетовый свет. Он омывает все твое тело, и ты все больше и больше растворяешься в нем…
Кушетка оказалась на удивление удобной – она мягко прогибалась, следуя контурам тела. Ханне нетрудно было вообразить, что она плывет; легко было и представить окружающий ее свет.
– А теперь ты чувствуешь, как плывешь, погружаясь все глубже… как еще больше расслабляешься… и тебя окружает темно-синий цвет. Ты вся окружена синим светом, пронизывающим тебя, и от этого тебе еще приятнее, и ты расслабляешься, расслабляешься…
Под звуки мягкого, монотонного голоса Ханна представляла себе разноцветные волны света, омывающие ее. Темно-синие, изумрудно-зеленые, золотисто-желтые, пылающе-оранжевые. Ханна все это видела. Это было удивительно и легко. Картинки возникали сами, без малейших усилий.
Один цвет сменялся другим, и Ханна чувствовала, как расслабляется все больше. Все ее тело сделалось теплым и почти невесомым. Кушетки под ней будто не было. Она плыла в волнах света.
– А теперь ты видишь рубиново-красный свет, очень глубокий, очень расслабляющий. Тебе спокойно и удобно, и ты в полной безопасности. Больше тебя ничто не потревожит, ты сможешь спокойно отвечать на все мои вопросы. Ты понимаешь меня?
– Да, – сказала Ханна.
Она знала, что сама произносит это, но ей казалось, будто за нее говорит кто-то другой. Казалось, будто что-то внутри нее отвечает Полу ее голосом.
Но это ее не путало. Она расслабленно плыла в волнах рубинового света.
– Хорошо. Сейчас я говорю с подсознанием Ханны. Ты сможешь вспомнить то, что бодрствующий разум Ханны не осознает… и даже то, что он подавлял и не хотел знать. Ты понимаешь?
– Да. – Голос, казалось, прозвучал прежде, чем Ханна собралась ответить.
– Хорошо. Теперь я возьму эту последнюю записку, ту, которую ты нашла сегодня утром обернутой вокруг зубной щетки. Ты помнишь эту записку?
– Да. – Конечно же, она помнит.
– Что ж, хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты мысленно вернулась назад, к тому времени, когда эта записка была написана.
Теперь Ханна почувствовала, что должна ответить сама.
– Но как я могу это сделать? Я не знаю, когда она была написана. Я не писала…
– Просто… просто… просто не думай об этом, Ханна, – сказал Пол, прерывая ее. Его голос опять стал монотонным. – Ты спокойна, ты чувствуешь, что совершенно расслаблена. Просто скажи себе: «Я должна вернуться в то время, когда была написана эта записка». Не беспокойся о том, как ты это сделаешь. Гляди на рубиновый свет и думай: «Я должна вернуться назад». Ты сделаешь это?
– Да, – прошептала Ханна.
«Иди назад, – уверенно приказала она себе. – Просто расслабься и иди назад, хорошо?»
– А теперь в твоей памяти возникает картина. Ты что-то видишь. Что ты видишь?
Ханна почувствовала, как внутри прорвалась какая-то преграда. Казалось, она падает в этот рубиновый свет. Ее сознание замерло, будто выключилось, ушло куда-то… Теперь ее уже ничто не удивляло – она словно погрузилась в сон.
Голос Пола звучал с мягкой настойчивостью:
– Что ты видишь?
Ханна увидела картинку. Крошечную картинку, которая раскрылась, развернулась, когда она стала вглядываться в нее.
– Я вижу себя, – прошептала она.
– Где ты находишься?
– Я не знаю. Погоди… кажется, в своей комнате.
Ханна разглядела себя в чем-то длинном и белом… в ночной рубашке. Это была она сама, в своей спальне, в своей ночной рубашке. Она лежала сейчас на кушетке в кабинете Пола и одновременно находилась в своей спальне.
«Как странно…» – смутно подумала она.
– Хорошо, теперь картина становится яснее. Ты начинаешь различать то, что находится вокруг тебя. Просто расслабься, и ты все увидишь. Итак, что ты делаешь?
– Пишу записку, – пришлось признаться Ханне, и почему-то это ее слегка позабавило.
Пол пробормотал что-то вроде «ага…». Затем он мягко спросил:
– А для чего ты пишешь ее?
– Не знаю… предостеречь себя. Я должна предостеречь себя.
– От чего?
Ханна почувствовала, что беспомощно качает головой.
– Ладно… Что ты ощущаешь, когда пишешь ее?
– О… – Это было просто. Пол, несомненно, ожидал, что она скажет что-нибудь наподобие: «страх» или «тревогу». Но ощущение было совсем иным. – Желание, – прошептала Ханна, сделав беспокойное движение головой. – Просто… желание.
– Прошу прощения?
– Я хочу… Я так хочу…
– Что ты хочешь?
– Его, – вырвалось у нее, как рыдание. Обычное сознание Ханны с изумлением наблюдало за всем со стороны, но ее тело было полностью охвачено этим мучительным чувством. – Я знаю, это невозможно. Это смертельно опасно для меня. Но мне все равно. Я ничего не могу поделать…
– Стоп-стоп-стоп! То есть расслабься. Ты очень спокойна, ты можешь отвечать на мои вопросы. Кто этот человек, о котором ты мечтаешь?
– Тот, кто приходит, – тихо и безнадежно произнесла Ханна. – Он злой и испорченный… я знаю это. Она мне все объяснила. И я знаю, что он убьет меня. Как всегда. Но я хочу его.
Ханна дрожала. Она чувствовала, как ее тело излучает жар… и она слышала, как Пол нервно сглотнул. Каким-то непонятным образом Ханна видела и его, словно находилась одновременно в разных местах. Она знала, что Пол сидит сейчас на краю стола и с изумлением глядит на нее, смущенный преображением, произошедшим с молодой женщиной, лежащей на его кушетке.
Она знала, что он видит ее всю: видит бледное лицо, пылающее румянцем от внутреннего жара, видит тело, сотрясающееся от мелкой дрожи, слышит ее учащенное дыхание. И она знала, что он взволнован… и испуган.
– Ну ничего себе! – выдохнул Пол и заерзал на столе. Он опустил голову, затем зашлепал руками по столу в поисках спасительного карандаша. – Ладно, честно говоря, я запутался. Давай вернемся к самому началу. Ты чувствуешь, что кто-то охотится за тобой и что он раньше пытался тебя убить? Может быть, тебя выслеживает какой-то бывший дружок?
– Нет. Он не пытался убить меня. Он убил меня.
– Он убил тебя. – Пол прикусил карандаш. А затем пробормотал: – Надо было как следует подумать, прежде чем все это начинать. Все равно я не верю в гипноз.
– И он собирается сделать это опять. Я умру прежде, чем мне исполнится семнадцать. Это наказание за то, что я люблю его. Так происходит всегда.
– Правильно. Хорошо. Хорошо, давай попробуем найти во всем этом хоть какой-то смысл… У этого таинственного парня есть имя? Как его зовут?
Ханна подняла руку и снова уронила ее:
– Когда?
– Что?
– Когда?
– Что когда? Что? – Пол встряхнул головой. – О, черт…
Ханна внятно ответила:
– У него были разные имена в разные времена. У него их, я думаю… сотни. Но я зову его Тьерри. Тьерри Дескуэрдес. Потому что так его звали на протяжении последних двух его жизней.
Наступило долгое молчание. Затем Пол спросил:
– Последних двух?..
– Жизней. Это имя может быть у него и сейчас. Когда я видела его последний раз, он сказал, что ему надоело менять имена. И что он не станет больше прятаться.
– О боже, – вымолвил Пол.
Он встал, подошел к окну и закрыл лицо руками. А потом повернулся к Ханне.
– Ты имеешь в виду… Я хочу сказать… Одним словом… Ты говоришь о… – Пол замялся и неуверенно пробормотал: – То, что начинается с буквы «р». Ну, ты знаешь… – У него дрожали руки. – Реинкарнация?
Опять повисло долгое молчание. А потом Ханна услыхала свой голос, который твердо произнес:
– У него не было перевоплощений.
– О… – Пол с облегчением выдохнул. – Ну, слава богу. А то я уж было испугался.
– Он никогда не умирал, – сказала Ханна. – Видишь ли, он не человек.
Глава 4
Тьерри осторожно опустился на колени у окна, стараясь, чтобы не зашуршала сухая земля под ногами. Умение двигаться бесшумно было настолько привычно для его тела, будто он родился вместе с ним. Темнота была его родной средой, он мог в мгновение ока раствориться в тени и двигаться в ней еще незаметней, чем крадущийся кот. Но сейчас взгляд Тьерри был прикован к тому, что происходило в комнате.
Он не видел ее лица. Он мог рассмотреть лишь изгиб плеча и разметавшиеся волосы, но он точно знал, что это она.
Рядом с ним припала к земле Люпа. Ее худенькое человеческое тело напряженно дрожало с настороженностью зверя. Она прошептала:
– Ну, что? – Голос был едва различим, тише, чем дыхание.
Тьерри отвернулся от окна и посмотрел на Люпу. Все лицо ее было в кровоподтеках, глаз заплыл, нижняя губа разорвана. Но она улыбалась. Она все это время, пока не приехал Тьерри, бродила по Шаманской Скале, неотступно следуя за девушкой по имени Ханна Сноу, чтобы быть уверенной, что с ней ничего не случится.
Тьерри взял руку Люпы и поцеловал ее.
– Ты ангел, – одними губами произнес он. Он вообще не использовал голосовые связки: он передавал мысли. – Ты заслужила хороший отпуск. Мой лимузин в туристическом центре, возьми его. Оставишь в аэропорту.
– Но… как же вы останетесь здесь? Совсем один? Вам нужна поддержка, сэр. Если она появится…
– Люпа, ступай.
Тон его голоса был мягким, но настойчивым. Это был приказ господина, Тьерри из Царства Ночи, привыкшего, что его указания выполняются беспрекословно.
«Забавно, – подумал он. – Пока кто-нибудь не откажется повиноваться, трудно представить, насколько ты привык, чтобы тебе подчинялись».
И он снова приник к щели в забитом досками окне. И тут же забыл о существовании Люпы. Девушка на кушетке повернулась, и он увидел ее лицо. Его словно ударило током.
Он знал, что это была она… но все равно не ожидал, что она окажется так похожа на саму себя. Похожа на ту, какой она была в самом начале, когда впервые родилась, когда он в первый раз увидел ее. Таким он помнил ее настоящее лицо. Правда, и в других своих жизнях она была похожа на ту, первую. Похожа – но не совсем. Этого, настоящего, лица он не встречал никогда. До этого мгновения.
А сейчас он видел именно ту девушку, в которую был влюблен.
Те же длинные, прямые, шелковистые волосы пшеничного цвета, рассыпавшиеся по плечам. Те же большие серые глаза, будто наполненные светом. То же спокойное выражение, тот же нежный рот… и изгиб верхней губы все так же придавал всему облику особую чувственность. И та же изящная фигура, высокие скулы и прекрасная линия подбородка – настоящая мечта скульптора!
Единственное, что было новым, – это родимое пятно.
Клеймо, выжженное в памяти.
Пятно было цвета разбавленного вина, пронизанного светом, цвета арбузного льда или розового турмалина – самого бледного драгоценного камня. Оно было словно цветущая роза. Будто девушка приложила на миг к своей щеке розу, и лепесток оставил свой отпечаток.
Тьерри это пятно казалось прекрасным, потому что оно было частью девушки. Оно было у нее во всех жизнях, кроме первой. Но в то же время при взгляде на него у Тьерри перехватывало горло и сжимались кулаки от горя и беспомощной ярости – ярости против самого себя. Это пятно было его стыдом, его наказанием. Это был его тяжкий крест – видеть, как она, безвинная, годами живет с этим пятном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23