— Что? — немного лениво спросил он.
— Установили девушку! Муратова Елена Игоревна, интерн на кафедре инфекционных болезней.
— «Интерн» — это кто? — задал Карлов ничего не значащий вопрос. Мозг параллельно пытался придумать, что можно выжать из имени. В какую сторону строить цепочку?
— «Интерн» — это… почти врач, — ответил референт.
— А-а-а… Ну и что?
— Домашний адрес, телефон?
Карлов прикинул. Слишком просто. Гарин до сих пор дома не объявлялся. Девушка была в машине вместе с ним. Вряд ли они расстались. Непрофессионалы предпочитают держаться вместе. Профессионалы давно бы уже кинулись врассыпную, сбивая погоню со следа: так их шансы выжить увеличивались ровно вдвое, но эти… Они не разбегутся — Карлов ставил десять против одного.
— Посмотри-ка по базам систем сотовой связи. У нее должен быть мобильный.
Гарина они уже искали и не нашли. Это ничего не значило; он мог пользоваться телефоном, зарегистрированным на чужое имя. Мысль о том, что можно жить вообще без сотового, генералу в голову не приходила.
Сам он не слишком серьезно относился к идее мобильной связи. Ему как никому другому было хорошо известно, что сотовая сеть — это не только абсолютная доступность и широкое распространение информации. Это еще и тотальный контроль над информацией. Поэтому, когда дело касалось серьезных разговоров (то есть почти всегда), генерал прибегал к другим средствам коммуникации.
Ну, а последние двое суток мобильные операторы играли и вовсе незавидную роль, хотя упрекнуть их было, в общем-то, не в чем. Карлов не понимал только одного: почему так долго тянут с отключением. Ведь рано или поздно сделать это придется. Но… В конце концов, это не его дело. Его дело — документы Кудрявцева. Значит, надо найти Гарина и… как ее там? Алену Муратову!
— Есть! — снова торжествующе воскликнул референт. — Муратова Елена Игоревна, контракт в МТС! — его голос дрожал от нетерпения. — Разрешите в головной офис, товарищ генерал?
В головном офисе каждого оператора в специальном помещении, скрытом за толстыми бетонными стенами и бронированной дверью, находился пункт слежения за информацией. Мощный компьютер прослушивал все разговоры. При употреблении кодовых слов, вроде: «бомба», «теракт», «оружие», «взрывчатка» и т. д. , он автоматически включал запись, фиксируя номер абонента.
Ввести новые ключевые слова не составляло особого труда. Также не составляло труда установить местонахождение абонента. Трубка посылала базовой станции сигнал, по его мощности и направлению безошибочно определялись координаты, где в данную минуту находится владелец телефона.
Карлов усмехнулся.
— Ты нужен мне здесь, — он выразительно посмотрел на стакан с карандашами, потом перевел взгляд на точилку. — Пошли кого-нибудь другого. Но толкового. Пусть будет на прямой связи с группами и выведет их точно на цель. По достижении визуального контакта немедленно доложить мне, я распоряжусь о дальнейшем ходе операции…
На столе Карлова зазвонил телефон. Генерал продолжал заштриховывать рисунок, напоминавший голову морского чудовища. Референт встал, подошел и снял трубку.
— Да. Да. Так точно, понял! — он положил трубку на рычаги и сказал. — Товарищ генерал, вас срочно вызывает председатель.
Карандаш едва заметно дрогнул; штриховка вышла за контуры наброска. «Стареешь, — сказал себе Карлов. — Раньше мог не спать по трое суток подряд безо всяких амфетаминов и при этом не терять выдержки».
— Время… — негромко сказал он.
— Извините, что? — не понял референт.
— Время, — повторил Карлов. — Ты думаешь, оно идет? Нет. Оно — уходит.
Референт вежливо покивал и вернулся за свой стол.
— Работай по девушке. Я скоро вернусь, — сказал Карлов и про себя добавил.
«Надеюсь…»
Пистолет был при нем. В патроннике всегда лежал патрон, а вытащить ненужную обойму было делом одной секунды.
Они сидели в подъезде уже довольно долго. Валерий Алексеевич, не отрываясь, следил за темно-синей «девяносто девятой», а Кашинцев курил сигареты — одну за другой. Группа наружного наблюдения несколько раз выходила на связь; и, хотя фамилия Гарина ни разу не была упомянута, куратор знал, что они на верном пути.
Напряженное ожидание подействовало на Кашинцева удручающе: он вдруг разоткровенничался.
— Я ее любил, — говорил он темно-серой пиджачной спине куратора; Валерий Алексеевич иногда оборачивался и подбадривал легкой полуулыбкой, и Кашинцев думал, что встретил сочувствующего и все понимающего собеседника. — Наверное, я ее и сейчас все еще люблю… Она… Знаете, такая красивая. Хотя… Не все мои приятели с этим соглашались. Ну и что? Главное, я считаю, что это так. А как у нее пахнет кожа!..
— Да, запах очень многое значит, — соглашался Валерий Алексеевич. — Бывает, женщина так себе, но тебе кажется, что-то в ней есть. А что — и сам понять не можешь.
— Однажды она меня поцеловала, — вспоминал Кашинцев. — Я до сих пор помню этот поцелуй.
Куратор обернулся и задержал на нем взгляд.
— Поцеловала? — спросил он, продолжение угадывалось: «И все?»
— Ну да. Один раз. Поцеловала. И — все, — подтвердил Игорь, мечтательно подняв глаза к потолку. С потолка свисали обугленные спички. В углу кто-то старательно нарисовал огромный пенис с крылышками.
— Хм… — Валерий Алексеевич задумчиво покачал головой и снова уставился на машину, где сидела группа наблюдения.
— Знаете, я познакомился с ней на курсантском балу. Раз в году, весной, в Академии проводится бал для первокурсников. На него приглашают девушек из университета и других вузов, иногда просто с улицы, отовсюду… Но только красивых. Она стояла в белом платье с такой легкой накидкой и словно ждала чего-то… Точнее, кого-то. Ну… И я сразу решил, что она ждет меня. Вы знаете, наверное, как это бывает. Смотрите на девушку и вдруг понимаете, что это — она!
Куратор пожал плечами.
— Вы имеете в виду любовь с первого взгляда? Честно говоря, со мной такого не случалось.
— Вы слишком рациональны, — с упреком сказал Кашинцев.
— А вы?
— А я, наверное, просто глуп.
В рации послышался треск, потом мужской голос сказал:
— Внимание, шестой, доложите обстановку!
Другой голос ответил:
— Центр, пока без изменений. Долго нам еще здесь торчать? Прием!
— Шестой, готовьтесь к поступлению новой вводной. Как поняли меня, прием?
— Центр, вас понял. Продолжаем наблюдение.
— Отбой!
Валерий Алексеевич насторожился.
— Что-то там меняется. Черт! Неужели они засекли Гарина?
— Они бы сказали, — рассудил Кашинцев и продолжил: — Так вот, я сразу подошел к ней. Нет. Вру, — он нахмурился, достал из пачки сигарету и снова закурил. — Конечно, не сразу. Я боялся. Я боялся к ней подойти и боялся, что кто-то из-за моей робости пригласит ее раньше меня.
— Да, раньше вас, — рассеянно отозвался куратор. — И что же дальше?
— Дальше? К ней почему-то никто не подходил, а я никак не мог понять почему. Она была… Такой восхитительной! Маленькая, аккуратная, с чистой кожей и бесподобной шеей! Платье, оно… опускалось чуть ниже колен, и я видел только ее туфельки — такие маленькие, что они могли уместиться в моих ладонях… Я так хотел, чтобы она положила свою ножку в мою ладонь…
Валерий Алексеевич смерил Кашинцева откровенно скучающим взглядом, но тот, к счастью, этого не заметил.
— Наконец я все-таки решился и подошел. Знаете, какие у нее были глаза?! В них было все: и гордая неприступность, и скрытая благодарность, и волнующая загадка, и даже… Как мне тогда показалось — обещание. Еле заметное обещание. Она… была божественна! Мы танцевали!!
Кашинцев шмыгнул носом. Куратор подавил вздох.
— Мы танцевали весь вечер, а потом я вызвался ее проводить. В одной из аудиторий перед актовым залом, где проходил бал, была устроена раздевалка для девушек. И там, перед аудиторией, стояли старшекурсники. Просто стояли и смотрели. В Академии такая традиция: бал — для первокурсников, никому и в голову не придет ее нарушить. Они стояли, смотрели и словно… Словно ощупывали всех девушек какими-то липкими взглядами. Это было противно! И я тогда подумал, что, если кто-нибудь из них так посмотрит на мою девушку, я просто взорвусь. Я, в парадной форме курсанта, ждал ее, а они стояли в нескольких шагах от меня. И вот она вышла. Туфельки она переобула и теперь была в каких-то старых стоптанных сапогах… И плащик был на ней… Ну, в общем, типичная Золушка. И от этого она мне нравилась еще больше. Я посмотрел на старшекурсников, ожидая увидеть их гнусные ухмылки, но… Они ею не заинтересовались. Только один. Самый противный. Он как-то нехорошо усмехнулся, но я видел, что его усмешка относилась ко мне, только ко мне, а не к ней. Она взяла меня под руку, и я пошел ее провожать…
— Тогда она вас и поцеловала? — перебил куратор.
— Нет, к сожалению, не тогда. Нет. Мы расстались как-то неожиданно. Она сказала: «Больше провожать не надо» и убежала. В темноту. Романтично, правда?
— Как сказать, — пожал плечами куратор. — Пока я не вижу особой романтики. А что дальше?
— Дальше будет такая грязь, что и рассказывать не хочется.
— Да что вы!? — оживился куратор.
— Прошел месяц. Я ее больше не видел. Ни разу. А потом… По Академии стали ходить безобразные фотографии… — голос рассказчика неожиданно изменился. Валерий Алексеевич обернулся и с удивлением обнаружил покрасневшего от ярости, сжавшего кулаки Кашинцева. Невидящим взглядом он смотрел перед собой.
— Там была она, — продолжал он хриплым, прерывистым голосом. — Всюду. Она, видимо, не понимала, что делала… Наверняка. Ее напоили, да? Но я ее ни в чем не виню. Она не виновата. Виноват тот, кто сделал это. У нас был приличный фотокружок, я и сам неплохо фотографировал и сразу догадался по глубине резкости, по фокусу, что снимали откуда-то из укрытия. Понимаете?
Куратор кивнул.
— Да, понимаю.
— Ну, вот. Я отбирал эти фотографии. Но это было бессмысленно. Они были у всех. Потом в казармах появились самодельные колоды карт. Порнографических. И везде — она! А на пиковом тузе можно было различить какого-то мерзкого типа. Совершенно голого. Он стоял рядом с ней, но его лица не было видно — только неумелую татуировку на левом плече: огромный удав обвивает обнаженную женщину. Это было так ужасно! Я искал его. На всех курсах. И однажды, когда уже вроде бы все утихло, а начальники курсов отобрали все карточные колоды… Я увидел его в бане. Увидел эту татуировку.
— И что?
— Мы дрались. Я ударил его шайкой по голове. У него вот тут, слева, над ухом, до сих пор должен быть шрам. Было много крови, меня стали оттаскивать, но я не унимался. Потом я неделю сидел в карцере — Академия все-таки, военное заведение. А когда вышел, снова отправился к нему. Но только он был уже не один. И меня банально отметелили. И я из карцера попал в лазарет. А потом…
— Я, кажется, уже догадываюсь, что вы сделали, — мрачно улыбнулся куратор.
— Ну да! Я снова стал искать этого подлеца. Но руководство курса отправило его в десятидневный отпуск. Домой. А меня вызвал к себе начальник и сказал: «Успокойся, парень. Все уже случилось. То, что нельзя исправить, можно забыть. Другого выхода нет. Я освобождаю тебя от занятий — на неделю. Поброди по городу, приди в себя». И выписал мне увольнительную.
— И что потом? — куратор, казалось, заинтересовался его рассказом. Теперь он следил за машиной наблюдения вполглаза.
— Ну, конечно, я пошел искать ее. Я часами слонялся вокруг того места, где мы расстались. И на четвертый день я ее увидел. Она шла в какой-то застиранной блузке, в безобразно сидящих «вареных» джинсах… Мода была такая, если вы помните. С Обводного канала дул ветер, в скверах шелестела первая пыльная листва… А мне она казалась еще прекрасней, чем тогда, на балу. Ну, и… Я догнал ее. Взял за руку, остановил. Она… высвободила руку.
Как-то затравленно посмотрела. В глазах у нее был страх. Страх и… такая обида, что я чуть не закричал от боли. Я хотел очень много ей сказать… И не смог. Знаете, смешно… Я все силы потратил на то, чтобы не заплакать. Стоял как дурак и крепился, чтобы не заплакать. И тогда она встала на мысочки… — я не говорил вам, что она была очень маленькая? Ниже меня на целую голову — и поцеловала в щеку. И все. Она ушла и сделала такой жест рукой… Мол, не догоняй. Не надо. А я остался на месте.
Кашинцев с ожесточением задавил короткий окурок, который уже жег ему пальцы.
— Вы ее больше не видели? — спросил Валерий Алексеевич.
Кашинцев достал пачку сигарет и долго не мог ее открыть: дрожащие руки никак не хотели слушаться. Он сокрушенно вздохнул и убрал пачку обратно в карман.
— Нет, — ответил он. — Я ее больше не видел.
— Мне кажется, — осторожно вступил куратор, — вам нужно было найти другую девушку. «Лечи подобное подобным», говорят. Наверное, это помогло бы забыть… Ну, и…
— Да были у меня другие девушки, — отмахнулся Игорь. Он немного замялся, но потом решил быть откровенным до конца: — Три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33