Он был не так силен в магии, чтобы различать энергетику амулетов, и начинал жалеть, что поторопился отослать Альмарена. Одно утешение все же было – он убедился, что дверные петли ни разу не скрипнули. Ромбар одобрил про себя хозяйственность Вальборна, не забывавшего следить, чтобы слуги смазывали дверные петли и перестал чередовать зрение и слух.
Одна из комнат оказалась рабочим кабинетом Каморры. Излучение шло из ящика стола, где обнаружилась пара неиспользованных белых дисков, еще один сильный источник излучения находился прямо в стене. Ромбар сломал магический замок потайного шкафа, перерыл мешочки с золотом, ища между ними амулет, и вскоре нащупал в глубине теплую эфилемовую поверхность. Вытащив амулет, Ромбар не сдержал разочарованный вздох. Перед ним был жезл Аспида.
Первый порыв – швырнуть дурацкую штуковину об пол – своевременно пресекся мыслью о шуме, который разбудит всех на этаже. У Ромбара вырвалось что-то вроде нервного смешка. Он никак не мог понять Каморру – зачем такую чепуху, как жезл Аспида, понадобилось упрятывать в потайной шкаф под кошельки с золотом?
Следующий порыв, продиктованный досадой, был почти ребяческим – раз Каморра так дорожит этим жезлом, он его больше не увидит! Ромбар вспомнил, что у Альмарена нет жезла с тех пор, как тот отдал Синатте свой жезл Феникса, и опустил амулет в карман куртки, чтобы при случае подарить его Альмарену.
Затем он продолжил рискованное путешествие г по комнатам замка, пока наконец не закрыл за собой последнюю дверь. Полтора месяца погони закончились неудачей.
Разочарование охватило его, обессиливая больше, чем любая усталость. Босханец наверняка взял Синий камень с собой, как того и опасался Ромбар. Дальнейшая погоня была бессмысленна, следовало вспомнить советы и уговоры Норрена, который оказался прав – можно было бы потратить время с большей пользой, помогая в организации обороны.
Ромбар пошел вниз по лестнице, ощущая внутри пустоту, вызванную внезапной потерей цели. Из-за ночного зрения он не услышал ни звука поднимающихся навстречу шагов, ни предупреждающего ворчания клыкана.
Они заметили друг друга, лишь столкнувшись лицом к лицу – ослабивший бдительность Ромбар и полусонный помощник Каморры, возвращавшийся с проверки уттакских патрулей. Оба одновременно опомнились и выхватили мечи, чтобы сойтись в поединке, но пес опередил их. Он прыгнул на грудь противнику Ромбара и одним ударом острых и белых клыков перерубил ему шею.
Ромбар, увидев выкаченные глаза и раскрывшийся в беззвучном крике рот, отключил заклинание ночного зрения как раз вовремя, чтобы услышать леденящий предсмертный вопль, гулким эхом раскатившийся по всему замку. Наверху захлопали двери, снизу послышались ответные вопли дозорных уттаков, ночевавших в зале первого этажа после смены патрулей. Лестница наполнилась топотом бегущих ног.
Вновь перейдя на ночное зрение, Ромбар перегнулся через перила и увидел толпу уттаков, заполнившую нижние пролеты лестницы. Их было слишком много, чтобы прорываться здесь, поэтому он развернулся и побежал наверх, отшвыривая мечом попадавшихся навстречу людей Каморры. Он помнил большое окно в конце коридора на третьем этаже, через которое можно было вылезти на крышу и добраться до окон одной из башен замка, а там спуститься по лестнице. Но план, мгновенно зародившийся в голове Ромбара, с той же быстротой и распался, когда они с Вайком добежали до конца коридора. Путь преграждала глухая стена.
Оказавшись в тупике, Ромбар успел понять, что за годы его отсутствия не все в замке сохранилось неизменным, но на переживания у него уже не осталось времени. Сзади подбегали люди Каморры, за ними накатывала волна уттаков. Первое нападение он отразил – один из нападавших упал, остальные отступили. Никто из людей не спешил расставаться с жизнью, поэтому они пропустили вперед озверевших от боевого азарта уттаков.
Вайк кинулся в толпу и заработал клыками, нанося удары и укусы попадавшимся навстречу дикарям. Уттаки, как и люди, плохо видели в темноте, и это спасало пса, темной белозубой молнией мечущегося среди них. Устремившись вслед за ним, Ромбар споткнулся о лежащее под ногами тело. Белый диск выкатился из-за пазухи убитого и стукнул об пол, вызвав у Ромбара внезапную догадку.
Ромбар поднял диск, не замечая тяжести мертвого тела, повисшего на цепочке, и прокричал:
– Дабба-нунф!!!
Из-за ночного зрения он не слышал своего голоса, поэтому постарался выкрикнуть заклинание как можно громче, и это ему удалось. Каждая согласная уттакского матерного перла громыхнула в воздухе, заставив дикарей остолбенеть еще до начала действия заклинания. То, что случилось мгновение спустя, могло бы стать гвоздем любого кошмара – уттаки все, как один, рухнули на пол и забились в судорогах.
Оставаясь в мире, лишенном звуков, Ромбар огромными прыжками понесся через извивающиеся тела, оскаленные лица, дергающиеся руки и ноги, вслед за ним летел клыкан. Люди, на которых не действовало заклинание диска, растерялись от неожиданности и кинулись в погоню, когда Ромбар был уже на лестнице.
Он бежал вниз, прыгая разом через несколько ступенек, но у входа в подвал остановился. Дверь в усыпальницу открывалась медленно, за это время можно было трижды пробежать по лестнице, а погоня была рядом. Ромбар не слышал топота преследователей, но, обернувшись, увидел их самих в верхней части последнего пролета.
– Охраняй! – приказал он клыкану и побежал в подвал. Пока каменная плита отползала, он отключил ночное зрение, чтобы слышать звуки, доносившиеся от входа. Они не приближались, значит, Вайк был жив и защищал вход.
Вскоре шуршание плиты стихло. Ромбар свистнул пса и восстановил ночное зрение. Когда темно-серая тень вынырнула из-за поворота, он вошел в проход и надавил защелку. Пес проскочил вслед за хозяином в закрывающуюся дверь, и проем в стене плавно сомкнулся за обоими.
XXII
Ручей выходил из леса к самому краю скалистого Оккадского нагорья, подпирающего небо острыми розовато-серыми пиками. Руна принимала в себя ручей и устремлялась в широкую каменистую седловину, будто бы небрежно прокопанную в хребте сказочным великаном. Медлительная лесная речушка с прозрачной водой и берегами, поросшими темно-зеленой щеткой исселя, превращалась здесь в быструю и порожистую, прихотливо вьющуюся, облизывающую валуны клочьями белой пены.
Лила и Витри заночевали у слияния ручья и Руны, а наутро отправились вниз по течению. Наивно было бы думать, что вдоль реки есть дорога или хотя бы торная тропа, но встреченное нагромождение валунов и скальных обломков постоянно заставляло их опасаться за целость собственных ног. Каменные глыбы то исчезали под покровом широких и мясистых, приторно пахнущих листьев болотного лопуха, то оголенными россыпями и завалами искрились под солнцем.
Магиня быстро приспособилась к движению по каменным завалам. Она шла первой, легко перепрыгивая с камня на камень, безошибочно находя верхушки обломков скал, скрытых в густых, порой доходящих до пояса, разлапистых травяных зарослях. Казалось, у нее есть глаза на ступнях, чего нельзя было сказать о Витри. Его ноги то и дело проваливались в щели между глыбами, и лишь по счастливой случайности дело обходилось без повреждений. Увидев, что он отстает, Лила остановилась.
– Давай переложим часть продуктов ко мне, – предложила она, когда Витри догнал ее.
– Мне не тяжело, – ответил он, хотя это была неполная правда.
Месячный запас провизии изрядно оттягивал плечи обоим. – Просто я не вижу камней под листьями и все время поскальзываюсь.
– А ты смотри внимательнее, – сказала магиня.
Они стояли посреди однообразного, густо-зеленого лиственного моря, широким поясом идущего вдоль Руны. Витри посмотрел внимательнее, но не увидел ничего, кроме зарослей болотного лопуха, разделенных надвое извилистой лентой – руслом речки.
– Видишь, листья, растущие между камнями, больше и темнее. Если смотреть поверх листвы, в этих местах как будто вмятины. – Она говорила и одновременно указывала рукой, и Витри стал замечать разницу. – Шагай туда, где самые мелкие и светлые листья.
Витри последовал ее совету и вскоре почувствовал, что идти стало легче. Пока они шли, береговые, поросшие лесом склоны становились выше и как бы сближались, оставляя все меньше места сочной низинной растительности.
Поднявшись на очередной валун, Лила вновь остановилась, но не из-за Витри. Она пристально рассматривала лежащие впереди травяные заросли.
– Смотри, Витри! Это след. – Она указала на удаленный от реки край зеленого покрова. Витри присмотрелся и увидел чуть заметную полосу, проходящую через заросли болотного лопуха. Некоторые листья были сломаны и начинали вянуть.
– Ты думаешь, это тот самый след? – спросил он.
– След вчерашний, – сказала Лила. – Он идет в нужном нам направлении – обрати внимание, в какую сторону примяты листья.
Одинокий след указывал им дорогу весь день. К вечеру склоны Оккадского нагорья стали выше и круче, долина реки превратилась в дно огромного, заросшего лесом оврага. Исчезли прибрежные заросли болотного лопуха, но обувь и одежда путников еще несколько дней источали приторный запах его сока. Камни оголились от растительности, идти стало легче – вернее, стало бы, если бы не накопившаяся усталость.
Витри то и дело спотыкался, даже Лила утратила свою легкую, танцующую походку, с трудом переступая по камням. В овраге темнело раньше, чем на равнине, поэтому они шли в полумраке, прислушиваясь к голосам леса. Дневное пение птиц сменилось криками и рявканьем ночных зверей. Сначала Витри вздрагивал от каждого подозрительного звука, но вскоре привычка и усталость взяли свое, и он следил только за тем, чтобы не сбиться с шага.
Чувства Витри так притупились, что лесная пантера, выросшая перед ними из темноты, не вызвала в нем даже удивления. Если бы Лила не остановилась, он так и прошагал бы мимо грозного зверя, как мимо какой-нибудь скалы или коряги. Мгновение спустя он почувствовал ужас, такой, что все его мысли замерли, уступая место инстинктам.
Лоанец на всю жизнь запомнил каждый волосок на морде зверя, его желтоватые зубы, растопыренные, чуть шевелящиеся усы, жесткие зеленые глаза.
Пантера уставилась в глаза магине, а та, в свою очередь, отвечала ей тем же жестким, немигающим взглядом. Вдруг зверь опустил голову, как бы отступая, развернулся и прыгнул в кусты. Лила, не сказав ни слова, пошла вперед, будто случившееся было обманом зрения.
Нервная дрожь била Витри до самого привала. Скидывая мешок, он постарался покрепче сжать зубы, чтобы его спутница не услышала их стука. Он еще мог различить ее лицо в наступавшей темноте, и оно оказалось неожиданно спокойным – приспущенные ресницы, чуть усталое, расслабленное выражение, в котором сквозило разве что удовлетворение прошедшим днем. Она уже не помнила о пантере.
– Лила! – спросил Витри, забыв про дрожь. – Эта пантера… она могла съесть нас!
– В лесу полно другой добычи, – ответила магиня, развязывая мешок, чтобы вынуть припасы. – Зачем ей есть нас?
– Но ведь она хотела… – запнулся Витри, обескураженный обыденным тоном своей спутницы.
– Мы померились силой, и она решила, что мы – плохая добыча. Она поняла, что я сильнее ее.
Витри с сомнением оглядел хрупкую фигурку магини.
– Ты бы не справилась с ней, – убежденно сказал он.
– Как ты думаешь, Витри, что такое для нее добыча? – спросила его Лила. – Добыча пугается и слабеет от страха, бежит прочь и не может сопротивляться нападению. Существо, которое готово к сопротивлению, – не добыча. Хищник не будет рисковать жизнью из-за еды, если он не умирает с голоду. Витри припомнил свои ощущения и понял, что был идеальной добычей для пантеры. Ему не верилось, что эта маленькая женщина могла не чувствовать страха, стоя безоружной перед лесным хищником.
– Скажи, – поинтересовался он, – тебе помогла магия?
Лила молча обдумывала ответ, разрезая тем временем хлеб и сало. В сгустившейся тьме Витри не различал выражения лица своей спутницы, хотя еще мог следить за движениями ее рук.
– Не то чтобы магия. – Она заговорила, когда он уже не надеялся услышать ответ. – Мне помогла не сама магия, а то, что делает человека магом.
Умение желать, так назвал бы это Шантор.
– Желать умеет любой, – возразил Витри.
– Нет, – покачала головой Лила. – В желание нужно вложить силу.
Тогда оно может овеществиться.
– Что?! – переспросил Витри.
– Сбыться, – поправилась магиня. – Мне нужно было пройти, а пантера мешала мне. Я рассердилась и почувствовала, что сила поднимается во мне и идет в голову, в глаза, на пантеру. Пантера поняла, что я хочу пройти, и уступила мне дорогу.
– Неужели тебе не было страшно? – начал допытываться Витри, стыдясь собственного испуга.
– Давай, Витри, для начала выясним, что такое страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50