Потом я вернусь.
Вереск понял: случилось невероятное. Генерал потерпел поражение. Его слова на самом деле означали: «Прикрой меня. Пусть никто ничего не знает».
«Во имя Фрита небесного, что там произошло? - думал Вереск. - С тех пор как я впервые увидел в Эфрафе Тлайли, он всякий раз берет верх. Чем скорее мы вернемся домой, тем лучше».
Он встретился взглядом с бесцветными глазами Дурмана, помолчал и полез на груду рыхлой земли. А Дурман похромал к восточной стене, в которой Крестовник должен был уже отрыть два тоннеля. Солдаты расчистили входы и работали в глубине. Услышав шаги Дурмана, Крестовник вылез из дальнего проема и принялся чистить когти о торчащий из земли корень.
- Как дела? - спросил Дурман.
- Этот выход открыт, сэр, - доложил Крестовник, - но на другой, боюсь, времени уйдет побольше. Очень уж хорошо он завален.
- Одного достаточно, - сказал Дурман. - Все спустятся и по нему. Зови, пусть займутся этой стеной.
Он собрался и сам подняться наверх, как вдруг увидел рядом с собой Вереска. Сначала Генерал решил, что тот явился сообщить о смерти Шишака. Но, посмотрев повнимательней, понял, что дело совсем в другом.
- Я… у меня соринка попала в глаз, сэр, - промямлил Вереск. - Сейчас я сделаю второй заход.
Знаком Дурман велел ему идти в дальний конец «Улья». Вереск поплелся следом.
- Трус, - прошептал он Вереску на ухо. - Если моя власть рухнет, где окажешься ты в тот же день? Ты, кого ненавидят в Эфрафе даже офицеры? Тлайли должен умереть.
И Генерал сам полез на груду земли. Вдруг он остановился. Вереск и Чертополох подняли голову и сразу поняли, в чем дело. Тлайли выполз из тоннеля и сидел прямо над ними. По голове расплывалось кровавое пятно, надорванное ухо свисало на глаза. Дышал он медленно и тяжело.
- Оказалось не так-то просто выкинуть меня отсюда, не правда ли, Генерал? - сказал он.
Как-то робко, устало удивляясь, Дурман понял вдруг, что боится. Ему вовсе не улыбалось еще раз схватиться с Тлайли. Все отчетливей он понимал, что второй схватки не выдержит. «А кто же выдержит? - подумал он. - Кто в состоянии это сделать? Нет, придется придумывать что-то другое, но тогда все всё узнают».
- Тлайли, - сказал он, - мы открыли один вход. Я приведу столько солдат, что они обрушат эту стену в четырех местах. Почему бы тебе не выйти?
И они услышали голос Тлайли, тихий, задыхающийся, но очень отчетливый:
- Мой Старшина приказал защищать этот вход, пока он сам не отзовет меня.
- Твой Старшина? - поразившись, переспросил Вереск.
Ни Дурману, ни кому-то из офицеров и в голову не приходило, что у Тлайли может быть Старшина. Теперь, когда он это сказал, они поверили тотчас. Тлайли говорит правду. Но если Старшина не он, значит, где-то поблизости есть еще один, более сильный кролик. Сильнее Тлайли. Где он? Чем он сейчас занят?
Дурман заметил, что Чертополох куда-то пропал.
- Куда делся этот юнец? - спросил он Вереска.
- По-моему, он удрал, сэр, - ответил тот.
- Остановить, - приказал Дурман. - Привести обратно.
Но через несколько минут вернулся не он, а Крестовник.
- Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Чертополох сбежал через открытый ход. Я решил, что это вы послали его наверх, иначе я бы спросил, зачем ему туда понадобилось. И по-моему, с ним ушел еще кто-то - я не разобрал кто.
- Вот я им покажу! - рявкнул Дурман. - За мной.
Теперь он знал, что делать. Надо согнать всех вниз и отрыть заваленные ходы. Что касается Тлайли, его лучше оставить на месте, и чем меньше о нем говорить, тем лучше. Никаких больше схваток в тесных тоннелях, и когда появится страшный Старшина, ему придется выходить на открытую площадку, где его атакуют со всех сторон одновременно.
Он уже повернулся было, чтобы идти, и застыл на месте. При слабом свете, падающем сквозь проломленную кровлю, он увидел кролика - не эфрафца. Кролик был незнакомый. Маленький-маленький, он напряженно озирался по сторонам - как детеныш, впервые выбравшийся из норы, - но, похоже, он все-таки знал, куда попал. Под взглядом Дурмана кролик поднял дрожащую лапку и прижал ее к мордочке. На мгновение старое, острое, полузабытое чувство пронзило Генерала Дурмана - запах мокрых капустных листьев на огороде позади домика, ощущение ласкового уюта - давно ушедшее и забытое.
- Черт побери, это еще кто? - спросил Генерал Дурман.
- Может… может, это тот кролик, который лежал тут, сэр? - предположил Крестовник. - Тот, про которого мы подумали, что он мертвый.
- Ах, вот оно что, - проговорил Дурман. - Тогда это по твоей части, Вереск, не так ли? Во всяком случае, с такими ты в состоянии справиться. Поторопись, - прорычал он, потому что Вереск заколебался, не понимая, шутит Генерал или говорит серьезно. - Когда закончишь, поднимайся наверх.
Вереск медленно двинулся вперед. Даже ему было не слишком приятно убивать маленького, вдвое меньше его самого, крольчишку, который впал в торн. Но ему и в голову не пришло ослушаться оскорбительного приказа. Малыш не двигался, не пытался ни удрать, ни защититься, а лишь смотрел на полицейского своими большими глазами, взгляд которых, хоть и тревожный, вовсе не походил на взгляд загнанного животного. Под этим взглядом Вереск остановился, и они долго молча смотрели друг на друга. А потом спокойно, безо всякого страха, странный малыш сказал:
- Мне от всего сердца жаль вас. Но ведь вы сами пришли сюда, чтобы убить всех нас, так что вам не в чем нас винить.
- Винить? - удивился Вереск. - В чем?
- В своей смерти. Поверьте, мне очень жаль.
Вереск наслушался за свою жизнь от пленников, которых сам вел на смерть, немало проклятий и угроз, призывавших на его голову небесное отмщение, - так и Шишак грозил Дурману во время грозы. Но он не стал бы главой эфрафской Ауслафы, если бы не научился пропускать это мимо ушей. И каждый раз он, не задумываясь, отвечал презрительной насмешкой. Но сейчас, глядя в глаза своего необыкновенного противника - единственного, кого ему пришлось встретить за эту ночь ожидания кровавой схватки, - услышав его слова, мягкие и безжалостные, словно снег для одинокого бродяги, Вереск вдруг почувствовал ужас. Ему показалось, что по углам темной пещеры перешептываются злобные призраки, узнал голоса кроликов, казненных месяц назад в канавах Эфрафы.
- Оставьте меня в покое! - закричал он. - Пустите! Пустите меня!
Спотыкаясь, тычась во все углы, Вереск кинулся к открытому ходу. Наверху он увидел Дурмана, который разговаривал с дрожащими, перепуганными солдатами Крестовника.
- Сэр, - говорил один новобранец, - ходят слухи, что их Старшина больше зайца, а странный зверь, рычание которого мы слышали…
- Заткнись! - гаркнул Дурман. - За мной, вперед.
Мигая от солнечного света, Генерал выбрался на обрыв. Кролики сидели в траве, с ужасом выпучив на него глаза. Кто-то даже усомнился в том, что это их Генерал. Нос и веко разодраны, вся морда покрыта сплошной кровяной коркой. Когда он спускался с обрыва, передняя нога подкашивалась, и он то и дело заваливался набок. Дурман сел и оглядел свое войско.
- Теперь, - сказал он, - осталось немного, и скоро все кончится. Внизу есть стена. - Он замолчал, почувствовав всеобщий страх и замешательство. Дурман посмотрел в глаза Барвинку, и тот отвел взгляд. Увидев, как в густой траве двое солдат пятятся задом подальше от него, Генерал крикнул им:
- Чем это, по-вашему, вы занимаетесь?
- Ничем, сэр, - ответил один из них. - Мы только подумали, что…
Вдруг Капитан Дрема метнулся в сторону и исчез за деревьями. С открытого склона донесся пронзительный вопль. В ту же секунду все увидели двух чужаков, которые бок о бок взлетели на обрыв и скрылись в лесу в направлении одного из заложенных входов.
- Бегите! - крикнул Дрема и забарабанил. - Спасайтесь!
Он пронесся мимо онемевших солдат и офицеров и скрылся из виду. А они, не понимая, что все это значит и куда бежать, лишь озирались по сторонам. Пятеро побежали к открытому входу, несколько новобранцев кинулись в лес. Но не успели все остальные двинуться с места, как прямо в самую гущу их прыгнул огромный черный пес и, скаля зубы, принялся гонять кроликов туда-сюда, как лиса - цыплят на птичьем дворе.
Только Дурман не дрогнул. Кролики кинулись врассыпную, а он остался сидеть, где сидел, ощетинившийся, рычащий, в своей и чужой крови. И носившийся в траве пес вдруг столкнулся с ним нос к носу, вздрогнул, отскочил и сконфузился. Потом он рванулся вперед, и улепетывавшая Аусла услышала яростный генеральский вопль:
- Вернитесь, болваны! Собаки не опасны! Вернитесь! Надо драться!
48.
DEUS EX MACHINA
И я был зелен, беззаботен и знаменит в амбарах
За фермерским двором, я пел, и я был дома
Под солнцем молодым…
Дилан Томас. «Ферн-Хилл»
Люси проснулась, когда в комнате стало уже светло. Шторы были раздвинуты, а в оконном стекле отражался солнечный луч, который то пропадал, то снова вспыхивал, если Люси поворачивала на подушке голову. На вязах ворковал лесной голубь. Но Люси знала, что ее разбудил какой-то другой звук, - сначала звук снился, а потом, стоило ей открыть глаза, ускользнул, как вода из раковины. Может быть, это лаял пес. Но сейчас стояла тишина, а солнечный зайчик на стекле и воркование голубя были словно первые мазки кисти на большом чистом листе бумаги, когда еще сам не знаешь, что за картинка выйдет. Утро прекрасное. Может быть, уже есть грибы. Не пора ли встать и не сбегать ли за ними в поле? Но погода стоит все время жаркая и сухая - для грибов не слишком удачная. Грибам, как и чернике, нужен хороший дождь. Скоро по утрам будет сыро, в изгородях забегают огромные пауки - такие, с белыми крестиками на спине. Джейн Пококк принесла однажды одного в спичечной коробке в школьный автобус - показать мисс Тэллант.
Паучок, паучок,
Мчится Дженни со всех ног
Паучку читать урок.
Солнечный зайчик пропал. Солнце передвинулось. Какой будет день? Сегодня среда - базарный день в Ньюбери. Папа, конечно, уедет. Придет доктор осматривать маму. У доктора на носу смешные очки. Их можно цеплять на нос хоть одной стороной, хоть другой. А доктор, если не торопится, обязательно остановится поболтать с Люси. Всем незнакомым доктор и сам кажется чуточку смешным, а все знакомые знают, что он очень добрый.
Вдруг она снова услышала резкий вскрик. Он нарушил тишину раннего утра, как пятно - чистоту свежевымытого пола. Кто-то кричал от страха и от отчаяния. Люси выпрыгнула из постели и подбежала к окну. Крик шел со двора. Девочка легла животом на подоконник и высунулась наружу, так что ноги повисли в воздухе. Рядом с конурой Люси заметила Тэбби. Кошка кого-то поймала. Может, это крыса гак кричит?
- Тэб! - громко крикнула Люси. - Тэбби! Что там у тебя?
Услышав голос хозяйки, кошка бросила в ее сторону быстрый взгляд и снова склонилась над своей жертвой. Это была не крыса. За собачьей конурой на боку лежал кролик. Вид у него был отчаянный. Он совсем обессилел. И закричал снова.
Люси прямо в ночной рубашке сбежала по ступенькам и распахнула дверь. Бежать босиком по гравию было больно, и она перепрыгнула на цветочную клумбу. Кошка глянула на Люси и, не отпуская кроличьей шеи, зашипела.
- Брысь, Тэб! - приказала Люси. - Какая ты жестокая! Отпусти его!
Она отпихнула кошку, а та, прижав уши, попыталась вцепиться ей в руку. Люси замахнулась, кошка опять зашипела, отбежала на несколько ярдов и в бессильной ярости смотрела оттуда, как девочка подняла кролика на руки. Он было дернулся, но Люси держала крепко, и кролик затих.
- Сиди тихо, - сказала Люси. - Я не сделаю тебе ничего плохого.
И с кроликом на руках она вернулась в дом.
- Чего это ты там делала? - спросил ее отец, когда она вытирала у порога подошвы. - Ну-ка глянь на свои ноги. Я ж тебе говорил… Кто это у тебя?
- Кролик, - виновато сказала Люси.
- В ночной рубашке можно застудиться насмерть. А что ты с ним делать-то будешь?
- Пусть поживет у меня.
- Нет.
- Но, папочка! Он такой славный!
- Кролик тебе за это спасибо не скажет. Если ты посадишь его в клетку, он умрет. Диких кроликов в неволе не держат. А если отпустишь, он нам тут все перепортит.
- Но он ранен. В него кошка вцепилась.
- Кошка делает, что ей положено. Нечего было отбирать у нее добычу.
- А я хочу показать его доктору.
- У доктора хватает забот и без диких кроликов. Брось его.
Люси заплакала. Люси всю жизнь прожила на ферме и знала, что раз отец что-то сказал, значит, так оно и есть. Но хладнокровно обречь кролика на гибель девочка не могла. Она и впрямь не знала, что с ним делать. И сейчас ей хотелось лишь показать его доктору. Доктор считает ее настоящей фермерской девочкой, сельской девочкой. А когда она показывала ему свои находки - щеглиное яйцо, бабочку в банке из-под варенья и древесный гриб, который был точь-в-точь как корка от апельсина, - он отнесся к ее трофеям совершенно серьезно и разговаривал с ней как со взрослой. Теперь же Люси - как взрослая! - хочет спросить его совета, что делать с раненым кроликом. А может, за это время и отец передумает и разрешит его оставить.
- Я только хочу показать его доктору, папочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Вереск понял: случилось невероятное. Генерал потерпел поражение. Его слова на самом деле означали: «Прикрой меня. Пусть никто ничего не знает».
«Во имя Фрита небесного, что там произошло? - думал Вереск. - С тех пор как я впервые увидел в Эфрафе Тлайли, он всякий раз берет верх. Чем скорее мы вернемся домой, тем лучше».
Он встретился взглядом с бесцветными глазами Дурмана, помолчал и полез на груду рыхлой земли. А Дурман похромал к восточной стене, в которой Крестовник должен был уже отрыть два тоннеля. Солдаты расчистили входы и работали в глубине. Услышав шаги Дурмана, Крестовник вылез из дальнего проема и принялся чистить когти о торчащий из земли корень.
- Как дела? - спросил Дурман.
- Этот выход открыт, сэр, - доложил Крестовник, - но на другой, боюсь, времени уйдет побольше. Очень уж хорошо он завален.
- Одного достаточно, - сказал Дурман. - Все спустятся и по нему. Зови, пусть займутся этой стеной.
Он собрался и сам подняться наверх, как вдруг увидел рядом с собой Вереска. Сначала Генерал решил, что тот явился сообщить о смерти Шишака. Но, посмотрев повнимательней, понял, что дело совсем в другом.
- Я… у меня соринка попала в глаз, сэр, - промямлил Вереск. - Сейчас я сделаю второй заход.
Знаком Дурман велел ему идти в дальний конец «Улья». Вереск поплелся следом.
- Трус, - прошептал он Вереску на ухо. - Если моя власть рухнет, где окажешься ты в тот же день? Ты, кого ненавидят в Эфрафе даже офицеры? Тлайли должен умереть.
И Генерал сам полез на груду земли. Вдруг он остановился. Вереск и Чертополох подняли голову и сразу поняли, в чем дело. Тлайли выполз из тоннеля и сидел прямо над ними. По голове расплывалось кровавое пятно, надорванное ухо свисало на глаза. Дышал он медленно и тяжело.
- Оказалось не так-то просто выкинуть меня отсюда, не правда ли, Генерал? - сказал он.
Как-то робко, устало удивляясь, Дурман понял вдруг, что боится. Ему вовсе не улыбалось еще раз схватиться с Тлайли. Все отчетливей он понимал, что второй схватки не выдержит. «А кто же выдержит? - подумал он. - Кто в состоянии это сделать? Нет, придется придумывать что-то другое, но тогда все всё узнают».
- Тлайли, - сказал он, - мы открыли один вход. Я приведу столько солдат, что они обрушат эту стену в четырех местах. Почему бы тебе не выйти?
И они услышали голос Тлайли, тихий, задыхающийся, но очень отчетливый:
- Мой Старшина приказал защищать этот вход, пока он сам не отзовет меня.
- Твой Старшина? - поразившись, переспросил Вереск.
Ни Дурману, ни кому-то из офицеров и в голову не приходило, что у Тлайли может быть Старшина. Теперь, когда он это сказал, они поверили тотчас. Тлайли говорит правду. Но если Старшина не он, значит, где-то поблизости есть еще один, более сильный кролик. Сильнее Тлайли. Где он? Чем он сейчас занят?
Дурман заметил, что Чертополох куда-то пропал.
- Куда делся этот юнец? - спросил он Вереска.
- По-моему, он удрал, сэр, - ответил тот.
- Остановить, - приказал Дурман. - Привести обратно.
Но через несколько минут вернулся не он, а Крестовник.
- Прошу прощения, сэр, - сказал он. - Чертополох сбежал через открытый ход. Я решил, что это вы послали его наверх, иначе я бы спросил, зачем ему туда понадобилось. И по-моему, с ним ушел еще кто-то - я не разобрал кто.
- Вот я им покажу! - рявкнул Дурман. - За мной.
Теперь он знал, что делать. Надо согнать всех вниз и отрыть заваленные ходы. Что касается Тлайли, его лучше оставить на месте, и чем меньше о нем говорить, тем лучше. Никаких больше схваток в тесных тоннелях, и когда появится страшный Старшина, ему придется выходить на открытую площадку, где его атакуют со всех сторон одновременно.
Он уже повернулся было, чтобы идти, и застыл на месте. При слабом свете, падающем сквозь проломленную кровлю, он увидел кролика - не эфрафца. Кролик был незнакомый. Маленький-маленький, он напряженно озирался по сторонам - как детеныш, впервые выбравшийся из норы, - но, похоже, он все-таки знал, куда попал. Под взглядом Дурмана кролик поднял дрожащую лапку и прижал ее к мордочке. На мгновение старое, острое, полузабытое чувство пронзило Генерала Дурмана - запах мокрых капустных листьев на огороде позади домика, ощущение ласкового уюта - давно ушедшее и забытое.
- Черт побери, это еще кто? - спросил Генерал Дурман.
- Может… может, это тот кролик, который лежал тут, сэр? - предположил Крестовник. - Тот, про которого мы подумали, что он мертвый.
- Ах, вот оно что, - проговорил Дурман. - Тогда это по твоей части, Вереск, не так ли? Во всяком случае, с такими ты в состоянии справиться. Поторопись, - прорычал он, потому что Вереск заколебался, не понимая, шутит Генерал или говорит серьезно. - Когда закончишь, поднимайся наверх.
Вереск медленно двинулся вперед. Даже ему было не слишком приятно убивать маленького, вдвое меньше его самого, крольчишку, который впал в торн. Но ему и в голову не пришло ослушаться оскорбительного приказа. Малыш не двигался, не пытался ни удрать, ни защититься, а лишь смотрел на полицейского своими большими глазами, взгляд которых, хоть и тревожный, вовсе не походил на взгляд загнанного животного. Под этим взглядом Вереск остановился, и они долго молча смотрели друг на друга. А потом спокойно, безо всякого страха, странный малыш сказал:
- Мне от всего сердца жаль вас. Но ведь вы сами пришли сюда, чтобы убить всех нас, так что вам не в чем нас винить.
- Винить? - удивился Вереск. - В чем?
- В своей смерти. Поверьте, мне очень жаль.
Вереск наслушался за свою жизнь от пленников, которых сам вел на смерть, немало проклятий и угроз, призывавших на его голову небесное отмщение, - так и Шишак грозил Дурману во время грозы. Но он не стал бы главой эфрафской Ауслафы, если бы не научился пропускать это мимо ушей. И каждый раз он, не задумываясь, отвечал презрительной насмешкой. Но сейчас, глядя в глаза своего необыкновенного противника - единственного, кого ему пришлось встретить за эту ночь ожидания кровавой схватки, - услышав его слова, мягкие и безжалостные, словно снег для одинокого бродяги, Вереск вдруг почувствовал ужас. Ему показалось, что по углам темной пещеры перешептываются злобные призраки, узнал голоса кроликов, казненных месяц назад в канавах Эфрафы.
- Оставьте меня в покое! - закричал он. - Пустите! Пустите меня!
Спотыкаясь, тычась во все углы, Вереск кинулся к открытому ходу. Наверху он увидел Дурмана, который разговаривал с дрожащими, перепуганными солдатами Крестовника.
- Сэр, - говорил один новобранец, - ходят слухи, что их Старшина больше зайца, а странный зверь, рычание которого мы слышали…
- Заткнись! - гаркнул Дурман. - За мной, вперед.
Мигая от солнечного света, Генерал выбрался на обрыв. Кролики сидели в траве, с ужасом выпучив на него глаза. Кто-то даже усомнился в том, что это их Генерал. Нос и веко разодраны, вся морда покрыта сплошной кровяной коркой. Когда он спускался с обрыва, передняя нога подкашивалась, и он то и дело заваливался набок. Дурман сел и оглядел свое войско.
- Теперь, - сказал он, - осталось немного, и скоро все кончится. Внизу есть стена. - Он замолчал, почувствовав всеобщий страх и замешательство. Дурман посмотрел в глаза Барвинку, и тот отвел взгляд. Увидев, как в густой траве двое солдат пятятся задом подальше от него, Генерал крикнул им:
- Чем это, по-вашему, вы занимаетесь?
- Ничем, сэр, - ответил один из них. - Мы только подумали, что…
Вдруг Капитан Дрема метнулся в сторону и исчез за деревьями. С открытого склона донесся пронзительный вопль. В ту же секунду все увидели двух чужаков, которые бок о бок взлетели на обрыв и скрылись в лесу в направлении одного из заложенных входов.
- Бегите! - крикнул Дрема и забарабанил. - Спасайтесь!
Он пронесся мимо онемевших солдат и офицеров и скрылся из виду. А они, не понимая, что все это значит и куда бежать, лишь озирались по сторонам. Пятеро побежали к открытому входу, несколько новобранцев кинулись в лес. Но не успели все остальные двинуться с места, как прямо в самую гущу их прыгнул огромный черный пес и, скаля зубы, принялся гонять кроликов туда-сюда, как лиса - цыплят на птичьем дворе.
Только Дурман не дрогнул. Кролики кинулись врассыпную, а он остался сидеть, где сидел, ощетинившийся, рычащий, в своей и чужой крови. И носившийся в траве пес вдруг столкнулся с ним нос к носу, вздрогнул, отскочил и сконфузился. Потом он рванулся вперед, и улепетывавшая Аусла услышала яростный генеральский вопль:
- Вернитесь, болваны! Собаки не опасны! Вернитесь! Надо драться!
48.
DEUS EX MACHINA
И я был зелен, беззаботен и знаменит в амбарах
За фермерским двором, я пел, и я был дома
Под солнцем молодым…
Дилан Томас. «Ферн-Хилл»
Люси проснулась, когда в комнате стало уже светло. Шторы были раздвинуты, а в оконном стекле отражался солнечный луч, который то пропадал, то снова вспыхивал, если Люси поворачивала на подушке голову. На вязах ворковал лесной голубь. Но Люси знала, что ее разбудил какой-то другой звук, - сначала звук снился, а потом, стоило ей открыть глаза, ускользнул, как вода из раковины. Может быть, это лаял пес. Но сейчас стояла тишина, а солнечный зайчик на стекле и воркование голубя были словно первые мазки кисти на большом чистом листе бумаги, когда еще сам не знаешь, что за картинка выйдет. Утро прекрасное. Может быть, уже есть грибы. Не пора ли встать и не сбегать ли за ними в поле? Но погода стоит все время жаркая и сухая - для грибов не слишком удачная. Грибам, как и чернике, нужен хороший дождь. Скоро по утрам будет сыро, в изгородях забегают огромные пауки - такие, с белыми крестиками на спине. Джейн Пококк принесла однажды одного в спичечной коробке в школьный автобус - показать мисс Тэллант.
Паучок, паучок,
Мчится Дженни со всех ног
Паучку читать урок.
Солнечный зайчик пропал. Солнце передвинулось. Какой будет день? Сегодня среда - базарный день в Ньюбери. Папа, конечно, уедет. Придет доктор осматривать маму. У доктора на носу смешные очки. Их можно цеплять на нос хоть одной стороной, хоть другой. А доктор, если не торопится, обязательно остановится поболтать с Люси. Всем незнакомым доктор и сам кажется чуточку смешным, а все знакомые знают, что он очень добрый.
Вдруг она снова услышала резкий вскрик. Он нарушил тишину раннего утра, как пятно - чистоту свежевымытого пола. Кто-то кричал от страха и от отчаяния. Люси выпрыгнула из постели и подбежала к окну. Крик шел со двора. Девочка легла животом на подоконник и высунулась наружу, так что ноги повисли в воздухе. Рядом с конурой Люси заметила Тэбби. Кошка кого-то поймала. Может, это крыса гак кричит?
- Тэб! - громко крикнула Люси. - Тэбби! Что там у тебя?
Услышав голос хозяйки, кошка бросила в ее сторону быстрый взгляд и снова склонилась над своей жертвой. Это была не крыса. За собачьей конурой на боку лежал кролик. Вид у него был отчаянный. Он совсем обессилел. И закричал снова.
Люси прямо в ночной рубашке сбежала по ступенькам и распахнула дверь. Бежать босиком по гравию было больно, и она перепрыгнула на цветочную клумбу. Кошка глянула на Люси и, не отпуская кроличьей шеи, зашипела.
- Брысь, Тэб! - приказала Люси. - Какая ты жестокая! Отпусти его!
Она отпихнула кошку, а та, прижав уши, попыталась вцепиться ей в руку. Люси замахнулась, кошка опять зашипела, отбежала на несколько ярдов и в бессильной ярости смотрела оттуда, как девочка подняла кролика на руки. Он было дернулся, но Люси держала крепко, и кролик затих.
- Сиди тихо, - сказала Люси. - Я не сделаю тебе ничего плохого.
И с кроликом на руках она вернулась в дом.
- Чего это ты там делала? - спросил ее отец, когда она вытирала у порога подошвы. - Ну-ка глянь на свои ноги. Я ж тебе говорил… Кто это у тебя?
- Кролик, - виновато сказала Люси.
- В ночной рубашке можно застудиться насмерть. А что ты с ним делать-то будешь?
- Пусть поживет у меня.
- Нет.
- Но, папочка! Он такой славный!
- Кролик тебе за это спасибо не скажет. Если ты посадишь его в клетку, он умрет. Диких кроликов в неволе не держат. А если отпустишь, он нам тут все перепортит.
- Но он ранен. В него кошка вцепилась.
- Кошка делает, что ей положено. Нечего было отбирать у нее добычу.
- А я хочу показать его доктору.
- У доктора хватает забот и без диких кроликов. Брось его.
Люси заплакала. Люси всю жизнь прожила на ферме и знала, что раз отец что-то сказал, значит, так оно и есть. Но хладнокровно обречь кролика на гибель девочка не могла. Она и впрямь не знала, что с ним делать. И сейчас ей хотелось лишь показать его доктору. Доктор считает ее настоящей фермерской девочкой, сельской девочкой. А когда она показывала ему свои находки - щеглиное яйцо, бабочку в банке из-под варенья и древесный гриб, который был точь-в-точь как корка от апельсина, - он отнесся к ее трофеям совершенно серьезно и разговаривал с ней как со взрослой. Теперь же Люси - как взрослая! - хочет спросить его совета, что делать с раненым кроликом. А может, за это время и отец передумает и разрешит его оставить.
- Я только хочу показать его доктору, папочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63