– А потом? – спросил Ричард. – Пожалуйста, мне правда интересно. Честное слово.
Девушка кивнула и, тяжело вздохнув, начала снова, избегая встречаться с ним взглядом и упорно глядя в землю у себя под ногами.
– Так вот, у мамы была я с сестренками, только вот с головой у нее было не в порядке. Однажды я вернулась из школы, а она все плакала и плакала, сидела совсем без одежды, а потом вдруг стала ломать вещи. Тарелки била, порезала занавески. Но нас она и пальцем не тронула. Ни разу нас не обижала. Пришла тетка из соцобеспечения и забрала близнецов в детский дом, а меня послали к маминой сестре. Она жила с одним типом. Он мне не нравился. А когда тети не было дома…. – Анастезия умолкла и молчала так долго, что Ричард уже решил, что это, наверное, все. Но вдруг она продолжила: – Так вот, он мне больно делал. И еще много чего со мной делал. Я рассказала тете, а она меня ударила. Сказала, что я лгунья. Сказала, что сдаст меня в полицию. Но я не лгала. Поэтому я убежала. Это был мой день рождения.
Они вышли к висячему мосту Альберта над Темзой, кичевому сентиментальному монументу, соединяющему Баттерси на юге с упирающимся в набережную Виктории Челси, увешанному тысячами крохотных белых лампочек.
– Мне некуда было пойти. Было так холодно, – продолжала Анастезия, но вдруг замолчала. Ричард было подумал, что уже насовсем, однако она все же продолжила: – Я спала на улице. Я спала днем, когда было чуть теплее, а ночью ходила по городу, просто чтобы не замерзнуть. Мне тогда было одиннадцать. Чтобы не умереть с голоду, крала с порогов молоко и хлеб, которые оставляют разносчики. Воровать было так противно, что я стала околачиваться у уличных рынков, подбирала гнилые апельсины и яблоки и еще много чего, что люди выбрасывают. Потом сильно заболела. Я тогда жила под эстакадой в Ноттинг-Хилл. А очнулась уже в Под-Лондоне. Меня нашли крысы.
– Ты когда-нибудь пыталась ко всему этому вернуться? – спросил он, обведя рукой окружающий Надмир. Тихие, теплые жилые дома. Запоздалые машины. Реальный мир…
Она покачала головой. «Любой огонь жжется, малыш. Ты узнаешь».
– Вернуться нельзя. Можно жить или тут, или там. Никто не живет в двух мирах сразу.
– Извини, – с запинкой сказала д’Верь. Глаза у нее были еще красные, и выглядела она так, словно долго и с силой сморкалась и отчаянно стирала со щек слезы.
Маркиз, коротавший время ожидания, забавляясь игрой в бабки старыми монетками и костями, которые держал в одном из многочисленных карманов своего пальто, поглядел на нее холодно.
– Неужели?
– Нет. Не по-настоящему. Я не собираюсь извиняться. Я столько сил потратила, убегая, прячась и снова убегая, что… сейчас мне впервые представился шанс по-настоящему… – Она умолкла.
Собрав в горсть монетки и кости, маркиз вернул их в карман.
– После вас, – шутливо поклонился он.
И последовал за ней назад к стене с картинами. Она приложила ладонь к изображению кабинета своего отца, а свободной рукой взяла огромную черную руку маркиза.
…реальность искривилась…

Они поливали цветы в оранжерее. Сперва Порталия поливала растение, направляя струю воды из лейки в землю у корней, чтобы она не попала на цветки и листья.
«Поливай не одежду, – говорила она своей младшей дочери, – а туфли».
У маленькой Арочки была собственная крохотная леечка. Она так ею гордилась, ведь леечка была совсем как у мамы: жестяная и выкрашенная зеленой краской. Когда мама заканчивала с цветком, Арочка поливала его из своей леечки.
– На туфли, – сказала она маме и засмеялась – бурно и непосредственно, как умеют смеяться только маленькие девочки.
И ее мама смеялась с ней, пока лисоватый мистер Круп не дернул ее резко за волосы, запрокидывая голову, и не перерезал ей белое горло от уха до уха.

– Здравствуй, папа, – негромко сказала д’Верь. Пробежав пальцами по бюсту своего отца, она погладила его по щеке. Худой аскетичный мужчина, почти лысый.
«Юлий Цезарь в роли Просперо», – подумал маркиз де Карабас. Его чуть поташнивало. Последнее воспоминание оказалось особенно болезненным.
Но главное: он в кабинете лорда Портико. А это уже кое-что, ведь он здесь впервые. Он окинул взглядом комнату, скользя глазами от предмета к предмету. Подвешенное к потолку чучело крокодила, книги в кожаных переплетах, астролябия, вогнутые зеркала, диковинные инструменты и механизмы. Карты по стенам, карты с землями и городами, о которых де Карабас слыхом не слыхивал. Рабочий стол, заваленный письмами. На белой стене за столом темнело красно-бурое пятно. На столе небольшой портрет семьи д’Вери. Маркиз уперся в него взглядом.
– Твои мать и сестра. Твой отец. И твои братья. Все мертвы. Как же тебе удалось выжить?
Она понурилась.
– Повезло. Я отсутствовала несколько дней, слонялась по Подмирью… Ты знаешь, что у реки Килберн еще стоят лагерем римские легионеры?
Маркиз не знал и потому досадовал.
– Гм-м… И сколько их? Она пожала плечами:
– Несколько десятков. Думаю, они когда-то дезертировали из Девятнадцатого легиона. Я латынь почти забыла. Ну а когда я вернулась домой…
Замолчав, она сглотнула, на опаловые глаза навернулись слезы.
– Возьми себя в руки, – одернул ее маркиз. – Нам нужен дневник твоего отца. Нужно выяснить, кто это сделал.
Она недоуменно нахмурилась.
– Но мы же знаем кто. Это были Круп и Вандермар…
Показав ей раскрытую ладонь, он пошевелил пальцами.
– Они – руки. Ладони. Пальцы. Но где-то есть голова, и именно она приказала тебя убить. А эта парочка обходится недешево.
Он оглядел загроможденную комнатку и повторил свой вопрос:
– Где его дневник?
– Его тут нет, – отрезала девушка. – Я же сказала! Я искала.
– Меня ввели в заблуждение, утверждая, будто твоя семья обладала особыми умениями обнаруживать двери – как явные, так и скрытые.
Бросив на него сердитый взгляд, она закрыла глаза и большим и указательным пальцами сжала себе переносицу. Маркиз тем временем рассматривал предметы на столе лорда Портико. Чернильница, шахматная королева, игральная кость, золотые карманные часы; несколько очинённых перьев и…
«Любопытно».
Это была маленькая статуэтка кабана, или подобравшегося медведя, или, быть может, быка. Трудно определить. Вещица размером с крупную шахматную фигуру была грубо вырезана из черного обсидиана. Она что-то ему напоминала, но он не мог определить, что именно.
Взяв статуэтку со стола, он повертел ее в руках, сомкнул вокруг нее пальцы.
Д’Верь опустила руку. Вид у нее был недоуменный и растерянный.
– В чем дело? – спросил маркиз.
– Он здесь, – просто ответила она и начала обходить кабинет кругом, поворачивая голову сначала в одну, потом в другую сторону.
Маркиз потихоньку спрятал статуэтку во внутренний карман пальто.
Девушка остановилась перед высоким шифоньером.
– Здесь, – сказала она.
Стоило ей дотронуться, раздался щелчок, и небольшая филенка в боку шифоньера отодвинулась. Сунув руку в образовавшееся отверстие, она достала предмет, размером и формой напоминающий крокетный шар, и протянула его маркизу. Это была сфера из старинной латуни и полированного дерева с накладками из начищенной меди и выгнутыми линзами.
– Это он? – спросил маркиз, повертев шар в руках. Она кивнула.
– Молодец.
Внезапно д’Верь посерьезнела.
– Не знаю, как я могла пропустить его в прошлый раз.
– Ты была расстроена, – ответил маркиз. – Я нисколько не сомневался, что мы найдем его здесь. А я не часто ошибаюсь. Ну а теперь…
Он поднял шар повыше. Свет отразился в линзах, заиграл на латуни и меди. И хотя незнание уязвляло и вызывало досаду, он все же спросил:
– Как он включается?
Анастезия привела Ричарда в небольшой сквер по другую сторону реки, оттуда они спустились по идущей в стене лесенке. На нижней площадке она снова зажгла свечку в бутылке. Открыв дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен», она аккуратно закрыла ее за ними, и их поглотила тьма, разгоняемая неверным мерцанием свечки в импровизированном фонаре.
– Есть одна девушка по имени д’Верь, – сказал Ричард, пока они спускались по еще одной темной лестнице. – Она чуть моложе тебя. Ты ее знаешь?
– Леди д’Верь. Я про нее слышала.
– Так из какой она… м-м… баронии?
– Не из какой. Она из Дома Порогов. Раньше ее семья имела большой вес.
– Раньше? А что, теперь уже нет?
– Кто-то их убил.
Да, теперь он вспомнил: маркиз что-то говорил про это.
У них под ногами проскочила крыса. Остановившись на ступеньках, Анастезия присела в глубоком реверансе. Крыса помедлила.
– Сэр, – обратилась девушка к крысе.
– Привет, – сказал Ричард.
Крыса с мгновение смотрела на них, потом сиганула вниз по лестнице.
– А что такое Передвижная Ярмарка? – спросил Ричард.
– Она очень большая, – ответила девушка. – Но крысословы почти никогда туда не ходят. Правду сказать… – Она помешкала. – Не-а. Ты надо мной посмеешься.
– Ни за что, – искренне пообещал Ричард.
– Понимаешь, – замялась худая девушка, – мне немного страшно.
– Ты боишься? – переспросил Ричард. – Ярмарки? Лестница кончилась. Помедлив секунду, Анастезия повернула налево.
– Да нет. На Ярмарке – Перемирие. Если кто-нибудь кого-нибудь покалечит или обидит, на них ополчится весь Под-Лондон.
– Тогда чего ты боишься?
– Дороги туда. Ярмарку всякий раз устраивают в другом месте. Она передвигается. А чтобы попасть туда, где она будет сегодня… – Она нервно потеребила кварцевые бусины у себя на шее. – Нам придется пройти через по-настоящему жуткие места. – В ее голосе звучал неподдельный страх.
Ричард подавил желание обнять ее за плечи.
– И где же нам нужно пройти? – спросил он. Повернувшись к нему, она смахнула волосы со лба и сказала:
– Через Черномост.
– Извини?
– Через Черный Найтов мост.
– Через Найтсбридж, – повторил Ричард и невольно засмеялся, вспомнив, как разглагольствовал Наполеон Ноттингхилльский о древних рыцарях на этом мосту.
– Через Черномост. – Она отвернулась. – Вот видишь? Я же говорила, ты посмеешься.
Глубинные туннели были построены в двадцатых годах для участка Северной линии. Во время Второй мировой войны тут расквартировали несколько тысяч солдат, чьи отходы надо было насосами откачивать в канализацию, проходившую уровнем выше. По обеим сторонам туннеля тянулись ряды металлических коек. Поначалу планировалось включить туннели в систему высокоскоростного движения, но из этого ничего не вышло, и, когда война окончилась, койки остались на прежнем месте, а на их сетчатой основе стали хранить картонные коробки, заполненные письмами, папками и документами: секретами самого скучного свойства, которые свезли сюда, чтобы забыть раз и навсегда. В начале 1990-х из-за экономического спада глубинные туннели закрыли окончательно. Коробки с секретами вывезли, сами тайны отсканировали и загрузили в компьютеры, а документы пустили в бумагорезки или сожгли.
Варни устроил себе дом в самом дальнем глубинном туннеле, глубоко под станцией «Кэмден-Таун». Перед единственным входом в свою берлогу он навалил сорванные со стен металлические койки. Потом украсил сами стены. Варни любил оружие. Он мастерил его из всего, что удавалось найти, отнять или украсть. Запчасти к автомобилям и спасенные со свалок детали механизмов он превращал в секачи и финки, самострелы и арбалеты, маленькие баллисты и требушеты для ломания стен, дубинки, палаши и булавы. Они висели по стенам глубинного туннеля или стояли по углам и смотрелись весьма грозно.
Сам Варни походил на быка, если, спилив рога, этого быка побрить, покрыть татуировками, а потом сделать жертвой стоматологической катастрофы. Еще он храпел. Масляная лампа возле его изголовья была прикручена так, что горела совсем слабо. Варни спал на груде тряпья, храпел и сопел. У него под рукой покоилась на земле рукоять двуручного меча.
Чья-то рука выкрутила фитиль масляной лампы.
Рукоять меча оказалась в руке Варни еще до того, как он открыл глаза. Моргнув, он огляделся по сторонам. В туннеле никого не было: ничто не потревожило гору коек, блокирующих вход. Он начал опускать меч.
– Пс-ст! – прошипел чей-то голос.
– Хм? – спросил Варни.
– Сюрприз! – улыбнулся, выступая в круг света, мистер Круп.
Варни сделал шаг назад – большая ошибка. У его виска возник нож, острие очутилось совсем рядом с глазом.
– Дальнейшие движения не рекомендованы, – любезно сказал мистер Круп. – У мистера Вандермара может приключиться несчастный случай с его любимой булавкой для насаживания головастиков. Большинство несчастных случаев происходит дома. Разве не так, мистер Вандермар?
– Не доверяю я статистике, – произнес безжизненный голос мистера Вандермара. Из-за спины Варни высунулась рука в перчатке и, раздавив меч, уронила покореженную железяку на пол.
– Как поживаете, Варни? – спросил мистер Круп. – Надеюсь, в добром здравии? Да? В отличной форме? Причепурились, настрополились и намылились идти на сегодняшнюю Ярмарку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46