Кстати, насчет «Халвы» еще сомневались, все-таки простейшая схема из двух человек, а вот с «Лукумом» все гораздо сложнее. Я уже не говорю про «Нугу» и дальнейшие разработки. Если хочешь знать, высказывалась даже идея блокиратора. Ты же читал, что из себя будет представлять «Нуга»? Вот мы и обдумывали, как можно остановить шоу без риска для здоровья всех участников, и заказчиков, и перфоменса… Дружок, не гляди на меня с таким ожиданием. Идеи были, но идеями так и остались. Пока что никто не может остановить сценарий аппаратным путем, в этом его слабость. Разве что внедряться насильственно, как ты мне тут давеча предлагал… Ты что думаешь, дружочек, я зря жопу Сибиренко веником охаживал? Мне требовалось его согласие допустить дознавателя к секретной информации. Иначе какой же ты, к черту, дознаватель? Я сказал ему, что ручаюсь за Полонского своим креслом. Головой ни за кого ручаться не буду, а креслом, пожалуй, пожертвую. Нам нужно, чтобы ты разобрался в этом деле.
— Так Костадис прислал что-то для меня?
— Я уж не знаю, чем ты его соблазнил… Такое впечатление, будто в горле застряла сосновая шишка.
— Перед тем как сбежать он абонировал на твое имя ячейку. — Гирин с остервенением скребет подбородок. — Шельмец поступил весьма оригинально, но в чем-то даже честно. Как видишь, он сообщил об этом не тебе, а мне. Очень вежливо, в самых изысканных выражениях. Он написал, что обдумал твою просьбу и не видит причин, чтобы не предоставить запись стрима… В аэропорту, в камере хранения, лежит чип. Костадис сыграл чрезвычайно тонко, однако я пока не понимаю, для чего он так поступил. Информация сотрется, если в стрим попытается войти кто-то, кроме Полонского… Вот так-то, дружок! Съезди, забери, и мы тебя подключим.
— Когда он прислал сообщение? Прямо с борта?
— Я мылся в бане, сколько раз повторять… Часа полтора назад.
— Хорошо, я поеду… А если я один не вытяну расследование?
— Мы будем тебе помогать, но тянуть придется одному.
Я набрал в грудь побольше воздуха. И в этот самый момент тренькнул вызов моего скрина. Я чуть было не отдал команду перейти в режим ожидания, но вовремя заметил, от кого пришло сообщение. Такие сообщения игнорировать нельзя.
Шеф задумчиво ждет, пока я вникну в смысл послания. Оно занимает почти две стандартные страницы и несет в себе гораздо больше любопытных сведений, чем я мог предположить.
— Вы не хотите взглянуть? — Я разворачиваю мягкую «салфетку» скрина перед носом патрона.
Несколько секунд Гирин сосредоточенно вникает, затем на лбу его прорезаются морщины.
— Кто такой… или кто такая это Клео?
Вечно толстяк замечает совсем не то, что нужно.
— Один хороший человек, — говорю я. — Предъявленным данным можно верить безусловно.
— Это очень неприятные, и, я бы сказал — абсолютно не предназначенные для нас данные. Сколько ты заплатил за это? — невинно переспрашивает Гирин.
— Как приятно, Георгий Карлович, что я тоже могу иногда вас удивлять, — вполне искренне говорю я. — Оплату мы договорились обсудить позже.
Хитрые глазки Гирина быстро-быстро шевелятся. От жадности. Он свою жадность даже не пытается скрыть. Когда принимал меня на службу, прямо сказал, что весьма рассчитывает на мои давнишние связи в Управе. И получил прямой ответ, что я всегда готов обратиться к ребятам за советом, но не более того. Гирин тогда покивал и заметил, что, кроме советов, компания ни в чем и не нуждается. Уж как-нибудь сама себя защитит, и в судах, и вне судов…
Клементина постаралась на славу. Здесь присутствовала развернутая директория подставных фирм, за которыми скрывались истинные владельцы игорной сети «Салоники». Кроме Костадиса всплыло еще несколько любопытных фигур.
Я ткнул пальцем в две фамилии. В воскресенье, когда я копался в файлах сценария «Шербет», эти два человека проходили, как будущие заказчики «Лукума». Об одном из них я слышал еще раньше. Рон Юханов, совладелец шестого канала, серьезная шишка на региональном кабельном. Но мне бы и в голову не пришло, что через третьи руки Юханов контролирует восемь процентов акций «Салоник».
— Георгий Карлович, вот этот и этот…
— Вижу, вижу, только молчок, — кивнул шеф Экспертного совета, буравя взглядом следующую страницу. — Считается, что заказы поступают совершенно анонимно. Хотя многие и не скрывают, что купили индивидуальные шоу, но конкурентам это как-то не к лицу, согласись?
— Но вот он, — я показал на фамилию Юханова, — он ведь нам совсем не конкурент…
— А к чему им огласка? — хмыкнул Гирин. — Все это ерунда, ты лучше, дружочек, вот сюда взгляни!
В очередной раз я был вынужден признать, что старый озорник опережает меня на два корпуса.
— «Жажда-три», — сказал Гирин и обвел скрин-маркером в кружочек три фамилии.
Ни о ком из этих людей я раньше не слышал, только одна фамилия знакома. Должно быть, очень крутой уровень, поскольку третья «Жажда», по слухам, обошлась в четыреста миллионов. Я потыкал пальцем, Гирин угрюмо осклабился.
— Угадал, дружочек. Это муж Марины Симак, он совладелец «Жажды», однако упоминать об этом не принято. Не принято, потому что муж гражданский, контракт на свободное сожительство, а для члена правительства пока еще считается нормой традишен.
— Разве Марина Симак не?..
— Она давно не на тиви, она ведет отдел пропаганды в администрации президента.
Я присвистнул.
— Теперь чуешь, дружочек, против кого мы играем? Надеюсь, твой «хороший человек», который любезно передал нам эти данные, не захочет начать собственную партию?
— Нет, нет, — поспешно откликнулся я. — Этот хороший человек слишком занят другими делами. Георгий Карлович, а не может быть так, что мы ошибаемся? То есть мы не ошибаемся в главном, под нас копают, но не с такой высоты.
Гирин почесал нос с таким остервенением, будто решил оторвать его навсегда.
— Это «Жажда», дружок. Твой информатор прав.
— Так вы и… Сибиренко, вы теперь согласны, что Костадису кто-то помог упасть?
Гирин смеется, но глаза его остаются неистово злыми.
— Януш, не позволяй разочаровываться в тебе. Для страховщиков и журналистов это навсегда останется неприятным казусом, по случайности произошедшим во время реализации сценария. И для всего коллектива отдела перфоменса.
— То есть я должен продолжать расследование подпольно и никому не предоставлять официальных итогов? А если что-то случится?..
— Если что-то случится… — хихикает Гирин и чешет нос. Не знаю уж, чем он занимался вчера в бане, но воняет от шефа не слабее, чем обычно. — Уже случилось, но не то, что ты думаешь, дружок. Тебе, конечно, кажется, что нет ничего важнее убийства, но я тебя разочарую. После нашего разговора, в два часа ночи, я разбудил Сибиренко и прямо спросил насчет федеральной агентуры в наших рядах. Я был уверен… Януш, у меня даже тени сомнения не было, что Сибиренко очень быстро все раскопает. У него такие ходы в Сером доме, что… Впрочем, неважно…
Гирин поднес сигарету к губам железной негритянки, сидевшей в позе лотоса на краешке стола. Тонкий аромат кофейного эрзац-табака расплывается по кабинету.
— Важно то, дружок, что Сибиренко впервые не сумел ничего откопать. Он испугался. Против нас ведется война. И как во всех приличных войнах, боевые действия уже начались, и без всякого предупреждения. Они поняли, что истории с Костадисом недостаточно, так легко нас не закопать. Этот хитрожопый грек… Он так, слегка проверил нас на вшивость. А потом без зазрения совести пристрелили девчонку. Теперь я не увижу ничего удивительного, если эти подонки скупят половину мест в «Лукуме» и последующих шоу. Они хором начнут изображать сердечные приступы и кражи со взломом, лишь бы угробить наш «Шербет». Ты понимаешь, что такое «Жажда»?! Это вторая московская кнопка, с ними нелегко тягаться. Они запросто пойдут на убийство, лишь бы дискредитировать Сибиренко… Да, да, дружочек, и не смотри на меня с таким ожиданием!
— Что же делать? Придется отозвать проданные пакеты?
Гирин тушит сигарету и смотрит так, что я снова чувствую себя твердолобым ментом.
— Закатать рукава и драться, дружок! Гони в аэропорт, приезжай сразу в лабораторию, я сам подключу тебя к стриму Костадиса.
6. СЦЕНАРИЙ «ХАЛВА»
Я кручу в руке странную вещицу — голову льва с женской грудью. Потом понимаю, что это всего лишь маленький сфинкс, яшма с позолотой, наконечник трости. Еще чуть позже я догадываюсь, что это мои руки — суховатые, жилистые, покрытые седым волосом, но при этом с гладко отполированными ногтями и двумя перстнями баснословной стоимости.
Я хочу получше рассмотреть перстень, но вместо этого взгляд убегает куда-то влево и утыкается в колонки цифр, висящих в диафрагме скрина. Легкое чувство дурноты, как от резкой смены направления на центрифуге. Полсекунды я вижу окно и вид на Невский проспект под каким-то совершенно немыслимым углом, затем еще один разворот, почти на сто восемьдесят градусов, и оказывается, что я сижу за столиком ресторана на верхней террасе «Пассажа». Место я узнаю почти сразу, но наложение звука создает в голове настоящую кашу. Еще доносятся из операторской недовольное бухтение Гирина и рваные ответы техников, а уже о чем-то спрашивает склонившийся гарсон, и дребезжит над головой кабина монорельса, и приближается цыган со скрипочкой…
Я знаю, что постепенно к этому привыкну, мне объяснял инженер на пульте. При входе в чужой стрим всегда сначала ощущения, как у космонавта, тошнит, и ужас из-за того, что не можешь по своей воле закрыть глаза.
Гарсон у них живой, в льняной подпоясанной рубахе, с зализанными набок волосиками, просто-таки дань расстегайской традиции. И в меню у них расстегаи. И цыган всамделишный, с бренчащими кольцами в ухе, в жилетке и зеркально-хромовых сапогах. На террасах настоящая русская ресторация. Я заглядывал сюда исключительно как экскурсант.
Костадис же тут не только ужинает, но иногда и завтракает.
В таких заведениях даже смех звучит иначе. Так смеются, сидя на мешке с деньгами.
Я уже вижу, насколько сильно он меня обманул при первой встрече. Непонятно, зачем он так сделал, зная, что стрим Милены все равно подвергнут просмотру. Или он заранее знал, что ее не успеют раскодировать? Вопросы, гадкие, кошмарные вопросы…
Она поднимается по винтовой лесенке, и мое внимание приковано к этой лесенке еще до того, как на перилах показалась загорелая кисть. Милену Харвик нельзя назвать идеально красивой, но она вызывающе чувственна. Ее пылающая женственность буквально обжигает окружающее пространство, так что даже перестают бренчать вилками мужчины за соседними столиками.
Она намагничивает воздух вокруг себя. Так и хочется изо всех сил втянуть носом эти разрозненные молекулы, но обоняния я лишен. Как и осязания. Это к счастью, потому что иначе пришлось бы помимо плотских утех огрести в финале чем-то тяжелым по темечку…
…Очень редко можно встретить женщину некрасивую. Я читал, что лет тридцать назад, до внедрения «тотал мейкапа», некрасивая женщина была самым обычным явлением, особенно у скандинавов. А потом, одна за другой, произошли две тихие революции. Все началось с американского шоу, которое так и называлось «Тотал мейкап». Древняя, полузабытая программа, прохладно встреченная в Старом Свете, внезапно обрела новое звучание и миллионы поклонников. Потому что на смену стилистам и визажистам пришла техника «тотал ньюфэйс», родился настоящий «мейкап», перевернувший взгляды на красоту.
Они научились расплавлять и вновь формировать лицевые кости, не прибегая к хирургическим инструментам.
Они научились менять цвет волос и глаз по заказу, а позже — и цвет кожи. И ее фактуру. И… отпечатки пальцев. Все это было безумно дорого, но первая тихая революция состоялась. Каждый получил право стать таким, каким хотел. «Тотал мейкап» вышел на экраны Германии и Швеции, спустя месяц идею нового шоу купили еще шестьдесят стран, и грянул самый мощный скандал за всю историю телевидения…
…Темно-каштановые волосы Милены Харвик уложены в виде сложной высокой башни и украшены двумя мерцающими гирляндами. Ее скулы несколько острее и шире, чем на снимках, сделанных до «Халвы». Ее внешность полностью подогнали под скрытые желания заказчика. Чуть увеличили глаза, придали им восточный удлиненный разрез, исчез скрабстил, гораздо более худыми и смуглыми стали плечи. На левой голой руке тоже светится гирлянда в форме длинной перчатки, а правая, до плеча, целиком скрыта тонкой сеткой. Корсет зашнурован не плотно; позади, на талии — два банта в форме бабочек. Когда женщина не прижимается к чему-нибудь спиной, радужные бабочки начинают медленно махать крылышками. Ниже талии свободно спадают несколько слоев полупрозрачного шелка, платье стекает на ковер, закрывая носки туфель. Сеть поверх шелка выткана вручную, узоры золотой нити перемежаются с грубым льном. При правильной подсветке снизу видны очертания ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
— Так Костадис прислал что-то для меня?
— Я уж не знаю, чем ты его соблазнил… Такое впечатление, будто в горле застряла сосновая шишка.
— Перед тем как сбежать он абонировал на твое имя ячейку. — Гирин с остервенением скребет подбородок. — Шельмец поступил весьма оригинально, но в чем-то даже честно. Как видишь, он сообщил об этом не тебе, а мне. Очень вежливо, в самых изысканных выражениях. Он написал, что обдумал твою просьбу и не видит причин, чтобы не предоставить запись стрима… В аэропорту, в камере хранения, лежит чип. Костадис сыграл чрезвычайно тонко, однако я пока не понимаю, для чего он так поступил. Информация сотрется, если в стрим попытается войти кто-то, кроме Полонского… Вот так-то, дружок! Съезди, забери, и мы тебя подключим.
— Когда он прислал сообщение? Прямо с борта?
— Я мылся в бане, сколько раз повторять… Часа полтора назад.
— Хорошо, я поеду… А если я один не вытяну расследование?
— Мы будем тебе помогать, но тянуть придется одному.
Я набрал в грудь побольше воздуха. И в этот самый момент тренькнул вызов моего скрина. Я чуть было не отдал команду перейти в режим ожидания, но вовремя заметил, от кого пришло сообщение. Такие сообщения игнорировать нельзя.
Шеф задумчиво ждет, пока я вникну в смысл послания. Оно занимает почти две стандартные страницы и несет в себе гораздо больше любопытных сведений, чем я мог предположить.
— Вы не хотите взглянуть? — Я разворачиваю мягкую «салфетку» скрина перед носом патрона.
Несколько секунд Гирин сосредоточенно вникает, затем на лбу его прорезаются морщины.
— Кто такой… или кто такая это Клео?
Вечно толстяк замечает совсем не то, что нужно.
— Один хороший человек, — говорю я. — Предъявленным данным можно верить безусловно.
— Это очень неприятные, и, я бы сказал — абсолютно не предназначенные для нас данные. Сколько ты заплатил за это? — невинно переспрашивает Гирин.
— Как приятно, Георгий Карлович, что я тоже могу иногда вас удивлять, — вполне искренне говорю я. — Оплату мы договорились обсудить позже.
Хитрые глазки Гирина быстро-быстро шевелятся. От жадности. Он свою жадность даже не пытается скрыть. Когда принимал меня на службу, прямо сказал, что весьма рассчитывает на мои давнишние связи в Управе. И получил прямой ответ, что я всегда готов обратиться к ребятам за советом, но не более того. Гирин тогда покивал и заметил, что, кроме советов, компания ни в чем и не нуждается. Уж как-нибудь сама себя защитит, и в судах, и вне судов…
Клементина постаралась на славу. Здесь присутствовала развернутая директория подставных фирм, за которыми скрывались истинные владельцы игорной сети «Салоники». Кроме Костадиса всплыло еще несколько любопытных фигур.
Я ткнул пальцем в две фамилии. В воскресенье, когда я копался в файлах сценария «Шербет», эти два человека проходили, как будущие заказчики «Лукума». Об одном из них я слышал еще раньше. Рон Юханов, совладелец шестого канала, серьезная шишка на региональном кабельном. Но мне бы и в голову не пришло, что через третьи руки Юханов контролирует восемь процентов акций «Салоник».
— Георгий Карлович, вот этот и этот…
— Вижу, вижу, только молчок, — кивнул шеф Экспертного совета, буравя взглядом следующую страницу. — Считается, что заказы поступают совершенно анонимно. Хотя многие и не скрывают, что купили индивидуальные шоу, но конкурентам это как-то не к лицу, согласись?
— Но вот он, — я показал на фамилию Юханова, — он ведь нам совсем не конкурент…
— А к чему им огласка? — хмыкнул Гирин. — Все это ерунда, ты лучше, дружочек, вот сюда взгляни!
В очередной раз я был вынужден признать, что старый озорник опережает меня на два корпуса.
— «Жажда-три», — сказал Гирин и обвел скрин-маркером в кружочек три фамилии.
Ни о ком из этих людей я раньше не слышал, только одна фамилия знакома. Должно быть, очень крутой уровень, поскольку третья «Жажда», по слухам, обошлась в четыреста миллионов. Я потыкал пальцем, Гирин угрюмо осклабился.
— Угадал, дружочек. Это муж Марины Симак, он совладелец «Жажды», однако упоминать об этом не принято. Не принято, потому что муж гражданский, контракт на свободное сожительство, а для члена правительства пока еще считается нормой традишен.
— Разве Марина Симак не?..
— Она давно не на тиви, она ведет отдел пропаганды в администрации президента.
Я присвистнул.
— Теперь чуешь, дружочек, против кого мы играем? Надеюсь, твой «хороший человек», который любезно передал нам эти данные, не захочет начать собственную партию?
— Нет, нет, — поспешно откликнулся я. — Этот хороший человек слишком занят другими делами. Георгий Карлович, а не может быть так, что мы ошибаемся? То есть мы не ошибаемся в главном, под нас копают, но не с такой высоты.
Гирин почесал нос с таким остервенением, будто решил оторвать его навсегда.
— Это «Жажда», дружок. Твой информатор прав.
— Так вы и… Сибиренко, вы теперь согласны, что Костадису кто-то помог упасть?
Гирин смеется, но глаза его остаются неистово злыми.
— Януш, не позволяй разочаровываться в тебе. Для страховщиков и журналистов это навсегда останется неприятным казусом, по случайности произошедшим во время реализации сценария. И для всего коллектива отдела перфоменса.
— То есть я должен продолжать расследование подпольно и никому не предоставлять официальных итогов? А если что-то случится?..
— Если что-то случится… — хихикает Гирин и чешет нос. Не знаю уж, чем он занимался вчера в бане, но воняет от шефа не слабее, чем обычно. — Уже случилось, но не то, что ты думаешь, дружок. Тебе, конечно, кажется, что нет ничего важнее убийства, но я тебя разочарую. После нашего разговора, в два часа ночи, я разбудил Сибиренко и прямо спросил насчет федеральной агентуры в наших рядах. Я был уверен… Януш, у меня даже тени сомнения не было, что Сибиренко очень быстро все раскопает. У него такие ходы в Сером доме, что… Впрочем, неважно…
Гирин поднес сигарету к губам железной негритянки, сидевшей в позе лотоса на краешке стола. Тонкий аромат кофейного эрзац-табака расплывается по кабинету.
— Важно то, дружок, что Сибиренко впервые не сумел ничего откопать. Он испугался. Против нас ведется война. И как во всех приличных войнах, боевые действия уже начались, и без всякого предупреждения. Они поняли, что истории с Костадисом недостаточно, так легко нас не закопать. Этот хитрожопый грек… Он так, слегка проверил нас на вшивость. А потом без зазрения совести пристрелили девчонку. Теперь я не увижу ничего удивительного, если эти подонки скупят половину мест в «Лукуме» и последующих шоу. Они хором начнут изображать сердечные приступы и кражи со взломом, лишь бы угробить наш «Шербет». Ты понимаешь, что такое «Жажда»?! Это вторая московская кнопка, с ними нелегко тягаться. Они запросто пойдут на убийство, лишь бы дискредитировать Сибиренко… Да, да, дружочек, и не смотри на меня с таким ожиданием!
— Что же делать? Придется отозвать проданные пакеты?
Гирин тушит сигарету и смотрит так, что я снова чувствую себя твердолобым ментом.
— Закатать рукава и драться, дружок! Гони в аэропорт, приезжай сразу в лабораторию, я сам подключу тебя к стриму Костадиса.
6. СЦЕНАРИЙ «ХАЛВА»
Я кручу в руке странную вещицу — голову льва с женской грудью. Потом понимаю, что это всего лишь маленький сфинкс, яшма с позолотой, наконечник трости. Еще чуть позже я догадываюсь, что это мои руки — суховатые, жилистые, покрытые седым волосом, но при этом с гладко отполированными ногтями и двумя перстнями баснословной стоимости.
Я хочу получше рассмотреть перстень, но вместо этого взгляд убегает куда-то влево и утыкается в колонки цифр, висящих в диафрагме скрина. Легкое чувство дурноты, как от резкой смены направления на центрифуге. Полсекунды я вижу окно и вид на Невский проспект под каким-то совершенно немыслимым углом, затем еще один разворот, почти на сто восемьдесят градусов, и оказывается, что я сижу за столиком ресторана на верхней террасе «Пассажа». Место я узнаю почти сразу, но наложение звука создает в голове настоящую кашу. Еще доносятся из операторской недовольное бухтение Гирина и рваные ответы техников, а уже о чем-то спрашивает склонившийся гарсон, и дребезжит над головой кабина монорельса, и приближается цыган со скрипочкой…
Я знаю, что постепенно к этому привыкну, мне объяснял инженер на пульте. При входе в чужой стрим всегда сначала ощущения, как у космонавта, тошнит, и ужас из-за того, что не можешь по своей воле закрыть глаза.
Гарсон у них живой, в льняной подпоясанной рубахе, с зализанными набок волосиками, просто-таки дань расстегайской традиции. И в меню у них расстегаи. И цыган всамделишный, с бренчащими кольцами в ухе, в жилетке и зеркально-хромовых сапогах. На террасах настоящая русская ресторация. Я заглядывал сюда исключительно как экскурсант.
Костадис же тут не только ужинает, но иногда и завтракает.
В таких заведениях даже смех звучит иначе. Так смеются, сидя на мешке с деньгами.
Я уже вижу, насколько сильно он меня обманул при первой встрече. Непонятно, зачем он так сделал, зная, что стрим Милены все равно подвергнут просмотру. Или он заранее знал, что ее не успеют раскодировать? Вопросы, гадкие, кошмарные вопросы…
Она поднимается по винтовой лесенке, и мое внимание приковано к этой лесенке еще до того, как на перилах показалась загорелая кисть. Милену Харвик нельзя назвать идеально красивой, но она вызывающе чувственна. Ее пылающая женственность буквально обжигает окружающее пространство, так что даже перестают бренчать вилками мужчины за соседними столиками.
Она намагничивает воздух вокруг себя. Так и хочется изо всех сил втянуть носом эти разрозненные молекулы, но обоняния я лишен. Как и осязания. Это к счастью, потому что иначе пришлось бы помимо плотских утех огрести в финале чем-то тяжелым по темечку…
…Очень редко можно встретить женщину некрасивую. Я читал, что лет тридцать назад, до внедрения «тотал мейкапа», некрасивая женщина была самым обычным явлением, особенно у скандинавов. А потом, одна за другой, произошли две тихие революции. Все началось с американского шоу, которое так и называлось «Тотал мейкап». Древняя, полузабытая программа, прохладно встреченная в Старом Свете, внезапно обрела новое звучание и миллионы поклонников. Потому что на смену стилистам и визажистам пришла техника «тотал ньюфэйс», родился настоящий «мейкап», перевернувший взгляды на красоту.
Они научились расплавлять и вновь формировать лицевые кости, не прибегая к хирургическим инструментам.
Они научились менять цвет волос и глаз по заказу, а позже — и цвет кожи. И ее фактуру. И… отпечатки пальцев. Все это было безумно дорого, но первая тихая революция состоялась. Каждый получил право стать таким, каким хотел. «Тотал мейкап» вышел на экраны Германии и Швеции, спустя месяц идею нового шоу купили еще шестьдесят стран, и грянул самый мощный скандал за всю историю телевидения…
…Темно-каштановые волосы Милены Харвик уложены в виде сложной высокой башни и украшены двумя мерцающими гирляндами. Ее скулы несколько острее и шире, чем на снимках, сделанных до «Халвы». Ее внешность полностью подогнали под скрытые желания заказчика. Чуть увеличили глаза, придали им восточный удлиненный разрез, исчез скрабстил, гораздо более худыми и смуглыми стали плечи. На левой голой руке тоже светится гирлянда в форме длинной перчатки, а правая, до плеча, целиком скрыта тонкой сеткой. Корсет зашнурован не плотно; позади, на талии — два банта в форме бабочек. Когда женщина не прижимается к чему-нибудь спиной, радужные бабочки начинают медленно махать крылышками. Ниже талии свободно спадают несколько слоев полупрозрачного шелка, платье стекает на ковер, закрывая носки туфель. Сеть поверх шелка выткана вручную, узоры золотой нити перемежаются с грубым льном. При правильной подсветке снизу видны очертания ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61